Глава 17. Тихая гавань
Билет на самолёт я купил через интернет ещё вчера, а сегодня необходимость поехать за ним использовал как прикрытие. Бросив машину возле станции метро «Тимирязевская», где очень кстати по утрам скапливается жестокая и безнадёжная пробка, я спустился под землю, бесплатно прошёл через турникет, отведя глаза бдительной бабушке-контролёру, и растворился в густой толпе людей.
Дождавшись, когда мобильный телефон потеряет сигнал на перегоне между станциями, я выключил его, но выбросить не решился…
Часть пути я решил проделать на обычной пригородной электричке, так как ещё в машине почувствовал едва уловимую опасность, связанную с автотранспортом, и от путешествия на автобусе отказался. Метро же к её дому обещали провести только в будущем году, в лучшем случае.
Казанский вокзал кишел приезжими, торговцами и бомжами. Зажимая нос от резких запахов неизвестной пищи и нечистот, я проскочил к кассам. На удивление, очередь оказалась короткой, и уже через десять минут у меня в руках был маленький бумажный билетик со штрих-кодом.
Прихватив по дороге баночку «адреналина», я сел в электричку. Отправление через пять минут плюс ехать почти полчаса. Через сорок минут я буду на месте. Если «хвоста» нет — а я его не чувствовал — можно расслабиться и почитать. Я вытащил потрёпанный журнал с закладкой на «Комментариях к пройденному» Бориса Стругацкого и углубился в свой любимый мир. Мир Совести, Чести и Борьбы.
Электричка дёрнулась, покидая вокзал, и это вновь вернуло меня в реальность. Я огляделся. Рядом сидел глубокий старик, седовласый, с длинной бородой, в очках. Он читал газету. Напротив пристроилась интересная парочка: рыжеволосая девушка лет двадцати пяти в форме офицера милиции и парень чуть постарше в кожаной куртке и с наколкой на руке. По всему было видно, что они давно знают друг друга, встретились случайно и решили обсудить последние события.
Разговаривали они не слишком тихо, и я невольно стал прислушиваться. Тем более что речь их, вопреки моим ожиданиям, не была сплошь усеяна сорными словами.
— Прикинь, — говорила она приятным контральто, — позавчера возвращаюсь с работы, где-то в 12 ночи, прохожу к электричке, а тут на платформе стоят два амбала и между ними девушка. Ну, вроде как стоят себе и стоят, говорят о чём-то. Присмотрелась, а девушка смотрит на меня и тихонько так губами шевелит. Я прочла по губам «помоги мне».
Думаю — надо помочь. Подхожу к ней и говорю: привет, подруга, ты чего мне не позвонила, я набираю тебя, набираю, а ты трубу не берёшь… Тут один из этих амбалов рычит: а ну вали отсюда! А я ему отвечаю — никуда без неё пойду, немедленно отпустите её! И вдруг — бац! В глазах потемнело, я отключилась…
— А дальше что было? — спросил парень, восхищённо разглядывая спутницу.
— Ну, я же в форме была, — улыбнулась в ответ девушка, — подбежали свои, лохов этих повязали, девчонку отпустили, меня привели в чувство. Короче, всё обошлось. Девчонка оказалась из Кемерово, приехала зарабатывать в Москву, ну, примерно как эта, в фильме «Глянец». Ага. Так вот, чуть не заработала себе похороны от наркоты. А у меня шишка на голове вскочила, а так всё цело.
Она улыбнулась.
— Ну, ты даёшь, Ритка, — сказал он, — вечно влипнешь в историю…
— Такая работа, — пожала плечами девушка.
Ритка, повторил я про себя. Увидимся ли мы когда-нибудь ещё, королева Марго…
Я задумался. Сегодняшний порыв, побег к ней — не трусость ли это? В последний момент, когда уже всё решено, все разлуки оплаканы и пути к отступлению отрезаны, я, как мальчишка, побежал к ней, чтобы в последний раз ощутить тепло её любви. Её нежной, преданной, недосказанной любви…
Ведь ей я тоже причиню боль в очередной раз. Так зачем же я еду?
