8

Что-то заставило меня рвануть в сторону.

Я спрятался за одним из песчаных холмов. Тележка перевернулась и зарылась в песок, и я, стараясь не высовывать головы, принялся отряхивать аппарат и аккумулятор.

Мне нужно было подумать. Если я выйду из резервации, то, вероятней всего, буду немедленно задержан, допрошен и отправлен на обследование. Этого следует ожидать, потому что подобная тактика со стороны властей совершенно естественна. Правовая база для таких действий, безусловно, уже имеется.

Само собой, власти уже знают, что мир как бы расслоился. Небось, в лазаретах ФСБ содержатся уже десятки людей, выбравшихся, как и я, из временного заточения. Но что полезного могут рассказать эти счастливчики? Что они видели? Свойства временных пластов ничем не отличаются от признаков реального мира. Люди, пришедшие из параллелей, не прояснят картину. Они будут взахлеб рассказывать о своих похождениях и мытарствах, а в папках дознавателей не прибавится сути. И руководители ведомств вынуждены будут строчить распоряжения о продлении срока задержания.

Но мне-то, похоже, известен путь к спасению. Значит ли это, что я должен предоставить свой хроновизор тем, кто будет меня допрашивать? Что за вопрос? Они его отнимут первым делом. Но найдутся ли среди служивых люди, способные разобраться в истине?

В чьем полномочии находятся сейчас границы разрушенной территории? МЧС, военные, служба безопасности? Кто главнее? С чьими методами работы мне придется столкнуться после того, как буду задержан?

Я был уставшим, и мысли путались. Мне представились строгие взгляды каких-то сержантов. Меня берут на учет, обо мне сообщают по рации, мне присваивают номер… Я тщетно пытаюсь объяснить этим людям, что у меня безотлагательное дело к высшему руководству. «Не волнуйтесь, – говорят они. – Там разберутся». Затем меня куда-то отвозят. Со мной станет разговаривать майор, потом полковник. Я видел себя в камере ФСБ с серыми стенами, в палате для умалишенных, в инфекционном блоке, где меня изучают, тестируют, допрашивают, просвечивают мозги… Я пытаюсь вырваться, найти связь с кем-нибудь из мэтров в научных кругах. Например, с академиком Шандарадзе или с профессором Доргомысловым, если они выжили. Первый, скорее всего, активно отвергнет мои попытки выйти на контакт и передать идею. Второй – не знаю…

Этот самый профессор Доргомыслов, которому я мог бы описать свой метод, имеет связи в министерстве обороны. Он может свести меня с нужными людьми или просто сообщить о моей методике самому министру. Однако меня, несмотря на звание старшего лейтенанта запаса, не назначат руководителем этого проекта и не предоставят в подчинение военные лаборатории, технику и людей. Вряд ли даже консультантом сделают. Скорее всего, после того, как изымут хроновизор, поместят в какой-нибудь изолятор, где я буду содержаться на случай, если что-то сломается в аппарате. В лучшем случае обо мне наведут справки, и Факторович назовет меня психом, подтверждая их изначальное предположение.

И тогда работа, связанная с поиском и уничтожением хронокеров, не только затянется, но может пойти совсем по иному руслу. Владение миллиардом миров делает собственника в миллиард раз сильнее.

Я стал сравнивать себя с Эйнштейном, Курчатовым… Разве эти люди не пожалели однажды о том, что обнародовали свои открытия и изобретения?

Впрочем, Эйнштейном мне не стать, а выходить на министров я могу, только имея в руках отработанный механизм. Я должен хотя бы предоставить голову дохлого хронокера и оружие, которым он был убит. В этом случае дознаватели станут изучать мозги зеленой твари вместо моих.

Сейчас же суть заключается в том, что исследования уже проводятся, и никто мне в этом не мешает. У меня есть возможность получить для работы все, что нужно без всяких усилий и требований. Даже не надо бюджет закладывать, – мечта любого ученого!

Меня поразила собственная прозорливость и недоверие к власти. Прежде я никогда не наблюдал в себе такой дальновидности.

Сидя в песке, совершенно вымотанный, я должен был принять важное решение.

