…Приехав в зону военных действий, Алекс ужаснулся тому, что увидел. Это уже не мартовские события, что сломали стереотип боящихся перемен людей. Он пытался объяснить, прежде всего, самому себе то, необъяснимое, что не укладывалось в голове, понимая, что надо анализировать структуру конфликта и подать материал, так, как выглядела реальность.

Поэтому приходилось принимать за неоспоримый факт, как вытекающее из конфликта – его последствия.

Алекс сознавал, что он тот источник, что должен войдя в кадр дать правдивую информацию; страшась столкнуть тех, кто будет смотреть его репортажи противоречивой информацией, задумался.

Для оценки конфликта было очень важно разобраться в мотивации, стремление противостоящих сторон, и как-то нужно было подвести к тому, чтобы сберечь то, что их сближало, помочь понять, что необходимо перейти к конструктивному обоюдно приемлемому концу.

Алекс понимал, что необходимо единство в желание мира, избежать демонстративных действий конфликта напоказ. Ведь конфликт – это борьба, в которой действия встречают противодействия.

У него разрывалось сердце, ныла душа; глядя на реальную картинку происходящего вскипал мозг, прежде всего от того, что штурмом брали мысли, мыслим, мысли…

 

…Он старался быть объективным, но получалось с трудом. Просто не понимал, как мог один народ настолько разобщиться. Это же свои!..

 

…Алекс делал, репортажи, выверено корректно, считая, что надо помочь народу самому решить свой конфликт путём переговоров, объективно принять реальное пойти на перемирие. Нет на примирение! Казалось бы, так легко понять друг друга…

 

…Несколько дней в зоне конфликта заставили его задуматься; казалось бы, все началось из-за ссор по мелочам, на которые сначала никому не хотелось обращать внимание.

Однако мелочи становились настоящим снежным комом, в одночасье упали на головы, не дав понять: за что, почему…

 

…Алексу захотелось переключиться уйти от реальности сегодняшней ситуации, вспомнил Эн. Та до сих пор жила в памяти – единственной, той, которую искал все эти годы…

 

…Эн, как ни странно не смогла забыть Алекса, даже переживала за него, зная, что тот сейчас в командировке в зоне конфликта. Ей хотелось услышать его голос, поговорить, поддержать, сказать, что помнит и «лю».

Как никому хотелось любить и быть по-настоящему любимой и счастливой.

Эн сидела за столом в столовой, было время обеда, когда неожиданно зазвонил телефон. Она вздрогнула, пугаясь, то ли звонка, то ли такого громкого слова, как «лю», страшась чего-то неизвестного, ответила. Неуверенный мужской голос попросил пригласить к телефону её «Эн». Это был Алекс. Дрожа всем телом, призналась, что это она.

Эн вновь почувствовала себя свободной, никому ничем необязанной. Он сказал, что послезавтра будет дома в Венгрии, что вышлет ей билет на самолёт, в общем, хочет познакомить её со своей дочкой и матерью, та как раз должна прилететь из Варшавы.

Эн не сразу, но согласилась, сдерживая внутренний порыв не закричать: «Я люблю тебя…» Витая в облаках положила трубку.

 

На следующий день как раз в то время, когда к ней пришёл Ник, появился курьер с букетом цветов и конвертом на её имя.

Ник взяв у него букет и конверт, передал Эн, как бы, между прочим, с нотками любопытства в голосе спросил:

– Если не секрет кого такой шикарный букет? – переводя в шутку, – не от меня точно.

 

Тушуясь, смущённо:

– Я собирался это сделать чуть позже, но кто-то опередил… – искоса глядя, – даже любопытно… – с тревогой:

 

– Кто он?

 

Эн теряясь оттого, что это произошло в его присутствии, впервые в жизни солгала.

 

Наигранно непринуждённо сказав:

– Это Лолита, сделала маленький презент, попросила, чтобы я навестила её тётю.

 

Краснея:

– Та очень больна и хочет меня видеть.

 

Поясняя:

– Тётя Лиза меня любила с детства. Она мне как родная.

 

Улыбнувшись:

– В детстве мы с Лолкой у её тётушки под столом играли в куклы.

 

Глядя на того в упор с улыбкой невинно спросила:

– Ты не против, если пару дней побуду у неё в гостях? Поддержу, чтобы не унывала.

 

Ник ничего не подозревая, отшутился:

– Да это в стиле Лолиты… – ухмыляясь, – сделать «подкат», чтобы никто не смог ей отказать.

