Глава 4. Заоблачные грёзы
Знаете, я никогда не пил. Ну разве глоток шампанского на вечеринке у друзей, да и то чтобы от меня отстали. Но, несмотря на мою искреннюю невинность в этом вопросе, я прекрасно представлял, как должен чувствовать себя человек утром после бурной вечеринки. По крайней мере, я так считал.
Утро не задалось с самого начала. Очнувшись в мягкой постели от дикого вопля автомобильной сигнализации, разрывающейся прямо под окном, я резко сел, но через мгновение вновь рухнул обратно, осознав все ошибки и раскаявшись во всех грехах с момента своего рождения. Боль в голове была настолько адской, что мне пришлось пролежать как минимум пару минут, пока я смог пошевелиться, не опасаясь отбросить копыта. Следующие минут пять я был занят увлекательнейшим делом: разглядывал потолок, силясь сконцентрироваться на толстой зелёной мухе усевшейся над моей головой. Итак, судя по общему самочувствию, вчера я либо напился до потери пульса, либо меня сбил самосвал (что, учитывая мой образ жизни и лёгкую рассеянность, намного вероятнее), но поскольку я лежу у себя дома, а не в больничной палате, окружённый стенающими родственниками, значит оба варианта были ошибочными. Ну что ж, идём дальше. Стараясь не делать резких движений, я медленно свесил ноги с дивана. Успех! Дальше, опьянённый столь лёгкой победой, я поднялся на ноги. Это было ошибкой. Внезапно мир опять потерял чёткость, а земля, словно беговая дорожка, ринулась из-под ног. Но я устоял. Преодолев все невзгоды, я кое-как добрался до умывальника. Тут мне впервые удалось увидеть своё лицо. Кажется, версию с самосвалом я отбросил зря. Взлохмаченные волосы, синяки под глазами, плавно перетекающие в опухшие губы, да и общий помятый вид создавал впечатление, словно я недавно вступил в «бойцовский клуб». Количество вопросов продолжало нарастать. На кухне меня встретил приятный на вид, да и на вкус, сэндвич с индейкой и пармезаном, и маленькая записка, на которой ровным аккуратным почерком было выведено «Доброе утро, милый. Сегодня буду поздно, важная встреча. Целую! P . S. Сэндвич на столе»
Описывать дальнейшие сборы бессмысленно. Желание сдохнуть, к сожалению, не является причиной неявки на работу. А жаль. Правда, жаль. Не знаю, как я добрался до работы, но факт остаётся фактом: ровно в 9.00 моя измученная задница воссоединилась с офисным креслом, приветливо скрипнувшим в ответ.
Следующая часть дня также прошла как в тумане, по крайней мере, до обеда. Стоило кварцевым часам над головой обозначить начало перерыва, как в мой кабинет пулей ворвался он.
– Здорова, Марк! Видел вчерашний поединок? Этот хохол его просто порвал! Похоже, не зря он сало ест! Ха! Понял шутку? Хохлы любят сало!
Чтоб его. Ну почему именно сегодня? Почему именно сейчас. Ему, что, совсем нечем заняться. И какого черта я должен слушать эти бредни. Как же он меня достал. Голова раскалывается, никак не могу вспомнить, что делал вчера.
– Пошёл вон, – тихо выдавил я.
– Что, прости? – от неожиданности собеседник поперхнулся кофе, стаканчик с которым держал в руке, и, глупо улыбаясь, уставился на меня.
– Пошёл вон отсюда! – меня трясло. На лбу выступила испарина, я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и я швырну офисный телефон в его мерзкую рожу с застывшей смазливой улыбкой.
– Я пойду, пожалуй, – пятясь с той же идиотской улыбкой, намертво прилипшей к его подхалимскому личику, гость спешно ретировался из кабинета, напоследок еле слышно проронив какое-то оскорбление в мой адрес, высказать которое в лицо у него никогда не хватило бы смелости, и плеснув немного мерзкого кофе на дверной косяк.
