III. У Куршской косы
1
В Нарву мы попасть не смогли. Шведы, как оказалось, блокировали город. Их эскадра, числом более дюжины кораблей, отрезала подходы с моря. На суше под Нарвой стояли войска Его Королевского Величества Карла IX. Москва ничем не могла помочь осаждённому городу.
Попытка создать на Балтике подконтрольное Москве Ливонское королевство, похоже, окончательно провалилась. Ну, мне-то точно известно, что должно пройти больше сотни лет, прежде чем Россия сумеет закрепиться на Балтийском море.
Сведения о Нарве получили в Мемеле, куда Роде зашёл специально, чтобы разведать обстановку в восточной части Балтики. Мы сильно рисковали: прусаки и прежде не жаловали «Дикого Вепря», а теперь и подавно. Ведь Роде в последнее время грабил не только шведов, но и немецкие корабли. Не прусские, правда, а ганзейские, но и это подданные Фридриха I могли посчитать враждебными действиями.
Мне припомнилось, как в первую нашу встречу с Роде и братьями Рябовыми появилась стража с приказом доставить капитана к бургомистру Региомонтума. Тогда мы тоже находились на территории Пруссии.
– Дело швах, – сказал Сом (он же Афоня Рябов).
«Единорог» стоял на якоре у Куршской косы в нескольких милях от Мемеля (в будущем – Клайпеды). Роде послал троих моряков разведать, что и как. Те привезли недобрые вести. С изоляцией Нарвы Роде лишился базы и своего «флота».
– Обложили нас, аки гончии псы вепря. На ливонскую землю путь заказан… Обратно на закат идти – ганзейцы, поди, стерегут, да и шведы кругом рыщут… Насыплют нам, таперича, горячих углей за шиворот, – мрачно излагал Афоня.
Мы беседовали, сидя на юте вдвоём. Команда, за исключением вахтенных, дрыхла. Роде заперся в своей каюте и, похоже, пил горькую. Мне не спалось. Прошла на своё любимое место, устроилась на бухте каната, сидела, обхватив колени руками. Тут меня и заметил Рябов, подошёл, хлопнул по плечу: «Что, паря, не спится?».
С Афоней хоть о чём-то можно поговорить – толковый мужик, рассудительный. Остальные, включая братца его, Ивашку, только ржать горазды да сквернословить.
Афоня пристроился рядом, усевшись прямо на дощатый пол, почёсывал в боку, зевал, широко раскрывая беззубый рот, каждый раз мелко крестил его во время зевка. Был он крепко выпивши, однако рассуждал вполне здраво.
– … Порядка на Руси не стало, озоруют крепко. Опричники царёвы аки волки лютуют, грабят и больших людей, невзирая на чины, и сирых – ни старых, ни малых – не щадят. Прежде такого озорства не было… Рази пошёл бы я в разбойники морские, кабы порядок был…
Ну, да, знакомая песня: «раньше было лучше» и «во всём начальство виновато», «Сталина на них нет». Любопытный факт: даже сейчас, в правление Ивана Грозного, говорят, мол, прежде порядка больше было, ха-ха! А как запоёте вы через два десятка лет! То-то вспоминать станете Ивана Васильевича как самого мудрого и великого правителя.
Эх, наведаться бы к Грозному в гости! Посмотреть на живого царя, побеседовать, разузнать, куда он свою знаменитую библиотеку спрятал…
Ну, вот, опять занесло в мечтах. Да попади я царю «в гости», мне бы голову отрубили, в лучшем случае, а в худшем… Неохота и думать, что могут сделать с девкой, пытавшейся обмануть великого государя.
– Слышь, Афоня, – спросила я между прочим, – а ты царя нашего, Ивана Васильевича, видел?
– Ца-аря? Эк, загнул ты, паря… А вот видел, представь себе! Мы с батей покойным, да с Ивашкой, на Москву ездили, на ярмарку. Лет тому, осемь, поди. Ну, идём, по вдоль реки-то, Москвы, а тут шум, переполох, народ бежит, орут: царь едет! Глядим: конные скачут, стрельцы, а позади них сани. Зимой дело было-то. Мы, конечно, шапки долой, да на колени – голову не подымай – враз бердышом отчекрыжат. Я маленько-то подглядел: любопытно, какой он, царь. Вижу: в санях сидит, в шубу закутался, только глазищами из-под шапки – зырк. Я морду-то сразу опустил – не приведи Господь увидит, что на него таращусь, пропадай, тогда, голова… Так вот, паря, я царя повидал, хе-хе!