Логика однозначно подсказывала, что мои идеи вряд ли будут приняты безоговорочно, и дело на время заглохнет. Из всего, что приходило на ум, можно было заключить: если я выйду прямо сейчас, то, возможно, навсегда потеряю шанс вернуться обратно в один из обнаруженных мною пластов. Я навеки останусь в прошлом Миры. Военные, если даже и доберутся до хронокеров, могут принять неверное решение в выборе оружия (мне представился атомный гриб, вознесшийся в небо не рожденной еще Москвы, и его последствия, которые докатываются до нас). А может все будет не так, а еще хуже? Мир станет разрушаться, пожираемый пришельцами. Дело потребует срочных действий, но самая живучая государственная сила, – бюрократический монстр, – впиваясь когтями в подлокотник кресла, станет все замедлять. Люди в формах на очередном заседании, которое из-за расширения пораженной зоны, оттеснится в Тулу, станут решать, какому из министерств переподчинить войска, как улучшить стратегическую разведку, чтобы в итоге перегрызть друг другу глотки. А сильнейший из генералов с возгласом «русские бабы новых нарожают!» все равно отдаст команду военным формированиям занять физически как можно больше территории.

Еще мне представилось, как в ходе этой войны, десятки тысяч солдат и офицеров населяют разрушенные к тому времени миры, превращаясь там в одиноких адамов. Добро пожаловать! Всем места хватит! Только рано или поздно на планете, перегруженной не управляемой техникой, оружием и атомными станциями, выйдут из-под автоматического контроля реакции, которые нельзя будет остановить, и вот тогда начнется настоящая битва, и в столкнутся две неразумные мощи, которые поглотят друг друга.

Я осторожно выглянул из-за укрытия и посмотрел на людей. Если бы меня заметили, то уже вопили в рупор. Значит, пока я для них не существую.

Откатив тележку назад, полусогнувшись, я стал двигаться в сторону тротуара. Там, между двумя барханами, был просвет. Мое внимание привлекло копошащееся пятнышко на полированном граните невысокого цоколя. Похоже, одна из тлей, обожравшись, свалилась на землю, но, чтобы не лежать без дела, впилась своим мерзким хоботом в стену и опять принялась сосать энергию.

Сначала я остановился п на том месте, где, по идее, лежала тля, но потом сообразил, что есть вероятность попасть в миг первопричины, и в этом случае мы, видимо, окажемся пронизанными друг другом. Я отошел чуть в сторону и присел.

Когда через минуту я выбрался из пустоты перехода и, упершись руками в асфальт, поднялся на ноги, вокруг воцарилась привычная тишина.

Я подошел к тележке и покатил ее прочь с разрушенной территории…

В магазине, где я набрал консервов и прихватил бутылку коньяку, уже стоял легкий смрад протухающего мяса. Пока, в общем-то, было терпимо, но уже в ближайшем будущем придется где-нибудь раздобыть противогаз и всегда носить его с собой.

Выйдя на улицу, я двинулся к скоплению машин, выбрал себе черный джип «чероки», погрузил в него аппарат и, сев за руль, поехал прочь.

Я не собирался далеко заезжать, но все же мне нужно было найти безопасное место. Я вспомнил: неподалеку от моей бывшей квартиры размещалась бригада охраны министерства обороны. Если я когда-нибудь доберусь до зеленых тварей, мне понадобиться много оружия. И я поехал на Большую Серпуховскую.

Пока я возился с воротами, стемнело. Я не хотел оставлять джип за забором: если вдруг ночью предстоит эвакуация, транспорт должен быть рядом.

Часовые, которые открывают замок, исчезли вместе с ключом, и мне пришлось воспользоваться тяжелым «Уралом», чтобы выломать ворота.

Объехав территорию, я остановился у одноэтажного здания. Чутье не подвело: это была казарма. Внутренняя обстановка меня приятно удивила, здесь все было, как в новом отеле среднего класса.

Я вошел в просторное спальное помещение, сел на кровать, а на тумбочку положил буханку хлеба и две консервы – оливки и гусиный паштет. Затем открыл бутылку коньяка, которую держал в руках, сделал несколько глотков из горлышка. Я был так утомлен, что, прежде, чем открывать консервы, решил прилечь на несколько минут на кровать. Тут же мной овладела пустота.