Кстати, впервые в жизни мне пришла мысль, что за всё время работы я так и не удосужился узнать его имя. Не потому, что мне не было интересно, хотя на самом деле мне было всё равно. Просто ни разу за всё время общения мне не приходило в голову, что этот маленький офисный подхалим, скорее сравнимый с паразитом, чем с планктоном, может иметь имя. Словно маленький мохнатый клещ, он вцеплялся в любого человека, из которого мог извлечь пользу, и только тот становился бесполезен, тут же перескакивал на новую жертву, словно престарелая шлюха, начисто забыв обо всех догмах морали. Жизнь часто сталкивает нас с такими людьми. Порой они нас злят, некоторые им завидуют, иногда они пытаются присосаться к вам. Единственное, чему меня пока не научила жизнь, это как себя с ними вести. Но, кажется, сейчас я кое-что понял. Вы можете окружить себя ими, и они, словно сирены, утаскивающие на дно зазевавшихся моряков, утащат вас на дно жизни, потому что они никогда не поднимутся вверх. Их пугает солнечный свет. Наверху нет места слабым. К какой бы вершине вы ни стремились.
– Браво, мой мальчик, – тихий возглас, сопровождающийся лёгкими хлопками, вывел меня из лёгкого транса. Это была Тома. Похоже, она видела всю сцену с начала и до конца, и сейчас стояла, прислонившись к дверному косяку, и медленно хлопала в ладоши. На её лице была неестественная улыбка, скорее похожая на оскал хищного зверя. Медленно, не переставая хлопать, она подошла к моему столу, и, наклонившись, вплотную приблизилась к моему лицу.
– А ты растёшь в моих глазах, – тихо прошептала она мне на ухо, едва касаясь губами края моего уха. – Посмотрим, что будет дальше.
И неожиданно резко выпрямившись, исчезла так же внезапно, как и появилась. Оставив после себя лишь лёгкий мускатный запах и глухое эхо каблуков, цокающих об офисный паркет.
* * *
Вечер. Безумная колесница потихоньку сбавляет темп, день подходит к концу. Уставшие работники, выжатые досуха, медленно бредут к своим машинам, чтобы через несколько десятков незабываемых минут в пробках, вдохнув в себя всю прелесть жизни мегаполиса, завалиться на диван, и, поставив мозг в ждущий режим, отключиться от этого мира. Вот и я иду. Иду, как шёл до этого десятки, сотни раз. Вот я сажусь в удобное кресло, над созданием которого в своё время немало потрудились несколько десятков иностранных мозгов, поворачиваю ключ, приводящий в движение то, что ещё лет тридцать назад казалось невероятным, и еду вперёд, вперёд. Вокруг мелькают окна домов, в каких-то уже горит свет – символ новой жизни, какие то ещё темны, и их пустые глазницы с немой тоской таращатся на улицы, залитые светом. Весь мир соткан из тысяч чудес, столь привычных нам, что мы перестали их замечать. И вот я останавливаюсь у небольшого серого бордюрчика, выключаю мотор, отстёгиваю ремень и покидаю маленького механического друга. Мгновение, и я уже стою напротив двери. Стук.
– Здорово, а мы тут со стариканом поспорили, вернёшься ты или нет. Кажется, я теперь должна ему сотку, – весело приветствовала меня Аннет, стоило повернуть дверную ручку и толкнуть дверь, оказавшуюся незапертой. От неё так же пахло кофе, смешанным с сигаретным дымом. Она так же язвила и ухмылялась, бросая взгляды, острые как рапира.
– А я что-нибудь получу из этого спора? – мой голос показался мне чужим. Словно это был не я, а кто то другой. И этот кто-то был мне явно симпатичен, хоть и не знаю, почему.
– Ну, могу сделать тебе кофе, по рукам? – на мгновение задумавшись, пожала плечами девушка.
– Идёт, главный у себя? – кивком головы указав на дверь кабинета, в который в прошлый раз отвёл меня старичок, спросил я.
– А чёрт его знает, он у нас парень подвижный, любит возникать из ниоткуда. Сходи, проверь, тебе кофе с молоком, сахар? – улыбнулась она.
