Жажда крови
Дни и ночи, которые принадлежали только мне, стали кузницей различных планов и вариантов убийств. Я понимал, что в парках гуляет лишь малая толика этих уродов, которых мне надо найти, причем далеко не самая худшая. Нужно что-то придумывать, что-то предпринимать.
Я стал часто гулять по ночам, надеясь, что в одну из них мне повезет. Но почему-то, как всегда, все ночные происшествия происходили в других районах или даже в других городах, а злобные телевизионные рассказы о том, что в ночное время опасно ходить по темным улицам Москвы, явно не соответствовали действительности. Вот уже и начало августа, а мне никто так и не попался, или, точнее будет сказать, я никому не попался.
Куда подевались все эти воры, вымогатели, грабители с больших дорог, любители поиздеваться? Маньяки, на худой конец? Может, те редкие людские представители, которые попадались по ночам, видели в моем взгляде что-то звериное и поэтому не трогали. А может, таких людей и правда не так уж и много.
Почти каждую ночь я выходил, облачившись в новую одежду в поисках жертв. Ножи уже давно приржавели бы к ножнам, если бы я каждый день не доставал их, не начищал до блеска и не тренировался по несколько часов. Каждый день я ожидал чуда, но пока ничего не происходило. Но сдаваться было не в моих правилах. Я верил, что еще окажусь в нужное время в нужном месте! Главное – проявить терпение и настойчивость.
Настя уже давно жила в Лондоне. О ее существовании напоминали только редкие звонки по телефону или еще более редкие открытки. Я уже не чувствовал ее постоянного присутствия рядом с собой. Теперь она была от меня так далеко, что воспринималась только как давний очень хороший сон. Это не значит, что я собирался ее предавать, просто теперь вся нерастраченная любовная энергия стала переходить в совершенно другую, злую, сметающую все на своем пути энергию – в жажду крови. С каждым днем она становилась все нестерпимее.
Временами мне начинало казаться, что все напрасно, Судьба отвернулась от меня, назначив жалкий удел, примитивное ничтожное существование. Может, я ей больше не нужен? Хотя нет, конечно – когда я перестану быть нужным, я умру. А я еще жив – значит, меня еще что-то ждет впереди.
Раньше я и предположить не мог, что убийства так затягивают. Вероятно, я был похож на курильщика, которого лишили сигарет, причем на целых два месяца.
Несколько раз я ездил в деревню, даже прожил там полторы недели. Это были дни покоя и блаженства – мне ничего не надо было делать, кроме небольших хозяйственных дел. Мысли про убийства и поиски жертв тоже меня оставили.
Про Спиридона ничего не было слышно. Это казалось странным, ведь труп теперь должен был нещадно вонять, а грибников в лесу было хоть отбавляй, но никто ни о чем не говорил. Возможно, что труп уже был обглодан, и лишь голые кости продолжали валяться в лесной канаве.
Мне еще с детства помнилось, как на море с помощью муравьев я чистил ракушку от моллюска. Клал ракушку на муравейник, а через пару дней получал ее абсолютно чистой, муравьи выедали ее подчистую, не оставляя ни грамма, так что потом оставалось ее только помыть, и все – сувенир готов.
Вот уже и середина августа. Скоро закончится мой отпуск, и все – прощай, свобода передвижения, прощай, ночная охота. Жажда крови обострилась настолько, что я чуть не прирезал какую-то бабульку, торговавшую цветами у метро. На какое-то мгновение мне показалось, что у нее подснежники, которые занесены в Красную книгу. Это уже становилось смешно – подумать о подснежниках в августе (разве что она их дома выращивала в специальных условиях).
Ночи становились все длиннее и длиннее, что позволяло мне увеличивать продолжительность прогулок. Шансы росли с каждым днем, ведь если не повезло сегодня, значит, на следующий день будет большая вероятность, а на следующий – еще большая, а прошло уже много дней…
Очередная ночь наступила в свое время, как это ни банально. В который раз ножны занимают свои привычные места. К сожалению, от удерживающих ремешков стали появляться натертые следы, что меня могло выдать с головой, если бы поймали – с такими отметинами доказать мою причастность к прошлым убийствам можно было, как говорится, с полпинка. Уверенность в том, что при поимке меня не ждет ничего хорошего, придавала новую остроту всему предприятию.
Теперь ножи можно было не выбрасывать, потому что их находка в моем доме или просто находка меня теперь были равноценны. А вот одежду и рюкзак хранить и носить явно не рекомендовалось. Поэтому на данный момент у меня в шкафу уже лежало три готовых к употреблению комплекта. Я одевал их по очереди, точнее, случайным образом, так что сверять по моей одежде день недели не получилось бы. Сегодня выбор пал на третий номер. Номера были виртуальными, точнее, рюкзаки с вещами всегда лежали по порядку, что и являлось их порядковым номером.
Мягкий серый костюм, свободный и очень удобный, приятно обволакивал тело, скрывая фигуру, а главное – все, что ей не принадлежало. Кроссовки какой-то очередной непонятной, но дешевой фирмы нельзя было назвать черными, потому что наличие красных, синих и зеленых полос сильно портило общее черное впечатление. Но чисто черных удобных с нужным размером так и не попалось.
Лампочка в коридоре светила еле-еле, создавая мрачную и загадочную атмосферу. На самом деле она так горит уже вторую неделю, но только сегодня я обратил на это внимание.
Лифт, с гудением и скрежетом добравшийся до меня довольно быстро, с веселым урчанием открыл свою светящуюся пасть и, с удовольствием проглотив меня, помчался вниз. На улице было уже темно, и лишь свет немногочисленных фонарей обозначал асфальтовые дороги, расходящиеся в разные стороны.
Идти прямо из дома на дело было слишком глупо, поэтому я на метро добрался до Кузьминок и там вышел. Постаравшись максимально быстро покинуть все светлые пятна от фонарей и остановок, я скрылся в тени, медленно прохаживаясь по темным переулкам и тротуарам. Фонари и светлые места я всегда обходил – нет никакой необходимости в том, чтобы меня заметили. Хорошенько замаскировавшись, точнее, убедившись в том, что меня никто не заметил, я с наслаждением перешел на медленный променад, который помогал вработаться и поймать нужное настроение.
С одной стороны, ночь успокаивала, сглаживая эмоции и улучшая настроение, а с другой стороны, она продолжала держать меня настороже, ведь темнота создает слишком загадочную и неуверенную атмосферу. Из темноты всегда может появиться кто-нибудь, причем это может случиться очень неожиданно, так что среагировать будет трудно. Лучше всего, если этим неожиданно появившимся буду я. Следуя данному принципу, я перемещался так, чтобы не попадать в световые пятна фонарей. Такая возможность терялась только у больших дорог, мощное освещение которых не позволяло тьме распространяться, а значит, и мне подходить к свету не было серьезной необходимости.
