Проснувшись в следующий раз, я не понимаю сразу, где нахожусь, какое время суток, и почему такая тяжесть во всём теле, как будто я всю ночь работала. Открыв глаза, тупо смотрю на потолок, поклеенный обоями, имитирующими плитку, на цветочный узор ковра на стене. Постепенно приходит понимание, где я и почему такое состояние организма. Который час? Светло, но сумрачно. Неужели я проспала весь день до вечера? Я усаживаюсь на диване, потому что иначе не вижу часы, и натыкаюсь на его взгляд.

Он сидит напротив меня в кресле, подперев подбородок рукой, и неотрывно смотрит. Я нервно сглатываю, бросаю взгляд на часы. Ну, ничего себе! Четыре часа! Я действительно проспала почти весь день. Снова смотрю на него. Он молчит. Пытаюсь хоть что-то прочесть в глазах, в его расслабленной позе. Ноль!!!

– Привет, – хрипло выдаю я, видимо, голос ещё не проснулся.

– Почему ты не уехала? – это он вместо приветствия.

Я молчу.

– Не завелась машина?

Он что, думает, все автомобили так же капризны, как и его «семёрка»?

– Э… я… с машиной всё в порядке, – выдавливаю из себя.

Он молча встаёт, уходит на кухню, возвращается со стаканом воды, подаёт мне.

– Благодарю.

Я залпом выпиваю воду. Мне бы кофе, конечно, но и на том спасибо. Возвращаю стакан. Он снова садится в кресло, вертит стакан в руке, задумчиво смотрит на меня.

– Что вчера было, рассказывай!

Я чувствую себя, как на допросе. Да это допрос и есть!

– Что именно тебя интересует? – спрашиваю я.

– Всё! С самого начала!

Ого! Да он ничего не помнит! А я так надеялась, что хотя бы сексом он занимался в сознании.

– Ты перепутал визитки, позвонил мне на номер вызова такси…

– Это я помню. Ты привезла лекарства и, по логике, должна была уехать. Почему ты до сих пор здесь?

Вот это да! А где же я должна быть, после того, как… Впрочем, он же ничего не помнит.

– Я не смогла тебя оставить в таком ужасном состоянии, я должна была тебе помочь.

– И в чём же заключалась твоя помощь?

Он, кажется, спокоен, но в тоне я улавливаю угрозу. Мельком бросив взгляд на его руки, замечаю: он так сжимает стакан, который я вернула, что побелели костяшки пальцев. Он пытается сдерживать какие-то сильные чувства, и, что-то подсказывает, мне очень не понравятся эти чувства. Убирая подробности, как можно жизнерадостней, я рассказываю ему о прошедшей ночи:

– У тебя была высокая температура. Сначала ты выпил таблетки и ушёл спать, где-то через час я поняла, что таблетки не помогают, и сделала тебе укол. Примерно после двух часов ночи температура начала спадать, и я, убедившись, что у тебя всё хорошо, пошла спать сама.

– Это всё? – бросает он с сомнением.

– Да, – тихо отвечаю я и для большей убедительности пытаюсь улыбнуться.

– Тогда поясни мне некоторые детали. Что означает уксус и водка на столе, а также в чашке возле моей кровати?

– А! – нервно хихикаю. – Как же я забыла! После укола тебе не сразу стало легче, я запаниковала и вспомнила бабушкин способ снять жар – протирать тело раствором уксуса с водкой.

– Я правильно понял: ты стащила с меня одежду и очень близко подошла ко мне?

– Ну да, это облегчило твоё состояние.

– Всё? Больше ничего не облегчало моё состояние? Ты рассказала мне всё?!

– Ну да, всё! Что ещё? – пытаюсь вложить в голос как можно больше уверенности.

– Тогда что ты мне можешь сказать об этом?

Он достаёт откуда-то мой разодранный бюстгальтер. Тот качается у него на пальце вытянутой руки, как тряпка. Я открываю рот и снова его закрываю, не выдавив ни звука. Краснею и опускаю глаза. Ну что я могу об этом сказать? Да и как это можно описать словами?

– Детка, – тихо говорит он, но мне кажется, у меня волосы шевелятся от этого голоса. – В тебе есть хоть какие-то инстинкты? Я имею в виду инстинкты самосохранения. Тебе говорили в детстве, что незнакомые мужчины опасны?

Он встаёт и подходит к дивану, возвышаясь надо мной грозной тучей.

– Какого чёрта ты осталась со мной! – рокочет его голос. – Почему не бежала отсюда сломя голову? Ты кто? Авантюристка? Искательница приключений? Ты понимала вчера, насколько опасно оставаться с мужчиной, тем более если он в невменяемом состоянии? – он не кричит, но в его голосе столько гнева и угрозы, что я сжимаюсь в комок.

Он отворачивается от меня, смотрит в окно, трёт виски, молчит. Я тоже молчу.

– Я тебя изнасиловал? – слышу его глухой голос. В нём чувствуется боль и горечь. Или мне кажется?

Я вскидываю голову, и снова, как рыба, только открываю и закрываю рот от неожиданного и глупого вопроса.

Он поворачивается, смотрит мне в глаза.

– Я насиловал тебя? – снова спрашивает он с нажимом.

– Нет! Что ты, нет, конечно! – ошеломлённо смотрю на него.

– Так, значит, ты добровольно легла с незнакомым мужчиной, находящемся в бредовом состоянии!

Теперь он почти орёт, резко хватает меня за руку, почти выдёргивая с дивана, и тащит на кухню. Я ничего не понимаю, пока мы не оказываемся возле большого зеркала у стены.