– Нет, просто чёрный и покрепче. Скоро вернусь, пойду на разведку, – ответил я, направляясь к двери кабинета.
– Уважаю. No pasarán! – вскинув вверх сжатый кулак, выкрикнула она. Не совсем уместный лозунг, но звучит внушительно.
– О! Маркуша! Как я рад тебя видеть! – маленького старичка буквально вырвало из офисного «кресла» и швырнуло в моём направлении, стоило лишь частично переступить порог кабинета. От неожиданности я чуть не попятился назад. Пожалуй, нечто подобное испытывают простые смертные, волею случая впервые в жизни наблюдающие за пуском ракеты в космос. Маленький старичок буквально излучал яростную энергию, способную в мгновение ока испепелить всё в радиусе нескольких километров от эпицентра, в этот раз облачённого в ярко-малиновый костюм с шёлковой голубоватой рубашкой.
– Вы, похоже, рады меня видеть, – ухмыльнулся я, параллельно пытаясь сообразить, когда меня последний раз называли, Маркушей. В ответ всплывали едва уловимые образы из детства, это было всё, чего удалось добиться. Ну да и ладно.
– Конечно! Наша прошлая встреча получилась слегка, – тут мой собеседник замялся, явно подбирая слова, – скомканной! Но я очень рад, что ты вернулся. Это была целиком и полностью моя вина, надо было тебя подстраховать, но я, старый дурак, совсем расслабился.
– Ваше предложение по поводу работы ещё в силе? – прервал я причитания старика, грозившие затянуться надолго. К сожалению, я не располагал лишним временем.
– Эм, да, конечно! – слегка растерялся собеседник, успевший погрузиться в свои мысли.
– Тогда, когда я могу приступать?
– Да хоть сейчас, тем более время подходящее. Вас проводить? – странная улыбка вдруг озарила лицо пожилого человека. Я с трудом могу описать её: словно он знал всё то, что произойдёт дальше.
– Спасибо, я сам, – ответил я, и, слегка поклонившись, вышел из кабинета, провожаемый долгим взглядом странного человека в малиновом костюме.
В холе было пусто. От моей былой собеседницы не осталось ни следа. Лишь небольшая чашка, с изображённым на ней улыбающимся пандой, жующим эвкалипт, источающая ароматный запах свежезаваренного кофе, стояла около двери, ведущей в мой «кабинет». Что ж, по крайней мере, слов она на ветер не бросает. Весьма ценное качество в наше время, и, к сожалению очень редкое.
Ну-с, приступим-с! Отхлебнув немного горячей ароматной жижицы, я осмотрел рабочее пространство. Клянусь, древние греки полные идиоты, если осмелились называть напитком богов тухлую амброзию. Кофе! Вот напиток, достойный истинного творца! Эх, ещё бы перекусить чего-нибудь, но это подождёт, тем более Карина уже звонила несколько раз, предупреждала, что сегодня до утра проторчит на работе, так что ничего вкусного дома меня бы и не ждало. Забавно, как только я стал жить с ней, я моментально потерял всякую жизнеспособность, и даже банальная просьба приготовить себе ужин вызывала у меня ужас, сравнимый с ужасом первобытного человека, только что открывшего огонь. Ну, с другой стороны, сегодня я могу никуда не торопиться.
Замечательно! Во всём надо видеть светлую сторону, как учила меня мама и не сумела переубедить жизнь. 1:0 в пользу воспитания. Но опять я отвлёкся. Как же это работает….
Осторожно, стараясь не пролить кофе, я медленно взобрался по ступенькам на верх лесов. Главное в этот раз не повторить фееричное падение, мои рёбра мне этого больше не простят.
Ну вот, я наверху. И что дальше? Задумчиво раскручивая в левой руке обнаруженный мною жезл, я сделал ещё один глоток. Чёрт, да эта Аня гений, попроси меня кто-нибудь выбрать между её кофе и тем, что варит Тома, я, пожалуй, сошёл бы с ума. Так-с, помню, тут была какая-то очень простая последовательность. Похоже, падение начисто отшибло мне мозги, а жаль. В политику, что ли, теперь податься?