– А какой он из себя? Высокий, низкий, худой, толстый?
– Да я ж говорю: в шубу он закутался по самые ноздри. Шуба знатная, да, соболья, поди, али из бобёра. Да, пустое дело, сыми шубу енту – мужик обныкновенный, даром что царь…
Ух, ты! Такие крамольные речи ещё не доводилось слышать. Видать, действительно человек себя разбойником ощущает, а не государевым служащим. Формально он на службе у царя, а фактически самый обыкновенный пират. Джентльмен удачи. Как сказали бы в 21 веке – член ОПГ, крышуемой властями.
Афоню сморил сон – так, сидя, и захрапел. Будить его я не стала – пусть дрыхнет. Народ здешний привычен спать, где и как придётся. Мне же опять хотелось одиночества. Чтобы смотреть на звёзды и мечтать. О чём? Да всё о том же. Найти «дорогу» и вернуться домой. Обнять папу с мамой, сестру Шурочку и зятя Анатолия, племянника Костика и… всех-всех-всех! Даже Лариску, хотя это по её милости я здесь очутилась: не послушала бы её, не пошла на вечеринку – ничего бы такого и не случилось.
А ещё о ванне помечтать, чтобы из крана горячая вода лилась, и о шампуне, пусть самом дешёвеньком. Чтобы мягкое мохнатое полотенце висело рядом на вешалке, и банный халат… У-у-у. Слёзы так и потекли по щекам, я чуть не заревела в голос. Хватанула, со всей дури, кулаком по дощатому настилу. «Хватит! Не раскисать!»
– А?! – встрепенулся Афоня. – На вахту?
И опять захрапел.
А я мечтала. Не о возвращении домой – чего зря душевную рану теребить? Я, словно какая-нибудь пятнадцатилетняя дурёха, мечтала о принце. О здешнем добротном европейском принце из династии Валуа, или Тюдоров, на худой конец из Ольденбургской, к которой, кажется, принадлежал Гамлет. Ведь здесь их, принцев этих, наверное, пруд пруди, не то что в прагматичном 21 веке. Почему бы мне не повстречать одного из них, и не влюбить в себя…
Чёрт! Не сможет принц меня полюбить, если только не голубой попадётся. Хотя, отчего же – уж для принца я бы постаралась, раздобыла бы себе женское платье. Не упустила бы свой шанс, затмив всех здешних глупых необразованных фифочек. Любой нормальный принц, если не полный дуралей, полюбит меня за один только интеллект. И сделает принцессой!
Идиотка ненормальная! Тоже мне, Золушка нашлась. Какой, нафиг, принц! Тебя на пушечный выстрел не подпустят к королевскому отпрыску.
Так я сказала себе, но мечтать не перестала. Наоборот. Мысленно видела балы, великолепные наряды, породистых лошадей, кареты, дворцы. И среди всего этого великолепия – я, в шелках и бриллиантах…
– Воробей… кхе, кхе, – оборвал мои мечты простуженный голос Афони. – Помоги подняться, ноги затекли, так его…(выругался непечатно).
Я подала руку, и едва не свалилась, когда этот бугай стал подниматься. Да ещё и перегаром дыхнул, аж замутило.
– Эх-ма! Кабы грошей тьма, – весело промурлыкал Афоня. – А ты пошто почивать-то не идёшь? Али сон найдёт? Трезвый, от того должно…
Я сразу поняла, куда он клонит. Мои друзья пираты разнюхали, что имею запас хмельного – всё в собутыльники набивались. Я гнала их прочь: один раз уступишь – не будет покоя от пьяниц.
– Обязательно, что ли, как свинья напиваться? – спросила я с укоризною.
– И то верно, – согласился Афоня. – Не пей её, проклятую… Лучше товарищу поднеси чарочку, хе-хе.
Ну, что ты скажешь! Большой ребёнок. Братья Рябовы на самом деле моложе меня на три года, хотя каждый выглядел на десяток лет старше. Оба они отчего-то были мне симпатичны. Особенно Афоня.
– Ладно, так уж и быть, налью. Только впредь не проси, а то осерчаю.
Старалась изъясняться на понятном языке.
Я прошла в свою каюту и нацедила в оловянную кружку водки, вынесла дожидавшемуся у дверей Афоне.
– Закусить есть чем?
– А то как же, – радостно ответил выпивоха и достал из кармана головку чеснока.
Тьфу! Что за отвратительная привычка водку чесноком закусывать! Духан изо рта потом такой – хоть стой, хоть падай. Они-то привычны к таким запахам, не то, что я – дитя цивилизации.