– И вот это ты нанесла себе сама? – спрашивает он, показывая на лиловый синяк выше локтя. – Здесь ты тоже как-то умудрилась сама себя изуродовать, – он тащит мою кофточку с плеч, показывая синяки на шее.

– Плечо ты задел случайно, когда метался по кровати, а я пыталась тебя удержать…

– Ты… меня… удержать?!! – переспрашивает он, и я в зеркало вижу, как лицо его кривится, словно от зубной боли, поэтому быстро добавляю, пытаясь остудить его гнев:

– Всё остальное не помню, но больно мне точно не было!

– Да зачем вообще было ко мне подходить и успокаивать! Ты понимаешь, что я мог ненароком убить тебя, а утром даже не вспомнить, как всё произошло. Кто тебя просил всё это делать! Мазохистка ты чёртова!

Нет, с меня достаточно. И это после всего, что я для него сделала! Мог бы ограничиться элементарным спасибо, но обвинять меня! Это уж слишком.

– Да пошёл ты!!! – ору я, выдёргиваю руку, которую он сжимает (теперь синяк будет и на другом предплечье), и, гулко хлопая дверью, выбегаю из дома.

На улице идёт дождь. Не дождь, а ливень. Вот почему в комнате так сумрачно.

Я останавливаюсь во дворе. Полосы дождя больно хлещут по лицу и открытым рукам. Одежда моментально промокает. Но мне всё равно. Любая физическая боль лучше той, что затаилась в душе. Я выхожу на улицу и тут понимаю, что вылетела без сумки, в которой ключи от машины. Нет, я не вернусь в клетку к этому зверю. Я лучше пешком пойду до Москвы. Хотя осознаю, что идти никуда не хочу и не могу. Опускаюсь на скамейку возле ворот и сижу, подставив лицо жёстким струям. Где-то глубоко внутри закипающие слёзы находят выход. Как хорошо плакать под дождём, никто, кроме тебя, не заметит.

Сверкает молния, над головой оглушительно грохочет гром. Инстинктивно закрываю глаза, а когда открываю вновь, он стоит передо мной. Эффектное появление, ничего не скажешь! Как в фильме ужасов. Он тоже не потрудился захватить куртку или хотя бы зонт. Он протягивает мне руку. Съёжившись на скамейке, я неуверенно смотрю в его глаза. Как всегда, ничего не могу в них прочесть, поэтому протягиваю руку и не знаю, что меня ждёт.

Он рывком поднимает меня со скамьи, с силой притягивая к себе так, что я бьюсь о его грудь. Его руки обнимают меня за плечи, он низко наклоняется к моему лицу и, сама не понимаю как, но, о Боже, мы целуемся. Дождь хлещет с невероятной силой, вода попадает в рот вместе с поцелуем, но я не хочу это прекращать. Не уходи, мгновение! Страх и гнев исчезают, как и не было. Он отрывается от моих губ и хрипло спрашивает:

– Ты достаточно вымокла, чтобы появился повод вернуться?

– Да, – к словам я утвердительно киваю головой.

Он за руку ведёт меня в дом, размашисто шагая через двор, я почти бегу следом. На кухне он останавливается и сразу же начинает стягивать с меня мокрую кофточку, за ней следуют брюки. Я не остаюсь в долгу, тяну его футболку, но она так плотно обтягивает тело и так прилипла, что не сразу получается, точнее не получается вообще. Он отстраняется от меня, снимет её сам, достаёт откуда-то большое полотенце, набрасывает мне на голову и вытирает мокрые волосы. Мы стоим посреди кухни, я только в трусах, он в джинсах. Продолжение известно любому из нас.

Он подхватывает меня на руки и идёт в спальню. Успеваю заметить, что он поменял постельное бельё. Больше ничего не замечаю. Только он. Его горячие губы, которые обжигают замёрзшее тело. Его сильные нежные руки. Я не могу сдержать стон, я растворяюсь в наслаждении. Я никогда не испытывала подобных ощущений. Почему моё коварное тело получает удовлетворение от того, кого должно опасаться?

После того, как всё закончилось, он молча встаёт с кровати, достаёт из шкафа джинсы, трусы и футболку, одевается. Потом смотрит на меня, в шкаф, снова на меня.

– Выбери что-нибудь сама из моей одежды. Я на кухню. Приходи, поговорим.

Ох, ничего себе! Мне гораздо легче с ним заниматься сексом, чем говорить. Но без разговоров, наверное, не обойтись.

Я подхожу к низкому полированному шифоньеру (кажется, так назывался этот предмет мебели). Шкаф почти пустой, если сравнивать с моим, из которого всё вываливается, стоит открыть дверцу. На полках аккуратно (не то, что у меня!) разложено: наверху постельное бельё, два-три комплекта, на следующей майки и футболки, их также три или четыре, рядом стопка трусов, ещё ниже пара джинсов.

Открываю большое отделение. На плечиках висит куртка и две рубашки, одна джинсовая, другая фланелевая. Не густо! А где пиджаки, брюки, свитера? Я беру фланелевую рубашку в клеточку, натягиваю на себя. Она мягкая, приятная на ощупь. Мельком отмечаю лейбл Gucci. Как я понимаю, у него принцип в одежде: лучше меньше, да лучше.