Особенно приходилось учитывать то, что по большим дорогам очень часто проезжали милицейские машины. Возможно, они ехали по делам, а может быть, они осматривали свою территорию на предмет различных правонарушений. Я знавал много случаев, когда у одиноких путников, которым я и был на данный момент, проверяли документы, а иногда и допытывались, куда и зачем они направлялись. Такие вопросы не входили в мои планы, поэтому тьма была моим прибежищем. Она была покрывалом, скрывавшим меня от окружающего мира, и в то же время во многом мир был скрыт от меня, ведь все, что происходило в темных местах, где меня еще не было, было совершенно неведомым, я мог ориентироваться только по звуку. Не сказал бы, что в таких условиях удобно работать, но выбирать не приходилось.
Вот слева послышался тихий смех и шепот, потом звуки поцелуев и шорохи. Здесь мне было делать нечего, любовь – хорошее чувство, если оно является чувством, а не смесью желаний, подкрепленных инстинктами.
Тишина ночного города – понятие относительное. Машины еще продолжали сновать туда-сюда, создавая определенный легкоузнаваемый гул, из окон многих квартир на улицу неслись телевизионные трансляции. В основном это были тупые сериалы или какая-нибудь другая гадость, мне это было безразлично. Каждый человек имеет право на тупость, за нее не убивают, во всяком случае, пока что.
Я шел недолго, минут пятнадцать-двадцать, когда услышал обнадеживающие звуки. Пьяные вопли распространялись с удивительной громкостью – вероятно, они могли бы перекрыть любую работающую сигнализацию. Пока я добирался до места пьянки, ориентируясь на звуки, мой мозг уже напоминал про давние фантазии: разрубание плевальщика огненным мечом, расстрел парней под Настиными окнами. Вспоминая последнюю фантазию, я злобно улыбнулся. Весело получалось, фантазия может оказаться вещей. Снайперской винтовкой я так и не обзавелся, но ножи уже давно меня убедили в своей эффективности.
Нервное возбуждение уже охватило меня. Неужели я дождался подходящего случая? Когда до этих паразитов оставалось совсем немного, мне уже трудно было себя контролировать. По телу пробегала мелкая дрожь, мысли путались в голове, прокручивая разные планы. Трудно было сосредоточиться. В таком состоянии на охоту лучше не ходить. Смутно я уже понимал, что сильно изменился, прошлый спокойный и рассудительный охотник отошел на дальний план, теперь в борьбу вступил охотник, жадный до крови, злой и беспощадный.
Вскоре я добрался до них. Всю картину происходящего разглядеть было нелегко, потому что компания, состоящая из трех человек (недаром говорят «сообразить на троих», и почему так повелось?), сидела под окнами задней стороны девятиэтажного дома на каких-то пеньках и бревнах, что-то весело обсуждая и прерывая обсуждение громкими воплями. Вероятно, так из них выходила лишняя энергия, которую они в силу своей тупости не могли направить на что-нибудь полезное. Если бы не свет от окон, что-либо разглядеть вообще было бы невозможно, а так я занял удобную позицию неподалеку. В такой темноте и при таком шуме им меня было не обнаружить.
Если я правильно ориентировался во времени, то полночь уже минула, а никто из этой троицы уходить не собирался. Долгое ожидание успокоило меня. Понимание того, что жертвы уже никуда не денутся, действовало расслабляюще, а то, что сладкий процесс уничтожения немного отдалялся, большого значения не имело. На самом деле трудность состояла в том, что эти трое продолжали сидеть в круге света, в нужном окне свет никто не собирался выключать. Нападая при таком раскладе, я мог нарваться на любителя посмотреть в окно перед сном, и если в освещенных окнах я мог вовремя заметить угрозу, то в темных окнах ничего нельзя было разглядеть. На меня могли смотреть все темные окна, которых становилось все больше и больше. Оставалось только ждать. Меня поражало только долготерпение граждан: под твоими окнами орут уже два часа подряд, а ты спокойно переносишь это издевательство.
Сзади раздалось шуршание и громкое «гав!». Я от неожиданности чуть не подпрыгнул.
– Лиза! Назад! Куда поперлась! Не ходи к ним, а то еще заразишься!
Я не мог разглядеть говорившую, потому что, судя по голосу, это была женщина. Собака для меня представлялась черным большим силуэтом, которому не хватало только белой маски «собаки Баскервилей». Немного порычав, собака убежала, и я услышал удаляющиеся шаги.
Я перевел дыхание, так можно и инфаркт получить. Вот веселая будет картина – убийца умирает от страха! Да все читатели и зрители животики надорвут. Смотреть на собаку и не выпускать из поля зрения пьянчуг было нелегко, поэтому заметить, что они повернулись на «гав!», я сумел, а вот то, как один из них бросил в сторону звука бутылку, нет. Она угодила мне точно в бедро. Еле сдержавшись от предательского крика, я присел на землю, схватившись за больное место. Пару секунд я думал, что не сдержусь, но постепенно боль стала отпускать, давая возможность расслабиться и перевести дух.
– Зачем ты ее бросил? Там еще оставалось на донышке! – воскликнул один из них.
– А-а, ладно, у нас еще есть! – весело ответил другой, доставая откуда-то из-за спины еще одну.
– Опа, да ты прямо фокусник! – включился в разговор третий.
– Выпьем, старушка, где наша кружка! – заорал сидящий посередине, подсовывая свой стакан.
– Я тебе не старушка, – обиженно ответил «фокусник». – Я вообще мужского пола, если ты не заметил.
Немного странные разговоры для беспробудных пьянчуг. Вполне возможно, что в прошлом они были нормальными людьми, имеющими какое-никакое, но все ж образование. Теперь они все запихнули коту под хвост и продолжали свою жизнь весело и беззаботно, не обращая внимания на окружающих. Такие люди заслуживали смерти еще в большей степени, чем кто-либо другой. Ведь человек, рожденный и выросший в ублюдской среде, не может вырасти никем иным, кроме как ублюдком (бывают чудеса, но они настолько редки, что их можно не принимать в расчет). А вот человек, который получил образование, жил в нормальной семье, опускаясь до примитивного уровня, на самом деле опускается намного ниже, чем рожденный ублюдком. Ублюдку опускаться практически некуда, поэтому все, что он ни делает, или оставляет его ублюдком, или поднимает на ступеньку повыше, а вот нормальный человек, падающий вниз, пролетает много-много ступенек, прежде чем ему удается хотя бы притормозить (не говоря уже о том, чтобы подняться обратно вновь – это уже практически невозможно).
