В Северную Русь весна не спешила приходить, ветра дули по-зимнему холодные, пронизывающие, снега таяли мало и, казалось, что лето с его изнывающей жарой не наступит никогда.

Здесь в лесной глуши, почти непроходимой чащобе, куда совсем не проникали солнечные лучи, таяния снегов вовсе не было видно, сугробы стояли по-зимнему белые, пушистые, огромные. Среди этого снежного леса стояла маленькая избушка, в которой теплился очаг. Собранная из плохо обструганных бревен, избушка продувалась всеми ветрами, лаз на крыше всегда был приоткрыт, выпуская чадный жар очага. Жилище бедняков, изгнанных людей, стояло так далеко от последнего поселения, будто те, кто в ней жил, и не нуждался ни в чьем обществе.

Каждое утро из этой избушки выходила молодая женщина с тоской в глазах, чтобы набрать немного снега в деревянную миску, потом растопить его над огнем и пытаться прожить еще один день в ожидании тепла и перемен. Эти дни складывались для неё в такие же длинные и тоскливые седмицы, седмицы складывались в безрадостные месяца.

Та, что когда-то была торинградской княжной, а затем княгиней, никогда не вспоминала свою прошлую жизнь, она запретила себе это, давно, еще осенью. Прекраса почти убедила себя в том, что не было у неё иной жизни, любви и сына.

Но, иногда, глядя на свои загрубевшие руки, та, что некогда была прекрасней всех в Торинграде, плакала, размазывая слезы по лицу, пряча их, стыдясь их. Сильная женщина не может плакать, ну и пусть она теперь не красавица, пусть прошла её беспечная весна, так же быстро, как облетела осенняя листва с деревьев, зато она стала другой. Настоящей, такой, какой бы она никогда не стала в Торинграде, сложись её жизнь иначе. Видимо, боги решили её учить жизни таким жестоким способом.

Не было больше красивой, смешливой Прекрасы, она умерла в ночь, когда пал Торинград, в страшную ночь, что принесла смерть той земле. Появилась другая женщина, что видела ужас своими глазами, что, закрывая очи, представляет не наряды и ладу своего, а бесконечно голубое небо, мирное небо над головой.

Сначала Прекраса часто вспоминала те первые дни, после падения Торинграда, когда она постоянно плакала и цеплялась за руку Дага, когда она стольких вещей не понимала. Это было так давно, словно в другой жизни. А тогда они просто бежали прочь от опасности, прочь от славян. Бежали, а ветки деревьев враждебно били их по лицу, коряги, словно нарочно, попадали под ноги, птицы пугали своим пением. А сильная рука дружинника отцовского всё норовила выскользнуть из её ослабевших пальцев.

И сколько бы солнцеворотов не прошло, Прекраса всегда будет благодарна Дагу за то, что он не бросил её Морене лютой на радость, на потеху. Хоть теперь Прекраса и понимала, что в тягость она дружиннику бравому.

А тогда она не верила во всё происходящие, плакала и молила богов вернуть дни её счастья, дни, когда был жив её сын. Растимир, который не особо радовал мать при жизни, после смерти своей стал самым дорогим и навсегда потерянным для Прекрасы.

— Почему, почему они его убили? — обреченно шептала она на каждом привале.

— Карна? Он же князь, — не выдержав, однажды ответил Даг, равнодушно пожав плечом.

— Нет, не Карна, а Растимира, — поправила Прекраса.

— Он сын Карна, — спокойно сказал дружинник.

— Нет, он не его сын.

— Это не красит тебя, княгиня, — с презрением глядя на неё, ответил Даг.

— Я больше не княгиня, — поправила его Прекраса, — почему они его убили? Растимир ведь был совсем маленьким.

— Дети вырастают и мстят за своих отцов, для победителя нет ничего более страшного, чем дети побежденного, поэтому они и убили его, — безжалостно ответил норманн.

А много дней спустя Прекраса поняла, что ничего она не изменит, ничего нельзя уже вернуть. И такая усталость, обреченность навалилась на её плечи, словно боги решили взвалить всё горе подлунного мира на неё одну. Ей хотелось ночами выть на луну, словно зверю дикому, да только что бы это изменило? Она бродила по лесу снежному, белому, холодному, рыдая в голос, но всегда возвращалась назад, к Дагу, к единственному живому человеку, к тому, кто связывал её с прошлым.