Лениво размышляя об открывающихся передо мной перспективах, я машинально сделал ещё глоток, и, поперхнувшись, закашлялся. От неожиданности, жезл, описывающий круги, выскочил из руки и со звоном врезался в стену. Яркий свет ударил мне в глаза. Так вот оно что! Стараясь не терять ни секунды, я подхватил свой рабочий инструмент и принялся самозабвенно тыкать им в тёмный потолок. Один за другим зажигались огни. Какое опьяняющее чувство: каждое новое движение зарождало тысячи маленьких искорок, испещряющих покатый потолок. И вот, когда последняя из них заняла своё законное место на небосводе, а последняя капля моего пота, скатившись по разгорячённой коже, рухнула вниз, я сделал глубокий вдох и бросил взгляд вниз.
И снова это ощущение, нахлынувшее словно цунами на беззащитный город. Но в этот раз я был к этому готов. Собрав все свои внутренние гарнизоны, я бросил их в бой, стараясь совладать с невиданной силой масштабов, происхождения которой я не понимал, бой с тенью. Но в этот раз всё было по-другому, мои колени дрожали, а руки судорожно вцепились в ограду лесов, так что кисти побелели от напряжения, с моего лба по вискам и на шею стекали целые потоки пота, в голове шумело, но я стоял, стоял, не моргая, уставившись в никуда.
В этот раз она позволила мне заглянуть в себя. И я видел всё. Это сложно объяснить, и ещё сложнее осознать. Я словно прозрел, то что было раньше, всё было словно не в серьёз, не по настоящему. Тот узкий мирок в котором я раньше жил резко расширился до масштабов вселенной. Я был всем. И в то же время продолжал оставаться собой, что-то мешало мне погрузиться в эту пучину до конца, раствориться в ней, по-настоящему слиться с бесконечностью. Кажется, я плакал, плакал от бессилия, от радости, от всех эмоций мира. Но вот, кажется, я услышал знакомый голос, едва различимый среди миллиардов других голосов. Но я знаю, если я захочу, я смогу сконцентрироваться на нём. Так, делаем глубокий вздох… И…
* * *
– Ну почему? – высокая блондинка сидела на плюшевом диване, поджав под себя ноги, завернувшись в короткий розовый халатик и громко плакала.
– Ты шлюха! Ты спишь с ним?! Я знаю, что спишь! – невысокий коренастый паренёк мечется по комнате из угла в угол, размахивая руками, его глаза выпучены, а на виске пульсирует вздувшаяся вена, он кричит. Внезапно он подлетает к сжавшейся в углу дивана девушке и замахивается. Блондинка съёживается, готовясь принять удар, но парень замирает с высоко поднятой рукой. Минута молчания, прерываемая лишь тихими всхлипами девушки. Затем, выругавшись сквозь зубы и резко развернувшись, он идёт в сторону окна. По пути нервно перебирая между пальцами зажигалку, минутой ранее извлечённую из помятой пачки сигарет.
– Но ты же обещал… Помнишь, как мы хотели… Я же всё это ради нас… Я же люблю тебя, – еле слышно шепчет она, поднимая заплаканные глаза на парня, стоящего у окна с сигаретой.
– Заткнись. Зачем мне жена шлюха. Иди, спи с этим жирным ублюдком. Проваливай, – сквозь зубы цедит он.
– Любимый, – медленно, словно побитая кошка, она недоверчиво, слегка пошатываясь, подходит к нему, аккуратно кладёт ему руки на плечи, пробует обнять, и тихо, стараясь сдерживать слёзы, шепчет на ухо, – Это всё ради нас, помнишь, как мы хотели? Домик у моря, небольшую пекарню, любимый, зачем ты так…
Сильный толчок, отброшенное лёгкое тело девушки летит в угол, по пути сбивая вазу с цветами, ещё мгновение – и взбешённый парень, роняя тлеющие остатки сигареты, подлетает к упавшей девушке. Удар. Тоненькая струйка крови вытекает из её аккуратного носика, смешиваясь со слезами, медленно стекает по щеке, на пол.
