Часть 9

– Идут! – пробегая мимо, сообщил разведчик Томсон. Оля кивнула ему вслед, и, выглянув из-за толстого ствола дерева, вскинула лук. Впереди, среди тонких осин, усеявших рощу, замелькали фигуры врагов.

Оля оказалась в самом пекле боёв не случайно. Девушка не вынесла тяжестей похода в основной части огромного Каравана, в который превратился Лагерь после выступления к Санпулу. Необычно частые дожди размыли дороги, и тысячи людей двигались, терпя ужасные лишения: повозки застревали и ломались, редкие и бесконечно ценные мамонты-тягачи подворачивали в раскисшей жиже лапы, подсказывались и падали; людям приходилось тащить невероятные тяжести на себе – и женщинам, и детям. Нередки были смерти из-за усталости и болезней. Многие голодали. Строгонов гнал толпу без оглядки на нужды и мольбы о пощаде детей и сил. Времени на охоту не оставалось, а ничтожные крохи провианта, собранные во время существования Лагеря, заканчивались. Постоянно вспыхивало бешенство: синеглазые ежедневно забирали десятки жизней, прежде чем немногочисленным воинам удавалось предать их мечу.

Смотреть на это. чувствовать запах, находится там было невыносимо. Оля через пару дней похода попросилась в тыловые отряды. Здесь можно не видеть всего ужаса Каравана и найти немного времени на охоту и собирательство. Если враги давали отдохнуть.

Тыловые отряды, собранные из самых опытных воинов, обеспечивали отступление Лагеря, защищая мирян от беспрестанно нападавшего противника. Твари вперемешку с синеглазыми после выступления Каравана словно с цепи сорвались: кучками, толпами, ордами двигались вслед за бегущими в ужасе и от ужаса людьми.

Распоряжение Строгонова было простым: сдержать нападающих как можно дольше и отступать вслед за Лагерем. Найти же путь Каравана нетрудно: во-первых, дорога на Санпул была одна, несмотря на ответвления и обходы. Да и за собой люди оставляли кучи мусора, разбитый инвентарь, могилы, а порой и непогребённые трупы.

Сейчас твари настигли отряд Оли, шедший под командованием хорошо знакомого ей Ольдена – правой руки её возлюбленного, в Ольской Роще. Здесь когда-то располагалась милая деревушка, считавшая себя независимой и даже имевшая собственных дружинников. К сожалению, в наступившем хаосе ей уцелеть не удалось: Оля сама прошла сквозь сгоревшие руины некогда крепких, добротных домов. Сейчас же отряд приготовился к схватке чуть южнее бывшей деревни. Здесь осины росли особенно плотно. Проку от стрел, конечно, будет немного, но попытаться стоило. В ближнем бою у превосходящего числом чуть больше шансов.

Оле больше нравились драки, чем совместный поход с сельчанами. Хотя и там и там и кровь, и смерть идут под руку друг с другом. Разница лишь в том, что в сражении, она чувствует силу судьбы в руках, а в Караване – её тяжёлую пяту, прижимающую к прокисшей вонючей земле.

Первого попавшего на прицел тропоса Оля свалила метров за сто. Однако следующего зацепить смогла в пятидесяти шагах от себя. Третий пал от стрелы, выпущенной в упор. Четвёртого девушка встретила сталью.

Вокруг Оли из засад выскочили ещё девяносто три бойца – всё, что осталось от славных сотен Яра. Остальные либо погибли при обороне Лагеря – немало было тех, кто обрёл синие глаза, – а часть полегла в боях в составе тылового отряда. Оля поймала себя на мысли, что начала привыкать к бесконечным смертям вокруг. Они стали настолько естественны, что никто не дёргался при виде трупа. Нередки были случаи, когда приходилось несколько суток лежать рядом с мёртвым товарищем, поджидая врагов.

Тропосы и псоглавцы, яростно ревущие и выкрикивающие непонятные кличи, не являлись серьёзными противниками. Искусство боя для них заключалось в хаотичном махании кривыми топорами да копьями. Но когда они наваливались кучей, тяжко приходилось даже закалённым воинам. Несмотря на умение, Оля не раз получала рану в бою. Вот и сейчас девушка пропустила увесистый тычок в левый бок, и ржавый наконечник раздробил кольчужную часть доспехов. Девушка не вскрикнула. Только стиснула зубы и отошла под защиту работающего рядом мечника со щитом. Тому пришлось немного потуже, но молодец не подкачал, и справился. Хвала богам, в этот раз нападающие быстро закончились.

– И откуда они берутся?! – воскликнул мечник, сбрасывая шлем с мокрой от пота головы. Его звали Дожо. Он смотрел на Олю, и улыбался; на чумазом лице молодые зубы казались белоснежными. Парень явно на что-то рассчитывал, постоянно опекая Олю и садясь рядом с ней у костра на биваках. Но он не понимал, как сильно напоминал ей Яра. Это причиняло девушке невероятную боль.

Уйти в отряды она решила после слов Строгонова. Владимир не стал кривить душой, и честно признался: асассин слишком долго не выходил на связь после последнего сеанса. Больше недели. Что с ним стряслось, никто не знал. Отряд Яра канул в небытие.

Оля не восприняла сначала эту новость, не обратила внимания на слова Строгонова. Как будто они были сказаны в шутку. Но дни шли, и возлюбленный не возвращался. Как-то ночью, во время похода, она проснулась, и поняла, что лежит одна. Слезы сами покатились из глаз. Она проплакала до утра, а затем напросилась в тыловые отряды. Бесконечные стычки помогали немного забыться. Но при мысли о недавнем тепле и счастье, её бросало в дрожь. Хотелось кричать и плакать.

– Оля, собери свой десяток! – крикнул Ольден из-за дерева. – Общий сбор у той пещеры.

Девушка не поняла, у какой.

– Я покажу, – не переставая улыбаться, заявил Дожо.

Оля кивнула в ответ. Пока она не собиралась отвечать мальчишке взаимностью. Она ждала . Яра.

Пещера оказалась никакой не пещерой: кучей валунов, наваленных друг на друга. Вокруг груды камней стояло девяносто два бойца. Девяносто третьего отряд лишился: друга Томсона. Тот стоял бледный и хмурый.

Ольден забрался на кучу камня и внимательно осмотрел потрёпанное воинство. Большинство солдат перемазано грязью, некоторые сажей: руины Ольской деревни отряд преодолел чуть не на пузе – Ольден ожидал встречи с врагом. Но развалины оказались пустыми и одинокими.

– Значит так. Караван сейчас идёт южнее, мы, соответственно, севернее. Если всё хорошо, то западнее работает группа Фила. По идее, разрыва нет, но… Строгонов приказал обязательно проверять состояние смежных отрядов.

– Да знаем мы! – крикнул кто-то из воинов. – Может пойдём? Чего стоять-то?

– Заткнись, Уолер, – нахмурился Ольден. – Значит так, Оля!

Девушка выступила из-за спин воинов.

– Поведёшь свой десяток вместе с десятком Замира через лес – через лужайку после рощи. Остальные со мной через проселки южнее. Встречаемся у Орлиной горы. Здесь нас должна ожидать группа Фила. Если повезёт, к ночи сделаем привал.

Оля подняла голову к верхушкам деревьев. Хмурое тёмное небо не пропускало солнечные лучи неделю, постоянно отплёвываясь дождями. Поэтому стемнеет рано. Сейчас, по расчётам, полдень, а вокруг чуть не сумерки. Дождь закончился полчаса назад, перед битвой. Значит, скоро снова польёт.

Так и случилось, когда она собрала свой десяток с бойцами Замира – чернокожего статного воина, носившего гладкую кожаную броню с круглыми выдубленными наплечниками. Шлем он никогда не надевал. Поэтому его лицо и лысая голова были покрыты омерзительными шрамами. Но человеком он был приятным. Много шутил и хорошо относился к Оле. Когда закапал дождь, предложил ей подержать над ней свою палатку. Естественно, она отказалась.

Её десяток представлял разношёрстое воинство, мало похожее на боевую единицу дружин кланов. Здесь были бойцы на все руки: одинаково неплохо работали мечом, луком, копьём. Не было мага. В отряде Ольдена их осталось всего трое, и занимались они в основном ранами. Среди подчинённых Оли были две девушки-близняшки – отличные мастерицы стрелять из лука. Дочери лесника, они многому научились от отца, который хотел иметь сыновей.

– Лиза и Лора, – обратилась к ним Оля. Девушки коротко стриглись, сбривали волосы, и носили мужские доспехи. Их натренированные тела с едва различимыми женскими признаками спокойно умещались в броню. Влияние папаши, что скажешь. – Вы в разведке. Идите не меньше, чем на сотню метров от нас. Вы мои глаза и уши. Как обычно.

Девушки кивнули и бросились исполнять приказ.

– Дожо, – Оля решила обратиться к юноше. – Ты прикрываешь тыл.

– Да, моя… эм, командир, – смутился парень.

– Остальные –за мной. Замир, ты вперёд?

– Я лучше посредине, – усмехнулся чернокожий.

– Хорошо, тогда мы вперёд, – улыбнулась Оля.

Как бывшая воровка стала десятником? Очень просто. Её знали среди бойцов как девушку Яра, да и пара боёв выявили её дух и умение. Лишившиеся старого десятника, бойцы были не прочь принять искусную воительницу в командующие. Особенно после того, как она в одиночку задала трёпку двум шустрым цианосам.

Два десятка опытных бойцов двигались энергично и без лишнего шума. За прошедшие бои, в центре Гипериона, где местность постоянно переходила из леса в поле, воины научились не делать лишних движений и смотреть сразу во все стороны. Враг мог появиться в любой момент.

Сейчас противник хранил молчание, будто исчез вовсе. Это заронило беспокойство в душу Оли. Когда Ольден не ответил на призывы по каналам трансферанса, в девушку вселился страх. По её приказу был сделан привал. Лиза и Лора вскоре вернулись с ответом от сотника. Оказалось, серьёзные помехи не позволяли пользоваться трансферансом. Оля сделала вид, что поверила. Но что-то подсказывало ей, что что-то не так.

Орлиная гора никакой горой нынче не являлась. Теперь это была куча огромных валунов посередине сочно-зелёного поля в кольце редкого леса. А когда-то там возвышалась высокая монолитная скала, словно остриё копья, на узких выступах которой вили гнёзда орлы. В одной из крупных битв между Ренессансом и Сюреалом маги обеих сторон так увлеклись дистанционным поединком, что превратили Орлиную гору в руины. Именно рядом с этой кучей камня и надлежало встретиться с группой Фила. Десятки Оли и Замира добрались туда раньше основных сил Ольдена. И страхи Оли оказались не напрасными.

Вокруг горы лежало множество мёртвых тел. Считать их было бессмысленно: десятки наваленных в кучу трупов. Здесь были и люди, и дикие. Всё говорило о том, что группа Фила приняла здесь бой, и, возможно, полегла полностью. Замир нашёл среди мертвецов самого Фила. Мощный мускулистый варвар Остермана сразил целую кучу врагов, прежде чем достали его .

Запаха разложения ещё не было: бой прошёл недавно. Даже кровь не успела запечься.

Оля отослала Лору с донесением Ольдену. Лиза с одним бойцом отправилась изучить окрестности. Нападающие могли быть где угодно, и оставаться на камнях было опасно.

Бойцы стояли посреди трупов в некотором замешательстве. Что-то явно было не так.

– Эй! Тут кто-то шевелится! Смотрите! – крикнул молодой мечник из десятка Замира.

– Раненые. Здесь есть раненые! – зачем-то пробормотала Оля. Она пыталась себя успокоить?

Подбежав к дёргающемуся в конвульсиях человеку, Оля отшатнулась: у него не было половины головы. Но он реально трясся, двигал руками и ногами, и пытался подняться.

Догадка пронзила сознание девушки, но было поздно: мертвецы поднимались. Воины Оли и Замира оказались в западне. Неужели упыри специально лежали здесь?

Времени на раздумье не осталось: восставшие атаковали живых. Серьёзным умением они не отличались, но их было много. В считанные мгновения воины Оли и Замира были оттеснены к камням.

– Скорее! Идём по валунам к лесу. Нам не удержаться! – крикнул Замир, и его лицо перекосилось. Дёрнувшись, он начал падать в сторону Оли. Девушка вскрикнула от неожиданности. Когда чернокожий весельчак повис на её руках, она увидела торчащий болт из его спины. И в двадцати метрах – рыжебородого арбалетчика, с направленным на девушку перезаряженным арбалетом. Его синие глаза пылали ненавистью.

Беспомощная Оля, держа на руках то ли раненного, то ли убитого Замира, успела спрятаться за тело бывшего товарища, прежде чем страшный стрелок нажал на спуск. Ещё один болт, вошедший Замиру в затылок, пресёк вопросы по поводу его жизни.

Выскочив из-под тела чернокожего, Оля наткнулась на Дожо.

– Бежим на камни. Здесь делать нечего! – крикнул он.

Оля не возражала. Остатки её и Замира людей бежали по валунам, надеясь уйти от боя через другую сторону.

Убежать от едва двигавшихся мертвяков по валунам было возможно, несмотря на то, что приходилось много прыгать. Но мертвякам приходилось ещё хуже : их изувеченные конечности волочились по камням. Люди отрывались от погони и спаслись бы, если б с другой стороны их не ждала толпа диких.

Оля зарычала от отчаяния. Бойцы в ужасе остановились. Пробиваться через ревущую толпу диких или бежать обратно к мертвякам было бессмысленно. Ловушка захлопнулась.

Дикие не стояли на месте. Они ползли в сторону людей. Стоявший рядом с Олей Дожо смело бросился навстречу выпрыгнувшим цианосам, надеясь защитить замершую в нерешительности Олю. Но ей достался противник не менее серьёзный: синеглазый, орудующий двумя дагами. Он двигался легко и свободно. Что-то похожее она видела в боевом танце Яра.

Оля встретила его выпады глухой защитой. Она была настолько поражена ситуацией, что духа на сопротивление не осталось. Одни рефлексы. Наверное, девушка погибла бы, если бы Дожо не подоспел сзади и не обрушил на увлёкшегося синеглазого крепкий полуторный меч.

И в этот миг, увидев, как потухли глаза убитого, девушка поняла, что знает его. Она видела его в Лагере – тот постоянно увивался за Яром. Вроде бы Ян говорил. что возьмёт его в разведку.

И тут перед глазами девушки возникла фигура.

Стоявший рядом Дожо что-то говорил Оле, но она не слышала. Она увидела…

Яр стоял на одном из камней. Он был, как всегда, одет в чёрную кожаную броню и кожаный плащ. Его лицо хранило полное спокойствие, словно вырублено из камня. Но глаза…

Слёзы градом потекли по щекам Оли. Она была готова принять смерть возлюбленного. Она поверила в это. Но… Только не синие глаза. Мертвец, который жив. Любовь, которая не умерла – её уничтожили!

Завидевший Яра Дожо без лишних раздумий бросился в атаку, замахнувшись мечом. Однако тот спокойно парировал удар одной дагой, подсек ногу юноши другой, и скинул того на камни: мечник с грохотом покатился вниз.

Яр повернулся к Оле и в несколько шагов оказался рядом. Девушка не могла сопротивляться. Она плакала: солёные ручейки медленно текли из глаз. Она видела, что от её возлюбленного ничего не осталось. Только тело. Душа исчезла. В глазах горела ярость.

Когда Яр поднял дагу к груди Оли, самообладание покинуло её. Ноги подкосились, девушка стала падать. И тут мощный рёв разорвал воздух. Яр поднял взгляд к небу и в секунду исчез за камнями. И вовремя: по тому месту, где он стоял, прошла струя обжигающего пламени.

С треском и гулом громадный дракон опустился на гряду.

Герда!

Драконица в считанные мгновения обезопасила местность вокруг любимый подруги. Дикие, мертвяки, в считанные секунды сгорели в пламени.

Кто-то подхватил Олю на руки и понёс к дракону. В её глазах начало темнеть. Всё не так… Всё не так!

***

Первый Секретарь Трибуны Сената Леонард де Севальвеж торопливым шагом пробирался по темным улицам Умрада. Неожиданные холода, обрушившиеся порывистыми ветрами и ливнями на столицу Республики в последние недели, заставили Первого Секретаря одеться в тёплые плотные одежды, а на голову накинуть глубокий капюшон. Впрочем, последний элемент обмундирования де Севальвеж натянул без всякого удовольствия, и из-за далёких от погоды обстоятельств.

