На такой кровати Фёдору отдыхать не приходилось. Это была не просто кровать – воплощённые грёзы молодожёнов. Широкое мягкое ложе пряталось под высоким балдахином с тёмно-бордовыми шторами до пола, ослепительно белые простыни снежно хрустели от чистоты и крахмала, фундаментальная подушка сулила глубокий сладкий сон. Но спать, при всем желании, было нельзя. Поэтому Фёдор, не раздеваясь, сидел на уголке постели, и время от времени осторожно выглядывал наружу, контролируя ситуацию.

В большой слабо освещённой комнате стояли ещё четыре таких же кровати. За шторами балдахинов мирно спали товарищи по экспедиции – Лефтенант, Мориурти, Сидоров, Валя-Кира. Её ложе соседствовало с кроватью Фёдора, и сын эфира чутко прислушивался к лёгкому дыханию девушки. Что касается Корнея, то, не нуждаясь в постели, он просто свернулся калачиком в своей рваненькой шубейке на паркете у ног бойца, и тонко похрапывал.

На таком компактном размещении настоял Фёдор. Доктор Хаос предлагал каждому из гостей по роскошной комнате, но сын эфира наотрез отказался, и отнюдь не из чувства коллективизма. Не нравилось ему в замке. Мутно здесь, непонятно. А хозяин замка просто излучает опасность.

Словно подтверждая мысли Фёдора, откуда-то сверху донёсся неприятный звук, напоминающий мерзкое шипение. Слышалось в нём что-то хищное. Вероятно, такие звуки издавал какой-нибудь динозавр, готовясь поживиться собратом по мезозою… Фёдор невольно поёжился. Нет, правильно он решил, что ночлег должен быть общим. Нельзя в таком месте оставаться порознь. И остальные дружно его поддержали.

Мориурти взял Хаоса «на слабо».

– А разве трудно при ваших навыках организовать общую спальню? – невинно спросил он.

Хаос пожал плечами, сосредоточился, и через пару минут на глазах участников экспедиции в комнате выстроился целый ряд больших кроватей. Мориурти демонстративно зааплодировал.

– Ладно уж, – буркнул доктор. – Удобства в конце коридора. Отдыхайте. Ничто так не утомляет, как борьба за существование.

И удалился с мефистофельским смешком.

«Удобства» представляли совмещённый санузел, оборудованный и отделанный в стиле пятизвёздочного отеля. Фёдор лично проинспектировал умывальник, душ и всё остальное, за исключением биде. Подвохов не было. Только после этого он запустил Валю-Киру, а за ней и остальных. И лишь Корней отказался, сославшись на то, что десятилетнее пребывание в бутылке на дне ручья внушили неприязнь к водным процедурам. При слове «бутылка» он грустно посмотрел на Лефтенанта, который намёк проигнорировал.

И вот боевые товарищи спят, чтобы не сказать – дрыхнут, без задних ног, а он, Фёдор, бодрствует. Иначе и быть не может. Получается так, что, кроме как на себя, надеяться не на кого. Лефтенант, конечно, человек серьёзный, профессионал, однако в зоне его боевые навыки, равно как и магические навыки Вали-Киры, не работают. Мориурти и Сидоров сильны интеллектуально… да, интеллектуально. Ну и ладно. Что касается Корнея… Фёдор тепло посмотрел на сладко посапывающего Оглоблю. За считанные дни неказистый леший с трудной судьбой стал общим любимцем. Но считать его боевой единицей можно разве что условно. Вот и приходится бодрствовать, хотя спать хочется катастрофически.

Фёдор вздохнул и вспомнил Хаудуюдунь. В числе прочего наставник Суй Кий учил приёмам самоконтроля. Был и такой – «Порыв ветра, прогоняющий сон». Надо закрыть глаза и представить, что тебя овевает прохладный, несущий бодрость свежий ветер, напоенный ароматом цветов и трав…

Кстати, о цветах. Во время беседы за столом Сидоров спросил доктора: чем объяснить, что в зоне исчезли цветы? Ведь, по словам Хаоса, с исчезновением радиоволн в зоне буйным цветом расцвела всевозможная зелень. На это доктор совершенно серьёзно ответил:

– Однажды я спросил ноосферу, чего мне следует опасаться в жизни. Она ответила, что если я хочу дожить до бессмертия, то надо избегать любых цветов.

– У вас такая сильная аллергия? – изумился профессор.

