Номер на третьем этаже в гостинице с неприметным названием «Ромашка» на окраине Москвы подходил в самый раз для двух беглецов. Юрий Самсонович выключил основной свет, оставив только ночник возле кровати, и задёрнул шторы. Мечась по комнате из угла в угол, он то и дело курил сигарету за сигаретой, что-то бормоча себе под нос.

– Отец! – окрикнул его Максим, сидя на кровати; терпение парня было на исходе. – Может, ты, наконец, расскажешь, в чём дело? От кого мы скрываемся? Или ты думаешь, что байка про новогоднее путешествие, ради которого ты привёз меня в эту дыру, прокатит?

Но эти вопросы остались без ответа, мужчина в костюме продолжал метаться по комнате, полностью погружённый в свои мысли.

– Отец! – уже в полный голос закричал Максим.

– Что ты орёшь, нас же могут услышать! – нервозно зашикал Подольский. – Что ты хочешь знать? В какие неприятности вляпался твой ненавистный отец? – Он остановился напротив сына и хищно посмотрел в его каре-зелёные глаза. – Думаешь, я не знаю, что ты сдашь меня при первой же возможности? Нет, я тебе ничего не расскажу!

Он отвёл взгляд и снова заходил по номеру. Максим не выдержал:

– Господи, пап, о чём мы говоришь?! У тебя уже совсем крыша поехала! – молодой человек встал с кровати и попытался остановить отца, схватив его за плечо, но резкий удар кулаком в лицо, оглушил и ослепил юношу. Максим упал навзничь.

Ошеломлённый тем, что сделал, Юрий Самсонович бросился к сыну. Он с грохотом упал на колени и прижал голову Максима к груди. Комната напоминала неудачные декорации из дешёвого кино про зомби – мрачно, серо и почти пусто, кроме огромной кровати посередине. Он немного отпустил побритую почти наголо голову юноши, из правой ноздри текла струйка густой крови.

– Прости меня, сынок, – срывающимся голосом пролепетал Юрий Самоснович, а глаза наполнились слезами. – Прости меня, мальчик мой.

– Расскажи мне, что случилось, – тихо и почти безвольно прошептал Максим, с болью, физической и душевной, вглядываясь в заплаканное лицо мужчины, на чьих руках он лежал.

Делая долгие паузы, Подольский рассказал всю свою жизнь, начиная с рождения Максима. Периодически он плакал и признавался в любви к сыну, потом снова рассказывал. Он рассказал обо всех своих изменах матери, о том, как после работы в сауне с коллегами нюхал кокаин и спал с огромным количеством проституток, о том, как они с дружками пускали одну девушку по кругу, пока она не начинала кричать от боли. Максим слушал отца и чувствовал, как по телу бегают мурашки. Конечно, избалованный мажор и сам пробовал травку, он даже знал, что у отца есть любовницы, но такого услышать не ожидал.

Провалявшись на полу полчаса, Максим, наконец, с трудом встал и молча пошёл в ванную смывать кровь – после услышанного ему нечего было ответить отцу, требовалось время всё переварить и обдумать.

Левый глаз отёк, под ним расплывался порядочный фингал, а нос распух и всё ещё кровоточил. Затолкав фитиль из туалетной бумаги в ноздрю, юноша достал телефон из кармана и включил его.

Голосовые сообщения от Агаты оказались последними каплями в море разочарования в собственном отце, которое и до того уже достигло предела. Раньше, сколько бы Подольские ни ругались между собой, Максим всё равно уважал любимого папу, но сейчас его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны ему хотелось порвать с отцом, и вообще с ним не знаться. Но в то же время было видно, что Подольский старший раскаивается – он плакал, как ребёнок, а разве не прощению учат все религии, как основному средству борьбы со злом?

В любом случае, позвонить девушке, в которую влюблён, стоило, чтобы хотя бы узнать, как у неё дела.

Слова Агаты окончательно выбили Максима из колеи: за убийство сажают, а плачущий мужчина в комнате – ни кто иной, как человек, заказавший убийство. Девушка осталась жива, и даже если она ничего не помнит, а Юрий Самсонович говорит, что хотел только припугнуть, то всё равно за это полагается наказание. Возможно, смягчающие обстоятельства и скостят срок, но лишения свободы тут никак не избежать. Да и Максим сейчас в незавидном положении – беглец рядом со скрывающимся преступником, идёт по статье соучастник. Мозги закипали от таких мыслей, поэтому молодой мулат всё же решил во всём разобраться и вышел из ванной.

