Было уже темно, когда вокзал вытолкнул меня из своего чрева в совершенно чужой, враждебный мне город. Несмотря на то, что всё ещё была первая половина осени, было ощутимо холодно. Город был чужим, и не только потому, что я был там впервые, он был чужим по духу, по своей природе, по той атмосфере, которую смело можно назвать душой города.

КОГДА ОТРЯД ВЪЕХАЛ В ГОРОД… Вовик совершенно по-своему воспринимал эту строчку. Любитель бродяжничать, он объездил всю округу. Приедет куда-нибудь и долго бродит по улицам, пока не начнёт чувствовать настроение, – от дома к дому, от улицы к улице…

Возле меня остановился автобус, из открытых дверей которого повеяло теплом. Ехать мне было некуда, а следовательно, можно было ехать куда угодно. Кроме меня в салоне было ещё несколько человек. Я выбрал себе место в самом конце автобуса. Наверно, работали доставшиеся по наследству инстинкты, заставляющие забиваться в самый дальний и тёмный угол.

– Оплачиваем проезд, – меланхолично произнесла уставшая кондукторша.

– Почём опиум?

– Четыре.

Отсчитав положенную сумму (у меня было полкармана мелочи), я вновь углубился в свои мысли.

Автобус остановился в очередной раз. Выплюнув пожилую супружескую пару, он принял на борт молодую, не старше двадцати пяти, красивую девушку. Длинные пушистые белые волосы, трогательное, немного детское лицо… Она подождала кондуктора, после чего села передо мной. Я закрыл глаза и вдохнул в себя её приятный, слегка уловимый запах.

– Простите, мисс, где вы предпочитаете знакомиться? – решился спросить я.

– Уж точно не в автобусах, – ответила она, но без неприязни.

– Тогда, может быть, познакомимся где-нибудь в другой обстановке?

– Может быть, когда-нибудь…

– Когда-нибудь не получится. Я не местный и вряд ли когда-нибудь окажусь здесь вновь… Разве что вы меня пригласите.

– Не думаю.

Автобус остановился, скорее всего, возле какого-нибудь рынка, потому что в салон стали набиваться не очень опрятного вида люди с большими сумками.

– Сядьте рядом. – Она подвинулась к окну.

– Не хотите, чтобы кто-то из них сидел рядом с вами?

– Они вечно грязные, и вечно от них чем-то воняет, – брезгливо произнесла она.

– Значит, я сегодня работаю злом меньшим?

– Что-то вроде того. – Она улыбнулась.

– Тогда, может быть, познакомимся?

– В автобусе?

– Только имена.

– Ну ладно.

– Игорь.

– Даша.

– Мне действительно очень приятно. Без балды.

– Вы к нам по делам?

– Не знаю.

– Не знаете?

Я действительно не знал, что я здесь делаю.

– Это, наверное, странно?

– Как начало романа.

– А в каком бы жанре вы написали бы этот роман?

– Не знаю. Наверно, это был бы мистический детектив.

– Да? О чём?

– О человеке, который сам не знает, почему он что-то делает.

– А кто знает, почему он что-то делает и делает ли вообще?

– Вы так считаете?

– Это не я… Это… Есть такая гипотеза, что на самом деле мы ничего не делаем. Всё происходит само. Мы не рождаемся – это происходит, мы не умираем, мы не влюбляемся, мы не хотим есть, и так далее. Так называемая свобода воли – это вымысел. Нам только кажется, что мы что-то делаем, что-то решаем, что-то выбираем. На самом деле, данный человек в данных условиях не может поступить по-другому…

– Ложись! – крикнула она.

Не успев ничего сообразить, я уже лежал на полу рядом с ней, а вокруг стреляли из автоматов, сыпались стёкла, летели брызги крови, падали тела людей.

– Надо уходить. Ты можешь открыть люк?

Мы лежали как раз возле люка в днище автобуса.

– Я попробую, если он не закрыт.

– Попробуй, иначе нас изжарят живьём.

К счастью, люк оказался незапертым, и мы без особого труда перебрались под автобус.

– И что теперь? – спросил я Дашу, чувствующую себя совершенно спокойно в этой ситуации.

– Теперь люк. Не можем же мы просто так лежать и ждать под автобусом.

На этот раз мне пришлось изрядно повозиться, чтобы отодвинуть крышку люка, оказавшегося на наше счастье как раз под автобусом.

– Ты можешь быстрей! – торопила меня Даша.

– Лучше бы помогла, чем бурчать.

– По правилам, я не могу вмешиваться.

– Что?!

– Ничего!

Крышка люка, наконец, поддалась.

– Лезь давай.

– Даму вперёд.

Дашу упрашивать не пришлось.

Люк, похожий сверху на обыкновенный канализационный люк, оказался входом в сложную сеть тоннелей и ходов. Наверно, это был один из тех «входов», которыми пользуются диггеры. Несмотря на полумрак (странно, но там не было темно), светлую курточку, обтягивающие джинсы и туфельки на высоких каблучках, Даша чувствовала себя в тоннеле как дома. Я же постоянно обо что-то спотыкался, бился головой, натыкался на всевозможные выступы и коммуникационные системы.

– Осторожно, – сказала Даша, и я тут же шлепнулся в какой-то ров, по которому с бешеной скоростью текла вода.

«Словно какашка в канализации», – подумал я, когда меня понесло вместе с потоком. Через некоторое время поток настолько замедлился, что я смог выбраться на берег. Откуда-то слышались голоса. Медленно, чтобы не шуметь, я пошёл на звук, который доносился из бокового коридора, освещённого отблесками пламени.