Когда я открыл глаза, было утро. Солнечный свет врывался в окна и наполнял помещение непривычным летним сиянием. По стенам бегали зайчики. Несколько минут я просто лежал с открытыми глазами, силясь вспомнить вчерашнее. Наконец, память вернулась.

Я встал и, вяло передвигая ноги, потащился в коридор в поисках туалета.

Казарма и впрямь была образцовой, особенно в сравнении с той, в которой я жил одиннадцать лет назад, когда служил в ЗРВ под Курском. Панели, стены и потолок были цвета слоновой кости с бежевыми прожилками «под мрамор».

В нескольких шагах от тумбочки дневального находилась решетчатая дверь оружейной комнаты. Дальше располагались каптерка, гладилка и сушилка. Я прошел мимо них и вошел в санузел. Санузел с рядом раковин и туалетом почему-то напоминал о театре. Слив воду в бачке, я машинально подошел к раковине и открыл кран. Оттуда даже воздухом не подуло, как бывало раньше, когда отключали воду.

Обойдя санузел, я обнаружил большой бак, до половины заполненный раствором хлорки. Так, я стану использовать ее для туалета, а потом привезу новой воды. Насчет помыться тоже что-нибудь придумаем.

В целом, для жизни казарма мне вполне подходила. Надо было, конечно, кое-что обустроить. Например, привезти генератор, горючее, холодильник и тому подобное. Окончив день странствий, я всегда смогу к вечеру вернуться сюда, и все в этом месте будет таким, каким я его оставлю.

Позавтракав и взбодрившись коньяком, я отправился штурмовать оружейную комнату. Потратив часа три, я так и не смог ее открыть. Нужны были электричество и болгарка или, хотя бы, ножовка по металлу.

Оставив это на потом, я вышел из здания, сел в машину и отправился в город.

До вечера я успел совершить четыреста двадцать два перемещения во времени. При каждом пробуждении я произносил очередное число вслух и часто делал это механически. Целые куски дня выпали у меня из памяти, но со счета я, кажется, не сбился.

Аппарат на этот раз я даже не вытаскивал из джипа. Я подъезжал к началу очередного переулка, выходил из машины и прочесывал переулок до конца. Затем возвращался, ехал к следующему переулку и делал то же самое.

К половине шестого у меня дрожали колени, а перед глазами все плыло.

Бог весть, какие изменения происходили с моей нервной системой, но этот метод, который даже не требовал никакого научного осмысления, безусловно, был самым эффективным для того, кто действует в одиночку.

По пути домой я заехал в строительный магазин и взял там ножовку и набор полотен по металлу, а затем заскочил за продуктами.

Что-то произошло со мной по дороге. Мне привиделись машины, двигавшиеся навстречу, я рванул руль вбок, оказался на тротуаре и едва не сбил прохожих. Нажав на педаль тормоза, я успел свернуть на дорогу, машину тряхнуло, затем мир внезапно погрузился в темноту, а в следующее мгновение я, как ни в чем не бывало, ехал по дороге.

Я глянул в зеркало. Улица была пуста. Останавливать машину не было причины. Я лишь сбавил скорость и поехал дальше.

Что это было, черт возьми? Последствия экспериментов или я, действительно, ненароком въехал в другой временной пласт? Но это невозможно, место абсолютно чисто, никаких разрушений. Впрочем, не слишком много я еще знаю о свойствах пришельцев.

…Мне таки удалось добраться до оружия.

Часа три я потратил на перепиливание толстых стальных прутьев. Когда прутья были вынуты, я вошел в оружейку. Меня окружали шкафы, в которых стояли автоматы Калашникова, и короткие чешские пулеметы «скорпион». Над автоматами располагались полки со штык-ножами. В углу обнаружился ящик с патронами. Я снял пиджак и, набросав в него солидную кучу патронов, сделал узел. Затем повесил один из автоматов на плечо и, взяв патроны в руки, отнес все машине.