Немолодой инвестор сидел на краю кровати и теребил запонки на запястьях, а когда Максим вошёл в комнату, то вскочил навстречу.

– Послушай, папа, – начал юноша, – мне нелегко будет тебя простить, но я попробую.

– Макс… – Мужчина вздохнул с облегчением и два родных человека обнялись.

Потом юноша отстранился и продолжил:

– Но ты должен во всём сознаться. Ты должен позвонить маме и всё рассказать ей, всё, что только что рассказал мне.

– Хорошо. – Юрий Самсонович опустил голову.

– Это ещё не всё. – теперь Максим добавил серьёзности в голосе. – Я хочу, чтобы ты позвонил Агате и рассказал ей, кто тот человек, которого ты нанял для «запугивания» Валерии.

– А она-то какое имеет к этому отношение?! – изумился Подольский.

– Я с ней только что разговаривал. Оказывается, там есть связь с каким-то ещё более серьёзным делом и ей срочно нужно найти этого человека.

– Хорошо, – обречённо махнул рукой старший Подольский.

За окном было ноль градусов, с крыши текло, а в номере, где вовсю шпарили батареи отопления, стало слишком жарко. Юрий Самсонович снял удушливый галстук и раздвинул шторы.

– Ты больше не боишься, что нас увидят? – с лёгкой иронией в голосе спросил Максим.

– Нет, – коротко ответил мужчина в костюме. – Давай телефон.

Когда Агата пришла в себя после удивления, вызванного этим звонком, Юрий Самсонович назвал имя нанятого убийцы и описал, как он выглядит. Он также продиктовал номер мобильного телефона Матроса, хотя было очевидно, что, скорее всего, номер разовый, и сейчас по нему будет невозможно дозвониться.

Юрий Самсонович вернул телефон сыну и подошёл к окну. Максим уже набирал номер матери, когда услышал, как отец открывает раму. Свежий зимний воздух ворвался в душную комнату, белый тюль взлетел под потолок.

– Что ты делаешь?! – удивился юноша.

– Хочу подышать свежим воздухом, жарко здесь… – негромко и как-то слишком подчёркнуто-спокойно проговорил отец, его взгляд был устремлён вдаль на сияющую в ночной темноте Москву, тысячи огней сверкали новогодней гирляндой вдали.

Вдруг он резким движением встал на стул, а оттуда на подоконник.

– Папа, – закричал Максим, бросаясь к Юрию Самсоновичу, – ты что?!..

– Нет-нет, я не собираюсь умирать. Я всего лишь хочу начать жизнь заново, в новом теле, с чистыми мыслями… – почти скороговоркой проговорил Подольский старший, а потом сделал шаг в ночную тьму за окном.

Максим замер, словно окаменевший – он не успел среагировать, чтобы остановить, схватить, удержать, отговорить от этого необратимого поступка, у него не было шанса спасти близкого человека. Это же невозможно! Отцы не бросают сыновей. Они не оставляют любящего ребёнка на произвол судьбы. Такого не бывает, это несправедливо, нечестно!

Стоя как истукан посреди комнаты, молодой мужчина, долго не мог прийти в себя. Даже, когда приехала скорая и полиция, чтобы разобраться, в чём дело, он стоял на том же месте, пока его не усадила на стул решительным и неожиданно сильным движением хрупкая фельдшер. Никого не слыша, и не видя, юноша смотрел прямо перед собой, снова и снова переживая всё увиденной и слыша только последние слова отца.

Неожиданно детский ужас потери папы затряс маленького Максима в рыданиях, и девушка в белом халате обняла его, словно мать, не говоря ни слова, просто прикрывая от окружающего мира, не давая полицейским накинуться на парня с расспросами. Впрочем, осмотрев номер, ребята в форме пришли к выводу, что следов насилия нет, и, похоже, крупный инвестор, известный на всю страну, сам сиганул в окно, а Подольский младший вряд ли виновен.