— Где? Где эта сука со шрамом? — рычал Бодрый и, схватив администратора за отвороты клубного пиджака, тряс так, что голова испуганного мужчины безвольно болталась, как у китайского болванчика. — Говори! Говори, или я тебе сейчас тоже пасть порву!

— Н-е-ет! Нет у нас никакой девушки со шрамом, — испуганно блеял администратор, неимоверным усилием пытаясь зафиксировать голову в нормальном положении.

Срочно обыскали весь ресторан, но никакой официантки со шрамом на щеке не обнаружили, зато в подсобке нашли в беспамятстве раздетую до нижнего белья и без парика молодую кореянку, недавно принятую в ресторан в качестве специалиста по проведению чайной церемонии. Её кимоно и парик нашли в женском туалете. Бодрый посмотрел на узоры в виде цветов лотоса, и припомнил, что точно в таком же кимоно официантка со шрамом приносила им в номер саке.

Потом был приезд милицейского наряда, который вызвал экспертно-криминалистическую группу, потом нагрянули прокурорские работники и даже кинолог с собакой. Собака след не взяла, так как кимоно было обработано каким-то пахучим составом, от которого у ищейки пропадал нюх.

Бодрого допрашивали дважды: сначала милицейский опер, потом прокурорский следователь. Бодрый строго держался первоначальной версии: дескать, погибшего знаю около месяца, так как проживал с ним в одном общежитии, сегодня в ресторан пришли отметить удачную «халтуру», кто и за что убил Кима Викторовича Цоя, ему неведомо.

Специалиста по чайной церемонии допросить не удалось, так как её в бессознательном состоянии увезли в больницу.

За несколько часов работы следственно-оперативная группа ничего существенного «не нарыла». Композиционный портрет предполагаемой убийцы воссоздать не удалось, так как на момент совершения преступления она была в гриме и парике, отпечатков её пальцев также не обнаружили. Даже принесённая ею бутылочка саке оказалась «чистой». Бодрого отпустили, но попросили в ближайший месяц город не покидать.

— Да куда я денусь! — горячо заверял он следователя, заведомо зная, что вылетит на Сахалин первым же рейсом.

Первое, что он сделал, выйдя из ресторана — позвонил по номеру, который Орех ещё при жизни передал ему для экстренной связи. В телефонной трубке неожиданно прорезался чистый, без единой помехи, мужской голос.

— Слушаю Вас внимательно! — произнёс невидимый собеседник.

— Я должен сообщить Вам, что один из близнецов внезапно заболел и умер, — произнёс Бодрый кодовую фразу.

— Соболезную! — ответил голос, и на том конце повесили трубку.

Бодрый с удивлением посмотрел на телефон. Вопросов было много, отвечать на них было некому. Он остался один среди чужого, и, как ему не без оснований казалось, враждебного города.

— Надо лететь на Сахалин! — мысленно решил агент-одиночка. — Орех перед смертью успел сказать, что нас перебрасывают на Сахалин, значит, мне туда дорога!

Он не стал возвращаться в свою комнатушку в детском комбинате: паспорт, деньги и остальные документы были при нём, оружие и спецтехника давно находились в тайнике, а больше его ничто не интересовало. Прямо из ресторана он поехал в аэропорт, где взял билет на первый же рейс.

На Сахалин он улетел глубокой ночью. Уставший от выпавших на его долю за последние сутки испытаний, Бодрый уснул в кресле сразу после взлёта, и проспал до посадки.

При заходе на посадку самолёт сильно трясло, а за иллюминатором мелькала какая-то серая муть. Пассажиры грешили на непогоду, но причиной встряски были не только погодные условия. Остров, словно старый каторжанин, завернувшись в серую пелену тумана, со зловещей улыбкой принимал в неласковые объятия новых поселенцев.

Смерть резидента — всегда событие, смерть резидента во время проведения операции — событие крайне нежелательное, можно сказать, ЧП. Поэтому о смерти резидента, обосновавшегося в одном из крупных городов Дальнего Востока и курирующего проведение операции «Горностай», Директору ЗГС доложили незамедлительно. Утром Директор вызвал заместителя по кадрам и молча передал ему папку с расшифрованным сообщением о смерти сотрудника. Кадровик быстро пробежал глазами сообщение и захлопнул папку.

— Что скажешь? — спросил Директор, глядя в бесстрастное лицо зама.