Город Умрад пребывал в осадном положении. Нет, Солнечное Королевство никакой угрозы не представляло: оно кануло в Лету вместе с армией, королём и народом. Немногочисленные разведчики, которым удалось остаться в живых после вылазки на сошедший с ума восток, докладывали, что живых людей или созданий во владениях короля Таргоса и северо-восточной оконечности материка Феб не осталось. Зато оживших мертвецов бродили тысячи! Зомби, которые изредка и малыми партиями выбирались из земли на погостах или встречались в старинных склепах, теперь целыми толпами ползли во владения живых, будто мухи на свет. И маги, и учёные умы всех мастей могли только пожимать плечами и молоть всякую чепуху, не в силах объяснить ни причины гибели Солнечного Королевства, ни особенной активности мертвецов.

Леонард, переходя границу Нижнего города, закашлялся и поспешил прикрыть нос надушенным платком. Мертвецов теперь не хоронили, а сжигали в промышленных масштабах и преимущественно в бедных кварталах (ещё бы, знать не собиралась морщиться от удушливого запаха горящих тел). А всему виной были даже не атаки зомби, которых пока удерживали остатки армии Республики в предместьях Умрада. Первой причиной было «синее бешенство», или синянка, в простонародье.

Этот ужасный недуг всколыхнул всю страну, и особенно густонаселённый Умрад. Стихийность распространения болезни, проклятия, вируса делала бесполезными все усилия клириков и мастеров водной элементали по борьбе с ним. Не помогали ни лекарства, ни карантины, ни профилактики. Маги не могли понять, за что браться! А уничтожение бешеных не спасало от появления новых заболевших.

Леонард почувствовал, как больно кольнуло под дряхлым сердцем. Всего три дня назад его собственная жена, отправившись в погреб за вином (слугам не позволялось спускаться к бутылкам), вернулась к столу с ножом в руках и горящими синим пламенем глазами. Об этой истории пока никому, кроме Севальвежа, его сына Ромула и ныне покойной прислуги, неизвестно: обезумевшие от страха сенаторы и окружавшие власть аристократы превращали любого, в чьей семье имелись случаи вспышек бешенства, в изгнанника. Леонард хорошо помнил, как собственноручно подписал указ о выселении древней и знатной фамилии из Верхнего города. Всё имущество было конфисковано. За неповиновение старший сын рода повешен. И теперь ужасное приключилось семье самого Леонарда. Как он теперь объяснит, что вирус не имеет никаких источников, что он не заразен, когда ежедневно синянка уносит десятки жизней в лице заболевших и убитых, а также жертв самих синеглазых?!

Но бешенство стало лишь началом для более страшного несчастья: раскола и гражданской войны. В момент, когда вирус поразил город, и спустя некоторое время, жители увидели полное бессилие Сената в борьбе с синянкой. Некоторые решили, что пришёл их час. Банды формировались не менее стихийно, чем действовал вирус. Начались нападения на правительственные здания, городских сановников и сенаторов. Улицы города поглотил хаос. Несколько районов сгорели дотла, трупы кучами лежали на дорогах. Смута не пожалела ни Нижний, ни Верхний город: и среди черни, и среди аристократов жажда власти стала одинаково сильной. Две недели бушевали битвы внутри Умрада: городская стража, наёмники отдельных знатных персон, сторонники различных партий сходились друг с другом в безжалостных схватках. И в то же время появлялись синеглазые, оживали только что убиенные враги. Республика катилась в Бездну, и выхода никто не видел. От полнейшего краха Умрад спас. Тёмный Орден.

Конечно, влияние Ордена в Республике для обычных людей было не более чем слухом или выдумкой провокаторов (успехи официальной пропаганды являлись самыми заметными достижениями нынешнего режима). Но на деле Леонард, будучи мажордомом всего Сената, глазами и ушами Трибуны и доверенным лицом префектов, знал истинное положение вещей. Ему не раз приходилось получать приказы от людей, далёких от дела народа и его интересов. Видел Первый Секретарь и самого Данфера с его угольными глазами.

Орден появился внезапно: в разных районах открылись телепорты, и из них хлынули тёмные ангелы – элитные бойцы Ордена, собранные со всего мира и прошедшие обучение в школах наёмных убийц. Их было всего три сотни. Но какие три сотни! В течение двух дней все банды были уничтожены. Нет, не усмирены, не повязаны и не брошены в тюрьму. А перебиты все до единого. Ни пощадили даже женщин и детей участников шаек. Проблема была вырезана на корню. За исключением двух: первой были красношапочники апостола Иеронима, а второй… Готикс. Красношапочники понесли страшные потери, но отбились от темных ангелов, залив их кровью. По утверждениям сторонников апостола, их праведной борьбе помог Единый, и сила, дарованная его пророку Иерониму. Ну а Готикс… Ребята из Отдела, до прихода темных ангелов по привычке работали через обычные банды, но когда Орден начал игру в открытую, приняли бой и… проиграли. Нет, их не уничтожили, но захватить власть в Умраде в честной борьбе они не смогли и закрепились в нескольких районах Нижнего города. Как ни странно, по соседству с красношапочниками. Орден же, потеряв половину \ элитных воинов, смог восстановить контроль в большей части Умрада и теперь железной рукой наводил порядок. Хотя для простых обывателей Сенат по-прежнему осуществлял высшую власть. Хотя Сенат был уже не тот: сенаторы набирались впопыхах, на места тех, что погибли от рук мятежников или от бешенства. Выборы проводились с весьма условным соблюдением принятых традиций и законов. Даже заседали новые Старейшины города (среди которых были и молодые парни лет по двадцать пять) под открытым небом на Площади Роз, что на самой вершине горы – само здание Сената, как и все Префектуры, было преданы огню восставшими.

Леонард завернул за угол и наткнулся на шедший ему навстречу патруль.

– Стой! – скомандовал один из трёх воинов, хватаясь за эфес меча.

Первый Секретарь примирительно поднял руки.

– Не горячитесь, бравые воины! Я не желаю зла, и люблю Республику, – проговорил он мягким голосом.

– Ага, слышали мы такие байки! – забурчал другой вояка с алебардой в руке. – Потом проблем от вас, патриотов…

– Да и капюшон на голове тугой такой, – подключился третий.

– Что вы, что вы! Я мирный гражданин. Могу подтвердить сие вот этим, – Леонард протянул вперёд руку и раскрыл ладонь. Стражники сначала отшатнулись, но затем разглядели в руке старика блестящие камни и успокоились.

– Что думаете, парни? – засомневался первый, глава патруля.

– Мне кажется, почтенный гражданин не врёт, – пожал плечами второй.

– Достойный сын Умрада, – кивнул третий.

На том и разошлись. Это был третий патруль на пути Леонарда. Первые два обошлись обесценившимися золотыми кругляшами, в Верхнем городе, – там правила поведения были менее жёсткими, следовательно, и приставать к жителям можно было по ограниченным основаниям. А вот в Нижнем городе на улицу обычные граждане совали нос редко, а официальные лица – только в сопровождении стражи или даже темных ангелов. Здесь спрос с путников был куда более дорогим.

Леонард поморщился. Республика прогнила в первую очередь в умах, а не в институтах. Извращённый Сенат и его гноящиеся структуры – не более чем отражение нашего состояния. Эти стражники даже перед лицом врага торгуют родиной. Ведь сегодня они взяли рубины от незнакомца, а завтра незнакомец заберёт их жизни.

Однако Первый Секретарь продолжал беспокоиться. Рубинов на стражей ему хватит, ожидать особо идейных среди вояк не приходилось. Леонард боялся слежки, а также темных ангелов, но патрон обещал, что всё будет нормально: его люди должны незримо сопровождать Леонарда.

Петляя среди улиц, Леонард в очередной раз убедился в страшной разрухе, обрушившейся на город: большое количество домов превратилось в руины, остальные носили на себе следы сражений и грабежа. Людей на улицах видно не было, домашних животных – то же. В воздухе стояла тишина и удушливый запах гари и жареного мяса. С неба медленно падали хлопья чёрного пепла.

Обогнув неспокойные кварталы Нижнего, над которыми до сих пор колыхалось зарево пожаров, Леонард юркнул в Чёрный переулок. Ранее здесь несли вахту продавцы краденого. Нынче же в Чёрном переулке царила темнота и тишина: мало кому из лихих людей удалось устоять перед желанием бросится в общую анархию и борьбу за власть. Ещё меньше тех, кто после этого выжил.

Именно в Чёрном переулке патрон назначил встречу.

Леонард едва сдерживался от нетерпения! Последний раз патрон выходил на связь пятьдесят лет назад! Что он скажет теперь? Какие планы владеют его разумом? Особенно сейчас, когда мир трещит по швам?

Неожиданно что-то скрипнуло. Первый Секретарь замер.

Его вычислили?!

И тут нечто шлёпнулось ему под ноги. У Леонарда перехватило дыхание.

В темноте разглядеть что-то было трудно. Но нечто шевелилось перед ним. затем коснулось мантии и поползло вверх!

Де Севальвеж от страха не смел пошевелиться.

Неизвестное проползло по телу Леонарда и забралось на его сутулые плечи. А затем неожиданно засветилось оранжевым сиянием.

Поначалу Леонард зажмурился, оставаясь неподвижным, затем медленно открыл глаза и осторожно повернул голову: на плече сидел маленький поросёнок с мелкими коричневатыми волосками, аккуратненьким пятачком, острыми упругими ушками. кошачьими лапками и заячьим хвостиком. И непонятно от чего светился. А глаза! Большие глаза смотрели на Первого Секретаря осмысленно. И взгляд был подозревающий.

Рог’хар! Ну конечно! Патрон рассказывал об этих маленьких созданиях.

– Не волнуйся, Хрюшик. С ним всё в порядке, – произнёс человек, возникший из мрака улицы.

Леонард отшатнулся, и в тот же миг рог'хар перепрыгнул с его плеча на плечо незнакомца.

– Ты уверен, Ромунд? – с ядовитой усмешкой спросил другой голос. – Недавно таких, как Первый Секретарь, ты рассматривал исключительно в качестве врагов.

– Времена изменились, – ровным тоном ответил тот, кого назвали Ромундом. – Ему теперь нечего бояться.

А Леонард ничего не боялся. Он узнал второго говорившего.

– Айвар! – прошептали его губы. – Мой патрон…

Мрак расступился, и в его рассеянных клочках появилась худощавая фигура высокого человека в серой мантии.

– Леонард де Севальвеж, мой старинный друг, – прогудел голос такой же древний, как и сама Бездна. Первый Секретарь шлёпнулся на колени и поспешил припасть губами к руке серого человека.

– Мой патрон…

– Встань, друг. Не время лобызаться. Каждая минута в этом мире на вес золота. Следуй за мной. Ромунд, будь добр, наведи отвлекающий морок на нашу скромную обитель. Не хотелось бы пропустить слухачей в момент нашей встречи.

От яркого света Леонард зажмурил глаза. А когда открыл мрак Чёрного переулка сменился тёплым полумраком уютной комнаты: посередине стоял стеклянный столик на треноге в виде свившихся в клубок змей, рядом – высокие кресла из красной кожи, а напротив весело потрескивал дровишками камин.

– Присаживайся, Леонард, – молвил Айвар. Секунду назад кресла пустовали. Теперь в них сидели юноша и миловидная девушка. У обоих были хмурые и бледные лица.

.На коленях у молодых людей сидели известные Леонарду существа. На их милых и смешных мордашках запечатлелся неподдельный интерес к гостю.

Айвар стоял у камина, в его руках поблёскивал стакан с янтарной жидкостью. Такой же возник и в руках Леонарда.

– Таргос в городе, Севальвеж, – заявил Айвар. Признаться, смысл слов некоторое время доходил до Леонарда, и он замешкался. Маг же не торопил.

– Т-таргос? Здесь? Как такое… – зачастил Первый Секретарь.

– Он здесь был с начала беспорядков, – невозмутимо добавил Айвар.

– А мне казалось, что он подох вместе с эпидемией. Наверное, это он вместе с сообщниками притащил эту напасть.

– Это не они, – твёрдо ответил Айвар и внимательно посмотрел на Леонарда. От глубинного взгляда самой тьмы у Севальвежа побежали мурашки по телу. – И это не эпидемия, Леонард. Это вирус.

Во второй раз патрон смог ошарашить верного слугу. Тот даже потерял дар речи.

– И… и что? – пролепетали его пересохшие губы, когда он смог совладать собой.

– Это значит, мне нужен Анхельм, – Айвар говорил ровно. Но каждое слово несло в себе большую силу. Севальвеж не мог стоять.

– Можно, я присяду? – попросил он, и оказался сидящим в кресле. Оно возникло из воздуха. Но Леонард не обратил на это волшебство внимания: слова Айвара произвели на него весьма глубокое впечатление.

– Лучшей выпей, если моя информация поразила тебя, – проявил благородство патрон.

Севальвеж выпил. Залпом. Обжигающий ароматный напиток проскользнул сквозь горло с горечью.

– Столько лет, столько… – запричитал несчастный.

– Не стоит винить себя. Сделанное имело значение в конкретный момент времени. Если бы нам были известны конечные точки. могли бы не начинать, – медленно говорил Айвар. Скорее с собой, чем с Леонардом.

– Но почему? Зачем?

Маг повернулся к Секретарю.

– Отдел должен быть уничтожен, Севальвеж. Его последний оплот укрылся в районах подведомственного тебе города, не считая отдельных агентов в других местах. Необходимо до начала запуска Анхельм добить выродков, а за ними и краснушников Единого.

– К этому давно идут приготовления.

– Данфер? – прищурился Айвар.

– Конечно. Теперь Орден взял всё в свои руки.

– Скорее явно обозначился, – хмыкнул маг и вновь обернулся к камину. – Сюда скоро придут корабли, много кораблей. С Гипериона. К их приходу нужно подготовить помещения и временное пропитание, заготовить походные пайки, одежду. Оружие.

– С этим туго, мой патрон. После творившегося хаоса все запасники опустошены. – загомонил Секретарь.

– Мне это неинтересно, Леонард. Я надеюсь на тебя. Людей будет много, у тебя считанные недели.

Севальвеж угрюмо склонил голову.

– С Данфером я встречусь лично, можешь не заморачиваться, – добавил Айвар спустя некоторое время.

– Темные помогут тебе в созидании? – неожиданно спросил Леонард и устремил вопросительный взгляд на патрона.

Айвар молчал. Долго. Затем потрогал виски и размеренно ответил:

– Когда-то всё было экспериментом. Мы играли вещами, о которых не имели ни малейшего понятия. А когда поняли… Я не фанатик, Леонард. Я не вижу смысла ни в бесконечной ночи, ни в безбрежном свете. Но мне известно одно: мир должен развиваться в гармонии начал. И никто не должен использовать это в личных целях: строя свои иллюзии, играть судьбами других.

– Даже, таких, как мы? – не унимался Севальвеж.

– Я всё больше и больше не вижу разницы между нами, Леонард. А Отдел явно не видит смысла в ваших жизнях. Ступай, у тебя много дел.

***

В комнате царил полумрак. В убежище Айвара не предусматривалось никаких излишков: тьму подвала разгоняли пара лучин и один подсвечник. На последнем догорала растаявшая свеча. Увиденное Севальевежем при первом приходе убранство (камин, кресла и прочее) было не более чем мороком. Деятелей, увлечённых идеей, не беспокоило убожество окружающих мелочей. оно требовалось людям непосвящённым.

Эмми колдовала над столом, приготавливая незамысловатую стряпню на ужин. В последние дни времени на домашние заботы не находилось: дела государства или мироздания не оставляли возможностей побыть просто. людьми. И Ромунда это не устраивало.

Айвар в который раз исчез, не сказав ни слова. В убежище он приходил быстро поесть или же поймать пару часов беспокойного сна. Особенно он стал суетлив после визита Леонарда: готовились значимые события.