 

Обнимая Эн:

– Да нет проблем! Раз нужно, можешь погостить у Вашей тёти Лизы.

 

Целуя в нос:

– Я понимаю… – уже серьёзно, – даже горжусь, что ты у меня такая отзывчивая…

 

…На следующий день, Эн была в Венгрии.

Алекс прибыл в её гостиничный номер с опозданием, так как его самолёт прилетел с опозданием.

Прямо с порога номера Алекс попав в объятья Эн, отдал ей всю страсть; сгорая и умирая от любви и нежности. Они жаловались друг другу, как все это время им было тяжело, целуясь, перебивая, признавались в любви, ощущая её в своей груди; раздевшись со скоростью света, оказались в постели.

Их стремление было слиться с миром воедино и навсегда, понимая, что тот, и они по-большому счету единое целое, и этим как никогда дорожили.

Его губы искали её ярко коралловые губы, чувствуя их сладость мягкость и влажность, что буквально оживляла усталый организм, что жил ожиданием встречи с ней, как с Ангелом – Спасителем. Трепетный язык, разжимая губы, поглощал её с головой, отчего та чувствовала головокружение, тело становилось податливым. Он овладевал им с лёгкостью уверенного в себе мужчины, руки блуждая по трепетному телу ощущая бархатную кожу, исследовали эрогенные зоны, отчего Эн было настолько хорошо, что просто теряла реальность. Алекс осыпал её поцелуями, кажется, что он был готов целовать всю жизнь, боясь выпустить любимую женщину из объятий.

Добравшись до её груди, терзая соски, щекоча своим пылким дыханием, ухо признался:

– Эн я хочу тебя, хочу сходить с ума от любимой женщины, а не от войны…

 

Та, с грустью посмотрев на него, обхватив руками шею, дрожа всем телом, прикусывая мочку уха в ответ шепнула:

– Ты мой! Я никому тебя не отдам, тем более войне… – целуя ему глаза.

Их тела в порыве страсти ощущали каждой клеточкой кожи изгибы тел. Это сводило с ума.

Его тонкие длинные пальцы рук, изучая тело, лаская, проникали все глубже и глубже, Эн направляла их в лоно, возбуждённо постанывая, просила:

– Возьми меня, я хочу от тебя ребёнка…

Алекс, теряя голову войдя в неё, ощутил приторно-сладкий аромат женской плоти, проникая в неё все глубже, беря её всю до капельки; слыша женское лёгкое, постанывая, наслаждался теми мгновения счастья наслаждения.

В эйфории любви они не заметили, как потемнело. Придя в себя после бурного секса, их глаза горели ярче обычного, тела, согретые друг другом, говорили о единение, о том, что они пара. Немного успокоившись от спонтанных, ярких, насыщенных эмоций и впечатлений привыкнув к вирусу любви, как к целящему, вызвав такси, они поехали к Алексу на квартиру.

Мать уже была у сына, когда тот с молодой эффектной женщиной появился на пороге дома. Она и дочь очень обрадовались появлению Алекса. Правда, их некоторым образом смутило появление Эн. Та тоже стояла в смущение, считая, что вторжение в эту семью произошло спонтанно.

 

После знакомства, они поспешили в комнату, за разговорами в тёплой обстановке познакомились поближе. Уже через пару часов считали, что они были знакомы, целую вечность. Для Эн те в одночасье стали близкими и дорогими людьми.

Гражина быстро подружилась с Эн. Казалось, что они понимали друг друга, с полуслова болтая о народном творчестве. Девочка хорошо рисовала и делала поделки из глины. Она не раз занимала призы на школьных выставках. На подсознание та тянулась к женщинам возраста матери. Возможно, она впитывала все то, что их могло бы интересовать, ведь столько лет девочка не знала материнского тепла, участия, понимания.

 

На следующий день, они все гуляли по горе Геллерт. Дочь Алекса знакомила Эн с достопримечательностями, с которыми её недавно познакомил муж матери Ласло. Ей так понравилось там, что она непременно хотела впечатлить теми местами Эн. Это самые живописные места в одном из многочисленных районов Будапешта, где любят бывать не только туристы, гости города, но и его жители, находя, что там открывались глазу шикарные виды. Город как на ладони.

Бытовала легенда там, в ушедшие в летопись времена собирались на шабаш ведьмы Венгрии. Это одна из лысых гор, а те, по поверию предков служили местом сборища оккультных сил. Такие лысые горы были и в Украине, близ Киева, в Польше, в Чехии, Словакии…

 

…В одиннадцатом веке в Венгрии на этом месте принял мученическую смерть христианин Геллерт, что прибыл чтобы убедить короля Венгрии принять христианство. Жители, закрыв миссионера в бочку, за чуждые им проповеди, сбросили того с горы в Дунай.