В каюту Афоню, само собою, не пригласила, да он и не напрашивался, выпил, одним махом водку, загрыз чесночинкой и отправился спать.
Мне тоже захотелось выпить. Налила себе полкружки водки, достала горшочек с мёдом (средство от простуды) зачерпнула ложкой и бухнула в посудину. Размешала. Попробовала, поморщилась – дрянь, конечно, но… Пить водку в одиночестве казалось мне верным признаком алкоголизма, а вот коктейль – совсем другое дело.
Коктейльной трубочки не было, стала пить мелкими глотками.
И незаметно окосела.
2
Под утро я проснулась с ощущением тревоги. В каюте полумрак – сквозь крошечное окошко-иллюминатор сочился тусклый свет. Мягкие шлепки волн чуть покачивали судно. Я поднялась.
Что-то было не так. Но что – не могла понять.
И от этого стало совсем неуютно.
Я встала, и прежде всего проверила дверь. Каюта запиралась снаружи на висячий замок – от выпивох, которые могли добраться до запасов спирта. Изнутри запором служило подобие щеколды – загнутый гвоздь. Защёлка эта, чистая фикция – при желании её легко открыть, просунув в щель нож. А вот закрыть значительно сложнее.
Так и есть – дверь оказалась не запертой.
Сама ли я накануне забыла повернуть чёртов гвоздь, или кто-то проник сюда ночью? И зачем?
Осмотрела своё имущество, всё ли на месте. Нет, вроде бы ничего не пропало.
Немного успокоилась, но холодок внутри остался.
Вышла, навесила замок, поднялась на палубу. А там – туман. В трёх шагах ничего не видно.
– Кто таков? – окликнули меня. Голос вроде бы Ивашки Рябова, и смутный силуэт просматривается у левого борта.
– Это я, Джек.
– Воробей, ты? Тя Рысь кликал, вот только. Недужится ему, рана болит.
Обход раненых я обычно делала позже, когда совсем светло, но если зовут, надо идти немедля.
В капитанской каюте, едва вошла, шибануло крепким перегаром. Мои больные, все до одного, плевали на предписание воздерживаться от выпивки. А Роде ещё и курил постоянно.
– Доброе утро, сэр, – поздоровалась я по-английски. Так мы лучше понимали друг друга. – Что случилось, рана беспокоит? Сейчас посмотрим…
Роде полулежал на топчане, который ему соорудили вместо гамака – пока рана не заживёт. Левой ногой он опирался о пол, раненую правую держал горизонтально. Под рукой на полу – початая бутылка.
В ответ на мои слова Роде пробурчал что-то непонятное. Выпил, видать, крепко.
– Поднимите рубашку, сэр… Вот так. Посмотрим…
Капитан был в нижней рубахе, под ней – голое тело. Как лекарь, я на мужскую наготу смотрела равнодушно; вот как женщина ещё смущалась.
Стараясь не касаться гениталий, разбинтовала и осмотрела рану – нет ли нагноения. Сделала свежую примочку из чернокорня. Роде морщился, скрипел зубами от боли, но терпел.
– Должен заметить сэр, – говорила я по ходу, – вы постоянно нарушаете мои предписания. Вы слишком много пьёте, это пагубно для сердца и печени…
– Не болтай чепуху! – грубо оборвал капитан. – Проклятая рана не даёт заснуть, пока не приложусь к бутылке.
Я закончила и собралась уходить, но Роде вдруг крепко схватил за руку.
– Погоди, – он понизил голос. – Выгляни, нет ли кого поблизости.
– Зачем? – прошептала я испуганно.
– Делай, что тебе говорят!
Совсем не по себе мне стало, но ослушаться не могла. Выглянула наружу – никого. Затворила дверь.
– Садись, – тем же полушёпотом сказал Роде, указав на привинченный к полу табурет.
Тут вдруг до меня дошло, что именно встревожило, когда проснулась. Запах! Едва уловимый запах табака.
На судне курил только капитан: табак был редкостью, заморской диковинкой. Выходит, он заходил ночью в мою каюту?! Зачем? Из-за раны Роде трудно двигаться: ходит, опираясь на костыль. Я советовала ему без острой необходимости не вставать, да разве его удержишь.
– Вот что, лекарь, – начал Роде, – нам с тобой нет нужды лгать друг другу. Ты ведь женщина, так?
Я готова была услышать именно это.
Не удивилась. И даже не испугалась.
Наоборот, почувствовала некоторое облегчение. Сколько можно носить маску.
