Утро этого памятного дня началось рано. В предрассветном тумане усиленной темнотой отходящей, но пока еще царствующей ночи в редут ворвался вестовой. Гор выслушал приказ командующего, отпустил гонца и обеими руками помассировал лицо. Эх, сейчас бы хоть умыться как следует! Однако бежать к реке за новыми ведрами воды он никому не позволил. Со вчерашнего дня остался запас для питья, так что глаза продрать и горло промочить хватит. А большее сегодня – лишняя роскошь. Вестовой доложил, что в лагере Бавена идет медленное шевеление, не как иначе будут строиться для боя через час или два.

Гор нахлобучил шляпу и отправил Никия к своим вестовым поднимать из редутов полки стрелкового корпуса, который сегодня должен был по общему замыслу оборонять земляные укрепления, находясь в самом центре полевой позиции. Сам же он, взяв только пару сопровождающих, пошел по редутам пешком.

Всего за вчерашний день было выстроено пять редутов. Причем самый дальний ромб, с которого вчера палили по рейтарам королевского авангарда, остался немного не достроенным, низким и практически лишенным рва. Все пять земляных укреплений встали, как уже говорилось, перпендикулярно к линии развернувшихся армий и значительно впереди общего фронта сервов.

Планировалось, что остальная масса восставших построится за редутами двумя широкими крыльями без центра. Центром этим станет последний редут. Оба фланга будут расчленены Трэйтом в глубину на три линии, составленные из смешанных полков – стоящих вперемежку пикинеров, мушкетеров и алебардщиков. Армия Свободы при таком построении будет напоминать дагу – кинжал для левой руки, использовавшийся Гордианом в его недавнем поединке с Хавьером. Редуты, как лезвие, рассекут вражескую армию, а фланги, как боковая оплетка эфеса, остановят их натиск.

Вот только Бавен – не живот, в который дага воткнется легко, по самую рукоять, а тяжелый кавалерийский палаш, – не сломать бы такое оружие!

Стрелки поднялись споро, зарядили картауны и кулеврины, забили картечными шариками в общей холщовой рубашке жерла мортир. Прочистили и проверили мушкеты. Почти все, кто сегодня должен был оборонять редуты, вчера легли спать прямо в укреплениях, как и сам Гор, не отходя от своих орудий.

Бывший демиург, бывший чемпион авеналий, а ныне полковник и командующий единственным стрелковым корпусом Армии Свободы еще раз прошел по валам и в целом остался доволен: стрелки и артиллерия к бою готовы! Гор дал последние консультации офицерам редутов и послал вестового к Трэйту с докладом. Посмотрел, как тот бежит, перепрыгивая через кочки, и глянул дальше, по направлению его бега на основной лагерь сервов: отсюда ему было хорошо видно, как за линией укреплений его подразделения резво строились полки пикинеров, согласно вчерашнему «дагоподобному» плану.

Гордиан развернулся и посмотрел вперед.

На другом, еле видном пока краю поля выстраивал свои порядки старина Бавен, которые выползали из тумана серыми мутноватыми сгустками на пространство перед редутами. Неподвижно висящее в центре неба солнце только-только зарделось нежным румянцем, и его первые лучи заиграли на остриях бесчисленных пик и алебард, поскакали дикими солнечными зайцами по рокантонам и кирасам, превращая свой слабый свет в ослепляющие жала. Мгновение, другое – вот солнце вспыхнуло ярче и огромное поле залило кроваво-розовым светом, как бы говоря всем стоящим сейчас среди влажного от росы ковыля: сегодня влага на листьях сменится кровью, которая напитает и воды в Кобурне. Наступает рассвет кровавого дня!

Гор посмотрел направо.

Там, в быстро рассеивающейся туманной дымке величественно тек Кобурн – величайшая река Эшвенского континента. Он уже был свидетелем их ташской виктории. Что увидит король-река сегодня – их поражение или победу?

Река безмолвствовала. Но воды величественного потока озарялись восходящим солнцем и так же, как поле, казались почти что алыми, как будто от человеческой крови. В груди Гора защемило.

Жить… Как хочется жить! Он обернулся и посмотрел на стоящие за ним артиллерийские расчеты первого редута. Уподобляясь своему Апостолу и Пророку, солдаты и офицеры задумчиво глядели на кровавые воды великой реки и луговые травы, сияющие в лучах восходящего светила.

Им тоже хотелось жить.

Так же как миллионам невольников на всей планете-каверне.

– За работу! – громко воскликнул Гордиан, вырывая стоящих вокруг бойцов из тревожной задумчивости. – Расчехлить кулеврины! Зарядные ящики – к орудиям! Нам нужно многое сделать, ребята, если не хотим сдохнуть сегодня. Шевелись!

Отбросив мысли о вечном, бойцы принялись за нудный военный труд.

В это время в палатке Бавена, наспех поставленной вчера вечером, когда все силы подтянувшейся армии были брошены на сооружение и укрепление полевого лагеря, штаб карательной армии проводил последние совещания перед боем. Все офицеры подразделений находились уже на позициях, расставляя полки и роты согласно одобренному вчера плану.