Однако король принял христианство, чтобы быть в дружественном союзе с соседними странами…

 

…Прогулка для Эн была познавательной, она поняла одно, что между людьми должно быть общее, что могло бы их объединять, это – культура, история, которая даёт возможность понять традиции и желание не разобщать умы, а объединять и жить в тесном содружестве с соседними странами. Тем более что корни так перепутаны, что где-то как-то находишь родственные связи ушедших предков. Ссоры, обречённость вносят свою лепту в фатум, давая подпитку какой-то новой силе далеко не божественного начала управлять в хаосе целым миром. Эта сила, что крушит все на своём пути, стирая достигнутые дружественные соседские отношения в прах, не щадя, пуская все то хорошее без какого-либо сожаления по ветру…

 

…Эн очень впечатлила легенда, рассказанная девочкой. Проведя параллель с сегодняшними событиями, ужаснулась. Подумав про себя, что на сегодня то, что происходило вокруг, исходило именно от фатума и вряд ли это проделки судьбы?!

Это проделки той силы, что возомнила себя божественной, не ставя не в грош человеческие судьбы и жизни, сжигая память времён, назидая новое, не ценя, не зная прошлого; и это тем, кто всегда помнил о предках, чтобы их историю, как наследие прошлого донести потомкам; взрыхляя тысячелетний, многовековой пласт – потерь и достижений с ошибками и исправлениями без коих нельзя сохранять вековое наследие, код наций.

 

Эн поняла, что люди на этой земле дорожат завоеваниями.

Как никто, стремятся к добру, стараясь быть ко всем доброжелательными, избегая ссор, принимая все достигнутое с благодарностью, вынашивая теорию о балансе вселенского равновесия, приняв аксиому – мира и добра.

Атмосфера города была насыщена толерантностью, гостеприимством. Погуляв по Будапешту, пролазав все исторические места, заглянув в пару кафешек, они немного уставшие поехали домой.

За ужином все делились впечатлениями, открыв для себя что-то доселе непознанное. Все были поглощены разговорами, пока их не отвлёк телефонный звонок…

 

…Это звонили Алексу, по просьбе руководства ему сообщили, что он срочно должен вылететь в Украину для снятия нового репортажа, так как именно эта тема набирала на каналах баснословные рейтинги. Алекс был удручён тем, что им так и не удалось побыть наедине. Эн считая, что профессиональный долг, прежде всего, с грустью сказала, что у них все впереди. Достойно вышла из затянувшейся паузы, сославшись на то, что и она вынуждена покинуть Венгрию.

Так судьба их вновь развела по разные стороны. Каждый, покидая Венгрию, грустил об одном, что теперь они будут вдали друг от друга…

 

…Эн летела в Москву с тяжёлым сердцем, считая, что обязана быть честной с Ником. Она принимала муки ада думая об Алексе и о том, как ей придётся жить двойной жизнью, лгать другому. Ник не заслуживал такого отношения к нему.

Поэтому, как только Эн прилетела в Москву, то дала себе слово, что в первый удобный момент признается ему во всем, сказав, что не имеет права безответно использовать её чувства.

Так она и сделала, при первой же встрече с Ником, сказала ему, что они должны отменить помолвку, так как она его не любит, и, наверное, никогда и не любила.

Ник, конечно же, обиделся на неё, даже где-то как-то оскорбился. Он не в силах был принять её заявление о любви к другому, с грохотом закрыв за собой дверь, ушёл.

Он не верил тому, что только что сказала Эн, не предполагал, что все между ними закончится после визита к какой-то тётушке Лизе.

 

В негодование он позвонил Лолите и попросил встречи с ней, говоря, что нужно поговорить об Эн. Та, сгорая от любопытства, договорилась с ним встретиться у себя на квартире. Несколько часов она провела в подготовке ужина и себя «красивой».

 

Ник пришёл вовремя, если не сказать, что на двадцать минут раньше. Лолита приняла его в халате, не успев переодеться.

Тот, сетуя, что сегодняшний день не задался, с порога начал очернять Эн, называя ту неблагодарной. Тут Лолита поняла, что тот просто пьян.

Он даже всплакнул, вспоминая её слова, что у неё есть другой, которого та любит.

 

– За что? – был его вопрос.