Хрюшик и Лилу спали в самодельной норке, сооружённой заботливым Ромундом в одном из винных ящиков, куда Эмми уложила перину и кое-какие тряпочки в качества одеял (по ночам бывало холодно, стояла осень). Неприхотливым питомцам новое жилище пришлось по вкусу, и они частенько почивали там, когда не было нужды охранять хозяев, или неугомонные брюшка не просили очередной еды. Малыши были такими прожорливыми, что все запасы в убежище Айвара иссякли за считанные дни. Рог’хары не расстроились, а наоборот, взяли на себя задачу поисков провизии, и весьма удачно с ней справлялись. Ни они, ни их хозяева не голодали.

Ромунд сидел на развалившемся диване и внимательно наблюдал за Эмми. Она стояла к нему спиной, слегка нагнувшись над столом. На ней была простая серая мантия, сшитая из грубой ткани. Черные, как смоль, волосы струились по плечам и спине. От прошлой пампушки, которую знали в Академии, не осталось и следа: Эмми стала стройной и оформившейся девушкой, знойной красавицей южных равнин Феба, откуда происходил её знатный род. Жаль, теперь те места кишели ужасом и смертью.

Ромунд долго не мог понять своих чувств. Когда всё получилось так внезапно и неожиданно в зарослях варварских джунглей, он не до конца понимал. себя и её. Затем, когда мучения разлуки терзали его сердце, ему показалось, что он точно знал, зачем ему Эмми. Кто она для него. Особенно когда чувствовал её сквозь миры!

Но затем они снова встретились, и девушка оказалась другой. Чуть более замкнутой, менее чувственной, иногда откровенно угловатой: молодой человек каждый раз боялся задеть один из углов её души, вмиг превращающийся в острый кол или бритву. Эмми не была простушкой с сочными розовыми щёчками, второй мамочкой для Ромси. Пройдя сквозь дым и пепел, она приобрела личность. И с этой личностью нельзя было не считаться.

Это стало проблемой: ситуация выходила за рамки привычного для Ромунда. Эгоистичный самовлюблённый юноша не мог понять: может ли он принять кого-то, кроме себя. Может, ему нужна говорящая кукла?

Душевные метания несколько недель после возвращения из Лимба терзали молодого человека. Они много ссорились с Эмми, Ромунд пару дней ночевал в одной из оставшихся харчевен. Не хотел видеть девушку, встречаться с ней.

И неожиданно понял, что ему чего-то не хватает. В душе образовалась пустота, провал.

Наверное, и это можно пережить, но в дни, когда мир трещит по швам, а жизнь становится мгновением, разбрасываться чувствами. нельзя. Иначе начинаешь терять себя.

Кажется, у Эмми были те же соображения или, вернее, эмоции. В тот вечер она нашла Ромунда при активном участии Хрюшика, чувствовавшего хозяина в любой точке мира. Юноша собирался обратно.

Без стука войдя в скромную обитель, и без лишних слов бросившись в его объятия, она в считанные секунды сорвала с него одежду, вцепилась губами в его тело. В тот момент Ромунд не понимал, что с ним происходило. Страсть охватила его без остатка.

Оба любящих познали друг друга. Любовь раскрыла в них новые, неизведанные эмоции, а также способности каждого. А будучи магом, можно многое добавить к обыденной жизни.

Стол, темнота, убогая утварь подвала неожиданно исчезли. Эмми вздрогнула, но замерла. Она стояла, облокотившись на покрытую позолотой фигурную спинку большой двуспальной кровати, на самой девушке было лёгкое чайное платье, под ним – ничего. Обычно прямые локоны её волос теперь струились волнами, нежные чувственные губы покрывала ароматная помада персикового цвета.

– Как плохо зря растрачивать силы, – с наигранным укором произнесла Эмми. Она не двигалась, не оборачивалась. Но знала: он сзади, неподалёку.

– Честно говоря, я потратил на это уйму сил. Получился отдельный мир, параллельный, – ответил Ромунд возбуждённым голосом.

– А реальный мир задыхается.

– Мой мир цветёт и пахнет, – произнёс Ромунд, подойдя к Эмми вплотную и опустив руки на её сильные бёдра. Он слегка сжал их, отчего девушка выгнулась, опершись нежной, но упругой частью своего тела в его обнажённый торс, ниже пояса.

Чуть наклонившись, он погрузился лицом в её густые волосы. Они пахли вкусно. Не духами, а ею самой.

Руки заскользили по телу девушки вверх, пока не остановились на двух упругих налитых бугорках. Пальцы заиграли с возбуждёнными сосками. Девушка задышала чаще.

Он вкушал запах её волос, а затем вкус её кожи на шее, плечах. Лямки чайного платья, ненадёжно державшиеся на теле, Ромунд снимал медленно, покрывая поцелуями каждый сантиметр нежных рук девушки.

Мурашки удовольствия бежали по её коже. Это ещё сильнее заводило разгорячённого до предела мужчину.

Когда платье спало с девушки, Ромунд интенсивнее заскользил руками по её телу, словно пытаясь впитать в себя её нежность и её. страсть. Он целовал её спинку, опускаясь ниже и ниже.

Девушка продолжала внимать ласки любимого и не двигалась. Ей нравилась его активность, сила его чувств.

Когда пальцы Ромунда прокрались к самому возбуждённому и горячему месту, Эмми тихонько застонала. В это же время девушка почувствовала, как нечто горячее и крепкое настойчиво заскользило между ног.

В первые секунды, когда Ромунд вошёл в Эмми, он прислушивался к её стонам и своим ощущениям, двигался медленно. Но затем стал наращивать темп, а вместе с ним и взаимное удовольствие пылающих жаром тел.

В какой-то момент девушка выскользнула, развернулась, обошла Ромунда, облокотила его на спинку кровати, стала целовать его шею, грудь, живот, опускаться ниже.

Затем и мягкая кровать приняла их горячую любовь в свои заботливые объятия. Здесь не было предела фантазии обоих. В один момент Ромунд поднял их в воздух, чтобы на пике взаимной страсти разразиться мощью яростного наслаждения.

Эмми бессильно повисла на плечах Ромунда, юноша возвратился в их скромную тихую обитель и уложил заснувшую девушку в простую, но удобную полуторную кровать.

А самому спать не хотелось. Необычное дело в таких случаях.

Ромунд прошёл на кухню, нашёл старую курительную трубочку, отрытую им пару недель назад в одном из ящиков подвала, забил в неё ещё более старый табачок, и раскурил. Давно он не брал в руки это зелье.

Дым прерывистыми струйками распространялся по комнате, унося за собой мысли. Они были хаотичными, несвязными, без начала и конца.

Ромунд вспоминал первые дни в Академии, неловкие шаги по обширным коридорам, украшенным мозаикой и магическими люстрами под сводчатыми потолками. В памяти всплывали лица людей, отдельные фразы, смешные, грустные или неловкие ситуации. Ромунд вспоминал родителей. Их счастливые лица в момент, когда старики узнали, что их единственный сын поступил в Академию, и у семьи появился шанс в будущем выбраться из бедности. Если, конечно, парнишка останется жив.

Всё казалось более-менее понятным, лестница жизни – сформированной. Особенно чёткие и правильные формы цели приобрели, когда в жизнь юноши ворвались идеалы Готикс. За них Ромунд был готов умереть!

Но затем война, поход, разведотряд, Шестнадцатый вал. Всё завертелось, закрутилось, перемены ураганом событий пронеслись сквозь мир и жизнь Ромунда. Друзья стали врагами, враги – друзьями, идеалы рассыпались в пыль. Правильное и неправильное перемешалось, стало подменять друг друга. Казавшееся белым имело чёрный оттенок.. Свет оборачивался тьмой.

Да какой тьмой, проклятые боги? Что за глупости? Посмотрите на Айвара. Кто он такой? Что делает? Взгляните в его черные глаза, в которых утонула сама Бездна! Разве не исчадье он демонов? Но нет, озабочен спасением. мира. А Орден? Сборище фанатиков, державших в ужасе весь Феб и Гиперион, строивших козни, совершавших всевозможные убийства и диверсии, теперь – последняя надежда разумного мира. Где рыцари? Белые маги, церковники, проповедники, чёрт бы их побрал? Почему спасением мира озабочены те, кто хотел его разрушить?

А что сам Ромунд? Чего он хочет? За ответ на этот вопрос юноша бы отдал всё золото мира. Кто бы дал ответ…

Наверное, самым осязаемым и определённым желанием была месть.

Ромунд пришёл к родительскому дому в первые дни после возвращения из лимба. Пришёл и приклонил колени к праху, оставшемуся от прежнего кривого домика, в котором родился и который покинул однажды навсегда.

Всё выгорело дотла. Убили ли его родителей готики, как утверждал Мевелин, или они погибли в огне междоусобицы, охватившей город, Ромунду было всё равно. Теперь им двигала слепая злость и желание непременно наказать за содеянное хоть кого-нибудь.

Хотя в глубине души он понимал, что виноват, скорее всего, сам. Или обстоятельства, если усобицы стали причиной.

Ну а будь он рядом в тот момент? Изменилось бы что-то?

Изменилось: он хотя бы знал, что на месте, и делает то, что должен. А не приходит к сгоревшим остовам своей обители и не хоронит пепел.

Кто-то неожиданно плюхнулся Ромунду на колени – юноша аж поперхнулся дымом. Это оказался Хрюшик.

Малыш уселся на ногах юноши и принялся чавкать яблоко, держа его передними лапками. С виду маленький и беззащитный. К Хрюшику присоединилась Лилу, с ещё большим яблоком в лапках. Ромунд вспомнил Войда. Да, порой мы сильно заблуждаемся по поводу окружающих нас вещей и личностей.

Хрюшик сначала неодобрительно оценил размер яблока, которое выбрала подружка, но затем, быстренько сточив своё, откусил увесистый кусок от яблока Лилу и бросился наутёк.

Возмущённая малышка запустила остатком яблока в Хрюша и помчалась следом. Загремели вёдра, банки, полетела в стороны какая-то утварь. Отовсюду раздавалось возбуждённое и задиристое хрюканье. Малышам было весело. Как сказал Айвар, рог'хары нашли свою иньо, то есть связующую нить.

Говоря о любви, люди всегда подразумевают отношения между мужчиной и женщиной. Но почему остальные проявления любви мы оставляем в стороне? Любовь между родителями и детьми, между людьми и животными, между человеком и его делом, между творцами и их созданиями? Чем любовь, именно в эротическом и интимном смысле, получила особое значение? В чём её существенное отличие? Только ли в близости двух разных начал? В акте соединения тел? Или в чуть большем безумии? Разве не во всех случаях любовь – иррациональное нечто, собранное из тысяч нитей и связанные в узел эмоциями? Разве не во всех случаях это неопределённо что-то важное, что нам так не хватает, будь мы трижды королями и владыками вселенных? То, что не существует в материальном мире и навсегда заключено в объятиях снов, души и сердца? А что, если это не более, чем заблуждение?

Что, если это всего лишь то. что каждый из нас обозначил для себя в качестве высшей точки отсчёта, мозаики, собранной из кусочков наших эмоций, неопределённых ни в сознании, ни в пространстве или времени? Но тогда как же коллективное безумие, вакханалия творчества и пожары фанатизма, раздирающие миры под знаками любви? Не есть ли это попытка бесполезных сознаний повторить в материальной жизни бесконечно неопределённый и непонятный танец богов?

Но это лишь размышления за дымным табачком. Самое важное, что наш удел – делать и чувствовать; задумывать изначальный смысл вещей явно уготовано кому-то другому. Иногда нужно смириться с тем, что понять кое-что невозможно. Можно просто почувствовать.

***

Развалины Башни Гильдии Магов никто не посещал. За редким исключением сюда на короткие часы отправлялись романтики и дети. Нормальные жители Умрада обходили руины стороной: о бывшей обители сильных волшебников, державших власть в столице Республики, ходило множество слухов, зачастую не самых хороших. А после её уничтожения вместе с десятками магов и их учеников, погребённых под камнями, народ вообще захлёбывался байками одна страшнее другой. И серые камни, грудой наваленные на вершине горы, внушали некоторый трепет. Но ничего, кроме мусора и скелетов, гнивших где-то в глубине, под общей кучей, здесь не было. Айвар знал точно. Ведь он самостоятельно выкурил эту язву готиков из его любимого города, полностью отдав власть Ордену. Тогда началось восстание. То самое, перевернувшее весь мир Умрада.

– Ты уверен, что справишься с самим собой? – Данфер никогда не был на сто процентов уверен в плане. Каждую секунду глава темных пытался найти изъян, усомниться. И как ему хватало духа управлять Орденом?!

Вельтор промолчал. Он не любил глупых вопросов.

Два легиона отборных войск Республики с боем заняли подступы к Гильдии. Самые ожесточённые бои на Площади Роз закончились вчера полной победой республиканцев. Солдаты, воодушевлённые идей независимости Сената от интересов магиков, рвались в бой, не считаясь с потерями. Мастера пропаганды хорошо поработали в рядах. Ещё бы! Некоторые из них были малефиками Ордена, прошедшие отличную школу вербовки и обращения новых членов. Поэтому убедить пару тысяч человек в чём-то, или нарисовать им новые идеалы, не составило большого труда: провокаторы, листовки, несколько диверсий для верности, и нужные слова в подходящий момент. Гильдию давно не любили в городе, а при деятельном участии Леонарда Сенат не пришлось долго упрашивать об объявлении Гильдии Магов вне закона.

Сложнее было победить чародеев и не превратить город в щепки. В этом помогали конкуренты Гильдии из Академии. Благо в своё время Вельтору удалось не допустить туда ручонки Отдела. Сейчас эти ребята неплохо сдерживали мощь гильдиейцев, хотя и несли неоправданные потери.

Высокий шпиль Башни располагался на западном склоне горы Ар-Умрада, на самой высокой точке города, выделившийся на остром пике из общей массы каменного тела. Так получилось, что территорию Башни первый (и единственный) глава Гильдии обнёс невысокой стеной, укреплённой магическими заклинаниями. Проход был один – длинная многоступенчатая лестница, ведущая на неширокую площадь перед башней, заключённой в кольце стен. Сама же обитель магиков представляла собой длинный конус, увенчанный заострённым куполом. По телу башни разбросаны бойницы. Стены укреплены всевозможными заклинаниями. Взять такое непросто. Если, конечно, бросать туда простых вояк.

– Не светись особо. Твой маскарад смогут разглядеть даже старшекурсники. Нет необходимости в историях о человеке с угольными глазами, – бесстрастно произнёс Вельтор, не отрывая взгляда от шпиля. – И теперь исчезни. Поддерживай меня на расстоянии.

Данфер растворился в общей суете.

Вельтор действовал не напрямую. Он вообще не любил много внимания к своей персоне в этом. мире. Сейчас он – не более, чем один из магистров Академии, пускай и с особыми привилегиями.

– Мессир Айвар, когда начинать? – поинтересовался один из адъютантов генерала Натана.

– После моей команды.

Вельтор не стал тянуть. Приказав магистрам объединится в кольца, великий маг уверенно взял их силовые потоки под контроль, и принялся прощупывать оборону башни. Она не впечатлила. Он ожидал большего от своего аватара.

Защитные круги лопались словно струнки. Скоро магические стены превратились в обычные камни. Опасаться их было нечего.

– Начинайте, Натан, – приказал Вельтор.

Генерал не ответил. Он предпочёл действовать.

Заиграли сигнальные трубы, раздались зычные команды центурионов, им вторили десятники. Войска, подобно заведённому механизму, пришли в движение, строгое и рассчитанное.

Сложив «черепаху» из зачарованных щитов прямоугольной формы, первая центурия Шестого легиона двинулась вверх по узкой лестнице, ведущей к башне Гильдии. Айвар лично занимался чарами оружия и доспехов солдат. Теперь с ними можно воевать против самих богов!

Солдаты двигались в темпе, стараясь не разрывать строя. Наложенные заклинания на щиты лучше всего действовали в максимальном единстве.

Бойцы прошли первые сто ступеней без проблем. Маги Гильдии хранили полное молчание. Айвар забеспокоился: а не сбежал ли под шумок весь Ковен, оставив отбиваться учеников? Но нет, хвала богам, опасения не подтвердились.

Башня активизировалась. По её стволу пробежали яркие линии сконцентрированной магической энергии, что-то несколько раз вспыхнуло внутри, а затем из бойниц ударили ядовитые зелёные лучи. С виду выглядело устрашающе: на деле магия гильдейцев бессильно облизала щиты воинов и испарилась.

