Наступивший год начался с событий приятных. Во-первых, я стал полноправным членом партии эсеров, или ПСР, если уж быть абсолютно точным. Случилось этот вскоре после того, как третьего дня января совершая обычный моцион от Сенной площади до Невского проспекта, возле входа в Зеркальную линию Гостиного двора, я нос к носу столкнулся с Зинаидой Гиппиус. Та была не одна. Сопровождавшая её молодая женщина увиделась мне алой розой на сером Петроградском снегу. Такой красотой обычно одаривает своих дочерей Восток. Чуть вытянутое смуглое лицо, которое не портил даже слегка укрупнённый нос. Алые чуть припухлые губы. Миндалевидные глаза под густыми чёрными бровями. И восхитительные цвета воронова крыла волосы, на которых странным образом удерживалась отороченная каракулем шапка-таблетка.

Я вежливо поздоровался и хотел продолжить путь, но Гиппиус меня удержала.

— Михаил Макарович, вы не знакомы? Нина Беринг, моя приятельница и очень неплохая поэтесса.

— Не слушайте её, — приятным грудным голосом, в котором не слышалось и тени жеманства, произнесла Нина, пока я пожимал обтянутые перчаткой пальчики. — На фоне её стихов я никакая не поэтесса.

Гиппиус же, пропустив её слова мимо ушей, принялась мне выговаривать:

— Куда вы прошлый раз исчезли? Я вас искала, хотела поговорить, но не нашла. А потом – знаете? — в «Привал комедиантов» нагрянули жандармы. Перевернули всё верх дном, кого-то искали. Испортили нам остаток вечера.

Я делал вид, что слушаю со всем вниманием, хотя, на самом деле, мне было смешно. Ведь в тот вечер она едва ответила на моё приветствие и поспешила удалиться, а теперь… Впрочем, я догадывался из каких краёв ветер дует, и терпеливо ждал, когда она перейдёт наконец к делу, ради которого она меня и придержала. К тому же это было не обременительно под изучающим взглядом красавицы Нины. А вот и ключевая фраза:

— Почему вы не бываете у нас на Сергиевской? Заходите непременно. У нас бывает интересно!

Гиппиус выполнила задание и поспешила откланяться, а я продолжил путь, думая не столько о том, кто меня «заказал», а о том, что, верно, встречу у Мережковских Нину.

На этот раз у Мережковских меня приняли более чем радушно. А я, напротив, был несколько разочарован. Почему-то мне казалось, что увижусь здесь с некоторыми известными личностями, хотя бы с тем же Мейерхольдом или Андреем Белым. Но увы, помимо хозяев в квартире я застал ещё четверых мужчин, фамилии которых – меня, разумеется, всем представили – ни о чём не говорили. Разговоры велись исключительно о политике. Я для первого раза предпочёл больше слушать, чем говорить. Да и что я мог им сказать? Что те перемены, на которые они возлагают теперь такие надежды, окажутся для них пагубными: разочарование, эмиграция, а то и гибель – вот их удел? Подобных пророков испокон веков принято побивать камнями. Так что молчи Миша, молчи. Да и другое дело: не для того ли ты здесь, чтобы подобные пророчества по большей части не сбылись?

Пришли ещё гости. Мне послышалось, что их было как минимум двое, но в зал вошла только одна Нина. Поздоровалась со всеми, со мной в последнюю очередь. Потом неожиданно заявила: – Господа, я украду у вас Михаила Макаровича! — взяла меня под руку и под шуточки гостей вывела из зала. Прошли в кабинет, где я увидел – значит, слух меня таки не подвёл – мужчину лет тридцати. Его костюм был совсем как мой, но было видно, что он привык носить одежду попроще. Мужчина шагнул навстречу.

— Александрович!

Пожимая протянутую руку, я назвал своё имя, а сам с интересом рассматривал будущего вожака левых эсеров.

— Прежде чем исполнить возложенное на меня поручение позвольте узнать: действительно ли вы и некий Странник одно и то же лицо?

Вопрос Александровича не поставил меня в тупик, ответ последовал незамедлительно:

— Да, это так.

— В таком случае, я от имени ЦК Партии социалистов-революционеров уполномочен подтвердить ваше членство в её рядах, если таково ваше желание.