Не сумев использовать все дарованное жизнью, разбазарив все свои дарования и умения, человек сам себя повергает в тупость и деградацию. Таких надо нещадно уничтожать, оставляя место тем, кто сумеет подняться на более высокие ступеньки развития и не скатится вниз от мелких неприятностей или мозговых заскоков. Будущее должно принадлежать людям, стремящимся вверх. Только стремиться они должны не по головам других людей, а поднимаясь над собой все выше и выше.
Очередные философствования прервались приближающимися шагами.
– Лиза, домой, пошли быстрее. – Голос, раздававшийся где-то за спиной, приблизился и исчез.
Только теперь удаляющиеся шаги давали понять о том, что дама с собачкой направляется отсюда куда подальше. На этот раз я собаку не заинтересовал, и она не подходила. Возможно, ей тоже хватило нашей первой встречи, или более интересные запахи, с которыми я не мог конкурировать, отвлекли ее.
– И почему собаку зовут Лиза? Нельзя было придумать другое, нечеловеческое имя? – Очередные незапланированные мысли, совершенно не связанные с предстоящим убийством, зашевелились в голове.
Мне всегда было огорчительно слышать, когда животных называют человеческими именами. Глупые животнолюбы считают, что таким образом они поднимают животных до уровня человека. Что, естественно, не соответствует действительности, ведь на самом деле этим они наоборот опускают животных до уровня человека, стараясь передать им все человеческие качества, которые большинству животных и даром не нужны. Ведь если разобраться, то еще неизвестно, каких качеств в человеке больше, хороших или плохих. Но достаточно взять любое животное, и сразу становится ясно, что положительных качеств у него намного больше, чем отрицательных, причем все отрицательные качества всегда отрицательны только для человека, а не для нашей планеты в целом.
– Вы долго еще будете орать? В этой стране еще есть люди, которые встают по утрам на работу, так что не могли бы вы заткнуться? – Громкий хорошо поставленный голос произнес эту длинную тираду из окна верхнего этажа.
Наконец-то хоть один человек решил вмешаться в это издевательство.
– Там кто-то что-то пискнул? – проорал в ответ мужик, сидевший в центре, – по всей видимости, он был главным заводилой. – Как закончим, так и закончим!
Дальше следовал набор стандартных нецензурных выражений, которые повторять даже мысленно смысла не имеет.
– Похоже, пора спуститься и помочь закончить? – Голос ничем не выдавал своих эмоций.
– Давай-давай, у нас еще пара бутылок осталась! – мужики загоготали.
– Ну, как знаете. – Окно наверху закрылось.
С одной стороны, я был рад тому, что еще не перевелись у нас на Руси, как говорится, смелые люди, а с другой стороны, он мог сбить мне все планы.
Пьяные мужики продолжали пить и общаться так, будто ничего не произошло. Скорее всего, сказалось влияние алкоголя, подавившего все зачатки совести и страха (хотя вполне возможно, что они были слишком уверены в себе – трудно сказать точно).
Вскоре от угла дома послышались шаги. Они приближались медленно, тщательно обходя попадающиеся на пути препятствия. Если бы не шуршание веток, то приближающегося человека можно было бы и не услышать, особенно учитывая то, что мужики продолжали что-то горланить и бубнить. Если бы я не был настроен на этот визит, то, скорее всего, ничего бы не услышал, но теперь предстояло веселье, в котором я приму участие только в крайнем случае.
Крупная тень вынырнула в центр освещенной площадки, заставив замолчать веселую компанию. Похоже, они все-таки не были готовы к этому визиту, предполагая, что угрозы жильца окажутся пустыми криками.
– Ну и где тут ваши бутылки? – Веселый голос заметно отличался от своего собрата сверху, но чувствовалось, что принадлежал он одному и тому же человеку.
– Вот в этой еще осталось. – Сидевший справа мужик протянул ему бутылку, стоявшую рядом.
– Спасибо, – вежливо ответил вновь прибывший и взял бутылку.
Неожиданным быстрым ударом он разбил бутылку о ближайшую березу. В руках у него осталось только горлышко.
– Хорошая бутылка, давайте еще. – Его тон нисколько не изменился, как будто ничего и не произошло.
На онемевшие фигуры было смешно смотреть, поэтому мне пришлось потрудиться, чтобы не выдать себя.
– Да ты что… – Средний, так называемый заводила, преодолев изумление, попытался встать с бревна.
Ему это удалось лишь наполовину. Потому что рука незнакомца легла на его физиономию и сильно оттолкнула, заставив того перевалиться через бревно и рухнуть на спину. Серьезных повреждений такое падение нанести не могло, но самолюбие этого болвана было задето. Неуклюже перевернувшись на живот и встав на четвереньки, он закричал на своих собутыльников:
– Чего сидите, уроды?! Меня бьют, а вы только смотрите!
Не буду перечислять все эпитеты и клички, которыми он наградил своих товарищей – нормальные уши этого не выдержат, а зрение заметно притупится – но, уверяю вас, их было много.
После такого внушения эти двое попытались предпринять активные действия, хотя активными они были по сравнению со скоростью убегающих из загона улиток. Незнакомец быстро пресек эти жалкие попытки хмырей: одному он нанес сильнейший удар ногой в грудь, отбросив мужика в темноту (жаль, что я не видел, как он приземлился), второй получил удар по морде ногой с разворота и тоже вылетел из освещенного участка в темноту. Мужик, похоже, был подготовленный, его движения были стремительными и четкими. С таким лучше было не связываться. Даже со своими ножами я еще десять раз подумал бы, прежде чем нападать. Получившие свое мужики были того же мнения, и я услышал треск ветвей, возвещающий об их отступлении. Причем отступление было быстрым и громким.
Первым моим порывом было броситься в погоню, но здравомыслие взяло верх. Во-первых, преследовать можно только одного, не могу же я разорваться и бежать в разные стороны. Во-вторых, пришлось бы шуметь, продираясь на скорости сквозь ветки, кусты и деревья. Тогда меня мог бы заметить незнакомец, а связываться с таким достойным человеком мне не хотелось. Поединок с ним я бы проиграл. Но проиграл бы не потому, что он сильнее, а потому, что в данном случае на его стороне правда.
Правда – сильная вещь. Она дает силы тем, на чьей она стороне, и отнимает их у тех, кто против нее. К сожалению, в нашем сером мире, где сильно перемешано черное и белое, это не сразу заметишь, но все равно это так. Не зря в средневековом прошлом проводили Божий Суд, когда две спорящие стороны решали свой спор поединком. Тот, кто еще нужен судьбе, тот выиграет, а кто свое уже отжил, тот проиграет. Арифметика очень проста. Недаром мне улыбалась удача во время предыдущих убийств, и меня до сих пор не могли найти. На моей стороне была правда. Бывают мелкие недочеты, но от них никуда не деться. В каждой работе могут быть ошибки, главное – их исправлять, а не замыкаться на них.