Где-нибудь в этом или соседнем здании располагались оружейные хранилища, где находилось что-нибудь посерьезнее автоматов, но на этом этапе я в гранатометах и гаубицах не нуждался.

Следующий день опять был безуспешным.

Несмотря на то, что я трудился в полную силу, я все время вертелся в пустынных пластах. Лишь один раз за день я увидел людей. Это были три парня, чем-то напомнившие мне тех, что цеплялись к Мире у «Колонны». Заметив меня, они что-то закричали и двинулись в мою сторону, но я подошел к машине, вытащил автомат и пустил очередь над их головами, заставив парней бежать.

Позже я задумался над своим поступком, но так и не нашел ему объяснения.

Определенно с моей психикой что-то происходило. Утром я испытывал непреодолимую тягу к экспериментам. Оказавшись в зоне разрушений, бросался к временным воротам со странным восторгом. Отдохнувший организм генерировал невероятные ощущения, теперь они стали намного глубже и тоньше. Я мог не только наблюдать за своим мыслительным процессом, но и на какое-то время останавливать его. Вслед за наступающим безмолвием приходило чувство головокружительного погружения в бездну, и в момент этого полета меня охватывало блаженство, оно врывалось в мою грудь и волнами пульсировало во мне. Очнувшись, я поднимался, произносил порядковый номер перехода и бросался к следующим воротам.

Я обнаружил, что иногда одно единственное пятнышко может создавать до трех-четырех ворот. Стоило сместиться на полметра в сторону, и временное перемещение повторялось. Я специально сравнивал эти пласты при помощи хроновизора и, как ни странно, оказалось, что иногда между ними бывают значительные временные промежутки.

Во второй половине дня начиналось истощение. Как моральное, так и физическое. Просветленное блаженство сменялось апатией. В суставах появлялась неизменная дрожь. Но азарт проходил не сразу. Уходило еще два-три часа, прежде чем я понимал, что сегодня кайфа больше не будет, а усталому телу нужен отдых.

Я ехал обратно, осознавая, что снова затянул рабочий день и переутомился настолько, что думать о благоустройстве жилья бессмысленно. Вернувшись, я наспех ужинал, засветло валился в кровать и засыпал. Иногда, правда, перед сном я выходил на плац и стрелял по плакатам, изображавшим ненавистных мне в прежние годы милитаристов. Подтянутые люди в формах смотрели на меня удивленно и чуть укоризненно, в то время как я с яростью решетил их туловища. На самом деле я их больше не ненавидел, ярость была направлена на зеленых тварей, сделавших меня монстром.

Несмотря на плохое зрение, со временем я научился недурно стрелять по пустым консервным банкам.

На территории части находились ангары, в которых стояли бэтээры и бээмпэ. Попытки освоить эти боевые машины не увенчались успехом. Нельзя было одновременно управлять ими и палить в противника. К тому же броня вряд ли могла защитить от всеядных тварей.

Проходил день за днем. Я перестал вести счет временным переходам. Вероятно, их было уже не меньше десяти тысяч. Возможно, опыт давал мне какие-то подсказки, но я их не понимал: зависимость от очередной дозы кайфа, которую я начал испытывать, со временем так сильно мной овладела, что я стал превращаться из ученого-исследователя в безвольного наркомана.

Однажды, во время возвращения домой, повторилась галлюцинация. Я вновь ехал по улице, заполненной машинами. На этот раз я находился на своей полосе, и ничего особенного не произошло, только люди на автобусной остановке одновременно повернули голову в мою сторону.

Когда я доехал до светофора, в глазах у меня на миг потемнело, и я опять оказался один среди пустого города.

Прошло много дней, а мой «слепой поход» не заканчивался. Я похудел. Лицо заново покрылось растительностью, – правда, об этом я мог узнать только на ощупь: в зеркало я не заглядывал. Мой стильный наряд превратился в грязную робу, и, видимо, я не собирался его менять. Единственный раз за это время я заставил себя помыться, заехав в ту самую «Русскую баню», где последний раз мы парились с Русланом. После мытья я не почувствовал себя ни лучше, ни хуже, просто захотелось спать; вернувшись в казарму, я уснул, а наутро вновь помчался к разрушенным улицам.