Даже так? Интересно, как подобное согласуется с уставом партии? Вот только стоит ли мне вникать в такие тонкости, когда от меня ждут простого и короткого ответа?

— Да, таково моё желание.

— В таком случае, — Александрович поднялся со стула, — я поздравлю вас со вступлением в ряды партии!

Я пожал протянутую руку. Нина, которая весь наш разговор стояла сзади, подошла ближе и тоже протянула руку.

— Поздравляю, товарищ!

Рукопожатие хрупкой на вид женщины оказалось на удивление крепким, что наводило на некоторые мысли.

— А теперь, — голос Александровича звучал весьма дружелюбно, — согласен ли Странник ответить на некоторые вопросы представителя ЦК его партии?

Ах, вот где собака порылась. Теперь у меня нет никаких оснований отказаться от участия в викторине.

— Согласен.

— Тогда присядем? Нина, оставьте нас на несколько минут.

После того как Нина закрыла за собой дверь кабинета, Александрович заговорил, не отказываясь от дружеской интонации.

— По поручению ЦК была проведена проверка всего того, что вы успели сказать в беседе с товарищем Чернецким. И почти сразу же выявилась одна любопытная деталь. Оказывается, Войновский жив и числится за жандармским полковником Львовым, который поселил его на конспиративной квартире. И знаете, что самое интересное? Этот Войновский удивительно похож на небезызвестного вам Михаила Жехорского.

— И что с того? — пожал я плечами. — Если бы господа жандармы самым возмутительным образом не прервали нашу беседу, то я поведал бы товарищу Чернецокому, что после ликвидации Войновского воспользовался его документами и представился полковнику Львову как его новый сотрудник.

— Зачем вам это понадобилось? — спросил Александрович.

Пока все вопросы, которые он задавал, были просчитаны мною заранее, и ответы на них давались легко.

— После того, как мы с Ведьмой вырвались из жандармской ловушки, мы сначала залечили полученные в бою раны, которые, на наше счастье, оказались несерьёзными. Потом стали искать Войновского. Застали его в тот самый момент, когда он появился на конспиративной квартире Львова. Зашли в неё буквально за ним. Он тянул время, говорил, что выдал нас случайно, что готов искупить вину. Для пущей убедительности даже рассказал нам о своей новой мисси всё, что знал сам. Потом, видимо посчитав, что достаточно усыпил нашу бдительность, попытался нас убить, но сам получил пулю. Судите сами, как мне было не воспользоваться такой возможностью? Ведь, со слов Войновского, Львов его в лицо не знал, а из Ростова бумаги могут идти очень долго, поскольку полковник не любим среди коллег. Нам с Ведьмой требовался отдых, а тут и квартира, и покровительство жандармского полковника, и паспорт, в конце концов!

Я взглянул на Александровича. Тот кивнул головой.

— Хорошо. Эти ваши объяснения совпадают с теми выводами, к каким мы и сами пришли после того как заглянули в дело ликвидированной в Ростове группы Седого. Кстати, оно оказалось у Львова.

А вот этого я не предусмотрел. Неужели провал? Но почему тогда так спокоен Александрович?

— Из него мы узнали, что во время завязавшейся перестрелки был убит только Седой. Двум другим участникам группы удалось уйти. О них в деле информации оказалось очень немного. Упомянуты только клички: Странник и Ведьма, да дано описание внешности, очень похоже на ваше и Ольги – извините, но мы выяснили её имя.

Я с трудом подавил вздох облегчения. А Александрович на меня и не глядел, он продолжал говорить.

— Кстати, Ведьма, тоже может вступить в партию, лишь подтвердив своё желание в ней состоять.

— Боюсь, что это невозможно, — покачал головой я.

— Почему? — удивился Александрович.

— Дело в том, что Ольга замужняя женщина и мужа своего боготворит. А он, насколько я понял из личных с ним бесед, ближе к эсдеками, чем к нам.

— Жаль, — искренне огорчился Александрович, — но, вольному воля! Что касается вас, Странник, то мне предложено использовать боевой опыт, ведь он у вас имеется? — Я кивнул головой. — Использовать при формировании боевых дружин. Вы согласны?

— Согласен!

— Тогда на сегодня всё. О месте и времени нашей следующей встречи вам сообщит Нина. Вся связь будет идти через неё.

Знакомство с Ниной стало ещё одним приятным событием, которое произошло со мной в начале 1917 года.

