17
– Дядя Сократ не сидел дома зря, – заявил старик в круглой шапочке на затылке. – Он сделал эту карту, по которой ты как Моисей выведешь нас из проклятого города. На карте отмечены возможные слабые места Грани. Только ты сможешь их проверить, потому что ты сильнее всех нас.
Он похлопал рукой по большому листу бумаги, сложенному вчетверо, но не спешил его разворачивать.
– Проверь эти места. Они отмечены красными крестиками.
Мы сидели за маленьким кухонным столом и пили цикорий с пряниками. Старик напротив, Жорж и Вета по бокам от меня.
– Нам не надо уходить, – сказал я. – Мы должны навести здесь порядок.
– Порядок?! – Старик возмутился. Его пальцы затеребили невидимое веретено. – Что ты можешь знать о порядке, мальчишка? Поглядите-ка на него!
Я пожал плечами. Встретили меня здесь странно. Несмотря на то, что я убил полтора часа на поиски дома, на входе меня обругали за опоздание, поставили передо мной тошнотворный напиток, теперь дают идиотские задания и обзывают мальчишкой.
– Бог с тобой, не сердись, – сказал дядя Сократ, видя мое недовольство. Но сам он еще продолжал сердиться.
– Если вы знаете, каким должен быть порядок, расскажите мне. – Я отпил немного горячего цикория и едва сдержался, чтобы не поморщиться.
В эту минуту в комнату вошла Эфа. Сократ кивком головы указал ей на диван.
– Дядя Сократ много чего знает.
Эфа! Откуда она здесь? С тех пор, как я поселился у Зои, хлебный киоск, где я впервые встретил девушку, закрылся. В воскресенье мы мельком виделись у Дома молитвы. В последнее время мои мысли часто возвращались к этой девушке.
– Эфа, знакомься, это и есть тот самый человек, Сергей Лемешев, – представил меня Жорж и повернулся ко мне. – Моя родная сестра Эфа.
Я с улыбкой кивнул, чуть привстав со стула.
– Почему закрылся ваш киоск? – спросил я.
– Сократили количество торговых точек, – ответила девушка. – Теперь я безработная.
– Я тоже вот-вот потеряю место, – произнесла Вета. – И мы все умрем от голода.
– Надо уходить отсюда, – твердо сказал Жорж.
Дядя Сократ, пока нас с Эфой представляли друг другу, сидел с каменным выражением на лице.
– Каков же правильный порядок? – спросил я, обращаясь к нему и специально придавая голосу некоторую иронию. – Либерализм?
– Тот порядок, который существует, тот и правильный, – ответил Сократ. – Иначе бы он не существовал.
– Этот порядок на заводе создал Феликс Грязин, – сказал Жорж. – Все знают, что он не человек.
– Нет, его создал директор, – осторожно возразила Вета.
– Порядок создал Грязин, – уверенно повторил Жорж.
– В чем заключается этот порядок? – спросил я Сократа.
Старик долго таращился на меня, прежде чем начать говорить.
– Видишь, я ношу на затылке кипу? Это и есть порядок, – сказал Сократ. – Большинство живущих тут людей по своей природе территориальные существа. Их главное желание – сохранить то, что у них есть: земля, дом, работа, удобный магазинчик за углом. Все должно быть так, как есть. Такой у них порядок. Страх потерять себя и желание сохранить постоянство создают очень большую энергию, которая по своей сути бесполезна. Для таких людей, как я и как Жорик, она не имеет никакого значения. Мы живем, не тревожась о своем жизненном пространстве, потому остаемся неизменны. Разность потенциалов внутри нас не так велика. Если хочешь знать, мы очень отважный народ, хоть среди нас чаще встречаются сумасшедшие – наши агнцы-искупители.
Все смотрели на меня внимательно и очень строго.
Я отвел взгляд и увидел возле стены три чемодана, видимо приготовленные на случай внезапного бегства.
– Вампиры нашли способ использовать самую ненужную и самую глупую энергию на свете. У Шолом-Алейхема есть придуманный городок. Он называется Глупск. Вот такой они и построили.
– Вы – мудрец! – сказал я, не скрывая раздражения, и указал пальцем на карту. – Почему же тогда хотите сбежать? Не хотите найти способ сломать эту систему?
Не обращая внимания на мои слова, Сократ продолжил:
– Вампиры жрут энергию страха. Посмотри на эту плаксивую девчонку, – он кивнул на Вету. – В ней одной столько страха, что, если его энергию превратить в электрическую, ее хватило бы, чтобы отапливать этот окаянный город целую зиму!
Вета вздрогнула от обиды и начала плакать.
– Зато такие как она здесь в цене! – проговорил Сократ нараспев. – Таких приближают к высшему руководству. А кому нужен Жора, если в нем нет хороших качественных страхов. Он орех-пустышка.