В палатке расположился сам Бавен, его адъютанты, офицеры штаба, офицеры незначительного оставленного на «пожарный случай» резерва и лорд Хавьер, называемый при Дворе (по непонятным для Бавена причинам) лордом Хавьером Великолепным.

«Великолепный, как же! – подумал Бавен. – Такое отребье, каких свет не видел». Старый генерал видывал много полоумных хлыщей из молодежи, мнивших себя великими стратегами. Даже сам Господь Хепри не называл себя Великолепным, хотя уж он точно был достоин такого прозвища. Краем уха Бавен слыхал на великосветских тусовках, что красочный эпитет к имени Хавьер приобрел за свое фантастическое везение в азартных играх (не иначе как мухлевал, шулерская рожа), а в особенности – на «призовых боях», в которых даже сам участвовал, насаживая на меч несчастных сервов-консидориев.

Бавен поморщился. Будучи профессиональным военным, он относился к смерти спокойно, однако бессмысленных убийств не одобрял, поскольку со скамьи офицерского училища знал: главная заповедь для хорошего воеводы – береги жизнь солдата и его здоровье. Тот, кто убивает для удовольствия – подонок, неважно, шательен он там или кто. Однако Хавьера приставил к Бавену сам кардинал, а это значило, что избавиться от этого навязчивого присутствия выйдет себе дороже. И Бавен с усилием вслушался в затянувшееся словоизлияние лорда-консидория, поскольку обращено оно было именно к нему.

– Вы не слушаете, генерал. А я не стану повторять, будьте внимательнее!

Бавен мысленно вздохнул и покачал головой: все же наглеет молодежь, а этот – так просто хам.

– Со всем уважением, милорд, – ответил он, – но мне нужно наблюдать за построением обеих армий, а вы отрываете меня. К тому же этот бывший дацион начинает раздражать меня своей изобретательностью, – Бавен показал на редуты. – Я участвую в войнах с семнадцати годков, а мне уже, дай бог, почти пятьсот девяносто, но такого не видывал.

Хавьер поднялся с кресла, в котором сидел, и блуждающим взглядом еще раз посмотрел на поле.

– По мне так сущие пустяки, – заявил он после осмотра. – В этих земляных насыпях от силы метра полтора высоты, а судя по размерам укрепления, там может уместиться даже по самым нескромным подсчетам не более пяти-шести сотен человек. Вы видели Замок Сгорающего Дракона в Бургосе? Вот это крепость! А тут – тьфу… Мы посылаем в атаку почти двести тысяч. Полагаю, мы сметем эти ничтожные укрепления первым же атакующим эшелоном.

– Полагаю, вы ошибаетесь, милорд, – в тон Хавьеру ехидно заметил Бавен. – Полтора метра – это высота самой насыпи, плюс еще метр-полтора – глубина рва прямо перед ней. Итого как минимум три метра. Алебардщик, стоящий на такой высоте, сможет весьма успешно отражать натиск наших солдат, которым придется сначала прыгать в ров, а затем карабкаться на вал. Следует упомянуть еще и о том, что само наличие подобного укрепления на поле сражения должно разрушать наши боевые порядки. Через него невозможно пройти строем, не так ли? Пикинерская бригада, пройдя через это подобие крепости, может, и не понесет больших потерь, но превратится в толпу. Кавалерия же вообще не сможет их атаковать. К тому же я прошу обратить внимание на возможность флангового огня. Даже если часть наших полков проследует мимо этого укрепления, чтобы атаковать основные силы сервов, она будет обстрелена сбоку и с близкого расстояния.

– Тем не менее укрепления не серьезные, да и стоят они только по центру поля. И справа и слева, слава Хепри, достаточно места для развертывания кавалерии. Так что давайте отбросим лишние мысли и будем действовать согласно диспозиции, которая определена Генеральным штабом Его Величества. Место для сражения выбрано удачно, ровное без ручьев и оврагов. Враг перед нами – нужно атаковать!

– Вы ведь знаете, сударь, что меня не устраивает ваша так называемая «диспозиция», – спокойно возразил Бавен. – Кстати, это не слишком сложное слово для придворного? Вам следовало бы изъясняться проще. К тому же место для сражения, я считаю, вовсе не столь удачно, как вы выразились. Ибо оно слишком узкое для широкого маневра кавалерии, которую Его Величество с таким трудом собрал по всему континенту. И делает совершенно невозможным охват противника. Кроме того, эти странные сооружения посреди поля несколько раздражают меня. По-хорошему, нам следовало бы отказаться от предложенного противником места баталии и попытаться маневром вынудить его принять бой в более пригодных для нас условиях.

– Да вы со своим маневром совершенно измотали армию и офицеров! Раз враг перед нами, нужно атаковать. Вы военный или кролик, бегающий по полям?

Бавен взъярился – вот ведь идиот свалился на его голову!

– Кролик?! – со скрытым рычанием процедил он. – Бегающий по полям? Милорд, по поводу измотанных солдат и офицеров я могу заявить только одно. От солдат я не услышал пока ни одной жалобы по поводу переходов, а для изнеженных придворных, которые называются офицерами, у меня есть единственное предложение – не ходить в походы с действующей армией вообще. Тогда изматываться будет некому!

