Кейс номер восемь
В 8:05, 25 мая 1986 года, Александр Петрович вошёл в проходную. Он козырнул часовому начальственным безотъёмным пропуском и миновал турникет. Легкой походкой прошёл по аккуратной аллее из голубых елей, прошагал мимо рабочих озеленительного цеха, что возились с рассадой на клумбе, поздоровался за руку с курящими (в специально отведённом месте) знакомыми начальниками отделов и рядовыми конструкторами, перебросился с ними парой общих фраз, но задерживаться не стал – он спешил.
В 8:11 Александр Петрович вошёл в Главный корпус, ещё раз сверкнул перед часовым пропуском и подошёл к лифту.
В 8:13 он получил ключ от кабинета и расписался за него в специальной книге.
В 8:15, едва прозвенел о начале рабочего дня звонок, Александр Петрович уселся в кожаное кресло, перелистнул перекидной календарь и ознакомился с запланированными на сегодня делами.
В 8:17 Галочка внесла в кабинет почту и традиционный утренний чай с лимоном. Александр Петрович не любил чай с лимоном, но сказать об этом Галочке стеснялся. Дело в том, что ей было далеко за сорок, а ему едва перевалило за тридцать. Даже называть Галочку Галочкой он не решался. По имени-отчеству же секретарш называть было не принято. Поэтому Александр Петрович не нашёл ничего лучшего, чем не называть её никак. Он сухо и со значением (как ему показалось) поблагодарил Галочку и углубился в изучение почты, прихлебывая отвратительно кислый чай. Судя по редким звонкам, день обещал быть скучным, как это всегда бывало в отсутствие Генерального конструктора. Едва Александр Петрович начал вникать в проблемы, неожиданно возникшие с гироскопами, как дверь резко распахнулась, и в проёме образовался особист, замначальника Первого отдела, Андрей Николаич (На всех предприятиях ВПК был Первый отдел – специальная служба, связанная с системой госбезопасности. Нередко для конспирации, чтоб запутать врага, он имел некий порядковый номер, например, 28 отдел. На исходящих бумагах так и писали «Начальник 28-го отдела такой-то» и ставили печать, где можно было прочесть «28-й отдел» и рядом, прописью, «Первый отдел»). Вид у Андрея Николаича был взбудораженный, даже взвинченный, лицо напряжённое и бледное. Да и голос оказался сдавленным:
– Александр Петрович, пожар!
– Где пожар?
– Да не пожар, а «Пожар»! не горим мы, это кодовое слово пришло сверху… По спецканалу, – Андрей Николаич сглотнул и замер.
Он так и стоял в двери, всем своим видом выражая готовность. Он был готов стоять, бежать, лететь, стрелять, писать доносы, копать – что угодно. Что ему ответить, что приказать, Александр Петрович не знал. И просто попросил подождать в приёмной. Особист, получив ясные указания, ожил, с готовностью кивнул и исчез за дверью.
Александр Петрович побарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями, потом подошёл к сейфу, где лежали секретные инструкции. Быстро нашёл нужную папку красной кожи с гербом, полистал… Ага, вот оно! По слову «Пожар» следовало взять из комнаты 11-бис чемодан за номером восемь и выдвинуться с ним по месту назначения. Место назначения указывалось особо. Интересно, кем и как указывалось? Ладно, разберёмся…
Доступ в комнату 11-бис был лишь у пяти человек, включая Александра Петровича. И, как назло, все оказались в разъездах. Вот не повезло, чёрт побери! Да и вообще – что случилось? Уж не война ли… Он нажал на кнопку селектора и попросил Галочку пригласить к нему особиста.
Едва Андрей Николаич вошёл, Александр Петрович велел вскрыть помещение 11-бис. Особист опять побледнел, но решительности не утратил – ринулся исполнять. Он лучше всех понимал, что отныне промедление подобно смерти, по крайней мере, для его карьеры.
В 8:35 Александр Петрович в сопровождении особиста вышел из Главного корпуса с чёрным кейсом в левой руке. Кейс был пристёгнут к запястью наручником. Александр Петрович повертел головой, озираясь. Ага, вот она! Возле второго подъезда уже ждала чёрная «Волга» с водителем и двумя крепкими ребятами в одинаковых серых костюмах. Двигатель «Волги» работал.
Александр Петрович сел как положено по инструкции – между крепкими ребятами в сером, на заднее сиденье. Никто не произнёс ни слова. Машина сорвалась с места и помчалась по знакомой дорожке, мимо клумб и голубых елей к «директорским» воротам. Ворота были открыты настежь – такого Александр Петрович не видел ни разу. Мимо часового они проехали без обязательных проверок, не останавливаясь. Машина, набирая ход, свернула за город.
