Второго января ночной город кишел пьяной молодёжью, мечущейся между клубами, и ехать на большой скорости Саше не удавалось – как только он жал педаль акселератора, приходилось тут же тормозить, чтобы не придавить очередного упыря.

– Какой наш первый адрес?

– Квартира Ксении – дочери нашего доктора, – брезгливо сообщил водитель, но увидев недоумевающий взгляд Кати, пояснил: – Я звонил старому другу – агенту, с которым мы когда-то были напарниками, он мне кое-что задолжал: однажды в Москве я спас ему жизнь. В общем, он пробил мне адрес, но, засранец, посоветовал больше к нему не обращаться.

– Это почему? – удивилась Катя.

– Да потому, Венера моя, что это правительственная организация. А каким образом наш Остапчик стал мэром, мы до конца не знаем. К тому же, газеты всегда пишут, что в России нет незаконной торговли органами, ты же понимаешь, что дело очень щекотливое.

Машина повернула за угол к роскошному двухэтажному таунхаусу, сросшемуся с ещё девятью такими же. На деревьях улицы, усеянной фонарями, висели рождественские гирлянды, но праздником в эту ночь как-то совсем не пахло.

В помещении, где находился Павел, было совсем холодно. Печь, которая до сих пор целые сутки топилась, сейчас уже не давала тепла, огонь в ней угасал, а тело мужчины прикрывали только шортики и носки. К тому же, руки быстро затекли, после того, как их привязали к столбам прошлой ночью, поэтому сейчас он их даже не чувствовал. Идеальное время для пыток с иглами под ногти – полная анестезия…

От этих мыслей Павла передёрнуло, не потому, что страшно умирать, а потому что Агата его ждёт живого и невредимого. А она и так слишком много натерпелась – не для того, он разрывал с ней отношения, чтобы вот так глупо всё закончилось.

Тут в его голове снова всплыла несчастная заколка, серебряная пыль, сверкающая в полоске света тысячами крохотных огоньков, и приступ тошноты подкатил к горлу. «Нет, с ней ничего не случится! Этот ублюдок просто дразнит меня, но у него ничего не выйдет. Я не подпишу ему ни одну бумажку, и ни один ребёнок из «Центра» не попадёт в лапы этого дьявол».

В этот момент, шаркая тапочками по ступенькам, в сырое и тёмное помещение спустился Остап Сергеевич.

– Почему здесь так холодно? – прорезал воздух его противный высокий голос, слишком высокий для дородного мужчины. Кавказский альбинос тут же сорвался со стула, в котором просидел, почти не шелохнувшись целых два часа, карауля привязанного Павла, и через пару минут в печи уже разгорался огонь.

– Ну что, стойкий оловянный солдатик, может мне сжечь тебя, как описал старина Андерсен? – Толстые щёки почти заслонили глаза, оставив лишь узкие щёлки на лице ухмыляющегося мэра. – Вот только придётся разделить тебя на части, а то твоё мощное мускулистое тело целиком не поместится в печь.

– Я всё равно ничего не подпишу, можешь запугивать меня сколько угодно, – твёрдо заявил Павел, несмотря на своё близкое к обморочному состояние.

– Идиот! – заорал Шпакович. – Тебе всего-то нужно поставить закорючку в чёртовом документе, и ты тут же будешь свободен. – Выждав несколько секунд, тучный мужчина добавил, уже намного тише: – Конечно, это не значит, что ты не будешь у меня под прицелом весь остаток жизни – ведь нам обоим хочется жить счастливо.

– Тебе неизвестно, что такое счастье, раз тебе нужны дети для своих мерзких делишек. – Павел сплюнул на пол с таким пренебрежением, что если бы эта слюна попала на Шпаковича, то наверняка разъела бы ему кожу, как кислота.

Остап Сергеевич непроизвольно отступил с сторону и хотел что-то ещё сказать, но его отвлёк телефонный звонок. Шпакович молча выслушал звонившего и только сказал: «Давайте его сюда!»

– Ты наивный глупец, – повесив трубку, почти добродушно сказал толстяк в халате. – Неужели ты думаешь своим надутым упорством остановить меня? Если я не смогу тебя раздавить, то просто возьму своё.

Павел не сразу понял, о чём говорит этот изверг, но через пять минут картина прояснилась. Сердце перестало биться – двое мужчин в камуфляже ввели мальчика лет тринадцати с кудрявыми чёрными волосами и смуглой кожей. В огромных чёрных глазах стоял ужас. Даже за тряпкой, закрывающей рот, можно было отчётливо разглядеть лицо Тагара.

Откуда-то в одеревеневших руках Павла взялась сила, он стал пытаться разорвать путы, руки и ноги задёргались, крик о помощи вырвался глухим мычанием – мгновением назад ему снова запихнули в рот белую ткань.

– Теперь-то я повеселюсь, – потирая толстые ладошки, распевал Шпакович. – Мне больше не нужна твоя подпись, я справлюсь и без этой идиотской официальности.

Павел снова мычал, мышцы всего тела содрогались от ненависти к говорившему, крепкие верёвки жёсткими ворсинами впивались в кожу запястий и голеностопов.

На лестнице снова послышались шаги. По– видимому, это не сарай, заключил Павел, на миг задумавшись, куда им бежать, если вдруг удастся вырваться. Шума машин он не слышал целые сутки, но ближе к вечеру кое-что стало появляться. Если учитывать, что на дворе первые дни января, то люди просто сидели весь день по своим домам. Значит, они где-то рядом с дорогой. Его размышления прервались разговором спустившегося крупного бородатого мужчины в медицинском халате и Шпаковича.

– Остап Сергеевич. Резус и группа крови полностью совпадают с… – бородач замолк и покосился на Павла, потом продолжил. – В принципе всё готово, можно приступать.

– Приступайте, друзья мои, ни к чему тянуть, – как режиссёр в захолустном театре толстяк вскинул руки, командуя своей труппой и чинно уселся в кресло напротив Павла.

Дальше происходило то, что просто разорвало сердце Павла на мелкие кусочки и раскидало по всему миру, целый фильм ужасов в замедленном действии, драма, которая застыла в сознании, как картинка, от которой невозможно избавиться, даже закрыв глаза.

Вырывающийся из лап двух громил, худенький цыган мычал, пинался, на миг его глаза, полные немого зова о помощи, остановились на Павле. От невозможности вмешаться, Вербицкому казалось, что он сойдёт с ума, разум разрывали безысходность, отчаяние и боль. Сейчас Павел готов был убить всех здесь присутствующих, сжечь заживо, вырвать сердца и скормить псам – только бы защитить его маленького друга.

Шпакович лениво подошёл к Павлу и посмотрел в его глаза.

– Даже если бы ты сейчас предложил мне то, чего я от тебя требовал, я бы уже отказался, – медленно сказал злобный мучитель, чеканя каждое слово. – Теперь у меня есть то, что нужно. Так что смотри, как мучается твой подопечный, это твоё наказание! А потом я убью вас обоих.

Толстяк в махровом халате снова развалился в кресле, наблюдая за разворачивающимся действом. Мужчина с бородой надел на худое лицо цыганёнка прозрачную маску, которая трубками соединялась с мешком какого-то газа. Постепенно движения Тагара замедлились, а потом и вовсе прекратились, он затих и безвольно обмяк. Здоровяк в белом халате взял его на руки и унёс вверх по лестнице.