Постепенно сам вид рассыпающихся стен и желтых барханов стал для меня привычен и привлекателен, и каждое утро у меня начало появляться ощущение, что я возвращаюсь домой, стоило мне вырулить к знакомым развалинам.

Иногда мне казалось, что я начинаю нащупывать нить, которая соединяет меня с хронокерами, что пришельцы обладают, если не разумом, то какой-то особой психологией, логика которой, хоть и не сможет быть понята мной окончательно, но сейчас, в этих снах-переходах открывается мне в своем первозданном неземном виде.

Порой я переставал замечать асфальт тротуара, штукатурку на стенах, окна, витрины. Я просто бродил по миру материи, созданному руками существ, подобных себе, и наблюдал, как теперь наступает второй этап истории сапиенсов, в котором они приносят сотворенный мир в жертву богам – непостижимым и незримым, – и происходит нечто такое, что находится за гранью человеческого понимания. Эти расслоения времени, переходы, сопровождающиеся чудесами духовного озарения, и встреча с пустотой заставляли меня забывать об объективности науки и достоверности фактов. Я не пытался уже ничего зафиксировать, просто шел сквозь слои времени к мигу первопричины.

Тем временем становилось теплее. Однажды я задумался, сколько дней прошло с тех пор, как я вошел в кафе «Колонна». Может, три недели, а может, и месяц. Календаря на часах не было. Я мог бы определить день многими способами, в том числе, с помощью хроновизора. Но мне было все равно…

В тот день я заработался допоздна.

Тело привыкло к перегрузкам. Организм, как мне казалось, постепенно перестраивался. За минувшее время в моих ощущениях произошли заметные метаморфозы. Я стал наркоманом со стажем, и теперь уже не только различал направление перехода в будущее или прошлое, но и мог, к примеру, понять, как далеко меня закинуло, и где я нахожусь по отношению к времени реальной Москвы – до него или после.

Уже по руинам поползли закатные тени, и я собирался возвращаться к джипу, как над головой послышался шум.

Я только что спустился с песчаного холма и сейчас стоял у подъезда восьмиэтажного дома, у которого была сожрана крыша. Предыдущий переход я совершил минут пять назад и теперь ходил по округе, присматривая место для последнего на сегодняшний день перемещения. Шум, напоминающий стрекот кузнечика, повторился, и я поднял голову.

Начиная с третьего этажа, стена была покрыта тушами гигантских тлей. Их было не меньше четырех десятков. Многие сидели по нескольку особей кряду, плотно прижавшись боками, другие располагались чуть поодаль, в одиночку. Минувший пир был окончен, а новый еще не начался. Лишь некоторые из тварей время от времени похрустывали штукатуркой и тут же ссыпали на землю отходы. У одной из тлей вздрогнули крылышки, и я снова услышал кузнечиковый стрекот.

Сбросив оцепенение, охватившее меня на минуту, я побежал к машине. Тут же дневное утомление дало о себе знать: одна нога зацепилась за другую, и я растянулся на асфальте.

Сверху раздался нарастающий гул. Перевернувшись, я глянул в пространство между домами.

В этот самый миг две тли совершали перелет над улицей. Зрелище было таким отрезвляющим, что мой организм тут же пришел в боевое состояние, давно уже непривычное в это время суток. Я вскочил, бросился к двери джипа, схватил автомат, передернул затвор и выстрелил в небо.

Пространство между домами было уже пустым, но вслед за выстрелом по всей улице прокатился недовольный стрекот сотен тлей.

Я покрутил головой, и мелкие волоски на коже стали дыбом.

На каждом из разрушенных зданий, даже на тех, которые я прежде считал уже покинутыми, сидели полчища насекомых.

Не помня себя, я щелкнул переводчиком стрельбы в положение «очередь» и выпалил оставшиеся двадцать девять патронов в скопление тлей.

Сначала ничего не произошло. Только, когда мои уши снова стали слышать, я различил многоголосый ропот.

Несколько десяток насекомых в разных уголках улицы оттолкнулись лапами от стен, взмыли в воздух и, вращая треугольными головами, стали перелетать с места на место. Их траектории пересекались, и мне вдруг показалось, что тли могут столкнуться и рухнуть на землю, но такого не произошло.