После того, как Александрович покинул квартиру Мережковских, мы вернулись к обществу. Спорили долго, расходились затемно. И нет ничего необычного в том, что я вызвался проводить Нину. Зимний вечер был на удивление тих. Редкие снежинки почти вертикально опускались с тёмного неба, чуть кружились в жёлтом свете фонарей, стелились под ноги прохожим. Не разрываемый злым балтийским ветром сумрак сглаживал острые углы квадратов и треугольников, из которых состоял город, отчего тот казался округлённым и каким-то очень домашним. Мы вышли на угол Литейного, и я изготовился ловить извозчика, но Нина меня придержала.

— Вы разве спешите?

— Собственно, нет, — я был слегка растерян этим вопросом.

— Тогда пойдём пешком? Грешно манкировать такой погодой.

Мы свернули налево, дошли до Невы и по Французской набережной пошли в сторону Зимнего дворца. Прачечный мост перевёл нас через Фонтанку и вывел к ажурной решётке Летнего сада. Мы не спеша прошли вдоль сотен металлических копий, за которыми, едва прикрывшись голыми ветвями, коротали зиму липы, дубы и вязы. За Лебяжьей канавкой мы свернули к Троицкому мосту. Дальше наш путь лежал на Петроградскую сторону. Там между Каменноостровским проспектом и Большой Пушкарской улицей затерялся во дворах обычный Петроградский дом, где в небольшой квартире проживала Нина. На мосту мы оказались совсем одни. Внизу спала под ледяным одеялом Нева, впереди и слева чёрной меткой на белом снегу темнели бастионы Петропавловской крепости.

К Нининому дому мы подошли уже в начале следующих суток. И стоит ли винить меня за то, что я принял приглашение подняться в квартиру? Был чай на кухне и белая простынь на диване в гостиной. Я уже почти уснул, когда дверь отворилась и на пороге в чём-то немыслимо воздушном возникла Нина. Слабый свет, проникающий в гостиную из коридора, не позволял разглядеть детали, но основной замысел делал вполне очевидным. И с этим я был совершенно согласен: любовью надо заниматься в полумраке. Что и случилось в следующие полчаса.

Проснулся я уже в спальне. Любить друг друга на диване вполне приемлемо, а вот спать вдвоём крайне неудобно. Мы же категорически не хотели расставаться. Должен ли я был этим утром испытывать неловкость? Чёрт его знает! Нина сняла это вопрос с повестки дня самым кардинальным способом. Так что из постели мы выбрались где-то часам к десяти. Вот тут-то я и вспомнил об Ольге. Эта мысль вызвала во мне такое смятение, что его сразу же заметила Нина. Она лёгким движением наложила сведённые воедино пальцы мне на губы не дав сорваться с них путаным словам.

— Молчи! Ничего объяснять не надо. У нас ещё будет время подробно обо всём поговорить. А сейчас пей чай и беги по своим делам.

Извозчика я поймал сразу, как вышел на Каменноостровский.

Я немного нервничала. И вовсе не Мишкиным отсутствием – должен же мужик когда-нибудь загулять? Просто мне уже скоро ехать на вокзал, и я прежде хотела убедиться, что с ним всё в порядке. Убедилась! Ввалился в квартиру весь запыхавшийся. На лице раскаяние, как у кота Васьки только что оприходовавшего крынку со сметаной. Всё как я и думала.

— Наш Дантон пошёл по бабам? — это я уже вслух сказала, предвосхищая Мишкины объяснения.

На его лице отразилось «Как ты узнала?», но сказал он нечто иное:

— А почему, собственно, Дантон, а не Робеспьер или кто другой? Вождей у Великой французской революции было как грязи.

— А потому, что на Робеспьера ты, извини, не тянешь, а кроме него я помню только Дантона.

Пока Мишка думал, что на это сказать, я оставила слово за собой.

— То, что ты провёл ночь с бабой – мало того, что это у тебя на морде написано, так, тому есть ещё с десяток верных признаков. Но это уже наши маленькие женские секреты, посвящать в которые я тебя не намерена. Если коротко, никакой беды я в этом не вижу. В конце концов, ты всегда был кобелём, и вряд ли, сбросив десяток лет, стал кем-то иным. Другое дело, что твоя связь может иметь дурные последствия. И ладно, если только для твоего организма, а не для всего нашего дела.