– Нет у меня никакой аллергии, – раздражённо отмахнулся Хаос. – Я вообще здоров, как бык. Я так и не понял, что имелось в виду. Ноосферу иногда очень трудно понять. Это же не с простым телепотребителем общаться… Но на всякий случай искоренил в зоне все без исключения цветы. Дело несложное, зато так спокойнее.

– Будь у вас женщина, не дождалась бы букета, – пошутил Лефтенант.

– А бриллианты на что? – высокомерно отпарировал доктор. При этом он в очередной раз задумчиво посмотрел на Валю-Киру.

Да кто там всё время воет наверху?.. Вертеп, а не замок.

Разговаривая с гостями, Хаос был по-своему приветлив, открыт и вроде бы откровенен. Однако Фёдор нутром чувствовал, что доктор чего-то не договаривает, а то и просто врёт. По его словам, все испытания и опасности, пережитые экспедицией в зоне, организованы лично им, доктором, с целью проверить будущих апостолов на прочность. Допустим. Но как быть с монстром, который навестил Фёдора в Москве? Ведь никто, кроме Хаоса, не мог подослать чудовище. Тоже проверка – так сказать, на дальних подступах? А почему тогда она коснулась одного Фёдора? Непонятно и многое другое. Например, отравленное шампанское в императорских покоях. Или ядовитая железка, подброшенная в сапог. Это-то чьи фокусы? Неужели снова доктора? Спросить в лоб не решился, а надо бы…

Кстати: вот ведь сволочь… Слушая, как небрежно Хаос рассуждает о смертельных испытаниях, коими тестировал экспедицию, Фёдор невольно вспоминал заветный хаудуюдуньский приём «Удар в пах, дарящий врагу неземные ощущения». Очень хотелось применить. Или, в крайнем случае, придушить доктора цепочкой от его же медальона. Кто он такой, этот самозваный господь-бог, позволяющий себе играть людскими жизнями?.. Но что-то подсказывало Фёдору: легко доктора не одолеть. Партнёр ноосферы – это не монстр позорный. Ещё большой вопрос, по зубам ли такой противник при всех уроках Хаудуюдуня…

А в общем-то, глядя самому себе в глаза, надо признать: дело дрянь. Только теперь, в ночной тишине, Фёдор до конца осознал масштаб катастрофы, которая грозила миру по воле доктора Хаоса. Это не человек – это ходячий конец света в красной мантии и короне… Как это так – уничтожить телевидение? Что останется в жизни, если из неё уйдут новости, шоу, сериалы?

Сын эфира обхватил буйную голову непослушными руками и глухо застонал. (Корней поддакнул с пола надрывным храпом.)

Вот сейчас, в эту минуту, бесчисленные обитатели планеты Земля мирно спят в кроватях, на диванах, на циновках, под заборами, на асфальте площадей… европейцы, негры, арабы, евреи, китайцы, индусы, аборигены острова Пиндык… спят, и не знают, что для их родных и близких видеопанелей наступают последние времена. И всей власти императора Августа не хватит, чтобы отвести смертельную угрозу. И вся телеинквизиция во главе с хитрым кардиналом Ротшильдом бессильна…

Думая про доктора Хаоса, Фёдор испытывал тяжёлую ненависть. Это было непривычное чувство. Даже правонарушители, которых он вязал по долгу службы, вызывали разве что неприязнь. Одни размахивали холодным или огнестрельным оружием, другие угрожали членовредительством, третьи обкладывали с ног до головы трёхэтажной бранью… Криминал, что с них взять? Но вот так – холодно, бесчувственно, цинично – рассчитать и подготовить уничтожение самого дорогого, что есть у современного человека… Чудовище! Старушка-ноосфера, видать, совсем из мирового разума выжила, если выбрала такого партнёра…

Ладно. Здесь пока ничего не сделаешь. Остаётся наблюдать, делать выводы и действовать по обстановке. Разгадывать в порядке поступления загадки странного замка и его всемогуще-преступного хозяина…

Сверху снова донёсся противный звук. Теперь это был тонкий испуганный визг. Не человеческое горло издало этот визг – чьё угодно, но не человеческое. Визг сменился неторопливым громким чавканьем. Фёдор вздрогнул и уставился в потолок. Что там, этажом выше, творится? И с кем творится?.. В другое время и в другом месте пошёл бы разбираться, честное слово. А здесь не пойдёт, хоть стреляйте. Пусть хоть сожрут друг друга, кто бы там ни находился…

Сын эфира выругался сквозь зубы и вернулся к своим мыслям.