Вета рыдала, но ни Жора, ни Эфа не пытались ее успокоить.
– Я вижу тебя насквозь! – закричал старик. – Ты думаешь, мир принадлежит либералам? Хе-хе! Полнейший бред! Нет совершенных людей. Потому и человеческие законы не совершенны. Миром правит хаос и те, кто ему служит. Все остальные – чокнутые утописты.
– Хаос?! Но разве Улитка – хаос? Ведь она построена по тому же принципу, что и вся наша галактика!
– Что? Какая Улитка?
Меня так и подмывало рассказать им все, что я узнал от Елены, поспорить с ними, но я остановил себя, поймав на мысли, что постепенно начинаю рассуждать категориями своих врагов.
Может, я стал понимать закон Ширмана?
Я сложил карту и попрощался.
Мне показалось, Эфа хочет сказать что-то, но я не стал задерживаться ни секунды.
Выйдя от них, я пошел к Шпачкову. Адрес его я знал от Оливейры.
По дороге думал вот о чем.
Во всей этой истории моими главными покровителями являются менги. Им было бы выгодно за счет меня укрепить позиции, расширить сферу влияния, получить монополию на право выбора жертвы, вырваться из-под доминирования заводских. Когда задача будет выполнена, я стану не нужен. Более того, опасен, как лидер. И еще. Вряд ли они захотят уничтожать генератор, получив к нему доступ. Скорей менги пожертвуют своими пресловутыми моральными принципами, чем потеряют такой шанс обеспечить себе сытое и узаконенное существование.
Зоя, которая относится ко мне бескорыстнее других, не встанет на пути у толпы людоедов, если они решат меня уничтожить.
Елена хочет с моей помощью свергнуть директора, получить его трон. Настоящий игрок. Она подставит директора при первом удобном случае, обвинив его перед акционерами в подготовке проекта, вредного для корпорации. Елена и меня предаст при первой же возможности, только лишь я утрачу для нее ценность. Вряд ли она любит свою Улитку так сильно, как говорит. Власть – вот предел ее мечтаний, настоящая цель.
Начальник отдела кадров Курин, новое действующее лицо в игре, предложил мне место главного редактора заводской газеты. Срок принятия решения – до завтрашнего утра.
Грязин, этот странный оборотень-одиночка, наверняка готовит из меня лакомое блюдо директору. Так в Японии откармливают пивом телят для получения особенно ценных сортов мяса. По его задумке я должен стать таким вот утонченным мясом. Возможно, меня и хотят поднять повыше, но лишь для того, чтобы я стал зависимым, взлелеять мой страх и в нем же, как в соусе, подать к столу. Для этого всего-то и надо втянуть меня в какую-нибудь махинацию, тут же разоблачить и насладиться позорным падением.
Мои лжедрузья – Вета, Жорж, дядя Сократ, Эфа. Они мечтают о своем тихом счастье, покое, уюте. Видят во мне потенциального спасителя, хоть сами, без сомнения, трусливы и в трудный момент легко меня предадут.
Оливейра как-то сказал, что верит в национальных героев. Увидел ли он во мне оплот освободительного движения? Захочет ли стать моим сообщником в случае крайней опасности или спрячет голову в песок?
Андриан слишком медлителен. Даже если он и неплохой парень, вряд ли мы сможем прорваться с ним в лабораторию и уничтожить вражеский штаб.
Кто же мой настоящий друг? – подумал я, и мне почему-то вспомнился призрак парня в сиреневом галстуке и серебристых очках.
Шпачков меня разочаровал.
Он был не старик, каким я его себе представлял, а шестидесятилетний розовощекий фермер, целиком занятый своим яблоневым садом. Я бы назвал его крестьянином, если бы не участок размером с добрую четверть гектара, занятый рядами деревьев.
Сад рос на южном склоне холма и выглядел очень ухоженно. В разных местах трудились несколько наемных работников, несмотря на то, что солнце клонилось к закату.
Дом Шпачкова был зажиточным, каким и подобает быть домам шаманов и колдунов.
Астролог радостно заулыбался, увидев меня, и, идя мне навстречу, крикнул:
– А, спаситель! Здоров будешь!
Глаза у него не были добрыми. Маленькие, темные, как дырочки, они жгли меня своей пустотой.
– Вы и есть предсказатель? – спросил я.
– А то! Чего ж сразу ко мне не пожаловал?
Я остановился и, сунув руки в карманы, огляделся.
– Как вам удается так процветать, – спросил я его, – когда всё вокруг бедствует и вырождается?
– Ха-ха! Меня мой сад кормит. И люди помогают. Я ведь для них тоже не жалею себя. Проходи в дом-то.
Но я не за тем пришел, чтобы сидеть с ним за столом и пить чай.