Я начал малодушно помышлять о том, чтоб отменить эту скоропалительную поездку. Спасало меня от этого шага лишь то, что я не люблю менять решения на ходу. Но ведь поменял же, когда рванул сюда, не так ли? И, может быть, потому меня никто и не преследует, что знают: всё равно вернусь вовремя?
Мудрый мой Юрий Данилович Калита с многовековым жизненным опытом! Ты знал всё заранее! Потому и укатил в свой Давос, даже не пытаясь за мной уследить. Нет, парочку апликаторов ты, конечно, послал за мной для порядку, наверняка зная, что я легко от них отделаюсь по дороге. Впрочем, я никого не заметил, я думал о ней, я рвался к ней. И вот я еду на эту последнюю встречу, чтобы глотнуть вкус любви ещё один, последний раз. Чтобы запомнить Землю не по московским пробкам или арабским торговцам в Каире, а запомнить её как колыбель моей нежной любви. Любви к женщине, прежде всего. И любви к маме, ко всем людям, природе, искусству… Чтобы хотелось вернуться сюда при первой же возможности.
Правда, Альтер говорил, что скоро я буду воспринимать реальность совсем иначе, и банальные земные чувства и предрассудки станут мне чужды и неинтересны, я буду видеть мир во многих измерениях, вне времени и привычного нам пространства. Я стану настолько другим, что буду воспринимать свою жизнь на Земле примерно так же, как умудрённый опытом седовласый старец (вроде того, что сидит сейчас рядом и читает засаленную газету) воспринимает свои детские игрушки, случайно найденные на чердаке ветхого деревенского дома, в котором он жил лет этак семьдесят назад.
Я попытался взять себя в руки. Остаться я не могу — это факт. Моё космическое «альтер эго» растёт не по дням, а по часам. Уже сейчас я способен разом прочувствовать метания людских душ и возможные «струны истории» целого квартала Москвы или, например, всех электричек на данном направлении аж до самой границы области. Я — Фауст, взявший из рук Мефистофеля волшебный ключ. Я — Мастер, вошедший в чертог Воланда. Только лишённый Маргариты. Последние часы я существую в земном обличии. Последние часы я могу безмятежно любить и быть любимым.
И потому покидать Землю мне нестерпимо больно. Здесь вся моя жизнь, вся моя любовь, вся моя память, наполненная радостями и страданиями. О, если бы я мог выбирать! Если бы я мог вернуться в прошлое, в тот памятный 89 год, когда я впервые встретил Юрия Даниловича! Отказался бы я от школы Пирамиды? Вопрос вопросов!
Боюсь, всё то же фаустовское неограниченное стремление ко всё новым и новым знаниям о мире так или иначе вывело бы меня на тот путь, которым я иду теперь ввысь. Моя трагедия не в том, что я Посвящённый. Их много, и все они прекрасно живут на Земле. Рита, например, вовсе смогла отказаться от «великих добрых дел» Пирамиды ради своей дочери Дары и спокойного семейного очага. А моя трагедия в том, что я Растущий. Нет в мире такого предела, за который бы я когда-либо не вышел. В этом моя великая сила и моя великая трагедия.
Величие печально, не правда ли, друзья мои?
Терзаемый раздумьями о своей природе, о месте своём в мире и о роли столь же трагичной, сколь и великой, я незаметно для самого себя вышел на нужной станции, сел в нужную маршрутку и добрался до её дома. Очнулся лишь тогда, когда дверь открылась, и на пороге я увидел её — скромную, красивую и такую земную хозяйку обычной российской квартиры, купленной в ипотеку за американские доллары.
Она улыбнулась мне, и ещё на несколько часов я стал обычным человеком по имени Иван Козырев, влюблённым в прекрасную женщину Маргариту.
— Ты моя тихая гавань, — произнесла она едва слышно, на грани шёпота.
Я улыбался, глядя в потолок, мне было бесконечно хорошо. Я понимал, что она имеет в виду, но мне хотелось снова и снова слушать её голос, и я спросил:
— Почему?