Но на этом враг не успокоился. В приближающуюся «черепаху» полетели огненные шары, молнии, сгустившиеся в воздухе камни. Но тщетно. Магия бессильно разлагалась, соприкасаясь с защитными чарами.

Айвар забеспокоился: что за глупые шаманские пляски? На такое способны и разве ученики.

Обстрел неожиданно прекратился. Едва первая центтурия достигла стен, как вдруг воины «черепахи» зашатались, стройные порядки щитов разладились, солдаты стали терять равновесие. Айвар не сразу увидел, что ступени под ногами бойцов превратились в трясину. Некоторых затянуло внутрь, в скалу. Другие спрыгнули со стометровой высоты и погибли. За считанные минуты центурия была потеряна.

Что ж, на то и разведка боем. Теперь стоит больше внимания уделять дистанционной защите войск.

– Передайте Рюгеру, чтобы мастера земли прикрыли воинов, пусть сформируют отдельные кольца, – приказал Вельтор. Сам он в атаку вступать не хотел, ждал реальных действий Ковена.

Центурии Шестого легиона одна за другой стали подниматься по лестнице. Гильдейцы снова применили свою хитрую магию, но на этот раз безуспешно: землевики Академии тоже могли кое-что, и справились с вражеской магией.

Центурии беспрепятственно продолжали восхождение по лестнице. Ещё немного – и они ворвутся во двор башни. Наступало самое время Ковену приниматься за дело.

И он не разочаровал Вельтора.

По второй «черепахе» был нанесён мощный ментальный удар. Солдаты неожиданно впали в панику, принялись выбрасывать оружие, прыгать с лестницы. Вельтор спустя минуту блокировал атаку. Однако на потрёпанный и лишившийся единства строй обрушились огненные смерчи. Солдаты загорались, словно хорошо просмоленные факелы, защита мастеров земли Академии разлетелась на куски.

Вторая центурия была потеряна: большинство воинов смерчами расшвыряло в разные стороны, часть – сожгла до пепла. Только несколько тел на ступенях остались догорать бесформенными грудами.

На третьем отряде бойцов Ковен также опробовал свои ментальные силы, но тут Вельтору помог заведующий Небесной Кафедры Палантир – лучший на памяти Айвара менталист. Он перенаправил ментальную энергию обратно в источник, и враг отбиться не смог. «Черепаху» снова атаковали у самых стен, едва справившись с последствиями. Но досталось ей не меньше: полчища темных призраков тучей окружили воинов, возникая среди них, пугая, выхватывая из рядов, сбрасывая с лестницы. Здесь в ситуацию вмешался Данфер: некромантов среди магистров Академии не учили. И зря. Пока глава Тёмного Ордена нейтрализовывал потустороннюю энергию, центурия погибла. Вельтор предпочёл не вмешиваться.

По лестнице двигался следующий отряд.

Айвар чувствовал страх и неуверенность в душах сражавшихся воинов. После беспомощной и страшной гибели трёх центурий, сомнения в перспективности мероприятия были вполне естественны. Но Вельтор в который раз удивлялся.

Как эти. создания способны на такое? Частички информации в рамках просчитанного и продуманного алгоритма?! Как могла возникнуть в них. душа? Непонятно, необъяснимо. Однако чувственная реальность в этом мире не ограничивалась изначально заданными параметрами. Она неизбежно связывалась с чем-то гораздо более сильным и труднопознаваемым. В противном случае цифры остались бы абстракцией сознания, а не претворённой в жизнь мыслью.

Новая «черепаха» двинулась вверх по лестнице. Теперь ей навстречу помчались возникшие из пустоты элементали воздуха. С виду едва различимые в бешеных потоках ветра существа вселяли ужас, но для знающего мага являлись всего лишь комками сконцентрированной стихийной энергии, управляемой магами-операторами. Твари не успели достигнуть и первых рядов, прежде чем Айвар рассеял их. Однако у гильдейцев был заготовлен ответ.

С диким воем, на закрывшихся щитами бойцов набросились тучи гарпий: они налетали с невероятной скоростью, обрушиваясь на солдат, сбивая их с лестницы, вырывая щиты из рук. Поначалу легионеры пытались двигаться, закрывая бреши в рядах, но затем их терпение лопнуло, и в лучах вышедшего из-за облаков солнца засверкали клинки. Это стало ошибкой. В образовавшиеся бреши хлынули потоки менее сильной магии. Несмотря на старания мастеров земли, десятки мелких заклятий унесли с собой не менее двух десятков жизней. К середине лестницы от центурии осталась едва половина бойцов.

Но воины шли вперёд, кое-как сбиваясь в подобие строя. На пятки им наступала следующая центурия.

К этому моменту на обезвреженные стены стали цеплять «кошки» и подставлять высоченные складные лестницы. Ещё две центурии подключались к общей атаке, готовясь перебраться за стены. Натана не устраивала только атака в лоб.

Айвар усмехнулся: конечно, генерал не хотел терять солдат. Его разум не воспринимал их реального существа. Ему эти оболочки казались живыми, настоящими. А отсюда и жалость, переживания. На самом же деле план операции допускал гибель всего легиона: цель оправдывает средства.

На наступающих со всех сторон солдат продолжали сыпаться заклинания, хотя большинстве своём слабые, без изюминки. Пару раз на взбиравшихся по лестницам воинов проводились точечные ментальные атаки, отчего поражённые бойцы летели вниз с огромной высоты или начинали скидывать сослуживцев. Четвертую группу бойцов, следовавшую по лестнице, добили стаей упырей, материализовавшихся в тылу поднимавшихся воинов. Айвару пришлось помочь мастерам земли упокоить мертвяков.

Наконец пятая центурия достигла стен, и вместе со взбиравшимися по канатам и лестницам воинами ворвалась во внутренний двор. Башня была захвачена! Но главы гильдии молчали неспроста.

Вмиг камни, из которых была вымощены внутренняя площадь Башни, превратились в раскалённые угли, пылавшие нестерпимым жаром. Солдаты в буквальном смысле оказались на сковороде. Их доспехи разогрелись докрасна, а кожа стала воспламеняться.

Несмотря на ужасные крики и мольбы о помощи полутора сотен людей, Айвар не пошевелил и пальцем. Наоборот, дождался пока гильдейцы вдоволь удовлетворят свою кровожадность, сначала изжарив прорвавшихся во двор бойцов, а затем сбросив шестую и седьмую центурии в пропасть на колья: лестница исчезла из-под их ног, а вместе неё возник овраг, наполненный торчащими вверх копьями.

В сей момент, когда мастера гильдии выложились, а войска республики обуял страх, Айвар наконец-то ответил, и нанёс свой основной, заготовленный удар.

Он мог самостоятельно схватиться со всей Гильдией и разнести её в клочья без лишних жертв. Но тогда утратился бы смысл мероприятия.

Восстание против Гильдии Магов было задумано в качестве акта самосознания правительства Республики (правильно подогретого и объективированного). Сопротивление сначала на словах, а затем в военных действиях, стало делом народным. А когда это дело лучше всего чувствуется? Когда льётся кровь, умирают люди, свершаются сотни и тысячи личных трагедий.

Пять сотен бойцов Республики отдали жизни за народное дело. Мог погибнуть и весь легион. Но во всём нужна мера.

Схема атаки Айвара была несложной. Можно сказать, вульгарной. Но зато жестокой и беспощадной.

Вобрав в себя объединённые силы колец магов Академии, Айвар разрезал лоскут реальности, преобразил своё тело в астральный облик, проскользнул сквозь туннели миров, и возник посередине главного холла Башни в образе эфирного призрака.

В него полетели десятки заклинаний. Но вдребезги разбились о его магические щиты: что могли юные и неопытные умы противопоставить первому после бога? Как жаль, что они оказались по ту сторону баррикад.

Айвар не стал совершать традиционные, но бесполезные пассы руками. Преобразованная им в реальном мире магическая энергия в считанные секунды растеклась в виде серого тумана по помещениям первого этажа. Жизни молодых адептов Гильдии прервались быстро и безболезненно.

Не теряя времени, Айвар принялся со скоростью ветра подниматься по винтовой лестнице вверх. Навстречу ему бросались и порождения тьмы, и призванные демоны, и вызванная из различных миров нечисть. Всё это не стоило внимания Вельтора, гибло и исчезало, не успев подойти и на десять шагов.

Иной раз храбрые маги объединялись в кольца и пытались остановить восходящего врага силой стихий, причём не алхимической, а настоящей, Высшей! Но все их попытки были тщетны. Айвар продолжал свой путь, оставляя за собой только тишину.

Вскоре он вышел на последнюю площадку башни, расположенную у самой вершины. Здесь, как он помнил, располагался Орб – главный резервуар, хранилище магической энергии Гильдии. Орб должен был охранять Ансвиль, глава гильдии.

На площадке астральный призрак Айвара встретили магистры Ковена, формальные заместители Ансвиля. Пятеро из восемнадцати: прошедший дистанционный бой стоил им немалых жертв.

Маги попытались атаковать Вельтора вязью всевозможных заклятий, однако Айвар отвёл их в сторону, нанеся в свою очередь один, но точный и неудержимый удар: от магистров остались одни угольки. Путь к Орбу был свободен.

Айвар не стал тратить время на открытие хитроумных замков и постепенное снятие заклинаний с двери Ансвиля. Он растворил её и всю многочисленную сеть магии. Безвкусно, но эффективно.

Местом хранения Орба, и по совместительству кабинетом главы Гильдии, служило полукруглое помещение, заваленное книгами и различными магическими приспособлениями. Ансвиль слыл бесконечным работягой и исследователем, влюблённым в магию.

Конечно, именно таким его и задумывал Вельтор.

Глава Гильдии стоял у маленького круглого окна своего кабинета, отвернувшись от входа и наблюдая за происходящим во дворе Башни. На нём была расшитая золотом парадная мантия, на которой длинная белоснежная борода смотрелась очень эффектно. В руках Ансвиль держал серебристый посох, верхний конец которого венчал тёмно-бордовый шар, заключённый в фигурные пальцы-когти.

Айвар и забыл, что известный на весь мир артефакт был не более чем простым шариком. Во внешнем мире. Внутри себя же он таил энергию, способную уничтожить материк.

Однако против Вельтора Орб был бесполезен. Ведь создателем его был Ансвиль. Тот, в свою очередь, всецело порождением мысли Айвара.

– Зачем это всё? – лишённым эмоций голосом спросил Ансвиль. К Вельтору он даже не повернулся.

– Независимость требует фанфар и крови, – последовал ответ.

– Театр, трагедия, финал, – покачал головой Глава более не существующей Гильдии Магов. – Неужели отпала нужда в Гильдии?

– Как таковой, нет. Но теперь ваши дела разделят между собой Академия и группа Палантира. Он создаст новую Гильдию, тихую и незаметную. Формату вашей нет места в игре.

Ансвиль наконец-то развернулся к Вельтору. Из его мудрых глубоко посаженных глаз текли слёзы, блестевшие из-под линз круглых очков.

– Всё изначально было продумано, так? Зачем тогда ты создал меня? Только отыграть роль? Почему наделил разумом и вкусом к жизни? Почему не сделал простым болванчиком, зомби? Зачем столь жестоко? – выпалил на духу Ансвиль, в конце сорвавшись на крик.

Вельтор неожиданно для себя замялся. Его собственный аватар говорит ему о жизни! Это порождение слов и цифр! Карандаша и красок! Изначальный был прав.

– Потому что мир населён разумом, пускай даже некоторые личности в нём призваны исполнить исключительно задуманное другими, без права на выбор, – не сразу нашёлся, что ответить Вельтор.

– Право на выбор – неотъемлемое право живых. Только в этом наше отличие от порождений пустоты, камней и железа. В противном случае ты делишь на ноль весь смысл существования, – Ансвиль быстро собрался, как и ранее потерял сдержанность. – Это суть жизни.

– Возможно, ты прав. Но, как бы то ни было, сегодня твоё существования должно прекратиться. В моей игре ты утратил смысл.

– Твоя игра утратила смысл, – заявил Ансвиль, и Орб на конце его посоха ярко засветился багровым светом. – Теперь катись в бездну, мой создатель. Я использую своё право на выбор, и сам похороню себя вместе с моим смыслом и целью!

Последние слова Ансвиль проревел, когда нестерпимый свет озарил кабинет. Вельтор поспешил оборвать связь с астральным миром и вернуться в тело за миг до того, как Башня Гильдии с чудовищным грохотом взорвалась.

К счастью, новый легион не успел к этому времени войти во внутренний двор Башни. Крови и представлений на тот день было предостаточно.

В одном Ансвиль всё-таки ошибся. В изначальном плане его гибель допускалась, но специально не задумывалась.

– Где вы были так долго? – прозвучал бесстрастный голос за спиной. И куда делись привычные задор и нервозность? Прошли годы… Для Данфера они не остались незамеченными.

Айвар не обернулся, но поморщился. Заразу Войда он убрал при выходе из Лимба, но иногда мышцы лица сводило судорогой.

– Отсутствовал, – коротко ответил он. Просвещать слугу он не собирался.

– Я заметил, – закутанный в тёмное глава самой влиятельной организации мира поравнялся с Айваром.

– Ты искал Анхельм? – казалось, Айвар не раскрывал губ. Слова словно формировались в воздухе.

– Не нашёл, – отозвался Данфер.

– Ложь. Ты его упустил.

Тёмный не ответил. Молчание затягивалось: только необычно сильный ветер тянул заунывную песню под хмурым небом.

– Что дальше, мастер? План, я понимаю, закончился провалом? – не выдержал Данфер.

– В его изначальном смысле.

– То, что сейчас происходит. это вы?

– Окончательное решение, – от прозвучавших слов Данфер незаметно для себя поёжился.

– А как же ваши слова о начале новой эры, развития идей Ордена? Неужели вся моя жизнь была напрасной? – наконец-то маска бесстрастности спала с чёрного человека. Айвар уловил знакомые нотки.

– Она окажется таковой, если мы не запустим Анхельм, – Айвар говорил ровно. Но от его слов, как прежде Леонарду, теперь приходилось трепетать не простому человеку, а адепту тьмы, повидавшему многое, в то числе ужасное.

Но даже самого страшному и злому кошмарна мысль о полном небытии, когда сама его суть растворяется в Бездне.

– Но ведь мы так старались, ещё со времён Войны Сил! Сделали первый шаг! Затем сокрушили Башню Магов, заперли Таргоса, уничтожили варваров Одера, принялись очищать Гиперион! Зачем понадобилось Окончательное решение? Ведь это вы надоумили Палантира покончить с Проектом? – поток обвинений лился из уст Данфера неудержимым потоком. Айвар слушал, не перебивая. – Мы прижали Отдел! Зачем всё это? К чему Мститель? Для чего вирус?

– Зачем ты задаёшь вопросы, на которые сам в достаточной мере можешь ответить?

– Нет, забери меня Бездна! Если бы я мог, то не спрашивал сейчас! Я потерял нить событий! До мелочей рассчитанный с Дарианой план обернулся прахом! Всё летит к Хаосу в лапы!

– Но разве не Его адептом ты являешься?

– Только в определённой мере, я…

– Довольно! – прервал собеседника Айвар, резко вскинув руку. – Отдел покончил с нами по-другому. Все, кто созидал мир, теперь мертвы.

Горящие глаза Данфера расширились от изумления.

– Так значит, мы…

– Да, решение принял мой Изначальный. Но он так и не понял, насколько заблуждался. До последнего конца. Он заигрался, забылся. Бросил вызов силам, с которыми не смог справится.

– Но ведь вы должны были исполнить его волю. Быть сейчас вместе с Мстителем.

– В дело вмешалось нечто большее, чем наши желания или воля отдельных смертных. Вмешалось то, что ни Отдел, ни Изначальный не смогли осознать до конца: сам мир принял решение за себя. Система, казавшаяся искусственно созданной и функционирующей на основе математики, приобрела разум.

– Великие? – нахмурился Данфер.

– Они были лишь началом. Я говорю о большем, что заключатся не в одном или даже в миллионе человек. Мир сам стал определять свою судьбу. Ты понимаешь? Система самоорганизовалась.

– Мы приблизились к Богу. – заворожённо прошептал Данфер.