Коридор заканчивался огромной, просторной залой, выложенной белым мрамором. У дальней стены залы было небольшое возвышение, представляющее из себя круглый бассейн радиусом метра полтора. Посреди бассейна «рос» грандиозный цветок лотоса, выполненный из абсолютно прозрачного кристалла. Внутри лотоса горел огонь, заставляющий светиться и без того прекрасный цветок. Кроме лотоса помещение освещали факелы, горящие вдоль стен. В зале были люди. Человек пятьдесят. Одеты они были в длинные, как у кук-клукс-клановцев, белые балахоны. Люди читали хором молитву на каком-то непонятном мне языке. Никто не обращал на меня внимания, да я и старался не высовываться.

Молитва оборвалась на полуслове, и началась песня. Это была странная, магическая песня, перерождающая всё внутри. Внезапно мной овладела неведомая доселе сила, и я твёрдым шагом направился к бассейну. Люди расступались, давая мне дорогу. Подойдя к бассейну, я сначала омыл водой руки, потом лицо, потом принялся жадно пить немного горчащую воду. Всё это время люди продолжали петь.

Напившись, я повернулся к ним лицом и жестом приказал остановить пение.

– Моргана! Мне нужна Моргана! – трижды прокричал я в наступившей тишине.

Мои ноги подкосились, и я рухнул на мраморный пол. Люди запели вновь, и мне показалось, что в своей песне они почтительно обращаются ко мне. Я лежал, и моё тело быстро немело. Я больше не чувствовал ног, рук, спины, живота, груди, шеи, лица… Из меня, как из пробитой автомобильной камеры воздух, уходила жизнь. Сначала исчезли ощущения тела, потом я перестал дышать, потом медленно, как звёзды на утреннем небе, начали затухать и исчезать мысли. Последними исчезли чувства.

Я был мёртв, меня больше не было, и в то же время я продолжал быть. На самом деле, умерло всё лишнее, наносное, искусственное, и только теперь, после смерти, я впервые стал собой, настоящим собой, тем, кем не был ни разу со дня своего рождения.

Я был собой, и предельное, бескрайнее успокоение наполняло меня.

– Постой, тебе не сюда, не сейчас… – услышал я до боли знакомый голос.

Дама с вуалью. Она тормошила меня, била по щекам, трясла за грудки.

– Ты? – улыбнулся я.

– Вставай, нам надо идти, пока ещё не поздно.

– Вставать? Но куда…

– Вставай!

Я открыл глаза и увидел над головой огромную, полную луну, ярко освещающую всё вокруг.

– Какого чёрта!

Я готов был поклясться, что не далее как вчера вечером благополучно лёг спать в свою постельку у себя дома за несколько сот километров до ближайшего моря. Проснулся же я на берегу. Я лежал в одежде прямо на песке (пляж был песчаным), а совсем рядом, метрах в двух от меня, было море. Настоящее бескрайнее море.

– Какого чёрта!

– Вставай! Нам нельзя здесь оставаться. Пойдём. – Она схватила меня за руку и пыталась поднять на ноги.

На этот раз она была в джинсах, тёмных кроссовках и джинсовой курточке. На голове у неё была чёрная вязаная шапочка, какие обычно носят спецназовцы. Лицо было открыто, но как ни старался, я не мог его разглядеть.

– Пойдём! – она ещё раз дёрнула меня за руку.

– Хорошо, пойдём, – я встал, – только ты мне скажи…

– Потом. Они уже близко. Ты сам всё скоро увидишь. Пойдём.

Она потащила меня за руку в направлении груды камней, напротив которых из воды торчал одинокий деревянный столб.

– Там есть укромное место.

И точно. За камнями легко можно было укрыться.

– Прячься и смотри.

Едва мы спрятались за камнями, как на берегу появилась группа людей. Они вели на верёвке, как в фильмах обычно водят рабов, человека с мешком на голове. Они остановились буквально в нескольких метрах от нас. Я отчетливо слышал их голоса, но они говорили на незнакомом мне языке, так что я не понимал ни слова. Разглядеть я тоже никого не мог – их лица скрывали маски. Они начертили на песке круг, куда поставили на колени связанного человека. Сами же они стали за пределами круга, образовав собой сложный мистический знак. Выстроившись, они застыли в абсолютной тишине. Казалось, само время остановилось вместе с этим живым изваянием. Они стояли так достаточно долго, наверно, несколько часов, после чего подняли на ноги пленника и сорвали мешок с его головы. Я с трудом сдержал крик. Это был отец Маги!

– Успокойся, – прошептала мне в ухо Дама с вуалью, – иначе они услышат твои мысли.

Меж тем действие продолжалось. Они привязали пленника к деревянному столбу, одиноко стоящему в море. Пленник был по пояс в воде. Его руки были связаны за спиной повыше локтей. Кисти рук были связаны другой верёвкой, конец которой держал один из палачей. То, что это была казнь, я уже понял. Сам же пленник был крепко привязан к столбу в районе пояса. Рядом с жертвой, чуть сзади, стоял ещё один палач. В руках у него был меч. Остальные расположились в одну шеренгу почти у самого берега. Они вновь застыли на неопределённое время.

Наконец, первый луч восходящего солнца окрасил горизонт как раз там, куда были обращены лица всех участников действа. Прозвучала короткая отрывистая команда. Палач, держащий веревку, натянул её, что было силы, а его напарник уверенно взмахнул мечом. Верёвки, связывавшие руки пленника повыше локтей, упали в воду. Снова команда, ещё один взмах меча, и одновременно с криком боли в воду упали отрубленные кисти рук.

Жертва забилась в конвульсиях, разбрызгивая кровь во все стороны, а палачи затянули мрачную, заунывную песню. Море окрасилось кровью. Одновременно встающее солнце окрашивало небо багрянцем. Через несколько минут всё было кончено.

– Ты видел всё, что нужно, – прошептала мне Дама с вуалью.