 

На который Лолита, силясь, подыскивала ответ.

 

Вспомнив о тётушке Лолиты, вытирая скупую слезу, мямля, спросил:

– Как там твоя тётя Лиза?

 

Лолита, ничего не понимая, хлопая глазами, изумлённо спросила:

– Какая тётя Лиза?

 

Ник мгновенно трезвея, парировал:

– Твоя! – в изумление, – ты же попросила Эн её навести, ещё с подхалимажем… – с сарказмом, – цветочки… Букетик с письмецом… потрясая пальцем, в упор глядя на ту.

 

Ошарашенная Лолита, взбешённо произнесла:

– Ты что ко мне цепляешься? – вылупив глаза, хлопая накрашенными ресницами, – какая тётя?

 

Зло:

– У меня нет никакой тёти Лизы…

 

Выпроваживая:

– И вообще катись-ка ты лучше к себе домой.

Бормоча под нос:

– Нечего меня в ваши делишки впутывать. Сегодня ссоритесь, завтра миритесь…

Искоса глядя на гостя, взбешенно:

– А виноватой во всем сделаете меня… – открывая дверь, пытаясь выставить за дверь…

 

Ник с силой отстраняя Лолиту, явно в шоке, спросил:

– Тогда кто прислал цветы?

 

Вытирая вспотевший лоб, выдавил:

– Сука…

 

Лолита, с непониманием моргая, переспросила:

– Кто я?

 

Ник отстраняя её в сторонку направляясь в комнату, на ходу, переходя на фальцет:

– Эн! Сука!..

 

Разуваясь, сбрасывая с себя плащ, спрашивая в лоб:

– Есть что выпить?

 

Лолита, закрывая дверь, кивнув, сказала:

– Проходи, найдётся.

 

Вечер прошёл в пьяном кураже. Каждый, из этой сладкой парочки перемывая косточки Эн, старался беспроигрышно выгородить себя на её замызганном грязью фоне.

Ник до такой степени был пьян, что в разговоре по душам рассказал о сексе с Эн, говоря, что та была сногсшибательна в постели. В ней его привлекало все от ног до ума. Эн, хрупкая, нежная, чувственная была мечтой для любого мужчины. Голубоглазая золото-русая нимфа, настоящая топ-модель, ночами делала его самым счастливым. Лолита смотрела затаив дыхание. Глаза у неё горели от любопытства; сидя в напряжение, ловя из его уст каждое слово, та тяжело вздыхала.

Невольно Ник заострил на этом своё внимание, разглядывая подругу, взгляд упал на выглянувшую из-под халатика пышную грудь.

Он притянул её к себе, тиская в объятьях. Так они очутились в постели, чему несказанно была рада никто-то, а в первую очередь Лолита.

Ник пожирая её глазами, ласкал шею влажными поцелуями. Та трепетала, становясь податливой. Она получала наслаждения в его уверенных крепких руках.

 

Лолита всегда завидовала подруге. Это был шанс взять реванш. Постанывая, показывая себя слабой и трепещущей, она заставляла его проявить инициативу, взять её силой в отместку Эн. Так он и сделал. В возбуждение, сняв с неё трусики, он взял её, как того и хотела Лолита. Теперь та была на равных с подругой и это прибавляло уверенности, доставляло удовольствие, ощутив оргазм, ей хотелось, чтобы это продолжалось целую вечность. И это действительно имело место быть, сексом они занимались чуть ли не до утра. Оргазм накрывал их с головой, переполняя их эмоциями.

Лолита была на высоте, кладя на кон «козырную карту», Ник тоже был на должном уровне, и он и она вымотались, доказывая, что Эн не достойна их внимания, считая, что они лучше неё в сто раз; упав замертво, в объятьях уснули. Проснувшись утром, они не сразу поняли, что это не сон.

В реальность привели сияющие глаза Лолиты, Ник смущённо произнёс:

– Прости, наверное, мы поспешили… – встав, одевшись, ушёл, оставив ту наедине.

 

Лолита, злясь на него, на Эн вслед бросила:

– Я всё равно лучше неё, – заливаясь слезами, – и ты ещё приползёшь к моим ногам… – уткнувшись в подушку рыдая, сквозь слезы выдавила:

– Будь ты проклята подружка…

 

…Эн ничего не зная о новых перипетиях жизни подруги и Ника, вникая лишь в сложности своей, жила затворницей думая об Алексе, не зная, как он там, в Украине, что с ним…

 

…В это сложное время, Алекс работал над сбором информации для своих репортажей. Каждый день, оказываясь в зоне военных действий…

 

Был конец июля, съёмочная группа Алекса была под Лисичанском.