Когда движение прекратилось, я подумал, что этим все и кончилось.

Присмотревшись к тлям, в гущу которых я выпустил очередь, я увидел, что у некоторых по брюхам бегут потоки зеленой жидкости. Это не было похоже на кровотечение из открытых ран: никакой пульсации и фонтанирования, просто свободное истекание не слишком вязкой массы.

Неожиданно одна из тлей стала медленно сползать вниз. Перехватившись черными лапами, она вернулась на прежнее место, но неловко толкнула соседку, и та, оторвавшись от стены, свалилась в кучу песка.

Тут все скопление зашевелилось, началась толкотня, и несколько особей из тех, что я подстрелил, шлепнулись в песок. Остальные взлетели вверх и двинулись в разные стороны, но, полетав над улицей, они не сели на стены, как я ожидал, а продолжали кружить, словно пытаясь понять, что произошло с их подругами.

Одна из тлей пролетела прямо надо мной, и волна воздуха шевельнула волосы на моей голове. Я ринулся к машине, схватил с сиденья приготовленный магазин и перезарядил автомат.

В это время тля, словно что-то почувствовав, сделала резкий поворот и полетела обратно. Я бросился за машину, а насекомое взмыло вверх, и я успел разглядеть сморщенную рожу у нее на груди с безвольно болтающимися по бокам длинными руками.

Я понял, что впадины глазниц на этой роже вовсе не пусты, как мне показалось когда-то на мониторе хроновизора. В них тлел огонь холодного разума, пытающегося что-то уразуметь.

Опершись спиной о бампер, я застыл, решив, что насекомых может привлечь движение. Что я для них, как ни вирус незнакомой природы, который не сразу можно опознать? Пройдет немного времени, и они научатся отличать меня от неподвижных предметов и сообразят, что я и есть причина гибели их сестер.

Тут раздался тяжкий удар.

Джип застонал и начал сминаться. Вскочив, я отпрянул от машины и, не оборачиваясь, бросился бежать к концу переулка. Сзади загремело, и по приближающемуся шуму я понял, что насекомое меня догоняет.

Времени принимать решение не было. Тля стремительно настигала. Я бросился в сторону за полсекунды до того, как тля прогудела низко над землей. Если бы я не отскочил, чудовище, весившее не меньше полутоны, превратило бы меня в мешок с костями.

Упав на кучу песка, я прицелился в улетающую тлю, но передумал и, вскочив, побежал к зданию, а затем снова резко свернул на дорогу: несмотря на смертельную опасность, я должен был любой ценой остаться в этом измерении и держаться подальше от временных ворот.

Тля снова поднялась вверх и, развернувшись, надумала меня атаковать. К ней присоединились две другие.

Я выстрелил не целясь, и в жужжанье крыльев произошел какой-то сбой.

Дико петляя, я побежал дальше, снова бросился с разбегу в кучу песка, в прыжке перевернулся на спину. Приклад автомата ударил в живот.

Не обращая внимания на боль, я прицелился и выстрелил короткой очередью в атакующих насекомых.

Выстрел снес одной из тлей часть головы, и чудовище, перевернувшись в воздухе, тяжко шлепнулось на асфальт.

Тля тут же забилась в агонии, выгибаясь огромным брюхастым телом. Мощные задние лапы уперлись в асфальт и, сделав толчок, швырнули туловище вверх. Зеленое брюхо, ставшее вдруг похожим на гигантский кактус, на мгновение зависло в воздухе, а затем рухнуло на меня.

Я метнулся в сторону, не выпуская из рук автомат, а рядом тяжело толкнулась земля, и в воздух взмыл столб пыли.

Задыхаясь, я вскочил и бросился бежать. Мимо с гулом бомбардировщиков проносились летающие повсюду тли. Они реагировали не сразу. Видимо, многих из них привлекли резкие движения раненой мной особи.

Я бежал, то и дело пригибаясь. Гул летающих насекомых слился в единый шум, и в нем нельзя было уже определить звуки погони, лишь чутье подсказало мне о стремительно близящейся опасности. В два прыжка я подскочил к фонарному столбу и, схватившись за него рукой, сделал резкий поворот, обманув исполинскую преследовательницу.

