Книга: Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта
Назад: Глава пятая. Энгельгардт и Дягилевцы: второй донос
Дальше: Тетрадь четвёртая. Восхождение

Глава шестая. Духовное завещание подполковника Энгельгардта

Да, Павел Иванович Энгельгардт был натурою чрезвычайно пылкою, даже буйною, пожалуй, и часто не в силах был сдержать одолевавших его чувствований.
Да, в уезде поговаривали, что он буквально не расставался с «дягилевкой» и почти всё время бывал навеселе. Да, он выгнал законную супругу свою или же сама она сбежала, не выдержав его эскапад, его излишне горячего нрава. Утверждали также, что он перепробовал, так сказать, едва ли не всех крестьянок своих по праву законного их хозяина. Всё так, а вернее такова была репутация Энгельгардта, как главного уездного (пореченского) и даже губернского буяна.
Но вместе с тем нельзя не сказать и того, что Павел Иванович был рачительнейший помещик, создавший пусть и не большое, но образцовое хозяйство. И он был по-настоящему заботливый помещик, делая всё, дабы дворовые его никакой нужды не знали.
И просто ужасно грустно, ужасно несправедливо, что дягилевские крестьяне, наслушавшись предательских речей, предали своего барина и сделали это чрез обман, чрез клевету.
Да, я говорю именно так: дягилевские крестьяне.
Хотя доносы на подполковника Энгельгардта подписали всего четверо, но за ними-то стояла, как я убежден, практически вся деревня Дягилево. Четвёрка была лишь делегирована в Смоленск, отстаивать перед тамошними властями интересы деревни.
И ещё одно довольно важное обстоятельство. Павел Иванович, при всем буйстве своём, был чрезвычайно добр, отходчив и неизменно стоял за справедливость, как он её понимал, конечно.
С крестьян своих он спрашивал весьма строго (лени и разгильдяйства не прощал никому), но и любил их, любил душевно, искренно, ото всего своего горячего сердца. А они вот, неблагодарные, решили погубить его и погубили, как только им пообещали, что можно будет не работать.
Павел же Иванович, кстати, готовясь к казни своей, составил духовную (он вручил её перед самым расстрелом комиссару Рагулину, как представителю французской власти), в коей повелевал отпустить на волю многих из своих крестьян и с семьями, причём, — он завещал всем им ещё и землицы в дар, с мельницами, озёрами и т. д.
По реформе 1861 года, российские крестьяне, как известно, были отпущены «голыми», ограбленными фактически, а вот подполковник Энгельгардт ещё в 1812 году отпустил своих крестьян честно и щедро — с землёю и угодьями, причём, в вечное пользование.
Вот этот поразительнейший исторический документ. Приведу его полностию. Он того, без всякого сомнения, заслуживает.
Духовная Энгельгардта есть поступок истинно просвещённого человека, шедшего не только в ногу с веком, но и намного опережавшего его.
Вот он каков вдруг оказался — помещик горячий, невоздержанный и скорый на расправу.
Энгельгардт в последние часы жизни своей выказал в полной мере всё свое бесконечное благородство и истинный гуманизм, о коих качествах Павла Ивановича многие из помещиков Смоленской губернии тогда и не догадывались вовсе, видя в сей личности лишь буяна и драчуна, нарушителя провинциального этикета, большого и страстного поклонника «дягилевки».
Итак, вот оно, духовное завещание отставного подполковника Павла Ивановича Энгельгардта, которое, видимо, было составлено в самую ночь перед казнью, то бишь 14 октября 1812 года, или даже на рассвете дня казни, если верить выставленной на нём дате, И составлено оно было в алтаре Спасской церкви.
Документ, коли вчитаться в него повнимательнее, как мне представляется, есть текст совершенно поразительный, ежели не исключительный, на который историки нашей общественной мысли почему-то так и не удосужились до сих пор обратить внимание, а должны были бы.
Отпустить в то время крестьян с землею — в этом тогда была не только щедрость, не только смелость, но и самое настоящее вольнодумство.
ДУХОВНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
1812 года Октября 15-го дня
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Аминь.