– И я хочу, чтобы так и осталось. Создатель может распоряжаться своим созданием до тех пор, пока не вдохнул в него жизнь и вместе с этим не определил точку отсчёта. Теперь ни я, ни Отдел не имеем на него права. Пускай даже ценой полного обновления.

– Анхельм, – кивнул Данфер.

– Ансвиль не думал, что его труд будет иметь такое. особое значение, – усмехнулся Айвар. – Уничтожь последние остатки Отдела в Умраде и покончи с фанатиками. К приходу кораблей мы должны подготовить материальную базу. Когда явится Мститель, мы должны открыть портал.

Вокруг Айвара закружился воздух вместе с пылью. Маг готовился к телепортации.

– Мастер? А как же исходники? Мы ведь так долго искали исходники? Неужели они не понадобятся?

– Тебе? – криво улыбнулся Айвар. – Они точно ни к чему. Остальное Изначальный унёс с собой в могилу. У тебя неделя. Во имя живых!

Последовала яркая вспышка, и маг растворился в воздухе. Данфер же скрылся в тенях, поглотивших под вечер город.

***

Вторую неделю Гиперион поливали дожди. Дороги раскисли и превратились в непроходимое месиво. Итак двигающийся чрезвычайно медленно Караван теперь вообще стоял на месте. Расстояние, которое любая армия прошла бы за двое суток, Караван преодолевал четвертую неделю. С кровью, потом и слезами.

С каждым днём положение Каравана становилось всё сложнее. Атаки диких не прекращались: охранные отряды несли постоянные потери. Миряне гибли не реже. Синянка принялась проявляться чаще прежнего: никто не был уверен, что, заснув с близким человеком в одной постели, не проснёшься среди ночи с синеглазым монстром в обнимку. Поэтому люди засыпали с ножами в руках: иллюзии о возможности излечения полностью исчезли и не в самых развитых умах. Пускай жена или муж, отец или мать, дочь или сын, лучший друг секунду назад были самими собой, в миг, когда синяя искра безумия возникала в их глазах, личность и душа человека исчезали. Самый любимый или добрейший человек за миг превращался в монстра. Его не могли остановить ни уговоры, ни просьбы, ни мольбы. Только смерть служила избавлением от напасти.

Оля понимала это, как никто другой.

После памятной встречи с Яром девушка погрузилась в себя. Несколько дней она не находила сил взяться за оружие и отправиться в бой. В ней что-то умерло, сгорело в ужасе и страхе, прахом осев на сердце, едким дымом наполнив лёгкие, глаза, из которых безостановочно текли слёзы.

Девушка могла предположить и смерть возлюбленного, и плен, но не потерю души. Что могло быть хуже, чем потерять не тело, а душу возлюбленного? То, что стало частью тебя. Ценное, важное, прекрасное, казавшееся просветом в её не самой простой жизни, прервалось, погибло. Его убили! Что делать дальше? Где найти смысл? А есть ли он теперь?

Погружённая в грустные мысли, девушка бесцельно брела с Караваном, утопая в каше и мерзкой жиже растекающейся по дорогам грязи, мокрая и заплаканная.

На третий день Олиного транса Даратас прилетел в Караван и дал Герде время заняться своими делами. Драконица подхватила Олю и понесла прочь из-под дождливых облаков, к. солнцу.

Солнечных лучей девушка не видела и не чувствовала их тепла с месяц. Они были прекрасными, нежными, заботливыми… Оле показалось, что солнечный свет погрузил её грязное измотанное тело в бархатную тёплую перину. Лёгкую, нежную…

Пожиравшие душу тоскливые мысли отступили, девушка снова услышала стук сердца, прилив жизненной силы.

Всё, что происходит, имеет смысл только в миг появления. Дальнейшее – фантазмы о прошлом и будущем.

Когда девушка вернулась после воздушной прогулки на землю, она решила жить. Неважно, час или день. Неделю или год. Важно, что по её артериям и венам по-прежнему тычет кровь, а мышцы имеют силу. Она ещё может что-то изменить. Или хотя бы внести свой вклад во что-то значимое.

А что значимое? Война за религию? Битвы кланов? Победа над неверными или нечестивыми? А, может, наоборот: убийства святых и невинных во славу Тьмы? Наверное, глупо искать основы величия или значимости за пределами людского сознания: тот, кто знает иные пути, не хочет делиться со смертными истиной, а прочая видимая реальность выступает. в цепях скованной и бессмысленной однозначности.

Под вечер в Караван вернулась охранная рота (теперь тыловые отряды назывались так) Ольдена. Старый вояка снова потерял чуть не половину бойцов и пришёл за подкреплениями. Среди выживших членов отряда возвратился и Дожо.

Ах, этот соломенноголовый мальчик Дожо! Он был на пять лет моложе Оли, но влюбился в рыжеволосую бестию без памяти. Он прекрасно знал о её отношениях с Яром, видел, какая жгучая боль поразила душу и сердце Оли после обращения Ярп, был рядом, впитывая грудью её рыдания. И терпел.

Нельзя сказать, что Оле было безразлично его внимание. Хотя она ловила себя на мысли, что использует доброго и откровенного юношу слишком открыто. Но в день его возвращения она поняла для себя, что Яр оставил в её душе не только свой образ и чувства. Он раскопал ту особую частичку внутри неё, которая страстно и без умолку требует чужой любви: в стене возведённого жизнью безразличия зияла огромная брешь.

Ночью вымывшийся в ближайшем ручье Дожо пришёл к Оле. Караван, как обычно, в тёмное время суток остановился на привал до раннего утра. Оля лежала в палатке, обернувшись в перину. Плакала.

Юноша сначала тихо позвал Олю из-за полога. Девушка рыдала и не хотела отвечать. Дожо это не остановило. Он забрался внутрь палатки, бухнул у ног девушки какой-то увесистый тюк. Это вывело Олю из транса, слезы перестали течь безостановочным потоком.

– Что это? – прошептала она.

– Немного фруктов. Мы набрели на чей-то сад. Странно, дом сгорел, а деревья остались нетронутыми: груши, сливы, яблоки. Я собрал для тебя. Кстати, ещё апельсины! Ты ела когда-нибудь апельсины? Это восхитительно! Сейчас найду, почищу, – бормотал Дожо, роясь в мешке.

В потёмках Оля не видела лица юноши, но отчего-то была уверена: он улыбался. Молодой воин после тягот похода не завалился спать где-нибудь на земле, овеянный хмельным дурманом, а собрался с силами и пришёл к ней, чтобы проявить заботу, поделиться частичкой тепла и радости с ней.

Оля ощутила, как в сердце вспыхнул пожар. Неожиданный, сильный и поглощающий остатки разума.

Дожо нашёл апельсин и принялся очищать его. Оля резко села, её тонкие руки вмиг оплели широкую шею юноши, а губы, несмотря на темноту, сами нашли нужный путь.

Реальность завертелась. Оля вцепилась в стальное тело Дожо, стараясь охватить каждый мускул.

Тишину палатки наполнили звуки поцелуев, возбуждённое дыхание, шелест срываемой одежды.

Дожо, несмотря на тяжёлые мозолистые руки, умудрялся обращаться с Олей чрезвычайно нежно и заботливо. Его прикосновения казались ей чем-то волшебным, невероятным, прекрасным! Оля откровенно потеряла голову. Мысли улетучились: душа была наполнена силой и желанием. Девушка в какой-то миг не справилась с эмоциями и застонала от удовольствия, хотя Дожо и не овладел ей.

А юноша затягивал с главным. Оле поначалу это нравилось, но затем ожидание близости в пылу разыгравшихся чувств стало невыносимым. Девушка взяла инициативу в свои руки и сама развязала тесёмки штанов Дожо. Добравшись до нужного, девушка решила доставить юноше немного удовольствия губками и язычком.

Мальчик, будучи неопытным, за считанные мгновения излился силой своих чувств девушке в рот. Олю это ничуть не смутило. Ей даже понравилось. Первородное острое чувство возбуждения отшвырнуло прочь предрассудки.

Толкнув юношу в грудь, девушка заставила его улечься на спину, а сама забралась сверху. Взяв в ручки ослабевший член, девушка со стоном ввела его в себя и принялась действовать. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее она двигала сильными натренированными бёдрами. Юноша, в силу молодости восстановился довольно быстро, и, главное, на второй и третий раз был куда более устойчивым. Оля же смогла насытиться только когда Дожо довёл её до исступления языком. После этого девушка выключилась без сил и чувств.

Девушка очнулась среди ночи внезапно. Словно кто-то толкнул её. Некоторое время она не понимала где находится: голова болела словно после обильных возлияний. Однако постепенно осознание происходящего стало возвращаться к ней, боль отступила. Скоро Оля поняла, что рядом с ней тихо сопит обессиленный Дожо.

Олю неожиданно охватило странное чувство. Стыда? Вины? Смущения? Она не могла понять, чего именно. Всего несколько часов назад она плакала по одному мужчине, а сейчас…

Посидев некоторое время в темноте, девушка легла. Ей вдруг стало невероятно холодно, грустно, снова захотелось плакать.

Дожо, словно почувствовав настроение возлюбленной, очнулся, повернулся к Оле, обнял её, принялся нежно целовать, попутно вытирая слёзы со щёк губами.

Затемснова вошёл в неё, на этот раз двигался не быстро, продолжая целовать шею, губы, лицо. Постепенно девушка пришла в норму, приняв в себя остатки мужской силы Дожо. Потом они крепко уснули, прижавшись друг к другу.

Утром Дожо проснулся раньше Оли, быстро собрался и отправился на построение. Отряд снова уходил в дозоры.

Оля слышала, как юноша одевался, но почему-то претворилась спящей. Затем корила себя, ведь эти минуты могли быть последними: кто знает, с чем он столкнётся в лесах?

Однако на этот раз Оля запретила себе реветь. Ей овладела мысль. Какая именно, она не поняла, но внутри исчезла пустота. Она решила действовать, а для этого надо перестать скулить, собраться, выйти на улицу. Караван отправлялся дальше.

Нацепив боевое обмундирование, Оля вышла на свежий воздух и принялась за дела: группе молодых ребят она помогла вытянуть телегу из грязи, беременной девушке подсобила с разогревом воды на костре, маленькому мальчику залечила ранку на ноге, а девочке вымыла и причесала волосы. Да, Караван представлял собой подобие движущегося муравейника, настоящее месиво людей всех мастей, взглядов и положений. Находясь внутри него, нельзя было не ощущать тяжёлый смрад напряжения, страха, сомнений, недоверия и общечеловеческого негатива, копившегося каждый день под гнетом обстоятельств. Однако в этих условиях люди становились друг к другу куда заботливее и участливее, чем в суете будничных городов. И Оля была далеко не одна, кто помогал окружающим.

И её не тянуло в леса, сражаться в составе отрядов. В какой-то миг она поняла, что не менее важные события происходят не обязательно там, где гремит сталь о сталь или грохочут взрывы. Зачастую самые значимые в жизни события теряются в массиве обычно не подмечаемых мелочей, и только сильный и острый ум может выделить сущностное из общей цепи, объяснив причины и последствия.

Хотя её активность во многом объяснялась страхом остаться наедине с собой. Наверное, в бою она бы вовсе забыла о своих проблемах, а может, наоборот – секунда малодушия лишила бы её шанса на выживание. А умирать девушка не спешила. Вчерашнее солнце зажгло в её душе идею. Оля ещё не поняла, какую, но ощущала её присутствие, созидательное начало, в томительном ожидании воздвигающее волю в сознании.

Впрочем, не только бытовые дела становились повседневной проблемой Лагеря. Синеглазые ежедневно (иногда Оле казалось, ежечасно) возникали среди обычных людей. Несмотря на принятые меры, больше всего потерь приносили именно неожиданные, непредсказуемые, точечные вспышки синянки. Да и какие меры могли быть, когда сами стражи в любой миг могли превратиться в обезумевших зверей?

Так случилось и в этот день. Отряд милиции, собранной из добровольцев, обзавёлся синими глазами неподалёку от огромного фургона с детьми – импровизированными яслями. И быть бы большой беде, если бы Оля не успела молниеносно среагировать, схватившись с безумцами чуть не в одиночку. Благо здоровые сельские парни не особенно отличались умениями, поэтому расправиться с ними быстрой и юркой Оле не составило большого труда. К тому же ей на помощь (хотя и под конец) подоспели две близняшки.

– Лиза? Лора? – глаза Оли расширились от изумления. – Я думала, вы с Ольденом!

– После боя на Орлиной горы долго лечились. – чуть не хором ответили девушки. – Нас хорошо потрепали.

– Да, верно. – согласилась Оля, и в глазах её заклубилась печаль.

– А ты? Тоже приходила в себя? Говорят, тебе сильно досталось, – пристально посмотрев на девушку, спросила Лора. Или Лиза? Оля никогда их не различала.

– Да, крепко, – тоска стала снова накатывать. Близняшки свежо напомнили недавние события у Орлиной горы.

– Но сейчас в норме! Как насчёт отправиться с нами в разведку? Нас отправляют к переправе через Нирей. Через пару часов головная часть Каравана достигнет моста, не хотелось бы встретить там сюрпризы, – разговорилась одна из близняшек.

– Думаю, Строгонов не раз разведывал те места, – отстранённо проговорила Оля.

– Да мы сами вчера были там. Днём. Однако слухи идут, что прошедшей ночью там пропало несколько наших лазутчиков. Не хочешь размяться и проверить?

– Почему бы и нет? – Оля почувствовала, что защемившую в сердце тоску она не сможет сбросить в быту.

Отряд разведки оказался на этот раз усиленным. Обычно в дозоры уходило не больше тройки воинов. Теперь – целых двадцать человек. И даже один маг.

Зачем последнего потащили, было непонятно. Он постоянно жаловался, бубнил что-то. Немолодой, и, судя по небогатой поношенной одежде, вряд ли особо искусный чародей. Но командование считало иначе: нужен, и всё.

Река Нирей брала начало на крутых склонах Великого южного хребта. В восточной части бурная, в центре Гипериона река разливалась шире и мельчала, становясь доступной даже для перехода в брод, но лишь в одном месте: при пересечении с Центральным трактом. Там некогда ещё Элитой был выстроен длинный мост на каменных опорах, а также хитрая система защитных башен вдоль моста: сторожевые гнёзда для лучников были расставлены в шахматном порядке с одной и другой стороны от моста. Если мост взрывали перед неприятелем (ох, как часто это происходило!), и тот пытался прорваться вброд, то его перекрёстным огнём встречали лучники. Благодаря этой нехитрой тактической мысли, Элита несколько десятков лет удерживала за собой территории Форосской низменности и Туманных долин. И когда однажды переправа пала, ни Сабулат, ни Пельтье, будучи недурными замками, не продержались и полугода.

С тех пор мост остался, и башни тоже, хотя и в гораздо меньшем количестве. На них некоторое время несли службы дружинники то Ренессанса, то Хранителей, но последние несколько лет башни были покинуты. В последней войне ренов с Хранителями никто не стал занимать этот рубеж. Почему? Одним богам известно.

И в этот раз деревянные укрепления на деревянных треногах, с небольшими будками-гнёздами для лучников, встретили разведчиков тишиной. Длинное полотно мощёного моста уходило пустотой на юг. Вокруг не было ни живого, ни неживого. Во всяком случае, Оля с близняшками прошли на тот берег и успели вернуться. Никого. Полная тишина. Следов прошлых разведчиков тем более не было. Однако предчувствие чего-то нехорошего не покидало членов отряда.

Для этого и пригодился маг, доселе бесцельно бродивший в сапогах по колено в воде, не обращая внимания на оклики командира – невысокого худощавого парня по имени Одо.

Сначала чародей резко пригнулся, словно уворачиваясь от чего-то. Затем, согнувшись, принялся водить из стороны в сторону носом, подобно собаке. А затем закричал что-то невразумительное и кинулся к ближайшей башне.

Разведчики, рассредоточенные вокруг моста, оценили неладное поведение сотоварища и помчались вслед за магом, шлёпая в мутной воде. Тот, несмотря на внешнюю дряхлость, без проблем взлетел на одну из башен по канату (лестниц никто никогда не делал) и скрылся в гнезде.

Отряд собрался рядом с башней, и только тогда разобрали слова мага: идут враги!