Рубашка меня сразу согревает во всех смыслах: она тёплая и пахнет им. Я застёгиваю её, подкатываю рукава. Зеркала в комнате нет. Пытаюсь руками разгрести то, что у меня на голове. После сумасшедшей ночи, дождя, его активного вытирания, а потом секса о причёске лучше не думать. Всё, повода медлить больше нет. Бреду на кухню, как на казнь.

Он сидит за столом. В руках дымящаяся чашка кофе. От аромата у меня кружится голова и предательски урчит живот. Он молча достаёт из микроволновки тарелку с омлетом, ставит на стол и указывает на стул. Пока он не хочет со мной разговаривать. Прекрасно! Отсрочка для еды.

Молча поглощаю омлет, передо мной появляется тарелка с нарезкой: сыр и колбаса, большая чашка кофе. Делаю бутерброд и, запивая кофе, проглатываю, почти не замечая вкуса. Наконец-то желудок насыщается и замокает.

– Когда ты ела последний раз? – вдруг спрашивает он.

Я задумываюсь об этом. Вчера был рабочий день, я пообедала, а потом понеслось.

– Почти сутки назад, – отвечаю я.

– Я забросил твою одежду в стиралку, придётся немного подождать, пока высохнет. Заменить мне её нечем, прости, в этом доме ни клочка женской одежды.

– Ничего страшного.

– Как я понял, ты никуда не спешишь, и тебя никто не ждёт.

– Сегодня у меня выходной, а отца я вчера предупредила. Извини, мне пришлось воспользоваться твоим телефоном. Мой не ловит сеть.

– Я знаю. И что же ты сказала отцу?

– Ну… что одному знакомому понадобилась помощь, и я задержусь.

– А что он ответил?

– Чтобы я была осторожна.

– И ты, конечно, его не послушала, – с грустью констатирует он.

– Максим, – я понимаю, что настало время разговора и беру инициативу в свои руки. – Я не знаю, что тебя так разозлило, но ничего страшного вчера не произошло. Ты много себе нафантазировал. Единственно, мне было страшно от того, что тебе очень долго не становилось легче, что бы я ни делала.

– Ты так долго спала, а я медленно сходил с ума, думая, что прибил тебя, придушил или сделал ещё что похуже. Если бы не хорошее знание физиологии и медицины, которое доказывало мне, что ты просто спишь, я бы отвёз тебя в реанимацию.

– До этого у меня был трудный день, а потом бессонная ночь, я устала, как тут не заснуть.

– И скажи на милость, что заставило тебя после трудного дня ехать за сто километров, а потом ещё проводить бессонную ночь с полубезумным маньяком.

– Не говори о себе так. Ты не полу…

– Не уходи от ответа. Зачем ты всё это делала?

Я молчу. Он требует сказать то, о чём женщины предпочитают не говорить. Но, наверное, придётся, иначе он не отстанет. Он выжидающе смотрит на меня.

– Ты… мне… нравишься, – выдавливаю из себя и опускаю голову.

Его реакция, как всегда, непредсказуема. Он хохочет. Я вспыхиваю, поднимаю голову, смотрю на него с обидой:

– Что в этом смешного? Девушки, обычно, не делают таких признаний, но я повторю ещё раз. Ты мне очень нравишься. Мне почему-то захотелось быть рядом с тобой.

Он замолкает, внимательно смотрит на меня.

– Так, давай разбираться, – с улыбкой говорит он. – Я тебе нравлюсь, ты хотела быть со мной. Но теперь это прошло?

– Э… нет, не прошло.

– Прекрасно! И что же тебя привлекло во мне? Секс?

– Когда я вчера ехала сюда, я не знала, какой с тобой секс.

– Ты разочарована?

– Нет, напротив.

– Хоть это радует. Но, видишь ли, ничего, кроме прекрасного секса (если он для тебя действительно прекрасный), я тебе дать не могу. У меня ничего нет, ну, кроме того, что ты уже видела. Вот этот дом, машина, которая вечно ломается, мелкий бизнес. У меня даже нет особых сбережений.

– Почему ты меня считаешь мелочной и меркантильной? Ты можешь мне дать что-то, можешь ничего не давать, я просто хочу быть с тобой, остальное неважно.

– То есть, ты согласна, что я даю тебе только секс?

– Быть рядом, это не только секс.

– Ух, ты! Говоришь так, словно соглашаешься выйти за меня замуж.

– А ты мне делаешь предложение?

– Нет, не делаю. Но если бы сделал, что бы ты ответила?

– Наверное, согласилась бы.

– И ты не побоялась бы из города переехать в деревню? Тебе не страшно?

– Страшно? Знаешь, как мне было страшно в первый раз выехать на автомобиле самостоятельно в город. Но, тем не менее, у меня было огромное желание. Оно и победило страх.

– Интересное сравнение. Но я тебя понимаю. И всё же, ты меня совсем не знаешь.

– Узнаю, если позволишь.

– Кстати, ты вчера раздевала меня и, наверное, видела мою спину.

– Да, видела.

– И где крики: какой ужас, меня сейчас стошнит!

– Макс! Ты много на себя берёшь! Единственное, о чём я подумала, это где можно получить такие шрамы.

– У меня была бурная молодость. Я постоянно попадал в какие-нибудь переделки. Да и сейчас не всё спокойно. Характер у меня невыносимый.

– Позволь мне самой сделать выводы о твоём характере.

– Наверное, позволю. Скажи, что для тебя понятие супружеский брак? Какова роль жены в нём?