— Нина не такая, — возразил Мишка.

— Спасибо, что познакомил, — усмехнулась я. — Ладно, потом расскажешь со всеми подробностями. И спрячь, пожалуйста, эту идиотскую ухмылку. Подобные пошлости только вам, мужикам, на ум идут. Я на вокзал, обед на кухне, пока.

Быстро чмокаю Мишку в щёку – а духи у неё ничего – и порхаю за дверь.

В комнате, где проходило заседание Петроградского комитета РСДРП(б) было сильно накурено. Я тут ещё и минуты не пробыл, — до этого момента меня держали в соседней комнате – а мне уже хочется на свежий воздух. Если окажусь среди власть имущих – обязательно пролоббирую закон о запрете курения в присутственных местах. Вглядываюсь в лица членов комитета. Лично, мне знаком только товарищ Матвей, но кое-кого я узнаю по фотографиям из различного рода литературы. Справа от председательствующего сидит Калинин в очках и с традиционной бородкой клинышком. Рядом с ним Молотов. А председательствует член Русского бюро ЦК РСДРП(б) Шляпников. Он-то и обращается ко мне:

— Мы тут с товарищами обсуждаем вопросы организации рабочих дружин. Вот хотим послушать вас, фронтовика.

Теперь главное не выглядеть чересчур умным.

— С кем воевать собираемся? — спрашиваю.

Переглядываются, улыбаются, весело им.

— А что, есть разница? — спрашивает Молотов.

— А как же, — стараюсь говорить авторитетно. — Ежели с армией – это одно, ежели с полицией да жандармами, опять – другое.

— А давайте представим, что с армией!

Это опять Шляпников сказал. Чувствую по настроению, что комитетчики меня всерьёз не принимают, отдохнуть на мне решили. Ладно…

— Так этого я и представлять не хочу – побьют нас! — ешьте, не обляпайтесь.

— Вы что не верите в силу рабочего класса? — хмурится Калинин.

— Да тут не столько в вере дело, а в выучке и в вооружении. Против армии другая армия нужна, тут дружинами не обойтись. Но армию быстро не подготовишь. Проще тех, кто сейчас серые шинели носит, разагитировать.

Умыл я их. Улыбки с лиц посходили, начинают думать.

— Так, может, дружины совсем не нужны? — почти зло спрашивает Шляпников.

— Зачем? Против полиции и жандармов они в самый раз будут. Здание какое занять и под охрану взять, или митинг постеречь. Тут и тактика попроще, и вооружение полегче.

— Кстати, о вооружении, — голос Шляпникова подобрел. — На Путиловском вот-вот наладят выпуск ваших ружей, опытный образец уже готов. — И выкладывает на стол пистолет-пулемёт.

Подхожу, беру в руки. Типичный «Борз». Это я уже потом, когда разобрал, понял, что есть отличия, а на вид один в один чеченская самоделка.

— Так не поймёшь, — говорю, — пострелять надо.

— Вот вы этим и займитесь, — смеётся, — не здесь, конечно. Ваша придумка – вам и пристреливать!

— А как вы до такого додумались?

С Калининым ухо надо держать востро. Губы улыбаются, а глаза под очками нет. Потому, говорить стараюсь непринуждённо:

— Так я с детства железки люблю, — и улыбаюсь немного застенчиво.

— Вот вооружим вашими ружьями дружинников и царю крышка! — восклицает Молотов. — Как вы думаете, товарищ Николай?

— Так не успеют их на всех-то наготовить, — отвечаю. — Народ так долго терпеть не станет. Да и ни к чему это.

Комитетчики в недоумении.

— Что-то я не пойму тебя, Николай, — не выдерживает товарищ Матвей. — Сам ведь предложил, а теперь говоришь, не надо?

— Я говорю, всем это ни к чему. Оружие это новое, такого ни у кого нет. А новое лучше до поры держать в секрете. Потому, то, сколько успеют сделать, надо раздать проверенным товарищам и сформировать из них особые отряды для самых важных дел.

За столом переглядываются. Теперь на меня смотрят с уважением. Шляпников говорит уже не совсем уверенно:

— Мы тут распределили заводы и мастерские где много наших сторонников между товарищами. Тебе хотели выделить «Путиловский», «Лесснер», «Эрикссон» и кое-что по мелочи. Да теперь вот усомнились: может ты что другое предложишь?