Одо незамедлительно приказал уходить прочь от моста. Удерживать его задачи не стояло, а ждать подкрепления от Каравана пришлось бы слишком долго. Требовалось как можно скорее доложить. Однако стоило разведчиком отойти от башни, как сидевший в гнезде маг закричал, требуя забраться к нему или на соседние башни!

Оле почему-то показалось, что это один из немногих случаев, когда безумца послушать стоило. Но Одо потребовал спускаться, под угрозой остаться магу одному куковать на башне.

И как был неправ Одо…

Вода неожиданно забурлила вокруг воинов. Так получилось, что следуя безумным крикам мага, почти все разведчики оказались в воде вокруг башни. И никто не был на суше. А зря.

Вмиг отряд превратился в сборище. Перепуганные вояки ринулись к ближайшим башням, не слушая криков командира. Только близняшки и Оля сохраняли остатки самообладания, стоя по пояс в кипящей воде. Одо потребовал выбираться на берег. И побежал впереди девушек.

И тут из воды возникло огромное существо с бычьей головой и огромными рогами. Оно имело прозрачное тело, от которого исходило лёгкое лиловое сияние. Глаза монстра сочились ярким фиолетовым пламенем, а в руках переливался лиловый топор. Без лишних промедлений тварь снесла голову с плеч оторопевшего Одо и рвануло к девушкам. И упало замертво от стрелы Лизы. Или Лоры?

Умирая, тварь потухла, потеряла прозрачность и превратилась в кусок почерневшей плоти. Так просто?

На этот немой вопрос последовал незамедлительный ответ: из воды стала возникать одна тварь за другой. В считанные секунды, Оля вместе с близняшками оказалась в окружении не меньше двух десятков тварей. Они молча сомкнули цепь и двинулись на разведчиц с молчаливой решимостью в бушующих пламенем глазах.

Пару демонов близняшки прикончили из лука, однако остальных девушки, встав спина к спине, встретили сталью. Забравшиеся на башни товарищи не забыли менее удачливых и ударили по монстрам стрелами. Не остался в стороне и маг, обрушив на монстров гнев воды: потоки мутной жижи захватывали демонов и тащили ко дну. Враг брал числом, но не умением.

Вскоре Оле с близняшками удалось вырваться, однако Лору сильно задела одна из тварей, распоров левый бок скользящим ударом топора. Рана была неглубокой, но кровь бурным потокам стекла в Нирей, лишая сил. Девушка с трудом держалась на ногах.

С помощью Оли, Лиза вытащила сестру на берег. Та без сил упала на песчаник.

– Оля, уходи, – строго потребовала Лиза, заметив группу тварей на берегу. К сожалению, они возникали не только в воде.

– Не нужно соплей, – в тон ей ответила рыжеволосая. – Посмотри, гады лезут из всех щелей. Будем сражаться.

– Это не выход, – покачала головой Лиза, принимая в руки меч сестры. Там лежала с закрытыми глазами и тихо мычала, стараясь сдерживаться. Сражаться она не могла.

Монстры стали рубить вышки: их сил и количества хватило, что справиться с задачей, несмотря на обстрел и активность мага. Оля с Лизой ничем не могли помочь товарищам. Им самим приходилось несладко на берегу.

Демоны действовали топорно, без задумки: шли вперёд, чуть не бросаясь на клинки. Оля, истратив запас метательных ножей, оборонялась дагами против махавших в разные стороны топорами демонов. Но тех было слишком много.

Выпад, уклонение, выпад, разножка, нырок, выпад. Твари умирали одна за другой, но им на смену приходили новые. В какой-то момент Оля упустила из виду одного из демонов, и тот заехал ей огромной ручищей по пояснице. Девушка кувырком покатилась по земле и остановилась в воде. Шок от боли был такой, что Оля на некоторое время потеряла ориентацию.

Оставшаяся в одиночестве Лиза зарычала, подобно загнанному в угол волчонку, принялась вертеться, отражая атаки со всех сторон. Оля видела, как тяжело приходится одной из близняшек, но сама едва смогла приподняться на руках.

Смерть Лизы не отложилась в памяти Оли. Она просто в какой-то момент поняла, что храбрую разведчицу вместе с сестрой поглотил поток тварей. И теперь у них на пути осталась одна обессиленная Оля.

И в который раз за последние месяцы провидение сжалилось над несчастным существом. Словно каждый раз оно наблюдало за её жалкими попытками сопротивляться обстоятельствам, наслаждалось поражением, а затем вытаскивало из западни.

Окружившие Олю твари неожиданно вспыхнули, словно сера, осев пеплом на мокрой земле, а пространство заполнил рык дракона, а затем зычные боевые кличи.

Оля к этому моменту смогла оправиться и подняться на ноги. Из её глаз градом сыпались слёзы, она не могла оторвать взгляда от чёрного тела драконицы, парящей над полем битвы и поливающей врагов огнём..

К мосту подступили отряды Каравана. К Оле подскочил Дожо, перемазанный грязью и кровью. Сидевший на спине Герды Даратас применил какое-то новое заклинание, и светящиеся демоны перестали появляться из воздуха. Их число стало сокращаться, и вскоре мост был отбит у неприятеля.

Воины ликовали. Впервые за недолгое время, над врагом была одержана чистая победа, а результат был очевиден и понятен: свободный мост через Нирей. И цена победы была не столь велика, как ранее. Всего лишь девятнадцать разведчиков.

Эта мысль пришла к Оле следующей ночью. Когда она неожиданно поняла, что среди этих девятнадцати были две девушки, за которых она отдала бы миллион других. И для неё успех у моста не представлялся победой. Так же, как перевоплощение Яра не было концом истории. Требовался другой завершающий штрих.

***

С момента пересечения реки Нирей прошло около недели. Караван сошёл с центрального тракта и двигался строго на запад, ещё сильнее утопая в грязи и путаясь в лесах. Иногда приходилось отправлять лесорубные бригады, иначе провести телеги с мамонтами сквозь заросли было невозможно. И вести стычки с дикими, синеглазыми и новой напастью – светящимися демонами. Однако, несмотря на эти трудности, люди продолжали сражаться за будущее. И Даратас делал всё, что в его силах.

Изо дня в день маг метался по округе, наводил миражи перед толпами диких, устраивал болота на их пути, сыпал молниями, обрушивал камнепады, устраивал всевозможные ловушки. Конечно, помогали тыловые охранные отряды, однако людей становилось всё меньше, а оттого с каждым метром пройденного Караваном пути отражать беспрестанные атаки врага становилось всё тяжелее. Поэтому Даратасу приходилось перемещаться чуть не по половине Гипериона, вовремя ограждая Караван от ещё больших проблем.

И, несмотря на невероятную занятость и способность быть везде и всюду, Даратас выкраивал время, чтобы побыть наедине с самим собой и привести мысли в порядок.

Делать это он предпочитал в походном шатре, с изменённым магией внутренним объёмом. Примерно такой же был у него в Мёртвых землях. Теперь он соорудил себе новый, более мобильный. Не хватало только кучи инструментов и книг, забытых навсегда на потерянном севере Гипериона.

.Хотя теперь многое из того, что раньше казалось важным или особо значимым, утеряло смысл. В руки Даратаса попали знания такой силы и мощи, что в корне ставили под сомнение прежде изведанное. Наверное, именно в связи с вновь полученными сведениями, ум мага заходил за разум. Порой он терялся: происходят те или иные события наяву или являются плодом его воображения.

Нынче он прекрасно понимал, почему за такими знаниями охотился не он один: за них можно не только убить.

И, вроде, что в этой тетради из Санпула такого? Технические аспекты. Однако концы того, что отражено на вспухших пожелтевших листах, уводили в такие дали и тайны, от которых начинала кружиться голова.

И владеть ими могли только избранные, умеющие увидеть чуть дальше, чем позволяет интеллект или интуиция.

Даратас сидел в шатре на импровизированном диване из разодранных замусоленных подушек и топчанов, и, покуривая трубочку, в который раз листал найденный артефакт. Со стороны, в «домашней» серой робе, маг походил на обычного мужчину средних лет, малознакомого с физическими нагрузками и сильно измотанного жизнью, уставшего от мирских забот. Ну кто мог ожидать от него чего-то опасного?

Так же обманулся и незнакомец, материализовавшийся за спиной мага. Его угольно-красные глаза хитро сверкали.

В следующий миг неизвестный нанёс удар потоком грубой темной магии, но волшба неожиданно легко разлетелась вдребезги о лиловый щит Даратаса. В долю секунды маг почувствовал активизацию магических каналов, закрылся щитом и успел развернуться к атакующему лицом. В руках он держал сверкающий янтарным набалдашником посох де Орко.

– Я ждал этой встречи, – хищно молвил Даратас, прищурив глаза. – Но не думал, что ты окажешься столь глуп и придёшь на мою территорию. Здесь у тебя никаких шансов.

Посох засиял ещё ярче.

Тёмный маг с горящими глазами промолчал. За него ответил другой:

– Он здесь не для этого. И даже с учётом твоей силы и заслуг, я бы посмотрел на ваш честный поединок – уверен, никому из вас победа не досталась бы легко.

Даратас опешил. Ещё один? В его шатре? Как эти двое обошли его охранные чары?

Маг повернул голову в сторону говорившего. И в который раз за последние несколько минут изумился до глубины души. Это же тот самый очкарик! Вне всяких сомнений! Именно тот, с кем он схватился во время боя эльфов с неизвестными сияющими тварями в подземных чертогах.

– Ты? Снова? – в голосе Даратаса звучала угроза. Он сделал шаг назад и развернулся, чтобы держать в поле зрения обоих незваных гостей. – А я-то думаю, откуда взялись эти черти светящиеся.

– Успокойся, Даратас. На этот раз я с миром. Сильвестор погиб в пламени Феникса, – очкарик примирительно поднял руки.

– Думаешь, я куплюсь на дешёвые заверения? – напряжение Даратаса нарастало, он направил посох в сторону то ли Сильвестора, то ли ещё кого-то.

– Я не буду тебя уговаривать, я сделаю так. – спокойно ответил очкарик и щёлкнул пальцами. Набалдашник потух, превратившись в безжизненный камень.

Теперь Даратас не удивился. Он испугался. Дезактивация артефакта. Всего одним щелчком! Это похлеще, чем опрокинуть небо на землю!

– Невозможно… – пробормотал маг. В ответ послышался злорадный смех Данфера. – Набалдашник изготовил Ткач. Если кто и мог его дезактивировать, то только…

– Посмотри на меня, Даратас, – потребовал Сильвестор и снял очки. – Я тебе никого не напоминаю?

Естественно, напоминает! Даратас понял это ещё при первой встрече в междумирье. Но сейчас. воспоминания нахлынули особенно отчётливо. Если учесть все законы активации магических вещей, историю создания посоха, и это лицо, теперь без очков, то… Не может быть!

– Ткач? – у Даратаса перехватило дыхание.

– А также Диор Каданс, Ансвиль, горный и лесной бог Умрад, Вильгельм, Сильвестор, Вельтор. Нынче мне более близкое – Айвар. Хотя сейчас я – это непосредственно я. Остальные были моими аватарами, запрограммированными на выполнение определённых функций. Ткач, например, отвечал за общее функционирование экосистемы, её баланс. Естественно, он оказывал вам поддержку в дни наиболее опасных заварушек. Когда сам по себе протокол гармонии был уничтожен, Ткача не стало. Как, в общем, и всех остальных, ввиду исчерпания смысла их существования. Думаю, мои слова не являются для тебя загадками. Хотя в тетради, – артефакт Санпула вспорхнул с дивана и переместился в руки Айвара, – информации не много, на определённые догадки содержащиеся в ней сведения должны были тебя навести.

Даратас молчал. Сейчас его самые смелые предположения оживали на глазах. Он был слишком поражён увиденным и услышанным.

– Впрочем, довольно откровений. Об остальном успеем поговорить. Сейчас есть вопросы поважнее: относительно Каравана и твоих последующих планов. Куда?

– Так я вам и сказал, – выдавил из себя маг.

Айвар вздохнул, некоторое время помолчал, внимательно изучая мага, а потом провёл ладонью по воздуху перед собой.

Набалдашник посоха де Орко вновь загорелся.

– Хотя понятия друзей и врагов расплывчаты, и порой спорны, в настоящий момент ни я, ни мой слуга Данфер не представляем для тебя угрозы. Мы заинтересованы в общем с тобой деле, – ровным и убедительным тоном сказал Айвар.

– Думаю, не нужно объяснять, что мне трудно поверить бывшему, а может и нынешнему. главе сияющих демонов и руководителю Тёмного Ордена? – Даратас никогда не слыл доверчивым человеком.

Айвар улыбнулся.

– Скажите, коллега, в чём вы видите причину возникшего кризиса? Что это за Мститель? Почему неожиданно сошли с ума дикие твари и народы? Почему у людей появляются синие глаза и приступы неконтролируемого бешенства? – принялся сыпать вопросами очкарик подобно факультетскому профессору на экзамене.

– Мне известно, что причиной всему послужил прорыв неизвестной энергии, часть которой возбудила Источник в подземных чертогах, а вторая часть ушла на Харон, к Культу. Я видел, как Дариана – Первый Мастер Культа – провела обряд, вызвавший к жизни невероятной силы тварь. Затем начались всевозможные приступы психозов и агрессии. Интуиция подсказывает, что события в той или иной части связаны между собой, однако общую нить мне уловить пока не удалось. – принял дискуссию Даратас. С активированным посохом в руках он чувствовал себя более уверенно.

– И никаких догадок? – улыбка (или даже ухмылка) не сходила с лица Айвара.

– Возможно, это результат неудачных экспериментов моего ученика Дарли, а затем и Дарианы. Помниться, последняя привела свой клан к полному вымиранию из-за одного ритуала. С другой стороны, вполне вероятно, что это новая Война сил, идейные вдохновители которой мне неизвестны.

– В любой войне есть смысл, – подал голос Данфер. – Даже если бы её вёл Культ или Тёмный Орден. Если ты заметил, движущаяся с севера сила уничтожает на своём пути всё, даже природу, оставляя за собой только прах.

Даратас легонько кивнул. То же самое он видел во время войны в Подземном Царстве.

– Мессир отлично понимает это, – оборвал тёмного Айвар. – Иначе бы он не стал бежать с полей, уводя за собой всё живое. Несмотря на его внешнюю тщедушность, силы его духа хватило бы на нас обоих. И если бы он видел смысл биться, то Гиперион встретил бы врага достойно. Однако после общения с Мстителем он понял, что сражаться бессмысленно. Нужно уходить. И сейчас он спешит к Санпулу, уводя за собой крохи последнего, что осталось. Я не ошибаюсь?

Даратас молчал.

– Тебе, кстати, будет интересно узнать, что зафиксированная тобой сила действительно вовлечена во всё это. Однако исключительно в качестве орудия. Первый её поток был прерван тобой в подземельях, а вот второй… Частично рассеялся и в последующем видоизменился в синянку, а частично вошёл в состав Мерлона, ныне известного как Мститель. Если бы не появление второго, то… Дариана. Глупышка Дариана. Она была уверена, что сможет контролировать это, но обманулась.

– В смысле? – вырвалось у Даратаса.

– Это вирус, коллега. Единственная задача его – уничтожение. Бороться против него имело смысл, и ты с успехом выполнил свою миссию в подземельях. Проблема в том, что система запустила процесс самоуничтожения. Эксперимент же твоего ученика-гоблина просто совпал с реализацией Окончательного решения.

– Постой, постой, я не…

– Включи интеллект, Даратас. Благо ты им не обделён. Сопоставь общую картину. Не получается? Что ж. Тогда на данную минуту тебе стоит уяснить, что процесс гибели системы необратим. Ты предчувствовал это интуитивно, но теперь можешь поверить мне, а затем осознать окончательно. Система умирает и отключается.

– И каков выход?

– Анхельм.

– Я это понял. Только в чём сущность проекта?

– Это обратный отсчёт. Полное обновление.

– Это не другой мир? – нахмурился Даратас.

– В каком-то смысле и да, и нет. Важно уяснить другое: твоей непосредственной задачей является доставка всех выживших в Умрад. Там находится вход в Анхельм. Я ко времени прибытия разберусь со всеми проблемами внутри города и подготовлю отход. На Фебе тоже жарко, знаешь ли.