Притворяться. Изворачиваться. И бояться разоблачения.
Уж лучше открыть правду, и – будь, что будет.
Я виновато потупилась, кивнула:
– Да, сэр. Извините, что не сказала правды сразу. У меня не было выхода.
Роде потянулся за бутылкой.
Отхлебнул.
– Глупая девчонка. Понимаешь ли ты, что ждёт тебя, если узнает команда? А они догадаются, не сомневайся!
– Сэр, может, мне открыться, объяснить им?.. А если они не захотят, чтобы на корабле присутствовала женщина, я сойду на берег.
Капитан не ответил, начал подниматься, неловко опустил на пол раненную ногу – лицо исказила гримаса боли. Прорычал короткое ругательство.
Опять приложился к бутылке.
– Как бы не так! Об этом и речи быть не может! – гаркнул он. Спохватился, понизил голос. – Я не отпущу тебя, пока не закончится контракт. И открываться не надо – пусть всё идёт, как идёт. Не беспокойся: в случае чего я сумею тебя защитить. Пока ступай. И помни: главное осторожность!
3
«Единорог» по-прежнему стоял у Куршской косы. В мемельский порт дорога нам заказана. Роде, как и следовало ожидать, числился в Мемеле персоной нон грата. Впрочем, на членов его команды это положение почему-то не распространялось.
Пока «Единорог» пребывал на нейтральной территории, мемельские власти закрывали глаза на постоянно курсирующие между кораблём и портом шлюпки. Так что и овцы были целы, и волки сыты.
Наши моряки беспрепятственно закупали товары, включая боеприпасы, и доставляли на судно. И даже вербовали людей в команду. Всем от имени Роде заправлял боцман Гора – правая рука капитана. Не только силой наградила природа нашего боцмана. Был он ловок, сметлив и удачлив в сделках. Благодаря его стараниям удалось продать весь захваченный на ганзейском судне груз и закупить порох и свинец, да ещё и завербовать троих моряков в команду.
Из пленных ганзейцев один тоже примкнул к нам, остальных отпустили с миром. Чему я очень рада была: всё боялась, что Роде прикажет их убить, как ненужных свидетелей. Не думаю, что капитан сохранил жизнь этим людям из человеколюбия, наверное, посчитал, что они отработали ему, заслужили право на помилование.
Порой трудно понять логику своих далёких предков.
Положение наше, между тем, продолжало оставаться аховым, почти патовым. Если шведы начнут охоту на «Единорог», нам конец. Корабль затравят, как дикого зверя, перекрыв выход в Северное море. Здесь, на Балтике, долго играть в прятки со шведским флотом мы не сможем.
Я, разумеется, не шибко-то разбираюсь в тактике и стратегии войны на море, но и мне стало ясно: надо делать ноги. Попытаться вырваться из мышеловки, пока она не захлопнулась наглухо.
Однако Роде не спешил сниматься с якоря, выжидал чего-то. Он ещё прихрамывал – рана беспокоила, не зарубцевалась полностью. Я ежедневно делала ему перевязки.
К разговору о моей тайне Роде больше не возвращался. Даже наедине обращался ко мне, как к парню, называл Джеком. Только поглядывал как-то странно. Не нравились мне эти взгляды, очень не нравились…
Раз, когда наш боцман вернулся на судно из Мемеля, я услышала отрывок его разговора с капитаном.
– Англичанин, купец, – объяснял Гора. – Выходит завтра, домой, похоже, побежит. Груз…
– Велика ли команда? – перебил его Роде. Груз, должно быть, не очень интересовал пирата.
– Пятнадцать душ, – ответил боцман.
– Гут, – констатировал Роде, и по-русски: – сарынь на кичку, якорь мне в джоппа!
– Гы-гы-гы! Вставим купчишке смоляной фал в задние ворота, – поддержал капитана боцман.
Вот, чего, оказывается, выжидал Роде – добычу выслеживал, купца какого-нибудь. Английское судно собрался захватить… Да он с ума сошёл! Ещё и в лице англичан врагов решил нажить. Не только на Балтике, но и в Северном море нас станут травить!
Вот что, господа пираты: я выхожу из игры! Не хотите добром отпустить – убегу. Ваши разбойничьи подвиги вот уже где! Я порядочная девушка, а не бандитка, какая-нибудь Маруся-атаманша.
Так думала я, сидя в своей каюте. Надо только хорошенько всё обмозговать, до завтра ещё целая ночь.
Однако ночи для побега у меня и не оказалось.
Едва стемнело, капитан приказал сниматься с якоря.