А в-третьих, меня интересовала судьба оставшегося мужика. К тому же, судя по всему, он был более остальных достоин завершить свой жизненный путь именно сегодня.
Этот оставшийся на четвереньках мужик наконец-то сумел подняться и перелезть через бревно. Неуклюжий удар, который он попытался нанести, напоминал комедийную постановку. Долгий замах и медленный, но мощный на вид удар. Незнакомец легко отошел в сторону и стукнул пьянчугу левой рукой поддых. Тот согнулся, но тут же попытался выпрямиться. Попытка не удалась, да и незнакомец ждать не стал – хук снизу отбросил мужика назад, и тот снова перелетел через злосчастное бревно. Незнакомец перешагнул через бревно и схватил мужика за горло.
– Надеюсь, я видел тебя здесь в первый и последний раз. Окажешься здесь снова, руки-ноги переломаю. Понятно?
Речь звучала ровно и непринужденно, но в ней чувствовалась такая сила, что не было никакой возможности ей противостоять. Видимо, так же эти слова воспринял и пьянчуга, благоразумно промолчав.
– Я думаю, мы поняли друг друга, – немного помолчав, добавил незнакомец и, отпустив мужика, скрылся в темноте.
Похрипев и отдышавшись, мужик снова сел на бревно, только теперь спиной ко мне. Пару минут спустя на верхнем этаже зажегся свет. Наверно там и живет этот правильный человек.
Будь всегда на высоте – мысленно пожелал я ему и переключил все свое внимание на недобитую пьянь: похоже, сегодня не твой день. Я не мог видеть себя, но не сомневаюсь, что вид мой был ужасен.
Мужик посидел немного, вытирая лицо рукой и тихо матерясь, потом порыскал рукой возле соседнего дерева и выудил оттуда очередную бутылку. Интересно, сколько же они сумели запасти, и сколько бы времени им потребовалось, чтобы все это выпить? Судя по всему, намечалась гулянка на всю ночь.
Свет от окна, светившего точно на место попойки, выключился и через секунду включился в соседнем окне. Похоже, хозяева этой квартиры переместились на кухню. Редкие дела, особенно ночью, занимают долгое время на кухне. Я понял, что пора действовать.
Нож из-под штанины привычным движением скользнул в руку. Его приятная тяжесть придавала уверенности. Я не сумел сегодня получить троих, но один уж точно не уйдет от расплаты.
В наступившей тишине предательская ветка скрипнула особенно громко.
– Это вы, хмыри, вернулись? – спросил неудачник, стараясь повернуться, чтобы разглядеть пришедшего (он слишком хорошо подумал о своих так называемых друзьях).
Ему это удалость не сразу, но когда он увидел меня, то сразу вскочил с бревна.
– Ты еще кто такой? Тоже чем-то недоволен?
Он испытующе, как мне показалось, смотрел на меня. При таком боковом освещении нам трудно было разглядеть друг друга, свет только немного задевал нас, уходя куда-то в сторону. Я не собирался разговаривать, но и торопиться не хотел. Поэтому мое медленное приближение выглядело весьма зловеще.
– Чего тебе надо? – Мужик сделал вторую попытку разговорить меня, а сам в это время отступил на шаг назад.
Я не выдержал и заговорил:
– Не бойся меня, я всего лишь твоя смерть. Ты жил погано, так хотя бы умри достойно
Я старался говорить тихо, но, судя по реакции противника, он все понял.
– Не надо, – прошептал он и упал на колени. – Я исправлюсь, не надо меня убивать.
– Смерть не убивает, она забирает то, что принадлежит ей, – продолжал я гнуть свою линию.
– У меня осталось хоть немного времени? – неожиданно протрезвевшим голосом прошептал мужик.
– Смотря для чего.
Мужик сложил руки в молитвенном жесте, склонил голову и что-то зашептал. Это было похоже на молитву. Я не стал его прерывать. Человек, способный достойно принять смерть, имеет право на уважение. Вскоре он замолчал и посмотрел на меня.
– Спасибо, я готов.
Он так и остался стоять на коленях, и лишь по направлению его головы было понятно, что он следит за мной.
Я легко перепрыгнул через бревно и присел напротив него.
– А что меня ждет Там? – В его голосе чувствовались отчаянные нотки.
– Ты скоро это узнаешь…
Я вложил всю силу в нанесенный удар. Нож пробил все защитные слои организма, кожу, мышцы, жир и вошел прямо в сердце.
Я всегда боялся бить в сердце, потому что не был уверен в точности попадания. Ребра всегда могут все испортить, а еще хуже, если нож воткнется прямо в ребро – вдруг моей силы не хватит, чтобы его сломать? Эти мысли мучили меня раньше, но сегодня я был уверен, все получится, как надо. В который уже раз создавалось ощущение, что сама судьба направляет мой удар.
Где-то в глубине души мне стало жалко мужика, но я не жалел о содеянном. Мужик явно что-то натворил в своей жизни и поэтому принял смерть почти с радостью, а не спасаясь бегством, как жалкое ничтожество. Я сделал доброе дело…
А вдруг нет? Может, его душевные страдания были бы большим наказанием, чем быстрое и безболезненное убийство?
Я не стал себя мучить этими морализаторскими настроениями, а нанес еще три удара ножом в грудь убитого и один в горло. Похоже, у меня уже вырабатывался определенный почерк – это удар в горло. Не пора ли его поменять? Хотелось бы, но я не видел равноценной замены. Сердце – слишком ненадежно. А вдруг оно вообще окажется справа? Таких людей единицы, но ведь попадаются. Так что риск – благородное дело, но не стоит испытывать судьбу, которая и так дает многое.
Когда я оттолкнул труп от себя, он завалился на спину, коряво подогнув под себя ноги. Я сделал последнее более-менее доброе дело для этого мужика: выпрямил ему ноги и придал телу более благородный вид.
Я еще не успел толком закончить, как на кухне, дававшей нам свет, промелькнула тень, и через секунду свет там погас. Со всей возможной скоростью я перелетел через бревно и бросился обратно, в исходную позицию. Свет, ворвавшийся на свое привычное место, осветил лишь пустую загаженную территорию. Бутылки и стаканы убирать никто не собирался. Тела было практически не видно. Только ноги оставались в зоне освещенности, но вряд ли кто-то сумеет их разглядеть в такое время.