Сколько Фёдор ни напрягал фантазию, он не мог сообразить, за каким, собственно, чёртом, они нужны Хаосу. Причём до такой степени нужны, что он всё бросил и лично внедрился в отряд.

Когда без пяти минут господь-бог торжественно сообщил, что назначает участников экспедиции своими апостолами, в зале установилась мёртвая тишина. Такое заявление требовалось переварить. Фёдор машинально проглотил крылышко рябчика в клюквенном соусе вместе с косточками и даже не заметил.

– А в чём, собственно, будут заключаться наши апостольские функции? – наконец выдавил из себя Мориурти, слегка заикаясь.

В ответ доктор понёс высокопарную чушь. Мол, великое дело создания новых миров не потянуть в одиночку даже господу-богу. Требуются талантливые преданные ученики, которые подставят крепкие плечи учителю, и рука об руку с ним пойдут по жизни вплоть до параллельных пространств. Наградой станет приобщение к великим тайнам ноосферы, небывалое долголетие, а также ни с чем не сравнимое счастье и наслаждение вершить людские судьбы, чего бы это людям ни стоило…

В продолжение пламенной речи Лефтенант с непонятным выражением лица смотрел на доктора, Мориурти мрачно цедил коньяк, а бледный Сидоров мучительно хмурился. Корней растерянно хлопал коротенькими бесцветными ресницами, и явно ничего не понимал, однако выглядел несчастным. Что касается Фёдора, то он вызывающе обнял Валю-Киру за плечи и прижал к себе. Девушка не сопротивлялась – напротив, прильнула к Фёдору, словно в поисках защиты. Близость возлюбленной не мешала сыну эфира внимательно слушать программное выступление Хаоса. Нельзя отрицать, что в пафосных словах доктора была некая логика, но Фёдор нутром чуял в них скрытую фальшь. Ощущение усугублял яшмовый перстень. Как только экспедиция переступила порог замка, талисман слегка нагрелся и уже не остывал. Неспроста, ох, неспроста…

Дойдя до этого пункта в своих размышлениях, Фёдор почувствовал, что бороться со сном больше нет сил. Сейчас бы хоть какой-нибудь стимулятор… Но взять его было неоткуда, и Фёдор принялся кусать себя за руку. На пятом укусе он заснул – прямо так, сидя. И снился ему

Сидя на берегу моря за шахматным столиком, Фёдор и наставник Суй Кий играют в подкидного дурака. Оба одеты в просторные белые халаты и сандалии на босу ногу. Фёдор проигрывает, но это его нисколько не огорчает.

– Не везёт в карты, значит, повезёт в любви, – говорит он, сдавая.

– В любви тебе уже повезло, – жестом возражает наставник, – но это сейчас не главное… Как обстановка?

Фёдор коротко рассказывает о сумасшедшем докторе, возомнившем себя богом, и его чудовищных планах. Суй Кий внимательно слушает, неторопливо поглаживая седую реденькую бородку.

– Что ты об этом думаешь? – спрашивает он жестом, когда Фёдор заканчивает рассказ.

– Я за свою видеопанель кому хочешь горло перегрызу, – просто говорит сын эфира. – И каждый так. Это ж надо додуматься: оставить народы мира без телевидения…

– Это понятно, – нетерпеливо перебивает жестом Суй Кий. – Делать-то что будешь?

Фёдор задумчиво смотрит на синюю морскую гладь. Чистейшие волны, пронизанные лучами солнца, набегают на жёлтый береговой песок и вкрадчиво лижут пятки. Маленький оранжевый краб воровато крадётся к выброшенной прибоем рыбке.

– Не знаю, – честно признаётся сын эфира. – Дать бы ему в репу, чтобы всю дурь вышибить… Да ведь не факт, что получится. Уж больно силен, гад. Тьмой египетской командует, людей в нечисть обращает, опять же – мухой летать умеет…

– Боишься? – жестом спрашивает наставник, щурясь.

– Никого я не боюсь, – хмуро отвечает Фёдор, тасуя колоду. – И, чует моё сердце, стычки не избежать. Но не могу же я просто так, без повода…

Суй Кий усмехается в бороду.

– Не волнуйся, – жестом успокаивает он воспитанника. – Повод он тебе сам предоставит, да такой, что и не захочешь – кинешься. И я бы не преуменьшал твоих возможностей…

Он заботливо кладёт руку на лоб Фёдора.

– Помнишь, однажды во время тренировки в Хаудуюдуне ты пропустил от меня «Полёт пятки в лобную кость, дарящий врагу покой и забвение»? – мягко спрашивает он жестом.

