Глава вторая
Подглава 1
— Ваша остановка, — предупредительно сказала кондуктор — приятная женщина лет пятидесяти.
— Спасибо, — поблагодарила Маша.
Автобус остановился. Двери с шипением отворились. Маша вышла. Автобус фыркнул, обдал ее напоследок бензиновым перегаром и скрылся за поворотом. Кроме нее никто из автобуса не вышел.
Конечно, я (автор) прекрасно помню, что в прошлой главе Маша была вынуждена покинуть электричку, но вышла она из автобуса: таков мир за краем Земли.
Буквально в какой-то сотне метров от остановки стоял настоящий средневековый замок с мощным забором, рвом, бойницами и прочими потрохами. К замку вела удобная асфальтовая дорога.
— Что я здесь делаю? — подумала Маша, но, тем не менее, пошла по направлению к замку.
Скорее всего, в замке ее уже ждали. Стоило ей ступить на дорогу, как замок тут же отреагировал, опустив подъемный мост. Отворились ворота, и навстречу Маше выехал прекрасный принц на белом коне.
— Вот так чудо! — вырвалось у нее.
Когда всадник приблизился, Маша поняла, что никакой это не принц, а самый обычный обман зрения.
— Привет, — сказал обман.
— Привет, — грустно сказала Маша. Ей стало грустно оттого, что милый принц оказался всего лишь обманом.
— Ты чего? — спросил обман без всяких церемоний.
— Устала, наверно, — ответила она, чтобы никого не обидеть.
— Устала, — передразнил ее обман, — ты не только дурочка, но и вруниха.
— А ты хам и грубиян.
— Я говорю правду. Бодхидхарма, вон, самого китайского императора назвал дураком, и ничего, а тут какая-то без пяти минут… — он демонстративно отвернулся.
Маша никак не отреагировала на его «позу», и минут через пять обман растворился в воздухе. Маша действительно почувствовала себя дурой, хотя еще не поняла, почему.
На воротах замка была табличка: «Храм любви. Музей закрыт на реставрацию. Администрация».
— Черт! — выругалась Маша. Такого поворота событий она не ожидала.
— Входи, — услышала она, и только после этого заметила на дверях домофон.
В воротах была устроена калитка, чтобы не тягать тяжелые створки каждый раз, когда надо было войти или выти из замка. Маша толкнула дверь и вошла во двор. Внутри музей выглядел совсем не средневеково. Сразу за воротами гнил ржавый остов автомобиля. Всюду были провода и строительные леса. Сама территория вокруг замка была хоть и запущенным, но весьма приличным парком.
Навстречу Маше вышел молодой, чуть старше тридцати лет приятный мужчина с чуть азиатскими чертами лица.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила Маша.
— Пойдем, я покажу тебе комнату.
Они обошли почти весь замок и вошли внутрь через служебный вход.
— Твоя комната на втором этаже.
Они поднялись по широкой, мраморной лестнице на второй этаж, прошли по коридору и вошли в просторную комнату с огромным камином. Посреди комнаты стояла поистине королевская кровать, о чем сообщала табличка: «Кровать королевы Анны». О том, какой по счету Анны, в каком королевстве жила эта Анна, и в какие годы она пользовалась кроватью, надпись не говорила ровным счетом ничего. Остальная мебель, судя по табличкам, тоже принадлежала ей.
— Это покои королевы Анны, — пояснил молодой человек.
— Какой Анны? — переспросила любознательная Маша.
— Это не имеет значения.
— Странный подход для работника музея.
— Это особый музей.
— Чем?
— Тем, что здесь имеет значение только то, что имеет значение.
— Ты здесь работаешь?
— Я присматриваю за музеем.
— Один?
— У меня есть пара обманов зрения.
— Одному я, кажется, не понравилась.
— Не мудрено.
— Здесь, я вижу, вежливость не приветствуется.
— Только если под этим словом понимается ложь.
— А ты никогда не врешь, — съязвила Маша.
— Вру, но из других соображений.
— Из каких, например?
— Узнаешь в свое время. Ладно, можешь пока располагаться. Душ, туалет там, — он показал на малоприметную дверь, — одежда в шкафах. Пользуйся смело. К обеду я тебя позову.
— Что же я здесь все-таки делаю? — спросила себя вслух Маша, когда осталась одна.
Ответом ей послужил злорадный смех обмана зрения.
Подглава 2
Обедали, судя по всему, в служебном помещении. Комната была примерно 3 на 5 и больше всего походила на просторную кухню. Там были: стол кухонный стандартный, холодильник, «кухня» с мойкой и газовой четырехкомфорочной плитой, большая клетка с цветочным горшком и красочный плакат почти на всю свободную стену: «Идеальный мир — это место, где охотники охотятся на охотников, патриоты сражаются с патриотами, власть сама соблюдает закон…
И никто никому не мешает заниматься своими делами, но каждый знает, какие дела его.»