— Жаль! — коротко ответил кадровик, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Это всё? — удивился Директор, зная, что зама и умершего сотрудника связывали давние дружеские отношения.

— Прикажите подобрать кандидатов на замещение? — холодно поинтересовался зам.

— Подбирайте! — ответил Директор, и, казалось, утратил к посетителю интерес, углубившись в чтение очередного документа. Заместитель молча кивнул и вышел.

Директор не знал, что о смерти друга кадровик узнал накануне вечером, и у него была долгая бессонная ночь. Ночь, когда воспоминания, словно непрошеные посетители, толпятся в прихожей твоего сознания и поочерёдно терзают твою память и душу, когда из глубины души вместе с осознанием невосполнимости потери приходит и боль утраты. И эту боль не заглушишь ни водкой, ни корвалолом, ни едким «Беломором».

К утру, когда в лёгких вместо воздуха плавал табачный дым, а сознание, несмотря на выпитый в течение ночи литр «Столичной», оставалась ясным, кадровик встал из-за стола, как-то по-собачьи встряхнулся всем телом и направился в душ. В душе, стоя под струями горячей воды, он наконец-то смог заплакать. Слёзы смешивались с потоками воды и падали на кафельный пол, чтобы навсегда исчезнуть в сточной трубе. О том, что железный зам способен на простую человеческую слабость, не подозревал никто.

Мужчины не плачут, даже когда им очень больно, поэтому вы никогда не увидите их слёз, а если вдруг и увидите, то знайте — это просто вода!

Из душа он вышел таким, каким его знали прежде: волевым, собранным, не ведающим сомнений педантом. К исходу дня он подобрал и представил на утверждение Директору личные дела трёх кандидатов. К каждому делу прилагалась короткая справка.

Директор внимательно ознакомился со всеми тремя папками, и вернулся к папке, где находилось личное дело кандидата под номером один.

— Как у него со здоровьем? — поинтересовался он у зама.

— Восстановился. К выполнению обязанностей может приступить в любой момент, — сухо ответил заместитель.

— В таком случае срочно введите его в курс дела, ознакомьте со всеми документами по операции «Горностай», и направьте на место дислокации прежнего резидента, — подытожил Директор и передал кадровику папку с личным делом.

— Да будет так! — ответил заместитель и, собрав со стола остальные дела, тихо покинул кабинет.

После ухода заместителя по кадрам Директор вызвал к себе заместителя по оперативной работе.

— Информацию по Сахалину «слили»? — сухо поинтересовался у него Директор.

— Как приказывали! — с готовностью ответил Первый зам.

— Есть реакция?

— Пока никакой, но я держу вопрос под личным контролем.

— Как только наши оппоненты начнут делать какие-либо телодвижения, немедленно докладывать мне.

— Я Вас понял.

— Что у нас по операции «Горностай»?

— Первоначальный этап закончен: заброска боевых групп в район предполагаемых действий произведена успешно.

— Потери?

— Минимальные.

— Какие новости с самого Сахалина?

— Криминальная обстановка стабильная, без заметных изменений. Хотя по имеющейся у меня информации, группы ликвидаторов в район проведения операции уже убыли.

— Мы можем их перехватить до начала акции?

— Нет. Нам неизвестна ни численность групп, ни приметы, ни персональный состав, ни места предполагаемого базирования. Аналитики считают, что самый безопасный способ проникновения на остров — поодиночке. Видимо, тайники и базы у них оборудованы, поэтому прибывать будут «чистыми», то есть без оружия и без спецтехники. Они «проявятся» при проведении акции, тогда мы их и возьмём.

— Возможно, торопиться не следует. Я думаю, это нам на руку, что мы не можем их обнаружить до начала акции. Пусть они выполнят свою задачу, только после этого приступайте к ликвидации. К этому времени ФСБ проверит «слитую» им информацию и приступит к практическим действиям. В этот момент ЗГС должно тихо и незаметно уйти в тень.

После этих слов Директор взял паузу.

— Вас что-то беспокоит? — спросил зам.

— То же, что и Вас: мы не знаем их планов до конца, а значит, не можем просчитать их вероятные действия. К тому же мне до сих пор непонятен механизм отторжения острова от территории Российской Федерации. Ведь это война! На что они надеются? В открытом бою их сомнут в считанные часы — они сотрудники спецслужбы, а не регулярные войска! Конечно, этот вариант они давно просчитали. Наверняка у них заготовлена какая-то беспроигрышная комбинация.