– Убирайся из моего дома, тварь! Видеть тебя не хочу! – согнувшись над съёжившемся телом, орёт он, подкрепляя свои слова увесистым плевком в лицо девушки.
Минута. И тишина, лишь громкий хлопок закрывающейся двери, удаляющийся звук шагов и тоненькие всхлипы маленькой девушки, забившейся в угол. Вдруг ожил телефон, притаившийся на журнальном столике. Медленно, слегка прихрамывая на левую ногу, она побрела к нему.
– Да, Вениамин Карлович, я вас слушаю, – совершенно спокойно ответила она.
– Дорогуша, – раздался низкий сальный голос из трубки – я сегодня сбагрил свою мегеру с детишками в театр, приезжай ко мне минут на сорок, а после мы обсудим небольшую прибавку, если заслужишь, конечно.
– Конечно, я всё поняла, вы останетесь довольны, Вениамин Карлович. Буду через двадцать минут, – тем же ровным голосом продолжила девушка, и положила трубку.
Глубокий вздох. И спустя десять минут, скрыв следы недавних побоев, надев кружевное бельё, которое так любит Большой Б, ритмично цокая каблуками, Тома вышла из квартиры, закрыв за собой дверь и оставив на столе ужин, если вдруг её любимый вернётся сегодня домой.
* * *
– А ведь он ей изменяет, – тихий низкий голос, неожиданно возникший рядом со мной, вырвал меня из пелены грёз.
– А? – ошарашенно переспросил я, растерянно рыская глазами по комнате в поисках говорившего.
– Я сказала, что он ей изменяет. Регулярно, и не особо страдает по этому поводу. Вот, например сейчас, он развлекается с одной девчонкой, которую подцепил на прошлых выходных в одном местном баре. Он частенько там зависает, один или с компанией, – грустно повторила Аня. Она сидела рядом со мной, свесив ноги с края лесов. Сидела тут, на крыше мира. И смотрела вниз. Странное чувство охватило меня в этот момент: я смотрел в её глаза, и думал, что точно такой же взгляд я видел совсем недавно, у забавного старичка. Взгляд человека, впитавшего в себя всю грусть мира, взгляд человека, впитавшего века. Но это длилось всего мгновение: почувствовав, что я смотрю на неё, девушка слегка встрепенулась, и, переведя на меня взгляд, уже совершенно обычный, пожалуй, впервые за всё время искренне мне улыбнулась.
– Будешь? – она протянула мне чашку кофе, зажатую в левой руке. Интересно, она хоть иногда с ней расстаётся?
– Да нет, спасибо, – ответил я, стараясь как можно быстрее собраться с мыслями, витавшими вокруг после пережитого видения, если это можно так назвать.
– Ты не против, если я закурю? – вновь спросила девушка, я кивнул, стараясь сосредоточиться на чём-то одном. Это всегда помогало мне сконцентрироваться, сейчас, например, я смотрел на маленькое чёрное пятнышко облупившейся штукатурки на противоположной стене.
– А ты меня удивил, признаюсь, – вновь заговорила она через какое-то время, зажав дымящуюся сигарету между средним и безымянным пальцами правой руки.
– И чём же? – слегка озадаченно переспросил я. Мой давний метод и в этот раз не подвёл меня, и сейчас я был в состоянии вести относительно осмысленную беседу.
– Ну, давай вместе подумаем, – слегка наклонив голову набок и выпустив клуб сизоватого дыма, продолжила Анна, – Обычному парню вдруг ни с того ни с сего начинают мерещиться странные вещи. Странные листовки, звонки из ниоткуда, и, не выдержав, он в конце концов сдаётся и идёт по указанному адресу. Но что его там ждёт? Странные люди, и только попробуй сказать, что ты подумал о нас иначе, впервые встретив. Непонятная комната, которая открывает для тебя весь мир. И после всего этого ты вновь возвращаешься обратно, как ни в чём не бывало, не задавая логичных с твоей стороны вопросов, в стиле «Да что здесь, чёрт возьми, происходит?!!» и молча приступаешь к работе. Тебе это не кажется странным?