Я, нижеиименованный, по объявлении мне французским приговором смерти, исполнил весь долг христианский, здрав будучи телом и рассудком, завещаю следующее.
Первое. Долг христианского погребения и поминовения чинить духовному отцу моему, Одигитриевской церкви, священнику Никифору Мурзакевичу, а поминовение трёхнедельное и шестинедельное, по его изволению, чинить в доме моем, сельце Дягилеве, за что вместо денег дарю ему находящихся в бегах Максима Силина с женою его Авдотьею и детьми их, Иваном и Александрою, и девку Прасковью Андрееву, коими владеть ему вечно и, кому похочет, продать и заложить вольно, а равно по душе словесно мною указанные деньги и серебряные вещи.
Второе. Отпускаю вечно на волю благоприобретённых моих людей Льва Алексеева с женою Авдотьею Трофимовою и дочерью их, а сверх того Порецкой округи в сельце Оболоньи два жеребья земли с примером и состоящею на реке Дражне мельницею о двух поставах, озером, плотиною и со всем строением, которою движимостью и недвижимостью владеть ему вечно, и вольно, кому похочет, продать и заложить.
Третье. Отпускаю вечно на волю Авдотью Алексееву с сыном её Иваном и Татьяну Елисееву с дочерью её Анною. Для пропитания же их дарю им пополам в сельце Малых Плотках жеребий земли с примером и строением, озером и со всеми угодьями, которых имением им владеть, до совершенного возраста их детей не продавать и никому не укреплять, а по совершеннолетии детей их дети вольны продать и заложить. Буде же дети их в малолетстве помрут, то право продажи предоставить матерям.
Четвёртое. Отпускаю вечно на волю Павла Силина с женою его Матрёною и сыном его Иваном и дочерью Ульяною, с предоставлением ему владеть вечно жеребьем земли с примером и со всем строением, в котором ныне живет, полосы в пахотной и сенокосной земли иметь ему по соразмерности жеребья. Буде же пожелает продать или заложить, и сие ему вольно.
Пятое. Отпускаю вечно на волю Свирида Дмитриева с женою его Агафьею, с сыном её — Агафьи — Иваном. Сверх сего дарю ей, Агафье, в сельце Михальцове, Духовской округи, земли, по купчей, доставшейся мне от Стунеева, пятьдесят десятин, и ещё от Янковских пятьдесят десятин, а всего сто десятин, которою землею владеть ей вечно и, кому похочет продать и заложить вольно.
Шестое. Отпускаю вечно на волю Катерину Иванову, Прасковью Трофимову, Марью Иванову и Прасковью Данилову.
Седьмое. Смоленскому мещанину Дмитрию Иванову, живущему у меня в доме, дарю половинную часть как в земле со всеми угодьями, так и в строении в сельце Дягилеве. Буде же похочет кому продать и заложить, и то ему вольно.
Восьмое. Исключая всё вышеписанное, остальное движимое и недвижимое имение, со крестьянами, землёю, двумя мельницами (первая — на речке Дубянке, вторая — в деревне Рудне), с лесы и со всеми, какие только есть, угодьями дарю моей родительнице, коллежской асессорше Варваре Васильевне Энгельгардтовой, и владеть ей оным вечно, и, кому похочет, продать и заложить вольна, а равно, хотя заемные обязательства моими крестьянами изодраны, сделать в надлежащих местах выписки, и по копиям взыскивать деньги в пользу её же, матери моей.
Всему вышеписанному своё действие со дня моего погребения.

Сие моё духовное завещание всепокорнейше прошу Смоленского Верховного Правления Интенданта, господина де Виллебланша, явить, утвердить и, в книгу записав, выдать духовнику моему Мурзакевичу, который имеет оповестить о вышепрописанном всех, до кого сие касается.

У подлинного подписано тако:
Павел Иванов сын Энгельгардт.
Назад: Глава пятая. Энгельгардт и Дягилевцы: второй донос
Дальше: Тетрадь четвёртая. Восхождение