— Наши резиденты «роют землю», но пока никакой конкретной информации не получено.

— Жаль! Времени у нас не так много, так что если необходимо усилить деятельность на этом направлении, можете задействовать резервы. Если вопросов нет, можете идти.

Этим же утром директор ФСБ Ромодановский тяжело дыша и потея, никак не мог принять правильного решения. Час назад ему принесли аудиокассету, которую кто-то оставил в приёмной. На кассете был записан разговор неустановленного лица и питерского авторитета Коха. Эти двое обсуждали ни много, ни мало — организацию и осуществление государственного переворота. Именно так расценил директор ФСБ намерения заговорщиков по отторжению острова Сахалин. После переворота Сахалин должен был стать отдельным государством со своим губернатором, а может быть, и президентом, со своей армией, полицией, военно-морским (пускай небольшим) флотом. Сахалин должен распахнуть свои границы для иностранного капитала, стать этаким «островом мира», и после нескольких лет активного вливания в него финансовых средств, превратится в остров-офшор, который по строительству и финансовому размаху должен затмить Гонконг.

С одной стороны, обнаружение государственных заговоров с последующей ликвидацией — это и есть для ФСБ самая что ни на есть прямая обязанность, её хлеб. Вопрос был в другом: как опытный царедворец, Павел Станиславович хорошо знал, как важно подать информацию в нужное время и в нужном ракурсе.

Информация нуждалась в проверке, и Ромодановский дал отмашку. В Центральном аппарате срочно формировалась рабочая группа по проверке сообщения. Были подключены секретные сотрудники и сотрудники региональных отделений. Активно шла разработка самого Коха. Павел Станиславович понимал, что проверка займёт определённое время, возможно, пару недель, возможно и месяц. За это время информацию о готовящемся перевороте могли «нарыть» коллеги из ГРУ. Могли случайно выйти на заговорщиков оперативники из МВД.

При таком раскладе Ромадановский и его служба оставались «за бортом», а «сливки» доставались тому, кто первый доложит Президенту о раскрытии заговора. Можно было снять трубку аппарата прямой связи и доложить Президенту немедленно, но Ромодановский знал, что после его доклада у Президента появятся вопросы, на которые он пока ответить не может, а значит, вместо триумфа можно «сесть в лужу»! А что, если это окажется чьей-то глупой шуткой, даже не шуткой, а спланированной провокацией, на которую он по замыслу «шутников» должен обязательно «клюнуть»? Тогда перед Президентом он предстанет в очень невыгодном свете, что грозит почётной отставкой и начислением заслуженной пенсии.

Наконец Ромадановский решился на компромиссный вариант. Он снял трубку с аппарата прямой связи и позвонил Президенту.

— Да, — ответила трубка сухим мужским голосом.

— Здравия желаю! — наигранно бодро произнёс Ромадановский.

— Судя по тому, что Вы, Павел Станиславович, начали с официального приветствия, у Вас есть чем меня озадачить. Я прав?

— Захар Маркович, может, эта информация и не подтвердится, и я зря отнимаю Ваше время и внимание, но по непроверенной информации, в стране резко обострились сепаратистские настроения…

— В Казань-граде? — перебил его Президент.

— Нет, Захар Маркович, на Дальнем Востоке.

— Да? Что-то новенькое! И что на этот раз — Курилы? Территориальные претензии Китая?

— Захар Маркович, это не внешняя угроза, это сепаратизм. Повторяю, по непроверенным данным, некоторые влиятельные лица в сговоре с уголовным элементом и при поддержке иностранной спецслужбы, планируют отторгнуть от территории Российской Федерации остров Сахалин, который в дальнейшем планируется объявить независимым государством.

— Неужели? И как они намереваются это сделать? Насколько мне известно, парад суверенитетов давно закончился!

— Механизм отторжения острова нам пока не ясен, да и сама информация требует дополнительной проверки. Возможно, это блеф!

— А возможно, дражайший Павел Станиславович, Вы проморгали заговор!

— Не проморгали, господин Президент! Нам пофамильно известны фигуранты заговора, вернее, часть фигурантов… Необходима дополнительная проверка, чем мы сейчас в ускоренном темпе и занимаемся.

— Проверяйте! — сухо ответил Президент и прервал разговор.

По окончанию разговора Ромадановский тяжело опустился в кресло и с шумом выдохнул воздух. Лавировать становилось всё труднее и труднее, сказывался возраст и переизбыток в организме холестерина.