Договорив, девушка вновь отхлебнула из стаканчика и задумчиво уставилась на меня. Ну что я мог ей возразить, во всём вроде бы она была права, за исключением одного.
– Знаешь, – продолжил я, отведя взгляд в сторону. Всегда терпеть не мог людей, которые при разговоре с тобой смотрят куда-то мимо, но в данной ситуации мне почему-то было нестерпимо тяжело смотреть в её бездонные карие глаза – Знаешь, ты права, и мне сложно описать тот ужас, который охватил меня при первом контакте с вашей «организацией», и да, у меня есть уйма вопросов, которые словно стая диких ворон кружат у меня в голове, но почему-то мне кажется, что ещё не время выпускать их на волю. С того самого дня, как я впервые подобрал листовку с вашим логотипом, что-то изменилось во мне. Я успокоился. Может быть, на самом деле это прозвучит немного странно, но я по-настоящему успокоился. И, несмотря на то, что внешне это плохо различимо, поскольку ваши «выходки» порой вызывали у меня настоящий шок, внутри я был спокоен. У меня нет объяснения этому, и я не уверен, что сейчас мне удалось донести до тебя именно то, что я хотел сказать, но так хорошо мне не было никогда.
– Конечно, – вновь улыбнулась Анна, – в этом нет ничего необычного. Просто здесь ты на своём месте, там, где должен быть.
– В смысле? – переспросил я.
– Ну, смотри – тяжело вздохнув, собеседница вплотную приблизилась ко мне, и, словно ребёнку, начала на пальцах объяснять то, что, по её мнению, было очевидно, – Когда человек рождается, его судьба предопределена. Кем и когда – неважно, сейчас не об этом, но мы имеем дело с фактами. Но, это не значит, что, родившись, человек может пойти по одному предначертанному свыше пути. На самом деле таких путей множество, их сотни, тысячи. И каждый по-своему верен. И вот, только родившись, этот маленький комочек буквально обмотан нитями судьбы. И все нити белые. Кроме одной, и эта единственная нить отличается от остальных больше, чем вода от огня. Если остальные нити сотканы из хлопка, она будет шёлковой, если остальные нити белые, она будет красной. Непонятно? Эх, ты! Ну, слушай тогда дальше, человек волен сам выбирать, какой дорогой ему идти. Но если он выберет одну из тысяч белых нитей, жизнь его не будет простой. Конечно, как и в любой другой жизни, у него будут свои радости, свои печали. Но, несмотря ни на что, даже в самые светлые дни, он будет чувствовать лёгкий дискомфорт, не объяснимый, но явный, преследующий его на протяжении всей жизни. И каждый раз, стоит ему попробовать рвануть вперёд, к намеченной цели, нечто незримое будет мешать ему, сопротивляться. Но стоит человеку ступить на свой путь, как моментально всё изменится, ветер удачи вновь наполнит его паруса, и то, что раньше казалось недостижимым, само попадёт в его руки. Понимаешь?
– Если честно, смутно, но, кажется, общую идею я уловил.
– Надеюсь, это ведь несложно, – тут моя собеседница тяжело вздохнула. – Но, к сожалению, в наше время люди не в состоянии сами выбрать свой путь, они предпочитают следовать путями давно изведанными. Канули в лету Колумбы и Кортесы современности, никого больше не интересует неведанное.
– Кто вы такие? – неожиданно для себя выпалил я.
– Это не самый главный вопрос, – ничуть не смутившись, ответила собеседница, вновь одарив меня очаровательной улыбкой.
– А какой самый главный? – не унимался я.
– А это ты должен понять сам. – вдруг перегнувшись, она чмокнула меня в щёку, – а теперь мне пора.
Я долго смотрел на закрывшуюся за ней дверь. Щека горела, а воздух нестерпимо пах дурманящей, опьяняющей смесью табака и кофе.
– А кто я такой?..