Когда зима была в разгаре, Прекраса решила жить дальше, забыть все, что было. Прекраса убедила себя в том, что жизнь её началась в тот день, когда они с Дагом набрели на эту избушку. До того дня она не жила, не существовала и ничего она не помнит о жизни прошлой. Не было ничего до этой зимы.

Потом была эта избушка, жалкая и холодная, но всё-таки крыша над головой. Чья она? Они не знали и первое время боялись, что вернется хозяин, а потом бояться перестали. Видимо, ко всему человек привыкает и к страху тоже.

Прекраса теперь иначе смотрела на своего спутника, он перестал быть для неё отцовским дружинником, обязанным её защищать, теперь она панически боялась того, что Даг её бросит. Даже Прекраса понимала, что не выжить ей одной в лесу. А то, что весной Даг её бросит, оставит здесь в чащобе лесной одну, Прекраса не сомневалась.

Она старалась стать ему незаменимой помощницей. Прежняя Прекраса пыталась бы очаровать Дага, околдовать своей красотой и молодостью, нынешняя Прекраса больше не полагалась на свои чары. Она трудилась изо дня в день, не покладая рук. Иногда Прекраса уставала так, что еле волокла ноги, но всё равно упорно шла собирать хворост, разделывать кинжалом Дага зверей, что принес тот с охоты, ходила за водой осенью и за снегом зимой.

Даг каждое утро уходил охотиться, а Прекраса ждала его, боясь лишний раз вздохнуть, но потом успокоилась и начала обустраивать свое новое жилье. И в этой её хозяйственности, такой странной для княжеской дочери, выплеснулось всё отчаяние молодой и такой красивой женщины. Она, разгребая снег, искала мох, чтобы, отогрев его, заделать щели избушки, отыскивала еловые веточки, чтобы украсить жилище.

Даг, она не нравилась ему, Прекраса это знала, чувствовала особым женским чутьем. Еще в Торинграде он всегда воротил нос от Прекрасы, даже в те времена, когда она была всеобщей любимицей, и даже любимицей богов. А после того, как Рулаф её бросил, Даг чуть не плевал ей под ноги. Нет, не было всего этого. Не было Торинграда. Они встретились в лесу, и Прекраса просто Дагу не нравится.

Что будет, когда сойдут снега? Вдруг Даг её бросит? Как она тогда без него? Все эти вопросы мучили Прекрасу изо дня в день, постоянно, не покидая ни на минуту. Как бы то ни было, но она уже привыкла к Дагу и боялась остаться одной.

И тогда Прекраса решила стать незаменимой Дагу последним известным ей способом — разделить с ним ложе. Хотя этот способ применительно в ней никогда не давал нужного результата. Но Прекраса долго молила Ладу и решила, что в этот раз всё получится.

Чего ей стоило предложить себя, словно чернавку последнюю, девку теремную ему, этому самодовольному викингу. Но Прекраса всё сделала, она слишком хотела жить. И Даг отмяк к ней, несильно, не совсем, но стал добрее, а на большее Прекраса и не рассчитывала. Её лишь озадачили слова, брошенные им той зимней ночью:

— И всё-таки я разделил ложе с княгиней Торинграда.

— Что значат твои слова? Неужели я была тебе небезразлична? — спросила Прекраса, натягивая на нагое тело рваную сорочку.

— Ты меня не поняла, — не глядя на неё, ответил он, — я никогда не смотрел на тебя как на женщину, с которой хотел бы разделить ложе. Не по сердцу мне легкомысленные бабы.

— Но я не такая, — качая головой, сказала она.

— Ты? Ты дите родила от брата жениха, — напомнил ей Даг.

Нечего было Прекрасе возразить на слова эти жестокие, она лишь вздохнула и отвернулась. Это все, что могла себе позволить бедная, одинокая женщина, лишь вздохнуть и ни слова упрека.

Скоро придет весна, сойдут снега и придут перемены. О, боги, сделайте так, чтобы они принесли ей счастье и такой долгожданный покой.