На двери в комнату была большая бронзовая табличка с надписью: «Старший по ПРОЛП».
Меню было простым: борщ, жареная картошка, блины с черной икрой, чай. Прислуживали обманы зрения, которые, чтобы досадить Маше, приняли весьма неприглядный абстрактный вид.
Молодой человек совсем не пытался развлекать Машу разговором, что совершенно ее не устраивало.
— А что такое ПРОЛП? — спросила она.
— Когда ты к этому созреешь, — ответил он.
— Это что, игра такая, отвечать невпопад?
— Перестань болтать. Тебя интересует, когда я потащу тебя в постель. Я ответил.
— Дурак, — буркнула Маша.
После обеда один из обманов согласился показать музей. Тематически его можно было разделить на несколько залов: зал нетрадиционной любви; зал любви к Родине; зал любви к богу; зал любви к ближнему; зал любви плотской. Естественно, все они были закрыты.
— Это потому, что люди постоянно спорят на тему любви. У них по семь пятниц на неделе у каждого, поэтому музей так и не успевают отремонтировать. Так что ты первый экскурсант. Гордись.
Маша решила благоразумно не отвечать.
Начать решили с зала, посвященного любви плотской. Кроме строительных лесов и запаха краски в зале были представлены: плакат: «ИЗВРАЩЕНЕЦ — человек, отвергающий сексуальные фантазии»; Картины современного художника, на которой в примитивной форме был изображен улыбающийся мужской орган с крылышками; и серия картин художника Загулина, объединенных одной темой: «Камасутра в „Запорожце“». Картины говорили о глубоких познаниях темы и были очень даже ничего.
В зал патриотической любви (так официально назывался зал любви к Родине) Маша зайти не решилась. Оттуда, из-под двери сочилась свежая кровь, и пахло чем-то неприятным.
Зал любви к ближнему наполовину был декорирован под отделение милиции. В другой половине валялись поломанные игрушки, строительный инструмент и использованные презервативы.
— Какая гадость! — вырвалось у Маши.
— Не говори, — поддержал ее гид.
Зал любви к Богу находился в подвале. Он был похож на пыточный каземат. Там была представлена богатая коллекция орудий дознания, всевозможные власяницы, бичи для самобичевания, панорама сожжения грешника и несколько дебиловидных ангелочков из папье-маше, густо посыпанных сахаром.
Зал нетрадиционной любви был посвящен множеству форм любви к царям, президентам и прочим представителям власти.
— Какая все-таки гадость, эта ваша любовь, — с чувствами сказала Маша, когда просмотр был окончен.
— Это не наша любовь. Это ваша любовь. Мы только храним и отражаем. Как зеркало.
— А как же романтика, чувства, прекрасное…
— Обычно за этими словами скрывается помесь порнографии и инфантилизма, а мы заведение приличное. Здесь музей, а не…
Ужин прошел в молчании. Маша демонстративно изучала плакат, на котором теперь значилось: «Таково наше отношение к лошадям, коровам и овцам, а также к официантам, таксистам, швейцарам, полицейским и всем, кого мы „используем“.
Абрахам Гарольд Маслоу. Мотивация и личность».
Ночью Маше снились кошмары: какие-то старики в белом пытались вознести ее на небо при помощи динамита и наступательных гранат. Утром она проснулась разбитой.
— Дура! — почему-то сказала она сама себе.
Подглава 3
— Я, кажется, в тебе ошибся, — сказал за завтраком смотритель, — по-моему, ты еще не готова.
— Ты думаешь таким образом…
— Заткнись, — перебил ее смотритель, — я думал, ты не настолько набита всяким дерьмом. Пожалуй, стоит выдать тебе билет и вернуть на поезд.
— Так это ты! — поняла вдруг Маша.
— Я, — спокойно ответил смотритель.
— Убийца!
— Забыла добавить вор и насильник.
— Что тебе нужно?!
— В данном случае нужно тебе.
В душе Маши вдруг словно лопнул какой-то нарыв, и она заплакала навзрыд. Смотритель не стал ей мешать.
А на стене висел плакат: «Хочешь расслабиться — прими слабительное».
— Дело в том, — продолжил он, когда Маша немного успокоилась, — что блядство, — он так и сказал блядство. Не блуд, не распутство, а именно блядство, — это аналог воздержания.
— Гонишь? — неуверенно спросила Маша.
— Ничуть. Любовь — это не только генитальный, но и душевный процесс, а душевная часть у тебя… Отсюда и проблема. Твоя девственность — это девственность души, и начинать надо оттуда.
— Но как?
— Никак.
— Обрадовал.
— Гуляй, живи, осматривайся. Здесь все будет подсказкой.