Хавьер залился краской и хотел, было, вспылить, но сдержался. Как ни крути, Бавен все же являлся командующим. Да и не тот был случай. Он откинулся на спинке стула, обмахнул себя несколько раз длинным веером и уже спокойно продолжил:

– Не хамите мне, генерал. Здесь вы – командующий армией, но от моего мнения зависит, останетесь ли вы им на следующую кампанию, или составите пару Жернаку. Согласитесь, ваше кресло сенешаля куда как удобнее его заточенного кола, – он нагло рассмеялся. – Ладно, идите, расставляйте людей.

Бавен задохнулся от гнева. Больше всего его возмутило упоминание о Жернаке. Боссонский сенешаль, по его мнению, был не плохим служакой и в любом случае не заслуживал той подлой смерти, на которую его обрек король Боринос. Красный, как помидор, Бавен изо всех сил хлопнул по столу рукой, выбранился и вышел.

Вчерашний план сражения, принятый большинством его штаба, Бавен не одобрял. Ряд высокопоставленных придворных, назначенных наблюдателями от Его Святейшества кардинала и Его Величества короля, потребовали на заседании штаба немедленно атаковать и растоптать сервов. И виноват в этом был, в принципе, сам Бавен. Во время аудиенции у Бориноса он дал завышенную оценку карательной армии, заявив, что тотальное преимущество в кавалерии делает победу в возможном генеральном сражении фактически делом решенным.

Безусловно, так оно и было. При прочих равных условиях, у неопытной армии бунтовщиков, состоявшей на девяносто процентов из пехоты и на сто процентов – из новобранцев, не было ни малейшего шанса в полевой баталии. Однако командующий армией сервов, похоже, не собирался давать Бавену именно этих «прочих равных условий».

Бавен ни разу не видел редутов раньше, но он был опытным военным и почти подсознательно понял, что наличие пяти странных укреплений по центру поля практически сводит на нет его преимущество в коннице, поскольку атаковать земляные крепости, следовало исключительно пехотным порядком, да и то весьма осторожно. Конной лавой тут не попрешь!

До владетельных шательенов это просто не доходило, однако же они имели в штабе голоса, равные с боевыми офицерами, что собственно и отразилось на итогах вчерашнего заседания. Штаб решил дать генеральное сражение утром и атаковать сервов на укрепленной позиции.

Бавен сплюнул – идиоты!

Ну да ладно, диспозиция тяжелая, но не проигрышная. Шансы есть. Он посмотрел по сторонам с высокого холма, на котором стояла палатка, на то, как строится его армия. Офицеры подразделений работали четко. К счастью, общий план построения он выдал им еще рано утром, до того, как придворные выскочки успели проснуться и вмешаться в процесс.

Армия встала тремя эшелонами, огромными полосами, протянувшимися вдоль всего поля от великой реки до лесной опушки. Каждый эшелон состоял из двадцати квадратов. По четыре слева – состояли из кавалерии, шестнадцать справа – из пикинеров и алебардщиков в латном полудоспехе. А перед оставленным армией лагерем, сразу под палаткой главнокомандующего, разместился мощный конный резерв – рейтары.

Бавен планировал проводить атаку в три этапа, последовательными накатами. Кстати, на более широком поле королевская армия и не смогла бы построиться в три линии, перекрыв при этом весь фронт. Так что в некотором смысле его враг поставил себя в неудобное положение, выбрав для битвы относительно узкое пространство. Да, Бавен не может развернуть кавалерию широко, но теперь он может атаковать армию противника частями, наращивая давление из глубины.

Господь Хепри, считавшийся непревзойденным тактиком, говаривал, бывало, во времена, когда Бавен был еще безусым вестовым при его штабе: «Битвы чаще выигрываются не талантом полководцев, а ошибками их противников». Вот уж верно подмечено! Впрочем, будущее покажет, кто из них двоих – он или предводитель сервов – ошибается больше.

Роль Бавена на этом этапе была исчерпана. Оставалось ждать результатов.

– Начинайте, – тихо сказал он, и штабной офицер дал отмашку капитану горнистов. Десятки горнов выдули из своих медных глубин короткий и будоражащий кровь любому понимающему в военных мелодиях человеку сигнал.

«К атаке!» – кричали горны.

Барабаны в стоящих на поле «квадратах» забили дробь, задавая такт и меру марширующим подразделениям. Взметнулись вексилумы и знамена, развернули по ветру полотнища, блеснули значками на солнце.

Конные полки первой линии, идущие на фланге, рассеяли свой строй, превратив его в газообразное облако, прикрывающее бока прущим вперед колоннам пеших алебардщиков.

Шестнадцать центральных пехотных квадратов раскрылись, захватывая первый редут, как клешни краба захватывают свою жертву.

Медленно, медленно алебардщики приближались к редуту на расстояние выстрела. Еще пять сотен шагов – и клешни сомкнутся.

Громадная масса первой линии двигалась навстречу смерти или победе…