Чтобы почистить нож, который ранее я хотел вытереть об одежду трупа, пришлось опять обратиться к земле. Три-четыре тычка, и он уже почти чистый. Почти, но не совсем – кровь теперь останется и на ножнах, но это неважно, дома я постараюсь все отмыть, но как туда добраться? Если собака пойдет по моему следу, то неминуемо доберется и до дома. Автобусы сейчас не ходили, метро тоже, да и садясь в такое позднее или, точнее, слишком раннее время, я мог навлечь на себя лишь подозрения и ничего не выиграть. Еще не отдавая отчета в своих действиях, я стал пробираться к дороге. Мозги работали вяло и неохотно, я все еще находился под впечатлением сегодняшней смерти.
От Кузьминок до дома можно дойти за несколько часов совершенно спокойно, но не стоило этого делать. Нужно было убрать свои следы, как материальные, так и неосязаемые. Главное, чего я боялся – это собак. Переодевайся, не переодевайся, запах все равно никуда не денется.
А интересно, как долго собака может помнить определенный запах – точнее, запах, который ей приходится запоминать по работе? Ведь одно дело запомнить запах хозяина и чего-нибудь важного, вкусного и полезного, и совсем другое – запоминать всякую ерунду изо дня в день. Десятки, а может быть и сотни запахов в неделю. Вспомнит ли мой запах собака, если она чуяла его месяц назад?
К сожалению, у меня не было ответа. Я не кинолог, да и знакомых кинологов у меня не было, так что вопрос оставался открытым, а значит, настраиваться приходилось на самое худшее.
По жизни я всегда был и остаюсь пессимистом. Оптимистам нельзя доверять, слишком уж они изменчивы и неустойчивы. Скорее всего, это происходит потому, что несбывшиеся оптимистические прогнозы сильнее ударяют по тому, кто настраивался на что-то хорошее, чем по тем, кто заранее предполагал, что все будет плохо. Недаром если информация верна, американцы, долгое время пропагандирующие оптимистический образ жизни, с их вечными приклеенными улыбками и положительным настроем, сейчас понемногу отходят от этой системы, понимая, что при таком раскладе люди сходят с ума намного быстрее, чем если бы они были пессимистично настроены. Вот именно поэтому нельзя доверять оптимистам – никогда не знаешь, когда они сорвутся.
Я продолжал идти темными тропинками, размышляя над всякими аспектами жизни, ни о чем серьезно не задумываясь и в то же время стараясь думать обо всем, что, конечно же, хорошего результата не приносило.
Как же жаль, что метро сейчас закрыто. Теперь надо ждать часов до семи, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги. Необходимо было где-то переждать, но вот где?
Этот вопрос меня недолго мучил. Как всегда, на память пришел Кусковский парк. Я там не был уже давно, но когда-нибудь мне надо было в него вернуться. Наметившийся план был до безобразия прост: дойти до парка, там забиться в глухое место и пересидеть до нужного времени. В крайнем случае, я всегда могу притвориться бегуном – утром много народу бегает. Среди них легко затеряться, и в то же время бегуны редко вызывают подозрение.
Намеченная положительная мысль тут же вызывала в мозгу кучу отрицательных или, во всяком случае, проблемных мыслей. Встал вопрос об одежде. Если я притворяюсь бегуном, то на фига мне рюкзак? Не иначе, как спер чего-нибудь. Значит, от рюкзака и от вещей надо избавиться как можно быстрее. Но как?
До парка идти было не близко, но я не торопился. Труп пьянчуги вряд ли скоро обнаружат, все будут радоваться наступившей тишине и покою. Предоставленная жильцам возможность поспать, скорее всего, будет использована по назначению.
Я продолжал перебирать в голове варианты избавления от вещей. Ножи, мои верные спутники, теперь оставались со мной навсегда. Они стали мне родными, и расставание с ними было невозможно. Они увеличивали риск моего обнаружения, но игра стоила свеч. Тратить очередные две-три недели на поиски новых ножей мне не хотелось, а уж тем более таких! Только невероятное везение может помочь найти такие же ножи, я ведь специально приходил несколько раз в те ларьки, где их покупал, ничего похожего там так и не появилось. Так что нечего было и думать от них избавиться.
На часах уже было около трех, а до парка оставалось минимум еще тридцать минут ходьбы, когда неожиданно сзади меня окликнули.
– Эй, козел, закурить не найдется?!
Пока я брел, думая о том о сем, ноги сами вынесли меня на асфальтовую дорожку, которая освещалась вполне прилично.
– Это я круто вляпался. – Мысли начали лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации.
До спасительной тени было несколько шагов ходьбы, но если я побегу, эти ночные гуляки что-нибудь заподозрят. Ладно, все к черту. Я обернулся.
Мне навстречу шли пятнадцатилетние пацаны. Не могу утверждать точно, что им было пятнадцать лет, но, на мой взгляд, они выглядели именно так, и их было всего двое.
Их двое, ножей тоже двое. Шансы практически равные.
– Я не пользуюсь сóсками, – ответил я, нащупывая метательный нож под рукавом.
– Что-о-о? – Их удивление быстро переросло в злобу. – Да мы тебе покажем соски, и… – Дальше следовали стандартные емкие фразы про собак женского пола, мужские половые органы, женщин легкого поведения, и так далее.
Они резко ускорили шаг и уже перешли на бег, когда я развернулся и бросился бежать в спасительную тьму.
Тьма сомкнулась вокруг меня почти осязаемо, я чувствовал, как прибавляются силы. Все-таки сегодня у меня удачный день!
Они не могли меня видеть – переход со света в темноту всегда тяжело переносится глазами. Мне было легче, потому что я сразу развернулся, и обзор, открывшийся моему взору, мог только порадовать.
Двое подростков бежали в мою сторону не быстро, но целенаправленно. В них чувствовалась легкая неуверенность. Не видя противника, они сразу немного сникли. Крикнув пару фраз в темноту, обзывая меня трусливым ягненком, они сообщили мне о том, что я побежал к своей мамочке прятаться под юбку и еще что-то, сразу и не припомню. Они повернулись ко мне спиной, собираясь уходить. Жаль, что они так и не зашли в темноту. Теперь убивать их придется на свету.
Значит, так надо – философски рассудил я и метнул несколько сотен грамм железа в спину удаляющегося подростка. Сила моего броска поразила даже меня. Нож вошел по самую рукоять в спину парня, шедшего слева. Но все произошло не как в фильмах, где за нож хватаются, полчаса на него смотрят, а потом падают. Нет. Парня бросило вперед, он неуклюже нырнул носом к асфальту и растянулся на дороге. Второй непонимающе наклонился над другом. Торчащий из спины нож говорил о многом – как минимум о том, что в темноте скрывается опасность. Но парень не внял голосу разума. Он выпрямился и ошалелым взглядом уставился туда, откуда, по его мнению, прилетел нож.