Там шли ожесточённые бои за город. Они были на одном из блокпостов, стараясь снять материал под шквалом огня.

Вокруг блокпоста были взрывы такой силы, что земля выворачивалась буквально наизнанку.

Откуда-то со стороны дороги шла стрельба. Сквозь чёрный едкий дым нельзя было определить, кто стреляет. Так как в радиусе километра стояла огненная завеса и слышалась до боли родная речь как украинская, так и русская. Никто не решался поднять головы, это было небезопасно, но никто не скупился на пули и снаряды.

Сказать, кто они, было просто невозможно. Свои!

Летящие снаряды разрушили блиндаж, похожий на вагончик. Тот, для многих был последним, если не единственным пристанищем, где можно поесть, поспать, но и тот на глазах взлетел от снаряда, разнеся в пух и прах иллюзию мирного сосуществования.

Теперь не было как таковой возможности укрыться от огня. Все просматривалось как на ладони. Алекс приказал всем укрыться в траншеи, что ещё как-то могла сберечь им жизнь.

Они без промедления пробежками побежали к ней.

Мощный взрыв, выбросив вверх столб чёрной пыли, сопровождался воем артиллеристских снарядов. Визг осколков завис над траншеей. Та была до краёв заполнена клубами дыма. Попав в неё, Алекс, с оператором пригнувшись, заметили на дне распластавшиеся изувеченные тела мужчин без опознавательных знаков. Чуть поодаль от них сидел молодой парень на вид подросток, тот, обхватив руками колени, причитал:

– За что?! Мы же свои… – плача, – батя, как же теперь…

 

Алекс попросил снять кадры. Как оказалось, одним из погибших был отец парня.

Парень вздрагивал от разрывов снарядов. Шёл беспрерывный обстрел из зенитных установок.

Тот, в страхе прижимаясь спиной к земляным стенам траншеи, истошно кричал:

– За что?! Мамочка помоги!..

 

На него вразброс летели куски каких-то досок, шин и комья земли, покрывая его лицо едкой пылью.

 

Алекс, всматриваясь вдаль сквозь стелющий дым, заметил движущую цепь солдат. Но кто конкретно не он, не оператор не смогли различить. Был слышен треск бесконечных автоматных очередей. Солдаты бежали перебежками, вскакивая, залегая, те явно переходили к открытой атаке. Их целью был блокпост, который оказался плохо защищён.

Алекс, с оператором выскочив из траншеи, направились в сторону леса. На ходу перепрыгивая через убитых. Оператор старался отснять кадры, чтобы запечатлеть хронику боевых действий. Тот поймал момент, когда двое мужчин вне возраста и без опознавательных различий явно с двух противоборствующих сторон стоя на краю траншеи, дрались, выкрикивая…

 

Первый:

– Нац.?!

 

Второй отвечая, орудовал увесистым кулаком, прикладывая наотмашь.

В пылу переходя на мат, хватая за грудки, тряс первого как мешок, тоже спрашивая исходя слюной:

– Колорад?! – разбивая в кровь губу…

 

Первый:

– Что ты здесь делаешь места мало у себя?

 

Второй:

– Тоже что и ты! Воюю… – отвечая, разбивая в кровь нос…

 

Первый:

– Я за свой народ…

 

Второй:

– А я за что, за кого?.. – громко смачно матерясь… За кратеры на Марсе что, ли? – толкая в грудь, – Я за Украину! За наш народ!..

 

Вновь завязалась драка. Те, оделяя друг друга тумаками, пиная ногами, падая, катаясь по земле, кричали…

 

Первый:

– Сваливай отсюда, тебя не приглашали… – ударом кулака сбивая с ног, хрипя… – в три бога, душу…

 

Второй привставая на ноги, шатаясь, собравшись в кулак, наотмашь ответил, приходя в кураж, свирепея:

– Нас не приглашают, мы на своей территории… – сплёвывая кровь…

 

Завязалась новая драка. Разрывная волна, накрыв их с головой, примирила; второй спасая первого, накрыл собой, его безжизненное тело истекало кровью.

Первый, выползая из-под обмякшего тела, глядя на молодого парня, закрыв ему глаза, пробуя на вкус кровь, бьющуюся фонтаном из груди, испуганно глядя на того, сказал:

– Как и моя… Свой пацан…

 

Зло:

– Когда же это кончится?! – закрывая глаза, – прости ма́лой, не хотел, ничего личного… – отползая в сторону… – время у нас такое, безжалостное.