– Синеглазые?

– Да, Солнечное Королевство превратилось в толпы бродячих зомби. И почему-то активизировались мертвяки.

– Мне казалось, что это проделки таких, как он, – Даратас кивнул в сторону Данфера.

– Не сейчас, – покачал головой Айвар. – И тебе будет не менее интересно и удивительно узнать, что Данфер отвечает за непосредственную подготовку Умрада. Город в его руках. За исключением пары районов, подконтрольных Отделу.

Из произнесённой очкариком фразы, у Даратаса возникло два серьёзных вопроса, но от потока информации и мыслей он растерялся.

– Я вижу твоё смятение, великий муж. Но со временем буря мыслей уложится. Моё появление служит одной цели: показать тебе, что ты не один в твоём мероприятии. Мы с того конца. Осталось соединить две линии в одну нить.

– Зачем нам тёмные? – решил спросить Даратас.

– В данным момент они наше орудие. Изначально сам по себе Орден задумывался в противовес Отделу. Сначала как его школа, а затем как реальная сила, способная играть в свои игры против Готикс. Так мыслил Изначальный.

– А что Отдел? Они…

– Причина обратного отсчёта.

Кажется, от этих слов Даратасу многое стало ясно. Даже больше, чем он представлял.

– Прежде чем вы уйдёте, скажите: какой компонент необходим для активизации Анхельма?

– Слеза Феникса.

– Так это не легенда? – изумился Даратас.

– Именно потому и легенда. Могущество этих артефактов во многом стало причиной деятельности Отдела и Ордена.

– Постой, если одна часть создаёт, другая – уничтожает?

– Верно. Последняя и запустила процесс самоуничтожения системы.

– А первая должна его отменить?

– В наших условиях – помочь в созидании нового.

– Почему ты, великий и ужасный, принялся крушить мир через Источник, не использовав могущественную силу Слёз?

– Я не знал, где они.

– Но ведь ты и есть создатель этого мира.

– И не только его. Но я, в свою очередь, аватар Изначального. Конструктора, Архитектора. И, как бы смешно это ни звучало, он потерял Орудие. И думаю, не случайно. Источники же по всему миру, так называемые воронки – это концентрация информации с ничтожной каплей животворящих Слёз.

– Тогда я понимаю, зачем Изначальный «потерял» их.

– И я тоже, – загадочно улыбнулся Айвар. – До встречи, мессир Даратас. Кстати, инструкцию Анхельма я заберу с собой. А тебе взамен оставлю эту невзрачную бумажонку. Кое-что из записок Каданса. Ох уж и словоохотливый был малый. Думаю, его болтовня поможет тебе при встрече с Мстителем. Он хоть и силен, но, как и мы, вынужден играть по правилам системы.

***

Наступила очередная ночь. Тёмная, беспокойная. Наполненная страхом.

Воины, занявшие позиции на насыпном валу, за частоколом острых колов, до рези в глазах всматривались в освещённые сотнями факелов окрестности. Враг мог появиться в любой момент. Неожиданно. Быстро. Смертоносно.

А Харгл не испытывал никаких эмоций. Он лежал на плаще, кое-как устроившись на склоне земляного вала, и блуждал где-то внутри своего сознания.

Мысли всполохами возникали и исчезали, он не мог сосредоточиться на чём-то одном. Множество событий, страхов, переживаний, надежд, несбывшихся мечтаний. За последние несколько месяцев их было так много, что Харгул перегорел. Устал, вымотался.

В происходящем он не находил ни смысла, ни страсти. Делал тяжёлую работу и каждую секунду мечтал заснуть. Лучше навсегда.

Но смерть упорно не хотела подарить ему покой.

После сражения у Башни Дозора и позорного бегства с уничтоженных позиций, не по годам возмужавший студент вместе с сотником и горсткой выживших, сквозь грязь и джунгли пробрался к своим. А тем приходилось нелегко: вспыхнула синянка, со всех сторон лезли обезумевшие люди из земель варваров Одера и Солнечного Королевства, вперемешку с зомби и умертвиями. Поредевшая после боёв с Таргосом, армия Умрада стала скатываться с занимаемых позиций, не останавливаясь ни на минуту. Иной раз воины не спали по трое-четверо суток. Харгул своими глазами видел, как некоторые не могли поднять рук от усталости и защититься. Армия таяла на глазах.

Умрад погнал на фронт всех, от мала до велика, в бой пошли даже маги первых годов обучения. Всем старшекурсникам, некогда отправленным в поход на Кандур вместе с Тринадцатым легионом, авансом выдали звания магистров (а для этого нужно было пройти ещё пару лет обучения) и наградили очередными знаками отличия. Как грустно заметил здоровяк Джо, таких осталось не больше десятка. В том числе и Харгул.

Последний от злости разорвал свою грамоту, а медали схоронил в войсковом отстойнике, недалеко от защитного вала. После увиденного на Восточной войне, он с едва переносимым отвращением носил на груди символику Республики. Он бы давно бежал прочь от этой мерзоты, да только куда податься?

С Гипериона приходили вести одна мрачнее другой. Все известные города, кроме одного, пали, с Севера валила неизвестная тьма. По материку бушевала синянка, лютовали дикие, а люди в панике огромным Караваном бежали на Запад, в Санпул. Хотя нет, не в панике. А в организованной панике: кажется, общей массой руководил кто-то из героев того материка, а также прославленный маг. Долетели вести, что Караван достиг предместий Санпула. К удивлению многих, лавине беженцев без сопротивления разрешили проход к городу. Интересно, о чём думали в Совете? Неужели не понимали, что толпа сожрёт запасы за считанные недели, принесёт болезни, и врагов на хвосте?

С другой стороны, что делать? Преградить дорогу пиками, устроить резню, смотреть со стороны, как орды диких и безумных синеглазых разорвут на куски детей с женщинами? Ради полных погребов и чистого воздуха? Скажи, Харг, стальное твоё сердце, покрывшееся ржавчиной, смог бы ты стоять в стороне? Почему такие мысли возникли в твоей голове? Неужели ты так измельчал, так низко опустился твой дух, что даже возможность таких действий допускается?

Всему виной усталость. Молодой старик чувствовал пустоту и невероятную усталость: их не устранить, не заглушить. И хотя в мышцах играла сила, бойкой кровью разливаясь по телу, душа высохла, утратив былые порывы.

Формально Харгула назначили помощником сотника Лероя, однако тот из-за полученных травм и ранений свалился в лазарет и не выходил третью неделю. Посему все тяготы командования полнотой мыслимой ответственности легли на плечи молодого старика, осложнив ему жизнь ещё больше. Конечно, Харгула всегда тянуло к кипучей деятельности, он любил организовывать, не боялся ответа за свои действия, но никогда не думал, что будет так переживать, за своих. Но с каждым убитым умирало что-то внутри, высушивая его ещё сильнее.

А потери были каждый день. Отступивший со всех исторических позиций и укреплённых районов Умрад теперь отгородился валом и ощетинился частоколом кольев вокруг раскинувшегося под стенами города посада, а также торгового порта к западу, в пяти километрах от города. Интересно, что рыбацкую и военную гавань бросили сразу же. По правде сказать, они были наименее развитые: особого морского соперничества Республика нигде не встречала, а рыбные порты гурьбой теснились у юго-восточных побережий Республики, ныне потерянных.

Харгулу же и его сотне вместе с ещё тысячей счастливцев повезло сражаться за торговый порт. Бои тут были наиболее жаркие. Синеглазые перле, как сумасшедшие, никакая магия их не останавливала, что уж готовить о честной стали, пускай и зачарованной. Врагов было слишком много.

Ни единожды Харгулу приходилось отступать от вала и встречать врага на территории порта. Каждый раз ситуацию спасало чудо. Либо неожиданное подкрепление, либо иссякший напор врага. Заместитель сотника никак не мог понять, почему Сенат зацепился за этот клочок земли. Куда надёжнее укрепить кольцо вокруг Умрада, соединив силы, а не распылять их. Однако от командования приходили исключительные директивы: удержать любой ценой. А цена была высокой. За три недели более четырёх сотен бойцов сложили головы за порт. И с каждым днём в глазах выживших, обращённых к командирам, всё отчётливее читался вопрос: зачем?

Ситуация осложнялась проблемой коммуникаций. Вал вокруг посада и самой горы Умрад не соединялся с валом вокруг порта, стоявшего в пяти километрах от города. В начале обороны там проложили траншеи, выставили башни, но дикие смели разреженную оборону в одночасье. Осталось несколько дозорных вышек с горящими кострами. Их едва удерживали несколько десятков смертников. И дорога, по которой с грехом пополам доставлялись припасы защитникам порта.

Её прозвали путём смерти. Редко когда до порта доходило больше четверти фуража. Чаще конвой вместе с телегами оставался на дороге. По словам тех, кому удавалось прорваться, все пять километров были усеяны трупами, разбитыми телегами, мешками с провизией, ящиками с оружием и садками с арбалетными болтами. Зачастую много времени уходило на банальную расчистку дороги. А враг в это время подбирался и с яростью набрасывался.

Поэтому голод для защитников порта был обычной проблемой. Да что там! Стрелять во врагов порой было нечем. Немногочисленные маги без алхимических порошков превращались в бестолковых болванчиков с палками в руках. При таких обстоятельствах никто не сомневался, что последний час близок.

Но воины не сдавались, не бросали оружия, не дезертировали. Арбалетчики ухитрялись мастерить боеприпасы из подручных средств, пара кузнецов творили чудеса при починке ломаного оружия и доспехов. Гвардия держалась, и Харгул не имел права сдаваться.

К тому же вчера командование исхитрилось с новым способом доставки провианта на дрессированных драконах! Представить только! Драконы! О них ходили слухи, что-то писали в газетах. Но теперь это была всамделишная реальность: старый проект, который годами выхаживали влюблённые в своё дело дрессировщики, дал плоды и спас многих ребят от истощения и голодной смерти.

Так что сражаться было можно. Осталось понять: зачем.

На вале, рядом с Харгулом, обосновался Дожо. В отличие от большинства бойцов, он терпеть не мог сидеть в страхе и ждать очередного нападения. Он вообще на всё реагировал спокойно. Особенно когда был сытым. За время бесконечных боёв здоровяк прилично скинул, и теперь при любой возможности старался набить урчащее брюхо.

Вот и сейчас он лежал на подстилке и с удовольствием грыз кусок вяленого мяса. Всё бы хорошо, только запивать эту сухомятку было нечем. Однако это беспокоило Дожо в последнюю очередь.

– Точно не хочешь, командир? – в очередной раз справился у Харгула Дожо.

Заместитель сотника покачал головой.

– Жаль, а то выглядишь, как ходячий, – пробурчал здоровяк.

«Мертвец», – добавил про себя Харгул.

– Спать хочу, – бесстрастно ответил маг и прикрыл глаза. Затем снова открыл, бросил взгляд вдаль, на северо-восток. Там горели огни Умрада. Тёплые, родные.

По возвращении в Умрад, в котором Харгул провёл всего один день, вчерашний студент, зелёный юнец, а ныне командир и ветеран в первую очередь бросился на поиски родного дома. И не нашёл его на месте. Только сгоревшие остовы.

Сначала молодого человека охватило отчаяние. Однако потом он додумался спросить у соседей о судьбе родных. Соседи, хвала богам, были дома, и рассказали, что отец с матерью живы, находятся в приюте для лишившихся жилища – бывших детских яслях. О сестре Харгула они умолчали. Отнекивались, мол, не видели, что и как.

Харгул разыскал маму, старика. Плакал с ними, как дитя. Его-то родные похоронили, наслушавшись ужасов про Восточную войну и последовавшие события. А ещё они рассказали о сестре.

Милая и добрая хохотушка Фро влюбилась в одного повесу, который стал одним из главарей восставших. Девушка была так влюблена в него, что не отходила ни на шаг, даже когда тёмные ангелы ворвались в родительский дом, в котором укрылся горе-романтик. Ей-то и закрылся от вражеского гнева бунтарь, воспользовавшись замешкой и слезами Фро, молившей мстителей о пощаде. Пока её мучили и убивали, гад смылся. Впрочем, ненадолго. Потом его нашли и прилюдно насадили на кол.

Отец с матерью узнали о гибели Фро спустя несколько дней. Они вернулись с плантаций на пепелище.

Харгула передёрнуло. И за кого он воюет? За убийц его сестры? Или её погубила любовь, а возмездие пособникам справедливо?!

Заместитель сотника ощутил, как волны гнева пробежали по его телу. Он не мог более лежать. Вскочил, посмотрел на вал, но не видел его. В голове бушевал ураган эмоций.

Вдруг его кто-то толкнул. Жёстко, бесцеремонно. Пробегавший мимо человек не остановился – продолжил путь вдоль вала. Затем появился ещё один, затем ещё.

– Кто это? – всполошился Харг. Он не отдавал приказа уходить с позиций. – Это люди Двальского, что ли?

Дожо немедленно поднялся. Даже в тусклом свете факелов Харгул разглядел, как побледнело его лицо.

– Это не люди. Это мертвецы!

И не успели слова сорваться с губ здоровяка, как на Харгула с рычанием налетело нечто и сбило с ног. Заместитель сотника так растерялся, что зомби вмиг добрался до его горла цепкими лапами, сдавив с невероятной силой.

Харгул увидел безумные глаза, налитые кровью, оскал, текущие слюни, а в следующий миг лицо мертвяка превратилось в кашу – Дожо молодецким ударом своего молота размозжил голову твари.

Харгул отбросил от себя тело, вскочил, выхватывая из ножен меч. Да, он не забыл, что он маг, но последние события и вечный дефицит припасов научили недурно владеть клинком.

Бойцы вала приготовились к бою. Но как враг пробрался за вал?

Мертвецы валили с западной стороны. Часть из них была одеты в форму солдат Республики. Были среди них и синеглазые. Может, вся сотня Двальского сошла с ума?

– Надо остановить этот поток на время перегруппировки, – предложил возникший за спиной Харга Стимп.

– Отличная мысль, – бросил Харгул, вкладывая меч в ножны.

Несколько огненных шаров и два Больших огня на некоторое время прервали поток наступавших, изжарив несколько десятков мертвецов и безумцев. К этому времени десятники переместили большую часть сотни с вала и выстроили линию щитов. Маги отошли за спины воинов.

Связавшись с остальными сотниками, командовавшими войсками в порту, Харгул понял, что началась новая массовая атака. Двальский не ответил. Видимо, у них действительно произошёл эксцесс. Теперь вал не сдерживал зомби.

Долго сопротивляться на границе позиций не удалось. Слишком был силен поток наступавших. Воины быстро выбились из сил. Подменять их в рядах было некому.

По указу тысячника – формального командира общей портовой группировки – защитники отступили в порт. Здесь были заготовлены и гнёзда для арбалетчиков, и баррикады, ловушки. Бой стал чуть легче. Благо в такой позиции бойцы Республики были защищены куда лучше.

Однако в атаке врага было что-то отличное от прежних наступлений. Ощущалась решимость: противник наседал без остановки, упорно, продолжительно. Видимо, невидимые кукловоды решили задушить порт. И у них получалось неплохо: спустя полчаса Стимп доложил, что половина сотни отправилась в Серые Пределы. Остальным досталось не меньше. Сам Харг был четырежды ранен, и от потери крови кружилась голова.

В ответ на запросы о подкреплениях, командование ответило отказом. На Умрад также навалились, свободных сил не было. Приказали держаться. Харгул при этом известии без сил осел у одного из домов, отстранённо наблюдая, как едва живые люди продолжают сражаться.

Вот Дожо в который раз занёс молот и размозжил очередного мертвяка. Вот Шива в бесчисленный раз увернулся и пронзил врага в сердце. Стимп тащил очередного раненого с баррикад, сдерживая тряпкой течение крови на его боку.

Но тщетно. Ощущение бесполезности всего и вся навалилось на Харгула. Сопротивление не имело смысла. Пора кончать.

Заместитель сотника достал из кармана замотанный в холщёвую тряпку свёрток.

Оно должно решить. Всего лишь не мешкать, сделать. Без мыслей. Иначе начнут работать инстинкты самосохранения, воспоминания, поблёскивать далёкие огоньки надежды.

И тут неожиданно стало светло, словно мир покрыла золотая пыль: от земли, людей и неба. Затем последовали глухие хлопки, запахло серой, гнилым мясом, блевотиной.