Теперь из темноты прилетел не ножик, а я. Огромным прыжком я постарался преодолеть максимально возможное расстояние до балбеса. Ситуация получилась очень динамичной. Я вылетел из темноты, врезаясь своим плечом в плечо парня, одновременно пытаясь пырнуть того в живот. Такая манера нападения оказалась неудачной. Плечом я врезался на долю секунды раньше, чем пырнул ножом, поэтому нож не вошел в положенное место, а лишь скользнул по боку, разрывая футболку.
Парень повалился на дорогу полубоком, оказавшись ко мне лицом. Я не собирался давать ему шансов на спасение, поэтому все же пырнул его в живот (сам не знаю, почему мне захотелось применить нож именно таким способом – наверно, насмотрелся в фильмах, теперь хотелось попробовать вживую). Насколько я знаю, ранения в живот наиболее болезненны и в большинстве случаев смертельны. Но так как я не садист и в тоже время не пацифист, то двумя фирменными ударами в горло сразу же довершил дело.
Теперь можно было обратить внимание и на второго. Оказалось, что тот еще не умер, и даже еще не собирался. К тому же он решил немного постонать и приподняться. И то, и другое было бесполезно.
Сначала три удара в спину (для проверки его способностей жить), и все те же два удара в горло завершили земной путь несостоявшегося морального урода – точнее, полностью не сформировавшегося морального урода. Пару минут меня терзали сомнения по поводу правомерности моих действий, но все же думаю, что был прав. Их агрессивное поведение было неадекватно полученному раздражению. Тем более что они меня первые обозвали.
Кстати, упомянув про сóски вместо сигарет, я нисколько не обижал их, а придерживался своей теории, согласно которой курящие люди – это те, кто в детстве мало сосал мамкину грудь, то есть недососавшие люди. В детском саду они сосут игрушки, в школе – ручки и карандаши, а во взрослом состоянии – сигареты. Никотиновая зависимость вторична. Надо смотреть глубже, в самое начало развития человека. Ко всему прочему, курящие люди – это люди со слабой силой воли, ведь ее у них не хватает на то, чтобы бросить это дурное и глупое занятие.
Эти убийства было выполнены крайне неудачно. Трупы валялись на самом виду, прямо на дороге. Куда-то их убирать или оттаскивать толку было мало. Кровавые следы наверняка останутся. Уже сейчас было видно, как много крови натекло, а ведь не прошло еще и минуты. Вскоре здесь будет целое море. Пора сматываться. Я ретировался в тень и стал наблюдать оттуда. Меня очень беспокоили возможные свидетели. Не дай Бог, кто-нибудь видел эту расправу. Вот тогда проблемы примут гораздо более четкие очертания.
В темноте я простоял минут пятнадцать, прежде чем решился уйти. Вокруг все было тихо, только ветер шелестел листьями на ветках деревьев. Скоро ночь сложит свои полномочия, и день приступит к своим обязанностям, а мне еще столько надо успеть.
К Кусковскому парку я добрался только к пяти часам утра. Черные тени начали сменяться серой дымкой, которая на самом деле нисколько не улучшала видимости. Это время для меня всегда ассоциировалось с чем-то хорошим, загадочным и интересным – в пять утра мы с дедом вставали и шли на рыбалку.
Вспоминать то время было безумно приятно. Как мы вдвоем направляемся к двухместной байдарке, спускаем ее на воду и плывем, плывем, плывем… Теплая вода, как парное молоко, с легким наплывом тумана, никого вокруг, только мы. Тишина, изредка нарушаемая криками птиц и ритмичным всплеском наших весел, а вокруг – спокойствие.
Капельки воды, падающие с весла, волны, разбегающиеся в разные стороны – все это наводило на возвышенные и глубокие размышления. Именно в такое время можно было увидеть, как волны, убегающие от нашей байдарки, несутся в сторону берега. Такая маленькая частица этого огромного озера вызывает простую, на первый взгляд, цепь событий. Ведь мы, единственные находящиеся на озере представители людского рода, распространяли вокруг себя жизнь. Мы вторгались в это спокойствие, изменяя и пробуждая его. Круги, расходящиеся от лодки и весел, достигали самого берега. Рыба, напуганная нашими всплесками и темной тенью сверху, просыпалась и разбегалась в разные стороны.
Рыбу я не видел, но ее присутствие чувствовалось постоянно. Они здесь хозяева, а мы – вторгшиеся из другого мира существа. Мы не только нарушаем их покой, мы вырываем их из водного мира в воздушный. Мы несем им смерть.
Я очень любил ловить рыбу в то время. Сейчас уже нет. Мне очень жаль убивать этих беззащитных созданий. Они не сделали мне ничего плохого, а я только ради спортивного интереса уничтожаю их десятками (а если повезет, то за лето можно поймать и несколько сотен рыб). Конечно, я оправдывал себя тем, что я не ловлю сетью и не использую динамит, поэтому в какой-то степени у рыбы есть довольно большие шансы не попасться на мой крючок. Но с другой стороны, если разобраться и сложить всех рыбаков, осаждающих озеро за все лето, то окажется, что шансов не попасться у рыб намного меньше, чем кажется вначале. Тогда я не думал об этом. Тогда был только спортивный интерес, тогда это была игра.
Время, которое занимало наше плавание до места ловли, занимало тридцать-сорок минут. Сейчас я бы с удовольствием помедитировал в такой обстановке. Но тогда… На самом деле то, как мы проводили эти первые полчаса, и были своего рода медитацией, только я этого не осознавал.
Все движение проходило в молчании, мы были сосредоточены на созерцании – созерцании восхода, воды, берегов, байдарки, весел. Даже капли, падающие с весел, были хорошим материалом для созерцания. Эти времена дали многое, научили умению сосредотачиваться, спокойствию и своеобразному, «барабанно-спокойному» отношению ко всему окружающему. Это не значит, что мне было на все наплевать – мой мозг фиксировал все, что происходит, замечал каждую изменившуюся деталь, мгновенно реагировал на любое, даже малейшее движение. Но если полученная информация не грозила опасностью или не представляла самостоятельного интереса, то она фиксировалась и больше не занимала сознание, которое было занято другими, на тот момент более важными мыслями.
Забившись в густые кусты в одном давно уже присмотренном месте Кусковского парка, я медленно и степенно переоделся. Спешить мне было некуда. Метро скоро откроется, но не стоит идти к самому открытию, это будет выглядеть слишком подозрительно.
Хорошенько подумав, я все же решил рискнуть, снова воспользовавшись Кусковским прудом. Один раз этот вариант уже закончился неудачей, но сейчас есть возможность снова его проверить, теперь уже путь от преступления до места моего переодевания был довольно длинным. Сумеют ли теперь сыщики отыскать брошенные в пруд вещи?