— Я готов выполнить любой приказ комитета, — это я прямо-таки отчеканил. — Но если хотите знать моё мнение, то это не совсем верно. Где «Путиловский» и где «Лесснер? Мотаться между Нарвской заставой и Выборгской стороной – ноги сотрёшь, да и уйма времени уйдёт. Лучше формировать дружины по районам.

— Ишь, какой умный, — фыркнул Молотов. — Думаешь, мы до этого не додумались? Вот только не на всех заводах мы верх имеем. На многих верховодят эсеры да меньшевики.

— И что с того? Я лично многих парней знаю, кто за ними числится – хорошие ребята. Я так понимаю, что пока у нас цель одна: дать Николашке по шапке. А там, если пути наши разойдутся, только от нас будет зависеть под чьей рукой дружины останутся.

Зашептались комитетчики. Потом Шляпников сказал:

— Ты вот что, Николай, — посиди пока за дверью, нам с товарищами обсудить кое-что надо.

Вышел я за дверь и вижу: моего полку прибыло. В комнате, соседней с той, где заседает комитет, собралось уже несколько человек. Думаю, это всё будущие командиры районов. Подошли недавно, но накурить уже успели, а я-то надеялся отдышаться. И ведь на улицу не выйдешь – могут не так понять. Сел на свободный стул. Ждать пришлось около часа. Потом позвали. И опять только меня одного.

— Вот что, товарищ Николай, — начал Шляпников, — мы тут посовещались и решили, что твои предложения нам частично подходят. Дружины будем готовить свои, по районам, а штаб попробуем создать совместно с другими партиями. И поручаем это дело тебе. Помимо штаба будешь формировать особые отряды. Постараемся их вооружить твоим оружием. Справишься?

— Справлюсь!

— Значит договорились! От комитета с тобой будет работать товарищ Коряков, — из-за стола мне, улыбаясь, кивнул молодой парень. — После познакомитесь, а сейчас садись за стол, пригласим из другой комнаты товарищей и начнём распределять их по районам.

Из дома, где проходило заседание комитета, я вышел вместе с Петром Коряковым. Мы уже успели познакомиться и почти подружиться. Понравился мне этот рослый крепыш. Люблю людей с открытыми лицами.

— Тебе куда? — спросил Пётр не переставая улыбаться. — В путиловские казармы? А то, может, ко мне, на Лиговку? Я в комнате один живу.

— Ты не забывай, что я пока что ещё в армии.

— А, ну да, — смутился Пётр. — Тогда, до встречи?

И ещё одно, уж точно самое радостное событие произошло в первых числах наступившего года. Но об этом пусть лучше расскажет Ольга.

Моя голова была настолько занята Мишкиными похождениями, что я ЕГО чуть было не пропустила. Он прошёл мимо меня по перрону Николаевского вокзала в окружении группы молодых людей. Он не глядел по сторонам, никого не искал в толпе встречающих московский поезд. А моё сердце ёкнуло с запозданием. Я резко повернулась и увидела среди других спин столь мне знакомую. Сколько раз я видела эту спину, которая удалялась от меня во время очередной разлуки. И всегда я молча смотрела на неё, пока она не исчезала с глаз. Но сейчас я этого допустить не могла. Я закричала: «Глеб!» И с ужасом поняла, что голос меня покинул, имя осталось внутри. Хотела броситься следом, но ноги приросли к перрону. Я в отчаянии воззвала к Богу, и он меня услышал, первый раз за всю жизнь. Но может так и надо, чтобы Бог приходил к нам на помощь всего лишь раз, в самый нужный момент? Спина, которая неумолимо удалялась от меня, вздрогнула, будто в неё вонзился мой отчаянный взгляд. Он остановился и обернулся. Этот взгляд останется в памяти до конца моих дней, как самое лучшее, что я видела в своей жизни.

Я не мастак говорить о чувствах. Если коротко, в эту минуту я был счастлив. Взгляд любимых глаз, колдовской взгляд, который заставил меня замереть посреди перрона Николаевского вокзала и повернуть голову, теперь спрашивал: можно? Даже сейчас Ведьма не позволила себе нарушить правила. Но у меня не было причин отказать себе в удовольствие заключить Ольгу в объятия, — встреча на вокзале вряд ли может привлечь внимание – потому мои глаза ответили: можно!