Какой неожиданный вопрос. Я молчу, обдумывая ответ, вкладываю в него всё, о чём мечтаю:

– Это совместная жизнь, общее хозяйство, общие проблемы, как там… вместе в горе и в радости. Жена поддерживает мужа, заботится о нём, принимает его таким, какой он есть, со всеми недостатками, помогает решать проблемы, любит его, – незаметно для себя я перехожу на личности и вкладываю в ответ то, что тщетно ждала от своей матери по отношению к отцу. – От мужа, соответственно, тоже ожидается защита, уважение, доверие, любовь.

– Говоришь прекрасно. Попробовать не хочешь? – он хитро на меня посматривает.

– Что попробовать?

– Поиграть в жену и мужа.

– Это как? – удивляюсь я.

– Я тебе нравлюсь, ты мне, кстати, тоже, секс нас устраивает. Но мы плохо знаем друг друга. К тому же ты сказала, что тебе нужен не только секс. Так давай попробуем. Ты притворишься моей женой и покажешь, что подразумеваешь под этим словом на самом деле. А я, в свою очередь, буду играть роль мужа. Не бойся, недолго, всего лишь неделю. Я думаю, за это время можно составить первоначальное представление о человеке, и понять: нужно продолжать дальше или не стоит.

Он рассуждает чётко и аргументировано, размышления кажутся мне правильными, но что-то меня в них коробит.

Я молчу.

– Можешь не отвечать сейчас. Подумай. Если решишься, мы с тобой заключим договор. На неделю. По прошествии недели, если твоё мнение не изменится, я сделаю тебе предложение, или не сделаю.

– Как насчёт твоего мнения?

– О себе я думаю в первую очередь. Если ты меня не устроишь, как жена, мы просто расстанемся. Я даже пообещаю, что при необходимости буду пользоваться услугами только вашего такси. На большее не рассчитывай. Не отвечай, подумай. Завтра воскресенье, действие договора начнётся в понедельник. Если решишься, я жду тебя послезавтра.

– Я должна уйти с работы на это время?

– Ты считаешь, что жена такого человека, как я, не должна работать?

– Нет, не считаю.

– Тогда зачем? Мы должны жить в реальности. Добираться, конечно, далековато, но, может, ты немного разгрузишь свой график. Не хотелось бы, чтобы неделя прошла, а я тебя так и не увидел. У меня тоже, кстати, работа, хоть и свободный график. Но детали обсуждать бессмысленно, пока ты не приняла решение.

– А если я откажусь заключать этот… договор?

– Это твоё право. Я компенсирую тебе все траты на бензин, некоторые детали твоей… одежды, а также моральный ущерб, и мы просто расстаёмся.

– Оставь себе на моральный ущерб! – злюсь я, понимая, что если откажусь, продолжения не будет.

– Лина, мне почти сорок. Кстати, учти это, когда будешь думать. Я не романтик по натуре. Ухаживать за тобой у меня нет времени, сил, средств, да и желания тоже. На девушку для простого занятия сексом ты не тянешь. Так что либо всё серьёзно, либо никак. Для этого мы и попробуем пожить эту неделю вместе. Ты можешь уйти в любой момент, результат будет тот же: ты забываешь обо мне, я о тебе. Одно я скажу определённо: я очень постараюсь тебя не обижать, но притворяться не буду. Ты увидишь меня таким, какой я есть, впрочем, ты уже многое, наверное, видела. То же ожидаю и от тебя: не притворяться.

– А ты? Если ты рассмотришь меня раньше и передумаешь до конца недели? Ты меня выгонишь… или попросишь уйти?

– Нет. Выдержать с тобой неделю, я думаю, меня хватит, не переживай. В следующий понедельник, не раньше, я скажу тебе своё решение, а до этого буду примерным мужем. В разумных пределах, конечно.

Ошеломлённая его предложением, я безмолвно сижу за столом. Даже не замечаю, как он выходит. С удивлением смотрю, когда он протягивает мои джинсы, трусы и кофточку. Всё постирано, высохло и пахнет кондиционером.

– Я не гоню тебя, но уже поздно, тебе нужно добраться домой минимум за зубной щёткой. И предупредить отца, конечно.

– Да, – машинально встаю, хватаю одежду, иду в спальню, чтобы переодеться.

Он провожает меня до машины. Дождь, наконец, перестал. Не касается, не целует, как будто между нами ничего не было. Или не будет… Не знаю, я ещё ничего не решила.

– Надеюсь, в понедельник увидимся, – говорит он, не улыбаясь, словно я его деловой партнёр. Закрывает дверцу «волги». Я не успеваю завести машину, как он уходит. А что я хотела? Вздохи, долгие взгляды не прощанье, эсэмэску вслед: «Я уже скучаю!», а потом бессмысленный разговор на полночи, как именно он скучает. Этого добра мне с лихвой хватило с Антоном. Ты же хотела другого? Получай и распишись, – усмехаясь, говорит мой ангел-хранитель.

Добираюсь домой на автопилоте. Всё внимание на дорогу, на рекламные щиты, на авторадио. Только не думать! Как только выезжаю из его дыры и появляется связь, звоню отцу. Сообщаю, что всё в порядке, еду домой, машину поставлю во дворе. Он работает в ночную смену. Меня это радует. У меня ночь впереди, чтобы сообразить, как ему сказать. Сказать что? Я же ещё не решила! Или решила? Да чего я так боюсь? Не думать, не думать!!!

К десяти вечера добираюсь домой. Дом, любимый дом! Точнее, квартира. Никогда не жила в доме. Теперь поживёшь! – ехидно шепчет подсознание.