Это было опасное занятие, своеобразная игра со следователями. Я уже много фильмов смотрел, снятых про маньяков, и понимал, что именно на этой игре они и попадались. Нельзя было зарываться, но и остановиться не хватало сил. Оправдывал я себя тем, что таким образом я сумею узнать на будущее, как далеко от места преступления можно меня отследить, если я не буду использовать специальные средства передвижения или любые другие хитрости.
Мне пришлось довольно долго таскаться по парку, чтобы набрать нужное количество камней и тяжелых предметов. Всяких железяк и бутылок попадалось довольно много, но не все мне подходили: то слишком длинные и большие, то слишком острые и корявые.
Наконец-то рюкзак готов, и он летит в пруд как раз напротив небольшого островка, до которого, как я раньше наблюдал, частенько добираются разные любители поплавать или побродить по воде. Рюкзак плюхнулся и быстро погрузился, не оставив на поверхности и следа. Вокруг никого не было видно.
Честно говоря, это был очень опасный этап. Случайный свидетель мог сильно испортить дело. Но теперь вроде бы все позади – что сделано, то сделано. Я быстро нырнул за деревья. Теперь моя предполагаемая легенда об утреннем бегуне могла сработать. Легкой трусцой я направился в сторону Новогиреева. Домой вот так напрямую возвращаться было нельзя. Чем больше путаницы в следах, тем лучше.
День обещал быть хорошим. Настроение у меня заметно улучшилось, и я перешел с бега на шаг, теперь хотелось просто прогуляться. Дороги заметно оживились, к городскому транспорту присоединились легковые машины спешащих на работу людей. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Улицы тоже наполнялись народом. Люди начинали свой день.
Хмурые, невыспавшиеся физиономии попадались намного чаще, поэтому я старался не выделяться и подавлял в себе все радостные эмоции. Меня не должны запомнить, я человек-невидимка. Точнее, я слишком незаметный человек, чтобы на мне останавливался взгляд, а если взгляд скользнул и ушел прочь, то можно не сомневаться – этот человек меня никогда не вспомнит, а уж о том, чтобы он описал меня, можно было и не просить.
В метро я вошел после семи.
Солнце уже поднялось. Ярко и весело вливался его свет в наш город. Город оживал, его энергия нарастала. Теперь люди, попадавшиеся на пути, не выглядели хмурыми, невыспавшимися типами – теперь мне попадались энергичные целеустремленные личности. Прошло короткое, но емкое время сна, и послесонное состояние уже покинуло обитателей этой части света, город ожил.
Изменения в поведении людей, которые я наблюдал, произошли поразительно быстро. Раньше я не попадал на такое время, вероятно, поэтому никогда не задумывался об этом. Теперь мне казалось, что я могу видеть недоступное.
Люди, спешащие по своим делам, не замечают всего того, что происходит вокруг. Никто не хочет остановиться и оглянуться, увидеть все происходящее не бегущим взглядом, скользящим направо и налево, а осмысленным, созерцательным взором, дающим представление о причинах и следствиях, об устройстве этого мира, его законах и возможностях.
Сейчас я чувствовал себя намного выше всех этих торопящихся жалких людишек, которые не видят дальше собственного носа, поглощенные своими тупыми и бесполезными делами, о которых никто никогда не узнает, а если и узнает, то вскоре забудет как о чем-то ненужном, обременяющем мозги, и так неспособные запомнить ничего конкретного.
Я шагал, как человек среди муравьев, мелких букашек, копошащихся где-то там внизу – им недоступно высшее понимание, им доступны только животноинстинктивные желания. Чем все эти существа, окружающие меня – так называемые «люди» – лучше насекомых, которые хотя бы стараются на процветание всего своего сообщества, в то время как людишки заботятся только о себе, и ни в коей мере о судьбе человечества? Разницы я не видел, точнее сравнение опять было не в пользу людей. Мы должны стать по-настоящему великой цивилизацией или погибнуть. Третьего не дано.
На душе было безумно легко. Создавалось ощущение, что я могу летать. Мне казалось, что подо мной проносятся километры, земля так и мелькает под ногами, не оставляя каких-либо значимых пятен. Возможно это всего лишь работа желез, всяких эндорфинов, адреналинов, впрыснутых в кровь и создающих такую эйфорию. Человек – это очень хорошая химическая лаборатория, где все отработано до мелочей и в то же время практически неуправляемо.
Мы живем, как плохие автомобилисты, не знающие толком своих автомобилей. Мы знаем, куда и на что нажать, где чего завести, чтобы ехать, но мы не знаем где, что и как у нас работает. Тот, кто изучал анатомию, немного знает о значении этих механизмов, но полностью постичь все это обилие желез, секреций, нервных механизмов, да и многого другого человек пока что не в состоянии. Мы можем выучить все эти трудные латинские названия, но разве они нам помогут научиться управлять собой?
Много ли людей умеют останавливать свое сердце? Многие могут контролировать работу своих мелких желез? Думаю, что нет. Йоги стараются достичь полного контроля, но и у них получается не так много, но они хотя бы стремятся. Они автомобилисты, старающиеся понять свой автомобиль. Остальные же люди – обычные ездоки, а иногда и пассажиры, это уже вообще клинический случай.
Я долгое время тоже пытался познать свое тело, но сумел понять только одно: сила воли может делать чудеса. Болезнь и недомогание приходят только к тому, кто морально к этому готов, а тот, кто абсолютно уверен, что болезни не для него, остается бодрым, здоровым и, довольно часто, веселым всю свою жизнь. Нашей жизнью управляет сила воли, все остальное – просто игрушки.
С таким твердым и непокобелимым, точнее, непоколебимым (всегда путаю эти слова после одного известного фильма) убеждением я вошел в свой дорогой и любимый подъезд.
Перебросившись парой слов со знакомым собачником, которого огромный дог пытался побыстрее вытащить на улицу, я наконец-то добрался до лифта. В последний момент мне стукнуло в голову: а вдруг именно сейчас лифт сломается, и я зависну в нем на несколько часов? С кровавыми, плохо вычищенными ножами, довольно потный и немного голодный, буду сидеть и ждать помощи лифтеров. Думаю, это замечательная перспектива!
Променад, заменяющий несколько часов, существенно улучшает кровообращение, а соответственно и аппетит. Так что, легко взбежав на свой этаж, я, облившись теплой водой, бросился к холодильнику. Только сейчас я понял, насколько голоден! Присев на диван я, сгорая от нетерпения, включил телевизор. До новостей оставалось еще пятнадцать минут.
Блок в «Евро Ньюс» выдал очередной ролик по переворотам, авариям, катастрофам и несколько слов о том, какая опасная страна Россия. В общем, ничего нового. Процесс поедания разогретой пиццы существенно сократил время ожидания, но оказалось, что ждал я зря. В новостях, что по первому, что по остальным каналам ничего не сказали о моих ночных похождениях. Неужели еще ничего неизвестно?