В 9:14 чёрная «Волга», миновав здание аэропорта, въехала через распахнутые заблаговременно ворота прямо на лётное поле и остановилась в двух метрах от трапа Ту-154. Начавший было успокаиваться по дороге напрягся снова: они оказались не на привычной МАПовской площадке, а на территории Аэрофлота. И самолёт подогнали гражданский, пассажирский, а не обычный грузовик. С рейса, что ли, сняли? Судя вытянувшимся лицам стюардесс, встречающих его на трапе, так оно и было. Интересно, за кого они меня принимают?
Под перекрёстными взглядами экипажа Александру Петровичу стало неуютно. Он зябко поёжился и ступил на трап. Кейс в левой руке сильно мешал: казалось, наручник видят все, и это его смущало. Он не любил быть в центре внимания.
…Пустой салон самолёта казался огромным. Александр Петрович устроился в третьем ряду, у иллюминатора, поёрзал немного в кресле и пристегнул ремень. Потом выглянул через иллюминатор на улицу. «Волги» уже не было, трап тоже катился прочь. Александр Петрович стал гадать, куда он повёрнет. Если направо – всё обойдётся, а если налево – дела плохи. Трап, как назло, ехал всё медленней, а потом и вовсе остановился – водитель кого-то встретил и решил поделиться новостями. Александр Петрович начал переживать, мысленно подгоняя водителя трапа, и вдруг почувствовал, что на него сзади смотрят в упор. Он повернулся. Перед ним стоял командир экипажа. Командиру явно было не по себе – он не знал как себя вести и что говорить. Наконец, сообразив, что стоять молча просто глупо, он спросил, куда лететь. Ну прямо как в такси, ей богу! Но что отвечать? Куда надо лететь, Александр Петрович не знал… Он коротко и строго посмотрел на пилота. Волнуется лётчик, не знает, что за птица перед ним, да и испугался. И то верно: откуда ему знать, что я лишь один из рядовых руководителей проекта? Однако что-то надо сказать… И Александр Петрович, отвернувшись к иллюминатору, жёстко отчеканил:
– Идите на место, товарищ. Куда лететь, Вам скажут.
Командир сделал «кругом» и молча удалился. Александр Петрович внутренне ухмыльнулся и приник к иллюминатору. Трап уже исчез. Вот обида, непонятно, направо он свернул или налево… Александр Петрович вздохнул – глупости все эти загадывания, ну причём тут трап, в самом деле?
Между тем двигатели завыли отчётливей, и самолёт покатился по полю. Видимо, командиру экипажа на самом деле сказали, куда лететь. Через несколько минут Ту-154 оторвался от земли.
В полёте Александр Петрович нервничал, всю дорогу гадал, что же стряслось. Может быть, «БОР» грохнулся где-нибудь в Европе? Дело в том, что первые беспилотные орбитальные ракетопланы (БОРы), прообраз «Бурана», сажали в Индийском океане. И каждый раз нашим военным морякам приходилось гоняться наперегонки с иностранцами к месту приводнения. Уж очень они хотели стырить хоть один образец. Наши же военные ещё больше не хотели, чтобы аппарат попал в руки супостата. Поэтому БОРы стали сажать в Чёрное море. Но теперь «БОР» стал проходить на высоте 60–80 километров над Англией и ФРГ, а это нарушение воздушного пространства. И каждый полёт стал «БОР-4» заканчиваться вручением дипломатической ноты. А если с кораблём что-то случилось, и он упал? Скажем, в Мюнхен? Что тогда? А может, «БОР» тут и ни при чем – глупо гадать. Такие невесёлые мысли, впрочем, не мешали Александру Петровичу наслаждаться своим положением якобы «большого человека». Он успел позаигрывать со всеми тремя стюардессами. Заняться барышням было нечем, и они по очереди развлекали высокого гостя. Из их разговоров Александр Петрович понял, что пилоты растеряны – они никак не могли взять в толк, почему самолёт ведут мимо всех воздушных дорог, прямо по азимуту. Событие это, видимо, было экстраординарным. Что ж, это обстоятельство лишь добавляет ему веса.
В 10:36 Ту-154 совершил посадку на роскошной взлётно-посадочной полосе. Александр Петрович по характерным очертаниям вышку КДП и сообразил, что он оказался на Полигоне. Теперь по крайней мере ясно, куда его везли. Осталось узнать – зачем.
В 10:44 Александр Петрович, велев командиру экипажа «обождать», покинул борт. Внизу, у трапа, его уже ждал УАЗик. Охраны в машине не было. Водитель круто развернул машину и поехал в сторону опытных корпусов.
10:59. Александр Петрович в сопровождении подполковника госбезопасности вышел из лифта на третьем подземном этаже Первого корпуса. Здесь Александр Петрович ещё не бывал, и поэтому сориентироваться не мог. Они повернули направо и пошли по коридору. Подполковник молча шагает позади и чуть слева. Коридор длинный, гулкий, неуютно-серый, воздух в нём затхлый, пахнет плесенью. Вдоль бетонной стены, на высоте человеческого роста тянется десятка полтора кабелей разной толщины. Кабели густо покрыты пылью, не смотря на то, что воздух здесь совершенно сырой. Или он только кажется сырым?