Я захожу в свою комнату, усаживаюсь на кровать, позволяю себе погрузиться в проблему. В принципе, какая проблема? Я всю сознательную жизнь живу с мужчиной, и знаю, примерно, что требуется от женщины-хозяйки: уборка, готовка, стирка.

Но, мне кажется, в этом плане Максим неплохо справляется и сам. В доме чисто, стирать и готовить умеет. Зачем я ему тогда? Чего он от меня хочет? Он ведь понимал, что я согласилась бы с ним иногда встречаться ради приятного времяпровождения. Но ему это не нужно. А что ему нужно? Вот это меня и терзает. Какие качества жены он хочет во мне разглядеть? А вдруг у меня их нет? Вдруг я не оправдаю его надежды? Да и хочу ли я вообще этого? Хотя бы на этот вопрос всплывает чёткий ответ: Да! Хочу!

Я чувствую, что должна прыгать на одной ножке и кричать: «Ура! Султан назвал меня любимой женой!» Ты желала этого, что раздумывать. Но что-то мне не хочется хлопать в ладоши и радоваться. Так, всё, хватит! Двенадцать ночи, а я сижу в одежде на постели и не могу решить. Утром всё станет ясно, а сейчас – не думать и спать!

Хочу отвлечься, раздеваясь, включаю музыкальный центр. Там диск Брянцева. Его я слушала всю прошлую неделю. Он поёт о волчьей стае. Раньше я пропускала эту песню мимо ушей, мне больше нравились его лирические диалоги с Ириной Круг. А тут просто резануло голосом, похожим на голос Максима: «У нас здесь волчий интерес».

Если мой ангел таким образом подсказывает, то этот ответ мне не очень нравится, хотя он всё ставит на места и делает понятной мою нерешительность. Я его боюсь! Я чувствую в нём скрытую угрозу. Я не до конца его понимаю. Но я его хочу, меня к нему тянет, как мотылька на огонь. Значит, нужно попробовать, иначе всю жизнь буду мучиться тем, что не согласилась и, быть может, что-то упустила. Не загрызёт же он меня, в конце концов.

Я с трудом засыпаю этой ночью. Голова гудит от мыслей. Мне снится большой серый волк, от которого я бегу по заснеженному лесу, тяжело передвигая ноги в глубоком снегу, перелезая через коряги. Мне не хватает воздуха, а ветки постоянно цепляют за одежду и задерживают. И когда я понимаю: всё, больше бежать не могу, я падаю в снег и лежу в ожидании боли. А волк ложится рядом со мной, и я согреваю замёрзшие руки, запустив их в его шерсть.

Сон настолько яркий, что, проснувшись утром, удивляюсь, что обнимаю одеяло, а не мягкую волчью шкуру.

Отец уже вернулся со смены. Он на кухне, добывает еду. Выхожу к нему. Наливаю кофе в чашку и сижу, обнимая её, словно руки после сна не отогрелись.

– Как вчера всё прошло? Ты спасла его? – вдруг спрашивает отец с хитрой улыбкой.

– Да, – механически отвечаю я, соображая, как построить разговор.

– Значит, всё-таки это был он?

– Да, – снова не нахожу слов.

– Надеюсь, он стоит того.

– Да.

– Детёныш, у тебя всё в порядке?

Я вздрагиваю. Когда отец меня так называет, он показывает, что хочет доверия.

– Па, ты понимаешь, этот человек, это парень…

– Я уже понял.

– Он хочет, чтобы мы некоторое время пожили у него вместе. Точнее, попробовали пожить совместно неделю, чтобы лучше узнать друг друга.

Наконец, я произнесла самое трудное!

– Чтобы лучше узнать? Значит, ты его знаешь не очень хорошо?

– Ну да, мы познакомились неделю назад (и это сущая правда), он замечательный, он мне очень нравится, он…

– А как же Антон?

– Я же говорила тебе, мы уже полгода как расстались с Антоном.

– Я думал, это обычная затянувшаяся ссора влюблённых и у вас со временем всё наладится. Он иногда мне звонит, интересуется, как ты. Как я понял, он настроен на продолжение отношений.

– Да знаю я, но он мне не нравится, я не хочу с ним никаких отношений.

– Ты дружишь с Антоном четыре года и не хочешь никаких отношений, а с этим… как его зовут, кстати?

– Максим.

– А с Максимом хочешь, хотя знаешь всего лишь неделю.

– Ты всё правильно понял.

– И где он живёт? Куда я должен буду приехать потом, чтобы забрать твой хладный труп?

– Па!

– Да, неудачно пошутил. Но всё же, ты будешь далеко от меня?

– Не близко. Он живёт в деревне, где-то сто километров от Москвы.

– В деревне? Детёныш, ты хочешь пожить в деревне?! Ты что, забыла, как реагировала на деревню? Да мы же каждое лето чуть ли не с боем отправляли тебе к бабке. Для тебя деревня – что-то вроде фильма ужасов, она населена монстрами в виде коров, индюков, гусей и другой живности, включая пауков, пчёл и комаров! И все эти чудовища постоянно на тебя нападали.

– Папа, мне тогда было десять лет. Я, кажется, повзрослела.

– Кто бы спорил.

– Значит, ты будешь возражать.

– Лина, тебе скоро двадцать пять, у меня в этом возрасте уже была ты. И если бы мои родители тогда пытались мне что-то возразить, я всё равно не послушал бы. Я только хочу, чтобы ты была осторожна. Не позволяй обижать себя.

– Ты же знаешь, я могу за себя постоять.