Тля приземлилась на стену, мышцы лап напряглись, словно перед страшным прыжком, но автоматная очередь – снова в голову – заставила тварь рухнуть.

Я огляделся и оценил ситуацию. Несколько десятков тлей роились над телом умирающей сестры, и у меня было три-четыре секунды, чтобы добежать до конца переулка. Я их использовал, а затем, оказавшись рядом с углом здания, развернулся и разрядил автомат в рой насекомых.

Отшвырнув бесполезное оружие в сторону, я из оставшихся сил побежал к стоявшим в отдалении машинам.

Я выкладывался так, что ноги едва успевали перебирать мчащую назад землю, а горло и область за грудиной уже через несколько секунд пронизала боль.

За десяток метров до машин я упал и ободрал руки и подбородок.

Перевернулся, поправил очки, глянул назад. Ко мне с целеустремленностью, не свойственной насекомым, низко летели четыре тли.

Я вскочил и кинулся к машинам. Ушибленная нога подогнулась. Я повалился, снова поднялся на ноги, оббежал, хромая, ряд машин. Подскочил к первой, стоящей у светофора, распахнул дверь, бросился на сидение.

В руках была такая дрожь, что пришлось поворачивать ключ обеими руками.

Машина не заводилась, и я знал почему. Я уже наблюдал подобное: роторы двигателей, работавшие в момент нашествия вхолостую, исчезли; вернее, их не было в тех временных пластах, куда я попадал.

Я взглянул в зеркало. Метров тридцать отделяло меня от приближающихся насекомых.

Открыв дверь, я выскочил из машины и бросился в переулок.

До следующего светофора было не меньше сотни метров, но невдалеке, на другой стороне улицы стоял белый «жигуль».

Я побежал к нему, задыхаясь и слыша нарастающий гул.

У самой машины я снова чуть не упал. С трудом удержавшись на ногах, я схватился за ручку и распахнул дверцу. Ключи были на месте.

Бросившись на сидение и поставив ноги на педали, я перевел рычаг на нейтральную скорость и повернул ключ. Мотор завелся, но одновременно с этим раздался удар, и мою голову мотнуло назад. Посыпались стекла.

Я до предела нажал на газ, и «жигуль» сорвался с места.

Оглянувшись на миг, я увидел, что тля сползла с багажника, но другая пытается приземлиться на ее место.

Я крутанул рулем, сделал вираж и помчался по середине дороги.

Глянув в зеркало, я увидел, что тли постепенно начали отставать. Но они не прекратили погоню. Мало того, в конце дороги появилось еще несколько особей и двинулись следом.

Почти не сбавляя скорости, я выскочил на перекресток, сделал поворот, едва вписываясь в дорогу, и выехал на Большую Ордынку. Это была финишная прямая, и здесь под светофорами было достаточно места, чтобы объезжать другие машины.

Спидометр показывал сто сорок, я долетел до следующего перекрестка, проскочил между рядами машин, и помчался дальше. Только теперь в зеркало стало видно, как из переулка вылетают тли.

В их движениях уже не было прежней целеустремленности. Несколько тлей, поднявшись вверх, осели на крыше одного из зданий, другие еще некоторое время летели вдоль дороги. Я немного сбавил скорость и, не сводя взгляда с зеркала, покатил по своей полосе.

Когда я подъехал к Садовому, позади больше не было видно летящих тлей, но зато они показались справа, на стене одного из домов. Я совсем снизил скорость и медленно проехал мимо.

Добравшись до Садового, я остановился и вышел. Мне нужна была целая машина и, естественно, с более мощным двигателем.

Лишь теперь я заметил, что кровь из разбитого носа капает мне на грудь, кожа на ладонях содрана, брюки на коленях порваны, и сквозь ткань тоже проступает кровь.

Но я остался жив. Чудом.

Наконец-то, пройдя сквозь тысячи измерений, я попал в миг первопричины, и в настоящую минуту был единственным вероятным врагом хронокеров и человеком, ближе всего подобравшимся к их тайне.