Свечение исчезло.

Над Харгулом навис человек в серой мантии. Он с укоризной смотрел на заместителя сотника. Молчал.

Сколько прошло времени, пока оба человека играли в гляделки, Харгул не знал. Он плохо соображал в тот момент. Прежде чем тьма заволокла сознание, он узнал человека.

Это был Ромунд.

– Зачем ты вернулся, Ромунд? – отстранённо спросил Харгул.

Эмми суетилась вокруг израненного заместителя сотника, сидящего на земле. На маге не было живого места, а кровь насквозь пропитала боевую робу. Девушка делала всё возможное, чтобы залечить раны, выживших лекарей было немного.

– Так сложились обстоятельства, – коротко ответил Ромунд.

Харгул поднял тяжёлый взгляд на Ромунда. Как же постарел этот человек!

– Честно говоря, не хочу расспрашивать, где ты был это время, – пробормотал он.

– И не нужно, – Ромунд огляделся по сторонам. Вокруг толпились выжившие защитники порта. Всего лишь половина от изначального числа. – Ты нужен мне в городе. Теперь границы Умрада защищены, и им ничего не угрожает ближайшее время.

– Что ты сделал? – спросил неожиданно возникший Стимп. Его лицо покрывала сажа и запёкшаяся кровь.

– Нет времени на академические лекции, – оборвал Ромунд. – Слишком много дел. Скоро прибудут беженцы. У нас не больше месяца.

– Беженцы?! – изумился здоровяк с молотом в руке.

– Гиперион умирает, остатки выживших прибудут в Умрад, чтобы…

– Чтобы что? – прищурился Харгул.

– Всё будет сказано позже. Харг, ты нужен мне в Умраде. Ваш тысячник передал приказ.

– А ты, прости, кто? – усмехнулся Стимп.

– Легат. Вопросы? – сухо ответил Ромунд, вытащив из кармана серебряный жетон легата. Почему-то он стеснялся прикалывать его на мантию. В обычное время легатами становились в зрелом возрасте, делами заслужив уважение. По сути, эти доверенные лица Сената по особым приказам могли отменять решения генералов.

Ответом было молчание.

Спустя некоторое время Харг закряхтел и с помощью Эмми поднялся на ноги.

– То порт, то вал, то чёрт знает что. Ладно, вводи в курс дела. чертовщина явно не собирается заканчиваться.

***

В ночной темноте громко трещали кузнечики. Весело и задорно. Казалось, происходящее их не беспокоило. Подумаешь? Тысячи жалких букашек суетятся, бегут, пытаясь избежать судьбы.

Да, букашки, по сравнению с кузнечиками.

Строгонов недвижно стоял на пригорке и наблюдал за огнями Каравана. Очередная остановка, ещё пару часов сна и снова в путь. Сколько жизней унесла эта невероятная гонка? А сколько сохранила? Хотя, конечно, по сравнению с численностью Лагеря, состав Каравана уменьшился вдвое. Но оставаться на месте было нельзя. Когда-то они понимали это с Даратасом на уровне интуиции. Теперь знали наверняка.

Маг подошёл к Владимиру бесшумно. Словно появился из воздуха. Впрочем, мог и так. В последнее время Даратас проявлял весьма завидные магические навыки.

– После нашего разговора я часами наблюдаю за этими. людьми. В голове не укладываются твои слова, – не оборачиваясь, проговорил Владимир.

– Где-то в глубине души, нас, Перворождённых, беспокоила иллюзорность происходящего. Мир кривых зеркал. Мы играли, и заигрались, крепко, – Даратас говорил словно не с Владимиром, а с самим собой.

– Странно, я то же самое сказал бы и о своём родном мире. И несмотря на новые знания, готов доиграть до конца.

– У тебя нет другого выбора. Судьба выбрала тебя.

– Вот это и странно, Даратас, – оборвал мага Строгонов. – Ведь игра имеет заранее установленные правила, алгоритмы, схемы. Судьба в ней невозможна, только причина и следствие.

– Система оказалась куда более сложной, чем предполагали её создатели или могли помыслить такие, как мы.

– Мир цифр и знаков неожиданным образом оказался миром плоти и крови, добра и зла, красоты и ненависти.

– Но в области чистой идеи. Ведь, несмотря на то, что создания так похожи на… – принялся рассуждать маг, но Владимир снова не дослушал:

– Я видел, как они плачут, Даратас. Как влюбляются, ненавидят, радуются. Я жил с ними бок о бок. И ты, думаю, тоже. Нет, их нельзя воспринимать как суррогаты. Это живые люди. И я готов сделать всё, чтобы они таковыми остались.

– Тогда мир выбрал правильного человека.

– Надеюсь. Почему-то теперь я стал ценить жизни этих… нет, не этих, а именно людей, ещё сильнее, чем раньше.

– Возможно, это к лучшему. Караван выйдет к Санпулу через три дня.

– Я рассчитывал на пять.

– Постарайся за три. Остальные два потрать на обустройство Смоляной гряды.

Строгонов замялся, хотел что-то спросить, но смолчал.

– Мститель движется без промедлений, – продолжал Даратас. – Через полторы недели он достигнет Санпула. К этому времени мы должны покинуть Гиперион.

– А что будет с теми, кто останется? – неожиданно спросил Строгонов, не сдержавшись. – Мы ведь собрали не всех. Убеждён, по материку ещё много отчаявшихся, борющихся за жизнь. людей.

Даратас осёкся. С минуту смотрел на Строгонова, молчал. Но затем тихо ответил:

– Они будут стёрты.

***

Моросил мелкий дождь. Дул холодный ветер. А черные тучи хмуро взирали с высоты, осуждающе ворча далёким громом. Но непогода вряд ли могла смутить и так преисполненные страхом и сомнениями души тысяч людей, собравшихся на Смоляной гряде. Сейчас к ним надвигался враг похуже, чем стихийные боги ураганов и бурь.

Оля склонила голову на закованное в сталь плечо Дожо. Юноша не шелохнулся. В этот час его храбрые помыслы сковали порывы сердца и чувств: настал день, когда никто не был уверен, что будет завтра. И не только для отдельных людей. Но для всех, кто оставался на крохотном кусочке Гипериона, некогда бурлившего жизнью.

Враг надвигался несокрушимой стеной. Его бесчисленные рати заметили несколько дней назад магистры Обсерватории Санпула: этот объект служил не науке, а военной разведке.

Все, кто мог сражаться и не обеспечивал посадку мирного населения на корабли, отправились биться. Пассажиров судов торгового и военного флота Санпула было так много, что и с помощью магов погрузиться в краткие сроки не удавалось. Враг наступал без остановки и отдыха: в отличие от людей, рогатые твари в этом не нуждались. Они шли, оставляя за собой тьму.

Требовалось выиграть время. Хотя бы день.

Но получился ли? Никто не был уверен.

Дожо сбросил с себя оцепенение и осторожно погладил Олю по голове. Она подняла взгляд, их взоры встретились. Всё было понятно без слов: нежный долгий поцелуй, крепкие объятия – возможно, в последний раз.

В воздухе заревел дракон. Оля с улыбкой посмотрела на парящего в небе огромного чёрного змея. Даратас вместе с Гердой руководили битвой с самого удобного места – сверху. Драконица требовала от Оли устроиться у неё на спине и даже взять с собой Дожо. Но у девушки были иные планы.

Яр. Оля ни на минуту не забывала о нём. Пускай молодой мальчик Дожо смог подхватить штандарт её любви в последний момент перед полным крахом души и разума, первый по-настоящему любимый мужчина не покидал её мыслей. Ведь с ним всё было так прекрасно какой-то жалкий миг, но затем нечто, что сейчас гнало своей волей тысячи тварей и синеглазых на Смоляную гряду, вмешалось, обокрав душу, вырвав сердце.

О, нет, Оля не собиралась тягаться с неизведанным. Силы, которые превращали Гиперион в прах, были неподвластны ни её уму, ни её умению. Но оставить возлюбленного во владении и распоряжении врага было равносильно предательству. Пускай кукла с синими глазами давно потеряла душу Яра, но его образ, его плоть должны найти покой. И Оля была в силах их предоставить.

Любовь не должна умирать в беспомощности и дряхлости. Она должна либо жить, либо погибнуть в муках, захлёбываясь кровью и криками!

Заиграли рога, воины в последний раз принялись проверять амуницию, десятники зычными криками выравнивали строй.

Смоляная гряда издавна служила естественным укреплением для Санпула: полукруглая каменная складка, пересёкшая гладкую равнину на добрые десять километров, не раз останавливала врагов на подступах к стенам города. Впоследствии умные мужи немного доработали грубое творение природы и превратили гряду в настоящую крепость: для удобства были сделаны деревянные лестницы, на вершине гряды вырублены площадки для воинов. Нападавших ждали груды камней, вбитые колья, и град стрел от защитников: пока по такой прелести взберёшься, либо ногу сломаешь, либо брюхо распорешь. Обойти гряду теоретически было можно, и пару полководцев Хранителей решались на это. Да только с южной стороны потеряли половину армии в топких болотах, полных всевозможной нечестии, а с северной оперлись в разливы сотен ручьев, проходить которые наотрез отказались даже наёмники: слишком опасным и нездоровым был путь, в котором неприятель мог застигнуть врасплох, а местность для манёвра – хуже некуда.

Однако наступавший неприятель вряд ли задумывался над такими мелочами. Темной и бесстрашной орде не было смысла искать обходные пути, только натиск и уничтожение. И ничто не могло её остановить!

Герда несколько раз низко спикировала, залив наступавших огнём. Враг ничем не стал отвечать: умирали сотни, но следом шли тысячи.

Вскоре заговорили маги защитников гряды: от грохота Больших Взрывов заложило уши. Воздух затрещал от раскалённых потоков магии. Враг умирал, но хранил молчание.

Когда тёмная лавина подкатила на расстояние арбалетного выстрела, Олю неожиданно охватило отчаяние. Она вцепилась в руку Дожо: неужели это действительно их последние мгновения?

Храбрый юноша посмотрел на девушку блестящими глазами – кажется, в них застыли слёзы. Оля прижалась к нему всем телом. Любовь? Нет, скорее крик души, просьба пощады, мольба о доброте и нежности. Ну почему именно сейчас всё должно оборваться? Именно так?! Ничтожные крохи…

Яр. Перед глазами девушки возникло его суровое, испытанное жизнью лицо, и глаза в которых жила. любовь.

Оля встрепенулась, в ней снова заговорил огонь. Не время распускать сопли. Теперь точно не время. У неё есть цель. Есть ли она у других, в том числе у Дожо, значения не имеет. Она должна найти Яра и упокоить его.

На расстоянии трёхсот метров из общей массы стали различимы враги. Это были и дикие, и люди, и рогатые твари. Первые бежали с голыми руками, сверкая безумными синими глазами, а вот прозрачные демоны – со своими излюбленными топорами.

Защёлкали арбалеты: тучи стрел накрыли первые линии наступающих – на землю снопами посыпались тела. Герда добавила огня, маги залили неприятеля заклинаниями, но орда продолжала наступать, не обращая внимания на раненых или умирающих. Объединённые единой целью и смыслом, враги не считались с ценой.

Когда чёрная волна неприятеля с грохотом налетела на гряду, от топота тысяч ног задрожали камни. Живые и неживые твари полезли вверх, спотыкаясь, поскальзываясь, напарываясь на колья, срываясь. В них летели стрелы, копья, пульсары, сыпались молнии. Даже привыкшие к войне и её ужасам воины, не могли сдержать в себе остатки завтрака: перед ними тоннами валились груды плоти и внутренностей, добротно обагрённых кровью. Оля сама едва удержалась, когда сильная струя чьей-то крови брызнула на её лицо.

Но разве это могло смутить само безумие?!

Вскоре враг достиг вершины гряды и вступил в рукопашную. Дожо смело бросился на первого же рогатого, и, поднырнув под удар топора, рубанул того в бок: тварь бесшумно скатилась на площадку.

Однако ближнего боя не получалось: обезумевшие синеглазые бросались на защитников с голыми руками, хватали незащищёнными ладонями за лезвия клинков, висли телами на копьях, срывали щиты и шлемы, зубами рвали защитников.

Оля со своими излюбленными кинжалами сумела свалить трёх синеглазых, пока какой-то карлик не бросился ей в ноги и не вцепился зубами в бедро. Добротная выдубленная кожа выдержала укус, но от сумасшедшей силы броска девушка не устояла и упала на спину, чуть не скатившись с гряды. Карлик был убит ударом кинжала в шею. но сверху навис рогатый демон с занесённым для удара топором! И с холодными лиловыми глазами.

Девушка растерялась, замерев на месте. Этот смертельный ступор, когда теряешь себя в ситуации и просто ждёшь. Наверное, она бы так и погибла, если б в следующий миг пространство не окутал голубой туман. Он взялся из ниоткуда, словно вытек из воздуха.

И так же быстро исчез. Оторопевшая девушка (как и остальные защитники) несколько секунда ошалело вертели головами по сторонам. Врага на гряде не было. Вокруг лежали множественные тела убитых синеглазых, демонов и обороняющихся (орда наступала с такой яростью, что в считанные мгновения защитники потеряли сотни своих).

Оля медленно поднялась на ноги. Откуда-то доносились звуки схватки, но на гряде царило полное спокойствие. Ничего не понимающие воины замерли.

Сердце девушки ёкнуло – Дожо, хвала богам, был живой: стоял, облокотившись на камни, и пытался восстановить дыхание. Кираса на его груди был смята в нескольких местах, но не пробита. Девушка подскочила к нему, прижалась, целовала кровоточившие солёные губы.

Неожиданно по гряде раздались крики. Дожо с Олей встрепенулись. Только спустя минуту они осознали, что люди кричали от радости.

Воины лезли наверх каменной стены, куда-то тыкали пальцами, смеялись, гоготали. Оля, взбежав вверх по гряде, ахнула: несметная орда врагов кишела в сотне метров от позиций защитников и сражалась сама с собой. Тысячи диких, синеглазых и демонов рвали друг друга на части.

Девушка кинула взгляд в небо и увидела парящую над полем Герду. На её спине сидел Даратас, в его руках пылал ярким голубым светом посох.

Видимо, загадочный маг нашёл какой-то способ противостоять орде, пускай на некоторое время.

Засыпанное трупами поле вокруг дерущихся врагов наполнилось тьмой. Это был то ли чёрный туман, то ли дым в пару локтей высотой. Он возник так же неожиданно, как и магия Даратаса, залившая голубым сиянием гряду.

– Нееесии пики! – разнеслась раскатистая команда.

До боли знакомый голос. Оля оглянулась и увидела рыцаря с золотыми наплечниками.

Строгонов стоял в нескольких метрах от неё, активно махал руками и раздавал приказы. Он предпочёл не отсиживаться в стороне и пришёл сражаться, умирать вместе со своей армией, с людьми, доверившимися ему, поверившими в его ум и находчивость. И, видят боги, они не ошибались в этом муже. Пускай злые языки и поговаривали, мол, командующий уплыл на Феб быстрее остальной эскадры.

Нет, главнокомандующий был на месте.

Воины на гряде засуетились и забегали. Оля вспомнила, что к гряде, несмотря на безнадёжность мероприятия, перед боем привезли огромное количество фуража. Будто собирались держать долгую и изнурительную осаду.

Туман между тем ожил: в нем стали формироваться фиолетовые фигуры рогатых демонов. Они возникали из темноты и сразу шли к гряде, сверкая холодными лиловыми глазами.

– Быстрей шевелитесь, ядрёные козы! – орал Строгонов. – Схватили пику, передали дальше! Не бойтесь, на всех хватит! Не задерживайте, забери вас Бездна!

По гряде поплыла река длинных, в шесть метров, шестов с заострёнными концами. Почему только сейчас решили воспользоваться ими? Почему было не выставить частокол против налетевшей орды?

Демоны меж тем собирались в тумане. Среди них появились лучники и стали обстреливать гряду чёрными стрелами, которые при попадании взрывались.

Одна из таких попала в камни рядом с двумя воинами. Раздался хлопок и в стороны брызнула чёрная пыль. Люди, на которых она попала, в считанные секунды распались прахом.

Назад: Часть 8

На главную: Предисловие