Жена встречает мужа, одетого в форму инженера-путейца, после непродолжительной разлуки. Надеюсь, что со стороны всё именно так и выглядело. Объятия, короткий поцелуй, Ольга берёт меня под руку, в другой руке у меня саквояж, и мы не спеша идём в толпе пассажиров к входу в вокзал.

— Деликатные у тебя ребята, — негромко говорит Ольга.

Ничего не понимаю.

— Ты о чём?

— Правильнее, о ком. О тех парнях, что шли около тебя по перрону. Оставили нас вдвоём. Что-то я не вижу их поблизости. Они не заблудятся?

Очень интересно! Выходит, встреча на вокзале вовсе не случайна и нас ждали? Но с этим разберёмся опосля, а пока я равнодушно пожимаю плечами.

— Заблудятся, не заблудятся – мне-то какая разница?

Ольга настолько очаровательна в своей растерянности, что я не выдержал и рассмеялся.

— Ты что, решила, раз люди около меня, то значит со мной и прибыли?

— А разве нет? — видимо от совершеннейшей растерянности тупит Ольга.

— Разумеется – нет!

— А кто они?

— Да понятия не имею. Какие-то мастеровые. Видимо прибыли бригадой на заработки. Рядом мы оказались совершенно случайно. Просто они поравнялись со мной, видимо, в тот момент, когда ты меня заметила.

— А где же тогда твои ребята?

— Стоп, родная! Я не буду спрашивать – пока не буду – почему ты меня встречаешь. Честно говоря, я и сам надеялся тебя здесь увидеть. Но про парней-то ты откуда знаешь?

— Мишка через Львова узнал.

— Значит Жехорский с тобой?

— Скорее, наоборот.

— Да какая разница! А Ёрш?

— И он с нами.

— Здорово! — О таком я мог только мечтать. — А Львов – это кто?

— Жандармский полковник.

Я аж присвистнул от удивления.

— Лихо, я смотрю, Макарыч развернулся! Жильё, я так понимаю, у вас в Питере есть?

— Огромная квартира на Екатерининском канале в районе Сенной площади.

— Не слабо. Так мы, получается, там все поместимся?

— Кто это все? — хитро прищурилась Ольга.

— Я и мои парни числом шесть. Они все тут поблизости. Сможешь их определить?

— Попробую…

Ольга внимательно осмотрела заполненный народом зал ожидания.

— Солдаты – вряд ли, — комментировала она свой сыск. — Офицеры – тем более. Юнкера – нет. Да и студенты – сомнительно. Мастеровые – банально…

Потом повернула ко мне просветлевшее догадкой лицо.

— В зале, как мне кажется, многовато железнодорожников. Они среди них?

— Чёрт! — забеспокоился я. — А как среди соглядатаев окажутся такие же умные?

— Не окажутся! — уверенно произнесла Ольга.

— Хотелось бы. Но от греха… пора отсюда выбираться! Подожди меня здесь.

Я отошёл от Ольги, подал условный знак, и тут же рядом пристроился Иван, мой заместитель по отряду. Я говорил негромко, сканируя взглядом ближайшее окружение. Иван стоял ко мне вполоборота, но слушал, надеюсь, внимательно. Закончив инструктаж, я вернулся к Ольге.

— Пошли!

Пока мы добирались до Мишкиной берлоги, я только раз потерял ребят из виду – в переполненном трамвае – и слегка забеспокоился, всё-таки парни непривычны к большому городу, но Ольга меня успокоила:

— Не ёрзай, тут они, тут.

Макарыч, увидев нас в прихожей, только покачал головой. — Встретила-таки, — сказал он Ольге и лишь потом полез обниматься.

Пару минут мы тискали друг друга в объятиях, потом Макарыч поинтересовался:

— Парней-то где бросил?

В этот момент в дверь позвонили.

— Считай, что за дверью, — улыбнулся я.

Когда Иван и ещё двое бойцов оказались в прихожей, Макарыч удивлённо спросил:

— Это все? А зачем ты свою «армию» в железнодорожников обрядил?

— Это не все. На второй вопрос отвечу чуть позже. — Потом я обратился к Ивану: – Давай за остальными!

Тот кивнул и исчез за дверью.

Макарыч подождал, пока Ольга уведёт оставшихся парней наверх, потом с ехидцей в голосе спросил:

— В шпиёнов играешь?