– Если вы такой сильный и всевидящий, почему не спасете людей от несчастья?
– Ну… – он развел руками. – Не я на них несчастье посылал, не мне, значит, его у них и отбирать.
И, лукаво прищурившись, добавил:
– Тебя ведь все, вроде, ждали. С чего бы мне хлеб у тебя отбирать? Спаситель ты, а не я!
Он дико захохотал, отчего щеки его стали еще краснее.
– Если вы знали, что я приду, то знаете, наверное, и то, как я должен поквитаться с неприятелем?
Шпачков скривил лицо в хитрую гримасу и погрозил мне пальцем.
– У меня нет неприятелей, – сказал он. – Свою работу я выполнил. Дальше дело за тобой. Старый дурак был бы я, если бы надумал ввязываться в вашу возню. Для меня эти страсти-мордасти – все равно, как детские забавы. Ты, парень, должен был сюда прийти – об этом мне давно было известно. Твою цель я изначально уяснил. Но вот для чего ты такую цель себе поставил – этого я в толк себе никак не могу взять. Наверное, ты мне сам потом об этом расскажешь!
И он снова захохотал.
– Что мне теперь делать? – спросил я.
Старик пожал плечами.
– Просто играй короля.
Я постоял немного, затем махнул рукой и, развернувшись, пошагал прочь.
После встречи со Шпачковым у меня осталось ощущение неизбежности чего-то крайне плохого. Я шел домой, не разбирая дороги, и вернулся к девяти часам.
Андриан стелил постель. Его рабочий день обычно оканчивался в три часа, но иногда в автобусе происходила какая-нибудь поломка, и он задерживался, помогая автомеханику. Судя по всему, он пришел совсем недавно. Иначе я застал бы его уже спящим.
Услышав мои шаги, Андриан обернулся, и на его лице появилась благодушная улыбка. С позавчерашнего вечера что-то с ним произошло. После того, как Андриан меня вытащил, он привязался ко мне. Что заставило его идти по моим следам, мне было неясно. Похоже, в глубине души Андриан тоже верил в миф о пришествии избавителя и не хотел дать ему так быстро разрушиться.
– Зачем так долго по ночам ходишь? – спросил он.
– Еще не ночь.
Мой сосед неуклюже наклонился и стал взбивать подушку. Грязная мятая майка его задралась, открыла тучные бока, поросшие редкой седой растительностью.
Я разулся и бросился на кровать. Надо сказать, что в экстремальных условиях я начинаю наплевательски относиться к режиму и правилам гигиены.
Андриан приготовил постель, сел и вытаращил на меня глаза. В его взгляде было куда больше живого интереса, чем в первые дни нашего знакомства.
Мне показалось, он хочет меня о чем-то спросить.
– Что, Андриан?
Он опять улыбнулся и ничего не ответил.
Я думал о своем разговоре со Шпачковым. Старик окончательно сбил меня с толку. После встречи с ним я чувствовал себя разбитым и подавленным. Шпачков ничего не добавил к моему пониманию Улитки. Вместо целостной картины теперь перед моими глазами разноцветным калейдоскопом вертелись отдельные фрагменты ее организма, разобщенные во времени, пространстве и причинно-следственном порядке. Я был поражен, сколько различных мнений может существовать вокруг одного и того же явления.
Елена, дядя Сократ, Илья, Оливейра – каждый из них высказал мне свою точку зрения, которая в корне отличалась от других.
– Опять был с людоедами?
– Нет, Андриан, сегодня был в одной еврейской семье. Познакомился со стариком. Он считает, что миром правит хаос. Почему ты меня спас?
Сосед засопел.
– Тебе тут никто не хочет помочь. – Андриан отвел глаза. – Все хотят, чтобы ты умер.
– Почему ты так считаешь?
Андриан усмехнулся, и на лице нарисовалось беззащитно-глуповатое выражение.
– Я наблюдаю за людьми. И еще я слышу разговоры в автобусе.
– Что говорят? – спросил я.
– Говорят, что если ты не остановишься, они сами тебя остановят. Люди боятся террора.
– Ты тоже с ними согласен? Меня надо остановить?
– Стал бы я тебя тащить домой, парень, когда ты свалился на мосту…
Я посмотрел на него внимательно.
– Откуда люди знают, что я собираюсь делать?
Андриан хмыкнул.
– Парень, тебя все знают. Ты самый знаменитый.
Он подмигнул.