– Ты там хотя бы на ферме не будешь работать?

– Папа, клянусь, я не буду делать то, чего не захочу.

– Надеюсь. Но всё же не пропадай, и сообщай, как там у тебя.

– Я не пропадаю, правда, связь там плохая, точнее, её нет. Но я буду так же приезжать на работу. Единственное, я прошу завтра выйти за меня. С понедельника у нас до… Мы договорились, что завтра я приеду. В ночную смену я, конечно, выхожу, ты же не можешь работать и день и ночь.

– Разберёмся. Я ещё должен тебе смены за машину Семёныча. Если что, его напрягу. Но, как я понял, ты уедешь на нашей «волге», а мы с Семёнычем договорились в среду ехать на рыбалку.

– Поезжай. Я вернусь в Москву во вторник вечером. Тогда и оставлю тебе машину.

– А как сама будешь добираться?

– Разберусь.

– Познакомишь с ним как-нибудь?

– Обязательно. Я тебя люблю!

– Я тебя тоже, детёныш!

Не устаю благодарить свою мамашу за то, что подобрала мне такого замечательного отца. Это единственное, за что её хочется благодарить.

Иду в комнату собираться. Теряюсь в том, какие вещи нужно взять. Создаётся впечатление, что я иду в турпоход с ночёвкой: удобная обувь, спортивные брюки, шорты, джинсы, купальник, футболки, ветровка, толстовка. Единственное отличие от похода: кидаю в дорожную сумку самое лучшее бельё и короткий шёлковый халатик. Всё! Готова! Мыслями я уже в деревне. Что меня ждёт? Неизвестность терзает.

Иду на кухню, готовлю для отца обед. Сегодня, вообще-то, моя очередь. Несмотря на грандиозный замысел: первое, второе и даже выпечка – управляюсь час за три. Что дальше? Идти к себе в комнату и продолжать терзаться? Нет, не хочу! А чего я жду? Еду сегодня. Эта мысль поднимает во мне такую волну энергии. Закидываю в сумку последние мелочи.

Иду в комнату отца. Он ещё отдыхает после ночной смены. Целую его в щёку, он открывает глаза.

– Я уехала. Пока.

– Я думал, ты едешь завтра.

– Решила сегодня.

– Береги себя! – говорит он привычную фразу.

Еду всю дорогу в какой-то эйфории. Это от того, что мучительное решение принято, и не нужно больше раздумывать. Но чем ближе к нему, тем больше сомнений. По деревне ползу на второй скорости, пытаясь оттянуть момент и дать себе время ещё раз всё обдумать. Думать не получается. В голове шум, в груди страх. Хорошо ещё хоть руки-ноги слушаются. Хотя, кто его знает!

Паркуюсь возле подъезда к гаражу, моя машина будет здесь стоять долго, надо, чтобы никому не мешала. Сижу, обхватив руль, тупо смотрю на железные ворота. Внутри паника. Зачем я приехала сюда? Что он подумает? Он ждёт меня завтра. А вдруг он вообще передумал, а всё, что говорил тогда, было последствием болезни?

Стук в боковое стекло действует как внезапный взрыв. Я подпрыгиваю на сиденье, озираюсь по сторонам. Он стоит возле машины. Открываю дверь, пытаюсь выбраться, неловко путаясь в ремнях безопасности. Он за мной наблюдает, я это чувствую, хотя не смотрю в его сторону. Но от этого не легче: руки и ноги отказываются адекватно воспринимать приказы мозга.

Наконец ремень безопасности меня отпускает. Ноги, цепляясь за педаль муфты, потом за порожек, но всё же благополучно оказались на земле. Дверца, хоть и не с первого раза, закрыта. Я стою возле машины, он в двух шагах от меня. В резиновых сапогах, в одежде, грязной до невозможного. До невозможного сексуальный. Я чувствую, что меня словно ударяет током, а в животе сжимаются мышцы, о которых я раньше и не подозревала.

– Привет, – говорит он. – Ты с вещами или всего лишь сказать «нет»?

– Сумка на заднем сиденье, – я пытаюсь открыть заднюю дверь, несколько раз дёргаю, пока не понимаю, что она заперта.

Он открывает защёлку, достаёт сумку и идёт с ней к воротам. Я всё так же стою возле машины. На полпути он оборачивается и молча ждёт, пока я решусь подойти.

– Волнуешься? – спрашивает, когда я подхожу к нему. Я киваю головой. – Не пугайся, детка, заходи.

Он легонько подталкивает меня в спину, и я ступаю через калитку. Итак, первый шаг сделан. Теперь будь что будет!

В коридоре возвращает мне сумку.

– Располагайся в моей спальне. В шкафу, думаю, места и для твоих вещей хватит. Я в ванну.

Он скрывается за дверью, там ванная комната, а я иду дальше в дом. Здесь всё так же, как в прошлый раз. Почему-то мне кажется, что с момента моего последнего пребывания прошла целая вечность.

Захожу в спальню. Она узкая и длинная. В ней только кровать, шкаф и письменный стол у окна. Ставлю сумку на пол, сажусь на краешек кровати. Не знаю, что мне делать. А главное, шепчет подсознание, что я здесь делаю!

Он появляется мокрый после душа, в полотенце на бёдрах. Умопомрачительное зрелище! Подходит к шкафу, достаёт джинсы, трусы, футболку, потом замирает, смотрит на мою сумку, на меня, скукоженную на уголке кровати. Садится передо мной на корточки, руки на моей талии.