— Бойцов обучаю, — серьёзно ответил я. — Каждый день обучаю, то одному, то другому.

— Да ладно, я ведь пошутил, — слегка смутился Макарыч.

— А с чего ты взял, что я обиделся? — удивился я. — Я ж тебя больше ста лет знаю. А на старых друзей не обижаются.

Макарыч улыбнулся, потом замер с улыбкой на лице. Затем улыбнулся ещё шире.

— А ведь действительно. Мы теперь друг друга, кроме всяких шуток, больше ста лет знаем!

Потом мы втроём сидели на кухне. Ольга сказала, что парни пока от еды отказались, решили дождаться остальных. Я к ихнему мораторию не присоединился и уплетал Ольгину стряпню за обе щёки под рассказы о том, что случилось в моё отсутствие. Потом мы все пили чай, и говорил уже больше я. Когда моя повесть дошла до изготовления «Тигров» Макарыч спросил:

— Вы что, так со всем арсеналом и приехали?

— Нет, покачал я головой. Из оружия у нас только мой «Тигр». Лежит разобранный на дне саквояжа, без патронов. Но на него у меня бумага есть.

— И как ты её получил? — поинтересовался Макарыч.

— Так же, как и в наше время, — усмехнулся я. — Организовал местному начальнику ОЛРР откат в виде полусотенной купюры – и бумага в кармане!

— В нашем времени это обошлось тебе гораздо дешевле, — заметил Макарыч.

— Так тут у меня и не было друга, полицейского начальника, — парировал я. — Да и зовётся местный чиновник иначе.

— Ну понятно, — кивнул Макарыч. — А остальные карабины везти не рискнул? Ну и правильно!

— Не в риске дело. — Я очень старался, чтобы мой голос не казался слишком огорчённым. — Было бы что везти – провёз бы! А так…

— Не понял?

— Понимаешь, мастер, который взялся делать «Тигры» очень постарался. Но изготовить все детали у него не получилось, и он придумал, как упростить механизм, заменив сложные детали более простыми. Я когда его самоделки пристреливал – радовался, не оригинал, конечно, но с пивом потянет. А вот когда я устроил своему войску жёсткую проверку в полевых условиях, то ребята выдержали, а самоделки – нет. Пошли отказы. Вот я и решил оставить карабины барабинским дружинникам.

Мы немного помолчали. Потом я вспомнил.

— Ты давеча спрашивал, зачем я хлопцев в железнодорожную форму обрядил? Не скрою, были у меня и другие мысли, а потом подумал: они ведь и так железнодорожники, и ехать нам по железной дороге, так чего огород городить? Какая одежда привлечёт меньше всего внимания на железной дороге? То-то… Вот и разбил я свой отряд на две паровозные бригады во главе, кстати, с настоящими машинистами. И сам в инженера-путейца вырядился, но только не сразу. От Каинска-Томского до Омска ехал по-простому, третьим классом, и только в Омске преобразился. Ты знаешь, как мы уезжали? Вот ты сказал про шпиёнов. То, как мы развлекаемся сегодня, это так, семечки. Ты послушай, как всё начиналось. Перво-наперво выправили все бумаги. Паспорта, правда, у всех и так были настоящие. А что? Мой, хоть и купленный, но ведь настоящий! Остальные бумаги, конечно, липа. Но добротная. Так просто не распознаешь. Мало того. Железнодорожники, они на революционную волну хорошо настроены. И связь у них налажена о-го-го! Ушёл соответствующий сигнал и за нашей группой товарищи всю дорогу присматривали. Передавали, можно сказать, с рук на руки. Случись чего – помогли бы! Так что можно было без особого риска ехать всем вместе. Но я решил иначе. Одна группа уехала за двое суток до моего отъезда в сторону Новониколаевска, другая, тоже экипированная как поездная бригада, за сутки – в сторону Омска. Я сел в поезд ночью один, как уже говорил, в третий класс. В Омске меня местные товарищи приютили. У них я отсиделся, переоделся и, опять-таки ночью, сел уже в другой поезд. Но ехал теперь «барином» в вагоне другого цвета. В этот же поезд, но в разное время, в разные вагоны и на разных станциях сели остальные бойцы.

В это время в дверь позвонили. Иван привёл остальных хлопцев.