– У меня многие про тебя спрашивают. Сегодня Николай интересовался, как ты поживаешь. Обещал прийти, но некогда ему сейчас. Другие тоже интересовались. У нас автоцех маленький – двадцать человек, пять автобусов, несколько легковушек. Николай говорит, надо бы тебя успокоить. Чтобы ты не сильно рвался, то есть. Делают у нас некоторые мастера настойку против страха. Лучше водки помогает. Для этого специально выращивают такие травы особые. Правда, блюстители по дворам ходят и наказывают за это… В общем, Николай советовал мне подливать тебе настойку в чай. От нее ходишь, как дурак потом, полупьяный. Но на душе спокойно становится. Я сам иногда пользуюсь, хотя перед сменой нельзя, в сон клонит.
Он протянул руку и взял со стола мешочек.
– Вот. Не хочу я тишком подсыпать. Надо тебе – сам бери.
– Что за травы? – спросил я.
Андриан пожал плечами.
– Почем я знаю. Я же не лекарь. Мне до названия нет дела. Главное, что эта дурь помогает. Понимаешь, иногда руководство объявляет час страха по всему городу. Это как раньше субботники. Такое вытье начинается. Я пытался понять, зачем они это делают, да так и не понял. Даже в календаре отмечал дни, когда были часы страха. Думал, может, закономерность есть. Ни черта. Включают поле, когда попало, без предупреждения. В основном для тех, кто работает на заводе. Хоть ты на рабочем месте, хоть у тебя выходной – трах по башке!
Он подкинул на руке мешочек.
– Так что заваришь, выпьешь – и минут через пять все проходит. Правда, втянуться легко. На вот. Лови.
Я поймал мешочек, развязал, понюхал. Запах своеобразный, но довольно приятный.
– Это не Шпачков наделил горожан?
– Не знаю, – сказал Андриан. – Забирай. Тут три дозы. Мне по дешевке поставляют. Я привилегированный класс, водитель. Если надо, что хочешь могу достать. Только не нужно мне ничего.
Он с сопением лег, поворочался и затих.
Не поднимаясь, я вытащил из-под кровати сумку, убрал смесь. Снова откинулся на подушку, стал разглядывать грязный потолок. Некоторое время мы лежали молча. Потом я спросил:
– Андриан, почему люди не хотят, чтобы все стало по-другому?
Андриан не отвечал. Наверное, опять вернулся в свое обычное молчаливое состояние.
– Они не верят, – сказал я. – Полиуретанцы слишком мнительны и неуверенны в себе. Они страдают навязчивыми страхами.
Я посмотрел на Андриана. Мне хотелось продолжить наш разговор, но сосед, как назло, умолк окончательно.
А может они просто перестали быть собой? Даже, когда люди разбредаются по своим хижинам, они продолжают оставаться толпой и мыслят тем же самым разумом толпы. Давно замечено, когда человек находится в большой группе, его интеллект как бы отключается, а чувства возвышенные и утонченные временно утрачиваются, заменяясь грубыми и примитивными. Умы полиуретанцев слились в один большой управляемый разум, – подумал я. Мне стало горько и одиноко.
Я не испытывал злобы к людям, за которых мне суждено пострадать. Но я чувствовал печаль, я сомневался. Мне претила мысль воспринимать себя избавителем, но при этом очень хотелось получить отклик если не в каждом сердце, то хотя бы в сердцах большой и сплоченной группы.
У меня был план, но после минувшей ночи с Еленой, после встречи с дядей Сократом и, особенно, с предсказателем Шпачковым в голове образовалась каша. Будь у меня среди окружающих хоть какая-нибудь поддержка, я мог бы взять себя в руки. Нужен был смелый здравомыслящий человек. Но ни Сократа, сидящего на чемоданах, ни Елену с ее макиавеллевскими планами, ни людоеда Илью, вырывшего с соплеменниками глубокую шахту-убежище, язык не поворачивался назвать здравомыслящими.
Ладно. Завтра опять надо встретиться с Жорой Цуманом.
– Хочу тебе помочь, – хрипло сказал Андриан. – И помогу… Чего бы это ни стоило.
Я удивился. Думал, он уже спит.
– Можешь на меня положиться, – голос его стал твердым. – Глубоко внутри многие хотят свободы, но боятся признаться. Мы соберем людей. Не я один тебя поддерживаю. Поговорю с Николаем, с Васей, с Оливейрой. Мы поднимем шатунов, мы поднимем всех, кому нечего терять. Только знаешь, ты людоедам не сильно доверяй. Они коварные. Я долго уже среди них.
Он приподнялся на локте, глаза его расширились.
– Ты знаешь, парень, как дело было? Я тебе скажу. Меня жена бросила. Ушла с дочкой. Жена молодая, дочка маленькая. А я старый. Ушли и стали жить по соседству с моим знакомым. А я не мог так. Я ведь видел их каждый день, своих родных с другим человеком. Ну, а потом меня сюда позвали. Дружки мои бывшие. Вот я уехал.
На глазах Андриана выступила влага.
– Так что я тоже из тех, кому нечего терять. Вот так, парень.
