На следующий день, когда организм справился с физической и душевной усталостью, я занялась самобичеванием, самокопанием и самовнушением. Потому что поделиться, что произошло, не с кем. Кому я могу рассказать? Подругам? Так сложилось, что подруг у меня много, но настоящей ни одной.

И я давно поняла: им можно только хвалиться. Говорить о проблемах – давать лишний повод позлорадствовать. Не хочу. И я отлично знаю, что в глаза мне скажут «бедненькая, как я тебе сочувствую», а за спиной «так ей и надо».

Рассказать матери? Предвижу два варианта действий моей энергичной мамаши. Первый: любыми способами найти и наказать обидчика, вплоть до объявления на телевидение и обязательно заявление в милицию. Что я буду при этом чувствовать, неважно. Второй, это если первый, по мнению мамы, не подходит: прочитать мне длинную нравоучительную лекцию о моём неправильном поведении, о том, что, скорее всего, это я спровоцировала негодяев. Успокоить меня, а, главное, себя, чувством исполненного долга, и удалиться с фразой: «А я тебя предупреждала!». Она так много читала мне лекций во время недолгих визитов в детстве, заменяя этим всё воспитание, что, вполне возможно, темой одной из них и было «Как избежать маньяка».

Поэтому я пытаюсь сама разобраться во всём, что со мной произошло. Я замкнулась в себе, мне не хочется ни с кем общаться, не хочется никого видеть, я сторонюсь увеселительных мероприятий и шумных компаний.

Правда, осуществить всё, что хочется, очень трудно. В понедельник утром позвонила мама и сделала выговор за то, что я не приехала в гости в воскресенье, как обещала. А потом – хочешь, не хочешь – я должна посещать универ.

После первых лекций ко мне подходит Владимир, мой робкий спутник из бара.

– Оксана, у тебя всё в порядке? – смущаясь, спрашивает он.

– А ты как думаешь? Всё отлично! – язвительно выдаю в ответ.

– И что нужно было тем парням?

– Ты не поверишь, они спрашивали, как проехать в библиотеку! Пришлось показать!

– Оксана, ты же понимаешь, я всё равно ничего не мог бы сделать, их было трое, – виновато объясняет он. – Я даже до бара не успел добежать, чтобы позвать на помощь, как вы… они… уехали. Ты ведь не обижаешься на меня?

– На кого мне обижаться? Тебя нет! Ты весь вышел!

– Понял. Когда перестанешь злиться, скажешь.

– Не дождёшься, – шиплю ему в спину и навсегда вычёркиваю из списка друзей.

Сидя на следующей лекции, задумываюсь: если бы в баре я была с таким парнем, как Он (имени не знаю, поэтому мой насильник – Он), меня никто не посмел бы обидеть. Оглядываю аудиторию, понимаю: в ней нет никого, хотя бы отдалённо похожего, и никого из них я не хотела бы видеть рядом.

Ещё я никак не могу разобраться и объяснить самой себе собственные ощущения. Я чувствовала боль от его слишком жёстких ласк и поцелуев – это понятно. Я чувствовала страх, что он может применить ко мне ещё большую силу – это естественно. Был стыд – ведь никто не спрашивал моего согласия. Но почему моё тело, моё сознание утопало в наслаждении, заглушающем и боль, и страх, и стыд. Я что, ненормальная? Почему с обычными парнями я не получала удовольствия. Только разочарование. А с ним…

Впрочем, мой сексуальный опыт можно пересчитать по пальцам одной руки. Пальцев достаточно трёх.

Первый опыт звался Гриша. Высокий голубоглазый самовлюблённый самоуверенный красавчик. Мне польстило, что он обратил на меня внимание, пригласил в кафе, предложил встречаться. Я не очень сопротивлялась, когда он, через неделю встреч, намекнул на романтический вечер. Понимала, чего он хочет, и сама стремилась испытать, наконец, то райское блаженство, о котором взахлёб рассказывали подруги. После их откровений неудобно было оставаться единственной девственницей на курсе.

Итак, я согласилась. Первые посылы к тому, чтобы сбежать, начались с поцелуев. Мне не понравились его мокрые губы на моём лице, хотелось встать и просто умыться. Заставила себя терпеть. Может, райское наслаждение где-то впереди? Гриша почему-то решил, что для первой ночи подойдёт машина, большая «Ауди-100», подаренная ему папиком. Тем более что на заднем сиденье этого автомобиля побывало немало девушек, и никто не жаловался. Я тоже не жаловалась, я просто отказалась с ним дальше встречаться. Он обиделся, и, чтобы не потерять авторитет, растрезвонил по всему универу, что я фригидная, и это он отказался встречаться «с рыбиной из морских глубин». Но я до сих пор не представляю, кого может зажечь неудобное сиденье автомобиля, царапающее спину. Сопение и пыхтение где-то в районе уха. Но и, конечно же, боль, не проходящая ни на минуту, пока он был во мне.

Я знала, что будет больно, готовила себя. Но слышала, что это всего лишь на миг, а потом ничего не чувствуешь. А тут полное ощущение, что тебя там режут с начала до конца. Может, со мной что-то действительно не так, я действительно холодная и фригидная?

Проверить решилась только через полгода. Вадик был нежный, ласковый, обходительный и очень нерешительный. Мы были у него дома, пока его родители отдыхали на даче. Романтический ужин при свечах. Мягкая постель под шёлковыми простынями. Я была зажата, потому что боялась повторения боли, он – потому что боялся меня. Помню его дрожащие руки, его лоб, покрытый испариной. Он очень старался быть галантным кавалером, но его галантность в этом вопросе не помогла. Я снова ничего не чувствовала, кроме раздирающей боли. Наши отношения тихо сошли на нет после единственной ночи.

Третий опыт был ничем не лучше первых двух. Я пыталась узнать, что со мной не так. С матерью на подобные темы я никогда не говорила. А подруги пояснили, что, скорее всего, я просто была не готова, а партнёр не позаботился об этом. Что должен делать партнёр, чтобы я подготовилась, я так и не поняла. Поэтому в неполные двадцать три года я считала себя наивной неудачницей в любовных отношениях (а теперь ещё и ненормальной), а моё окружение полагало, что я просто холодная недотрога.

К концу недели, когда исчезли синяки на руках и прошёл психологический шок, я поймала себя на мысли, что тоскую, что где-то в глубине души хочу Его увидеть. Просто увидеть.

Но тосковать долго в одиночестве мне не позволили. В пятницу утром позвонила мама и предупредила, что вечером навестит пропавшую дочь. Мои отношения с родителями складываются по давно установленному графику: примерно раз в неделю я созваниваюсь с матерью, раз в две недели либо я навещаю родителей, либо они приезжают ко мне. В прошлое воскресенье меня ждали в гости, но я по известным причинам пропустила визит. Теперь придётся встречать маму у себя и готовиться к «инспекции».