 

Тяжело вздыхая, достав из его кармана мобильный, сплюнув, сказал:

– Потом, даст Бог помиримся, свои все ж… – кивая на телефон, – мамке твоей эсемеску скину, – глядя на парня, вытирая скупую слезу.

 

Сводя скулы:

– Обещаю, пусть знает, что ты погиб в бою… – теребя, чуб, размазывая по щекам слезы:

– Чёрт! Совсем мальчишка!.. Прости… – убегая, на ходу отправляя смс…

 

Алекс, провожая того взглядом, крикнул:

– Уносим ноги или мы с тобой будем такими как они, – указывая на смешанные с грязью тела, что были превращены в месиво.

Пригибаясь от разрывающих снарядов, временами по-пластунски поползли в сторону леса.

Солдаты бежали в направление траншеи, чтобы захватив блокпост. Где-то совсем рядом сотрясался ствол пулемёта, выплёвывая пульсирующее пламя. Перепуганные солдаты, поднявшись из траншеи, побежали в сторону леса. Разрывная волна в одно мгновение накрыла всех с головой. Наступило затишье.

Алекс открыл глаза от вопроса:

– Сынок, ты живой? – это был женский голос.

 

Его осматривала женщина, стоящая в чёрном платке и в лохмотьях. Он, едва разжимая зубы, шевеля пересохшими губами, тихо сказал:

– Я поляк, жив…

 

Женщина, перекрестившись, сказала:

– Так мне всё равно кто ты, жив и хорошо… – указывая в сторону леса, – вон, сколько там полегло.

 

Плача:

– Боже ж мой! Как при немцах… – вытирая слезы, – куда не глянь все свои.

 

Качая головой, причитая:

– Да как же так?

 

Глядя на трупы:

– Поди, мамки дома ждут.

 

Зазвонил мобильный телефон. Алекс и женщина переглянулись; прислушиваясь, женщина поспешила к оврагу, что был в двух шагах, найдя мобильный, ответила:

– Да?

 

Женский голос на украинском с западным акцентом спросил:

– Где её сын…

 

Та ответила:

– Помер.

 

Чья-то мать сказала:

– Накройте его чем-нибудь… Он умер как Герой…

 

Женщина, сняв с себя косынку, нагнувшись, накрыла, перекрестив, сказала:

– Спи спокойно, мать знает.

 

Алекс смотрел на женщину, блуждающую среди трупов, которая отвечала и на остальные звонки, помогая им в последний раз проститься с родными.

Женщина, пройдя мимо Алекса кивком головы указывая на убитых поясняя, сказала:

– Так все же свои, хоть свечку за них мамки поставят, а то как-то не по-людски… – плетясь дальше к другим раскиданным вразброс телам, не зная, если среди них живые… – бубня себе под нос, – нехорошо все это… Свой против своего.

 

Через пару метров та, склонившись над погибшим, разрыдалась:

– Сынок, мама тебя нашла… – издав рык, убиваясь в крике, – отпустила на свою шею…

 

Горько рыдая:

– Как же теперь я без тебя, – причитая, – и отец, и Вася, теперь и ты…

 

Глядя по сторонам:

– Кому же жаловаться, а?! Свой своего убивает… – наклоняясь над ним, оседая, упала на спину глядя открытыми глазами в небо.

 

Алекс ужаснулся, сердце матери не выдержало.

К нему подбежал оператор с молодым помощником, взяв под руки Алекса те, тут же поспешили покинуть эти места…

 

…На следующий день по телевизору показали сюжет с Украины, репортаж вёл Алекс, рассказывая о вчерашнем бое. Эн смотрела, боясь пропустить хоть слово. Она смотрела и плакала, сопереживая людям, оказавшим по две стороны военного конфликта, но больше переживала за него, Алекса, что попал в такую мясорубку, не щадящую человеческие жизни.

 

Это её отрезвило. Эн уже не думала, какая она несчастная живя в разлуке. Теперь главным было то, чтобы Алекс был жив и здоров и всё что происходящее на Украине скорее бы закончилось; наконец-то примирив людей, которые вследствие конфликта попали в ловушку зла, спрута. В итоге оказавшись заложниками политических разборок. Уводя умы в направлении разжигания войны, которая была просто недопустима между одним народом, третьи силы раздирали его, деля неделимое втаптывая в грязь рождённого в Украине и нашедшего здесь родину…