Коридор уходит вдаль, и конца его не видно, только вереница лампочек уходит куда-то в бесконечность. Они всё идут и идут скорым шагом, только редкие стальные двери в стене нарушают однообразие. Александр Петрович, как ни пытался успокоить себя, разволновался не на шутку, нервы натянулись, как тетива, тронь – зазвенят. Напряжение его растёт с каждым шагом, руки мелко дрожат, спине – холодно. Подполковник, словно решив сжалиться над ним, тихо произнёс: «пришли». Александр Петрович остановился возле двери, выкрашенной грязно-оранжевым корабельным суриком. Подполковник прошёл вперед, распахнул перед ним дверь и отошёл в сторону.
11:04. Александр Петрович шагнул внутрь. Он оказался в тёмном маленьком коридоре. Слева от него угадывались тёмные силуэты – то ли пальто висят на стене, то ли шинели. А впереди бледным светом маячит прямоугольник дверного проёма, оттуда же глухо слышатся голоса. Александр Петрович прошёл на свет, ведя правой рукой по шершавой поверхности стены – он боялся в полумраке на что-нибудь налететь. Наконец, он выбрался из коридора и оказался в огромной комнате, скорее даже в зале. Углы его тонули в темноте, отчего он казался ещё больше. Голос доносился из дальнего угла. Там, за столом, заваленным вперемешку тарелками, бумагами, картами и бутылками, и освещённом единственной лампой, в окружении четырех генералов восседал Генеральный конструктор. Он вещал. «…вспомнить и профессора Ньюкомба, который умудрился математически доказать, что аппараты тяжелее воздуха летать не могут. Так что, товарищи, все самолёты летают неправильно и антинаучно. Птицы тоже летать не могут – ведь птицы лишь частный случай выводов Симона Ньюкомба». Указательный палец правой руки Генерального был воздет кверху, указывая на низкий потолок.
Вся компания была изрядно подшофе. А один из генералов спал, лысая его голова склонилась почти до самой тарелки с килькой пряного посола. Александр Петрович подошёл поближе и оказался в освещённом пространстве. И тут Генеральный его заметил:
– А, это ты, Саша…
Три генерала одновременно повернули головы и принялись изучать Александра Петровича. Александр Петрович непроизвольно вытянулся в струнку, потянулся к галстуку, чтобы поправить его, забыв, что к левой руке пристёгнут чемоданчик. Вышло очень неловко, и он смутился. Однако жеста его, похоже, никто не заметил.
Генеральный, тем временем, откинулся в кресле, вынул из жилетного кармана свои знаменитые часы на золотой цепочке и нажал кнопку. Отщёлкнулась крышка и из часов полилось «На сопках Маньчжурии». Генеральный взглянул на циферблат, потом обвёл длинным взглядом собеседников и торжествующе заявил:
– Ну! Что я говорил! Меньше трёх часов прошло, а чемодан уже здесь!
Генералы сделали лица. Даже тот, что нависал над килькой, проникся моментом и многозначительно сказал:
– Да…
Генеральный жестом подозвал к себе Александра Петровича, и, выудив из кармана маленькие ключики (тоже на цепочке, правда, на стальной), он расстегнул, Наконец, наручники. Потом – другим ключиком – открыл замки и распахнул крышку.
… На красном бархатном дне чемоданчика, в специальных, искусно сделанных ложах, лежали, тускло блестя, четыре бутылки благородного дагестанского коньяка КВ «Лезгинка». Конечно же, Кизлярского завода.
Дальнейшие события Александр Петрович помнит плохо. Помнит, как разом пришло облегчение от сознания того, что война не началась, а вслед за тем, как спало напряжение с плеч, навалилась такая страшная слабость, что он не смог стоять на ногах. Видимо, выглядел он плачевно, потому как Генеральный заставил его выпить целый стакан коньяку.
От обратной дороги у Александра Петровича остались лишь обрывочные воспоминания. Он помнил только, как мёрз в самолёте, и стюардесса укутывала его пледом и поила горячим чаем. Больше – ничего. Полностью он пришёл в себя лишь тогда, когда машина подъезжала к «директорским» воротам. На этот раз они не были распахнуты, а были, как и положено, заперты. И часовой привычно проверял документы. Только тогда, при виде этого спокойного детины, разглядывающего его пропуск, у Александра Петровича окончательно отлегло от сердца. Всё стало на круги своя.
В 16:28, за полчаса до окончания рабочего дня Александр Петрович уже был в своем кабинете. Галочка уютно возилась за стеной – готовила чай. С лимоном.