— Потому что с тобой я чувствую покой, словно я вернулась домой после долгих странствий, — ответила она тихо-тихо.
— Правда? — снова спросил я, поворачиваясь к ней.
Мы были вдвоём в этом маленьком уютном мирке, вдали от людской суеты, от мировых и личных проблем, от экономического кризиса и от моего вездесущего начальства. Мои способности, наконец, стали приносить пользу и мне — я создал защитный кокон вокруг Ритиной квартиры, сквозь который не мог пробиться даже Юрий Данилович.
Тихо звучала музыка, солнце за окном клонилось к закату, телефоны молчали. И сейчас мне казалось, что это счастье будет длиться вечно…
Впрочем, каждый раз, когда я был рядом с ней, я как будто жил в другом мире. В таком мире, где есть одно только счастье, и нет злых и завистливых людей, нет жадности и непонимания, нет врагов и низких интриг, из-за которых перестаёшь понимать смысл своей якобы правильной деятельности.
— Ты снова о чём-то думаешь, — сказала она мягко и строго одновременно.
Я опомнился. Скоро всё закончится, и я буду лететь в самолёте обратно в тот, первый мир, где нет её, но зато в избытке есть всё, что я не люблю… Но я должен…
— Мне будет плохо без тебя, — сказал я, отвечая скорее своим мыслям и проклиная себя за это.
— Оставайся, — ответила она и улыбнулась.
Мы оба знали: это невозможно. Время — вот чего нет там, где есть счастье…
А может?.. Ну его к чёрту? Бросить всё и остаться? Кинуться в омут… чего ради? Любви, безумства? А что потом, когда я стану нечеловеком? Этаким Homo Super? Сверхлюди — те же уроды, никому они не нужны… Ох…
Я погладил её, поцеловал… ещё и ещё… Ей было хорошо, и я это видел, а разве может быть что-то лучше на Земле, чем её улыбка и её взгляд?
— Смотри, — сказала она тихо, — твой амарант…
Я проследил за её взглядом. На подоконнике лежал мой медальон, и он был раскрыт. Как он там оказался, я вспомнить не мог. Из него просыпалась кучка зёрен, но не это было важно сейчас. Рядом в цветочном горшке прямо у нас на глазах поднимался, наливаясь силой, вечный цветок, словно на ускоренной записи. Я встряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение, но тщетно.
Заворожённо глядя на него, я видел ещё один, новый, мир, до прихода которого оставались считанные годы хаоса и разрухи. Я видел боль, страдания и счастье миллионов людей. И я видел её лицо, по которому текли слёзы. Я видел каждую её клеточку и читал каждую мысль. Она прощалась со мной, и через неё вся планета прощалась со своим прошлым, которое я должен был унести с собой в Вечность.
Так вот для чего мы жили?
Я мысленно снял защиту, и в то же мгновение прозвенел отключённый телефон… На дисплее высветилось имя Юрия Даниловича, и я понял: пора, времени у меня осталось совсем мало…
Четыре часа спустя, сидя в самолёте, летящем в Египет, туда, откуда начинается Новый Путь, я думал о ней, я писал стихи…
Я во сне к тебе тихо явлюсь,
Лёд на сердце твоём растоплю,
Я губами к губам прикоснусь,
Чтобы тихо шепнуть «я люблю».
Мы теперь с тобой в разных мирах,
Развела нас десница судьбы,
Но твой взгляд со слезами в глазах
Я со звёздной ловлю высоты.
Бремя жизни ты гордо несёшь —
Дочь, жена и прекрасная мать.
Но от жизни ты большего ждёшь,
И способна сама это взять.
Я же в мире земном был изгой,
Но нашёл своё счастье в тебе,
И теперь мои мысли с тобой,
Моя память грустит по тебе.
Но я верю: я снова вернусь
Через тысячу лет, и найду
Я тебя в ком-то вновь, улыбнусь
И покрепче тебя обниму.
Чтобы боль твоя стихла совсем,
Безмятежности блеск был в глазах,
Чтобы солнце пробилось к тебе,
И улыбка была на устах…
Марс, 201x г.