– Как не помнить, – ворчит Фёдор. Действительно, забудешь тут! Разноцветные искры из глаз, взлёт над полом и жёсткое приземление плашмя с последующей отключкой минут на пятнадцать…

– Так вот, – продолжает наставник, делая таинственный жест, – ты мне за этот «Полёт» ещё спасибо скажешь. Если уцелеешь, конечно…

– Добрый ты, ёксель-моксель, – хмыкает ничего не понимающий Фёдор. За что благодарить-то? За то, что получил в лоб? А впрочем, тяжело в учении – легко в бою…

Суй Кий качает головой.

– Я рассмотрел двадцать один вариант развития событий, – сообщает он неторопливым жестом. – В десяти из них ситуация складывается в твою пользу. В десяти других – в пользу Хаоса.

Фёдор быстро считает на пальцах.

– Ещё один остался, – напоминает он.

– Совершенно верно, – жестом соглашается наставник. – В этом варианте может проявиться случайный фактор, который сейчас предусмотреть и учесть невозможно. Но в целом ситуация далеко не безнадёжна, даже с учётом тайного знания, которое Хаос почерпнул из ноосферы. Всё, что мог, я для тебя сделал. Остальное в твоих руках.

Фёдор вспоминает Хаудуюдунь, древний монастырь, долгие занятия с наставником, и на душе у него теплеет.

– Спасибо, учитель, – говорит он дрогнувшим голосом, и, отложив карты, пытается преклонить колено.

Суй Кий поднимает его.

– На здоровье! И вот что…

Он колеблется, подбирая жесты.

– Я не говорил тебе раньше, но теперь скажу. – Он испытывающе смотрит на ученика. – Волей обстоятельств ты оказался в центре запутанной интриги. Глобальной тёмной интриги. На самом деле всё плохо, Фёдор. Хуже, чем ты можешь представить…

– Кто виноват? Что делать? – спрашивает Фёдор, нахмурившись.

– Нет времени объяснять. Но два момента ты должен усвоить намертво. Первое: не удивляйся ничему, что может произойти. И второе: помни, что лучшее нападение – это защита… Ты меня понял?

– Нет, – виновато признается Фёдор.

– Вот и хорошо, – говорит наставник успокаивающим жестом. – Тут понимать ничего не надо. Тут главное запомнить. А теперь прощай!

– Подожди, наставник, – останавливает его Фёдор. – Ты мне скажи, на фига Хаосу понадобились апостолы? Он что, действительно возомнил себя господом-богом?

– Возомнил, – отвечает Суй Кий насмешливым жестом. – Но ты прав: апостолы ему не нужны.

– Зачем же тогда лапшу на уши вешать?..

– Время тянет. Присматривается. Усыпляет бдительность. Решает, что с тобой делать, – лаконичным жестом поясняет наставник.

– Со мной?..

– А ты разве не понял, что мешаешь ему, и он тебя опасается?

Суй Кий встаёт, сбрасывает халат, и, оставшись в белой набедренной повязке, устремляется к морю. Пробует солёную влагу ногой и решительно ступает на волну. Неторопливо идёт лицом на горизонт. Но сделав несколько шагов по воде, наставник вдруг оборачивается.

– Самое смешное и печальное, что доктор Хаос во многом прав, – говорит он задумчивым жестом.

– Это в чём же он, телегуб, прав? – запальчиво спрашивает Фёдор.

– Вскоре, я думаю, ты и сам поймёшь. А пока я настоятельно рекомендую тебе проснуться…

Фёдор проснулся – но не столько от слов Суй Кия, ещё звучавших в ушах, сколько от того, что во сне потерял равновесие и упал с кровати прямо на прикорнувшего рядом Корнея. Корней тоже проснулся и возмущённо вскрикнул.

– Тихо ты! – шепнул Фёдор, зажимая лешему рот.

Снаружи послышались чьи-то медленные шаги и лёгкое поскрипывание паркета. Осторожно раздвинув тяжёлые балдахинные шторы, Фёдор выглянул.

От зрелища, открывшегося взгляду, он похолодел.

В полумраке спальни мимо него, пошатываясь, прошла Валя-Кира в голубой ночной рубашке. Лицо её выглядело мертвенно-бледным и неподвижным, волосы развевались, хотя никакого ветра не было. Невидяще посмотрев на Фёдора, девушка, словно сомнамбула, приблизилась к двери. Распахнула. Вышла из комнаты. С тихим стуком дверь закрылась сама собой.

Фёдор и Корней уставились друг на друга в полном обалдении.