– Эй! Всё в порядке! Не бойся! – доносится его бархатный голос сквозь туман сознания, и волшебным образом этот туман прогоняет. Я робко кладу руки на его голые плечи. Он смотрит мне в глаза. Я в них тону. Я вдыхаю его волнующий запах, и всё вместе действует на меня невообразимо. Я вдруг понимаю, что я дома. Точнее, что мой дом там, где он. Всё так естественно, легко и просто, когда он вот так смотрит на меня, а я вдыхаю его аромат. Я судорожно обнимаю его, и вот мы уже целуемся, стоя рядом с кроватью. Я снова не замечаю, как оказываюсь на кровати, под ним и без одежды. Надеюсь, в этот раз все детали моего белья целы.

Он напорист и нежен. Он берёт меня всю, но и отдаётся сам. Кажется, он не задумывается, как доставить мне удовольствие, но затрагивает те точки, о которых я даже не подозревала – и я получаю всё, о чём можно мечтать. То, что я испытываю, настолько ново для меня, настолько ошеломляет. Это несравнимо ни с чем: ни с тем, что у меня когда-то было, и уж тем более ни в одной из своих фантазий я и представить не могла, что слияние с мужчиной может быть настолько гармоничным и всепоглощающим.

Вечер. Мы ещё в постели. Уставшие и взмокшие. Я просто лежу, приводя в норму мысли и дыхание. Он, приподнявшись на локте, смотрит на меня, убирает со лба влажную прядь волос. Такой интимный жест. Я снова хочу его. Неужели мне было мало?

– Я не ожидал, что ты приедешь сегодня, – тихо говорит он.

– Я подумала: раз действие договора начинается в понедельник, я должна заранее получить инструкции, изучить правила, познакомиться с обстановкой.

Он смеётся:

– Главное правило – никаких правил. Основная инструкция: будь собой. Ну и… пошли знакомиться с обстановкой.

Он садится на край кровати, ко мне спиной, тянется за трусами и джинсами. Я снова вижу его изуродованную спину. Касаюсь рукой лопаток.

Он дёргается, словно я его ударила.

– Не надо! – глухо говорит он.

– Тебе больно? – удивляюсь я.

– Нет, но всё равно, не трогай.

– Почему? Я хочу…

– Потом, – резко перебивает меня, встаёт с постели и быстро надевает футболку. Как всегда, она обтягивает его, как вторая кожа. Мне это нравится.

– Жду на кухне, – говорит он мне и выходит из комнаты.

Я выбираюсь из постели, поправляю шёлковое покрывало, которое мы не удосужились снять, одеваюсь и иду на кухню. Он гремит посудой.

– На ужин молодой картофель с курицей, – сообщает он, ставя на стол две тарелки.

– Ты же обещал познакомить с обстановкой.

– Время ужина. Остальное подождёт.

Мы сидим за столом. Он вкусно готовит! По крайне мере я надеюсь, что это готовил он, так как следов других людей в доме не наблюдается.

– Максим, что я должна делать? – задаю я мучающий меня вопрос.

– В каком смысле? – он удивлён.

– Я буду здесь жить неделю. Что я должна делать?

– Я же не на работу тебя нанимаю. Делай, что хочешь, что считаешь нужным. Представь, что ты дома. Я просто хочу тебя лучше узнать. Поэтому не пытайся притворяться и заставлять себя. Как у тебя, кстати, с работой?

– Завтра за меня поработает отец. А вот в ночную, это во вторник, нужно будет выйти. Да, я должна в среду вернуть отцу машину. Так что объяснишь мне потом, какие автобусы или маршрутки сюда ходят.

– Придумаем что-нибудь. Поужинала? Идём обходить владенья мои?

– Идём, – я встаю из-за стола.

Посуду собрать не успеваю, он её уже сложил в раковину. Надеюсь, доверит хотя бы помыть.

– Что же, чтобы чувствовать себя как дома, нужно этот дом знать. Ты уже многое знаешь. В спальню идём?

Я с улыбкой качаю головой.

– Правильно, спальня позже. К тому же там тебе и так всё знакомо. Гостиная. Здесь основная сложность – телевизор. Вот пульт. Тарелка примерно на сто пятьдесят каналов, не знаю точно, смотрю редко и не все. Стенка забита разным барахлом. Вряд ли тебе в ней что-то понадобится. Даже я редко к ней подхожу. Выкинуть бы её со всем содержимым, да дед не даёт.

– Дед?

– Да, теперь основное. Я здесь живу не один, а с дедом. Но сейчас его нет, я его в санаторий отправил подлечиться. Вернётся дней через десять. Если ещё будешь со мной, познакомитесь.

Он ведёт меня за руку через кухню к закрытой двери, ведущей в другую комнату.

Максим открывает дверь в спальню деда. Такое впечатление, что там мебель не менялась с пятидесятых годов прошлого века. Железная кровать на сетке, огромный, скорее всего самодельный, шкаф, массивный стол, заваленный журналами и книгами. Книжная полка из досок, покрашенных синей краской, прогибающаяся под грузом литературы. Стул, обтянутый дерматином, прибитым гвоздиками с резными крупными шляпками. В комнате витает запах старости.

– Дед ужасный консерватор. Что-то поменять для него – неразрешимая проблема. Трогать в этом кабинете ничего нельзя, а вот пыль вытереть не мешало бы. Ты не представляешь, чего мне стоило поменять кухню и переделать ванну. Дед считает, что всё, что было сделано раньше, намного лучше и экологичнее, и ничего менять не хочет.

Я улыбаюсь, представляя упрямого старика, который борется с внуком за каждую вещь, приобретённую ещё в прошлом веке.

– Кухню показывать? Или ты уже всё в ней знаешь?

– У меня была возможность познакомиться с твоей кухней. Кстати, прекрасно расположена, всё под рукой.

– Я старался. Идём дальше.

Мы выходим в коридор.

– Налево ванная комната. Туда идём?

– Нет, там всё тоже понятно. У тебя стиральная машина такая же, как и у меня. А душевой кабиной потом научишь пользоваться.

– Хорошо. Направо – склад ненужных вещей, здесь был чулан. Никак не отвоюю у деда эту территорию под полезную площадь, потому что там хранится чертовски нужное и ценное.

Он открывает дверь, и я вижу тёмную комнату, захламлённую какими-то чемоданами, книгами, одеждой, из-под которой выглядывает старый телевизор, холодильник, велосипед.

– Туда лучше не лезть, потеряться можно, – Максим улыбается и закрывает дверь.

Я чувствую в его голосе огромную нежность и любовь к неведомому мне деду. Мы выходим на улицу.

– А сейчас самое интересное. Моё хозяйство. Я успел до твоего приезда почистить клетки. Так что не стыдно показать.

Мы идём между двух рядов клеток. Кролики кажутся огромными, с невероятно длинными ушами. В основном серые, но есть и белые и чёрные.

– А это детский сад! – он открывает дверь одного из сараев, и я вижу на полу много маленьких крольчат.

Они разбегаются от нас врассыпную, но через некоторое время возвращаются, обнюхивают наши ноги и приступают неторопливо грызть траву, разложенную на полу. Они такие забавные! Похожи на игрушки. Максим берёт одного за длинные уши, и эта забавная игрушка вдруг превращается в монстра. Она начинает истошно пищать и отбрыкиваться невероятно мощными задними лапами.

– Пусти его, ему же больно! – ору я, стараясь перекричать крольчонка.

Макс отпускает, и тот мгновенно затихает и, как ни в чём не бывало, начинает жевать.

– Ему не больно, просто страшно, – успокаивает он меня.

Дальше в сарае ещё одна дверь. Он открывает её: там, на жёрдочках, разместились куры. Третья дверь скрывает за собой загон для козы.

– Это Машка, любимица деда, – знакомит меня Максим. Машка тянется через жерди к моим рукам. – Лакомство выпрашивает.

– А её нужно доить? – спрашиваю я, в ужасе представляя себя рядом с этим зверем.

– Вообще это дойная коза, но сейчас она не доится.

– Почему?

– Есть такой период, когда коза ждёт козлёнка, её какое-то время доить не нужно.

– Значит, у Машки скоро будет козлёнок.

– Или даже два! Боишься коз? – спрашивает он вдруг.

– Ох, у меня очень сложные отношения с домашними животными.

– Точнее отношений никаких нет, вы живёте в квартире и держите только кошку, – высказывает он предположение.

– Даже кошку не держим. Но лет до двенадцати я каждое лето проводила у бабушки в деревне, вот там-то у меня и не сложилось ничего с домашними животными. Индюки меня клевали, гуси щипали, бабушкин телёнок хотел поиграть со мной в догонялки. Даже безобидная дворовая собака умудрилась мне навредить. Я, как дама с собачкой, решила её прогулять. Привязала верёвку к ошейнику, а другой конец намотала на руку. Собака очень обрадовалась и побежала. В собаке и во мне на тот момент вес был примерно одинаковый. Итог – сбитый нос и колени, и панический страх перед любой живностью.

Максим смеётся:

– Из того, что ты назвала, к счастью, у меня никого нет. Проверим теперь, как на тебя влияют кролики, куры и коза.

Я тоже смеюсь, но несколько нервным смехом. Он обнимает меня за плечи и ведёт дальше. В дальнем конце двора ещё одна калитка. Открывает её. Мы попадаем в сад, который постепенно переходит в огород со стройными грядками.

– А вот эта часть сельского хозяйства не бодает, не кусает, но тоже заставляет изрядно попотеть, когда борешься с сорняками. Но зато свой картофель, лук, морковь. Очень много ягод в этом году. Только успевай собирать. Кстати, нужно что-то делать с клубникой. Яблоки и груши тоже будут.

– Довольно трудно быть хозяином таких владений! – говорю я.

– Справляюсь, – с гордостью заявляет он. – А если становится очень тяжело, вот баня, – показывает он мне на небольшое деревянное строение в углу сада. – Там можно отдохнуть и расслабиться. Ты любишь баню?

– Не знаю, никогда в ней не была.

– Могу устроить.

– Нет, пока не хочется, не представляю, как можно в такую жару мыться в горячей бане, вот от бассейна или реки я бы не отказалась.

Перед тем, как лечь спать, он мне заявляет:

– Если хочешь, мы можем спать раздельно.

– Почему? – в моём голосе столько разочарования, что он смеётся.

– Иногда во сне я очень буйно себя веду. Женщины долго не выдерживали со мной в кровати, через некоторое время все сбегали.

– Я не отношусь ко всем женщинам. К тому же я знаю проверенное средство, как тебя успокоить.

– Какое? – удивляется он.

Я подхожу, становлюсь на цыпочки и целую его губы.

– Прошлый раз помогло.

– Да, ты не относишься ко всем женщинам, – загадочно говорит он.

Я воспринимаю это как разрешение спать вместе, и ныряю под одеяло в его кровать.