Выходить из дома сегодня я не собирался. Мне не терпелось посмотреть свои ночные похождения по телевизору. На данный момент со стороны я напоминал Фрекен Бок, которая так хотела попасть в телевизор. Дело в том, что все показанное по телевизору – это другой мир. Я не отождествлял себя с ним, я был сам по себе, их новости сами по себе.
Где-то на задворках подсознания я понимал, что все эти трупы и кровь сотворил я, но это было так далеко, что не воспринималось близко к сердцу. Самое смешное, что я практически никогда не мог разглядеть лиц своих жертв. Только Спиридона я знал хорошо. Его лицо забыть было трудно, и в то же время, он был единственный, о ком я ни при каких обстоятельствах не стал бы жалеть.
Телевизор работал не переставая, я не собирался пропускать ни одного выпуска. Новости, новости, ничего кроме новостей. Но везде одно и то же. И тишина.
Часа в два позвонила Настя. Ее рассказ об Англии был интересным, но в голосе чувствовалась усталость и грусть. Она только что вернулась с очередной учебно-рабочей встречи и теперь пыталась отдохнуть.
– Здесь очень красиво, ухоженные газоны… Мне бы хотелось, чтобы у нас тоже были такие же, но в нашей стране это невозможно. Наши люди любят сначала все испоганить, а потом кричать направо и налево, что все не то и все не так.
Не закончив своей мысли, она уже перескочила на другую тему. Рассказала о родителях, об экскурсиях.
Мне хотелось бы посетить Англию, но не сейчас. Может в следующем году. Об этом я ей так и сказал.
– Жаль, конечно, что ты сейчас так далеко. Мне кажется, что долго я здесь не продержусь, так что постараюсь осенью вернуться, развеяться и отдохнуть.
Поболтав еще немного о том о сем, мы распрощались. Я был очень рад этому разговору, но все равно в душе было ощущение, что все нереально, что она где-то далеко-далеко. Теперь она уже не могла на меня повлиять, поэтому через пару минут я уже забыл о нашем разговоре.
С восемнадцати тридцати на первом канале появилась бегущая строка, призывающая смотреть специальный выпуск новостей в 18.45. Теперь что-то будет. Оставшееся до специального выпуска время я провел, не отрываясь от экрана.
Знакомая заставка и взволнованный хорошо поставленный дикторский голос заговорил быстро и четко. К сожалению, я не могу точно воспроизвести весь монолог, но в общих чертах это звучало так:
– Снова маньяк наводит ужас на наш город. Целых три жертвы за ночь! Но обо всем по порядку. Два молодых человека, возвращавшиеся домой поздней ночью («или ранним утром», – добавил я про себя) по улице ***, были найдены мертвыми около пяти часов утра дворником, который не мог их не заметить, потому что трупы валялись прямо посреди дороги! Преступник даже и не думал их скрывать! Милиция сейчас ищет свидетелей. Все, кто видел, как произошли убийства, или видел что-то подозрительное, сообщите, пожалуйста, по телефонам *** или по телефону 02. Не может быть, чтобы никто ничего не видел! Люди, имейте совесть, хватит прятаться по углам! Отзовитесь, дайте показания – возможно, именно ваша помощь окажется единственной зацепкой, с помощью которой можно будет поймать маньяка, запугавшего уже весь город. До чего же мы дошли, если у нас начинают убивать прямо посреди улиц!
Далее следовал короткий душещипательный рассказ об этих парнях. Ничего интересного: возвращались они с очередной дискотеки, когда на них неожиданно со спины напал маньяк. Нанеся более десяти ударов ножами, как установило следствие по конфигурации ран (ножей было минимум два), маньяк нанес свои фирменные удары в шею. Почерк известного маньяка уже ни с кем нельзя перепутать.
Но вернемся к убийствам. В двух кварталах от бедных ребят был зарезан мужчина. Эта ситуация оказалась намного сложнее. Если с ребятами все было понятно и без специального расследования, то здесь следователи столкнулись с большим количеством загадок, ответы на которые постепенно были найдены, но потраченное время сыграло на руку убийце.
Опрос жильцов дома, под окнами которого произошло убийство, показал, что как раз в том месте, где нашли убитого, почти полночи неизвестная компания мешала спать всему дому, постоянно что-то крича и распевая песни. Анализ крови показал высокий уровень алкоголя в крови убитого, подтверждая слова жильцов и показывая, что мужчина, скорее всего, был одним из участников роковой попойки.
Первая, самая простая и в то же время менее достоверная версия говорила о том, что мужики в компании что-то не поделили, и один другого пырнул ножом. Но слишком уж яркий почерк – снова удар ножом в горло!
Сбивало с толку только два обстоятельства. Первое – это удар в сердце. Маньяк не применял такой удар еще ни разу, полагаясь на свои излюбленные приемы. А во-вторых, незадолго до смерти, как рассказали собутыльники убитого, их стал разгонять один из жильцов, спустившийся с верхнего этажа.
То, что это точно был жилец, сомнений не вызывало, потому что они слышали и даже видели, откуда он кричал. Его лица они разглядеть не сумели, потому что было темно, да к тому же они были навеселе. Но синяки и ссадины, полученные любителями пошуметь, красноречиво говорили о рукоприкладстве. Мужчину, совершившего нападение, нашли очень быстро. Он оказался бывший спецназовец, сейчас находящийся на пенсии. Он во всем признался, кроме самого убийства.
Далее шло интервью с незнакомцем, который теперь обрел, в моем понимании, «свое лицо». Это оказался высокий мужчина с широченными плечами и аккуратной окладистой бородой. Его уверенность в себе, казалось, завораживала собеседника, и вопросы комкались и застревали у репортера в горле. Хорошо, что они практически не требовались – незнакомец, имя которого я не буду называть, рассказал все сам, не скрывая правды, не преуменьшая своих поступков, но и не преувеличивая чужих.
Мне было крайне неудобно: в очередной раз получалось, что я кого-то подставляю. Но с другой стороны, следователи разобрались довольно быстро, проследив с помощью собаки, что незнакомец далеко от дома не отходил (к счастью, сегодня с утра ему никуда не надо было идти, и он все это время просидел дома), а значит, присутствовать на месте убийства двух ребят не мог.
Проведя тщательное исследование трупов и соотнеся время убийств, следователи пришли к правильному выводу, что сначала был убит пьянчуга, а потом уже парни. Но – вот проскочил момент везения – собака не смогла отследить мой след до самого парка. У нас очень хорошо, а главное – с самого раннего утра – работают поливальные машины. Сегодня я мог сказать им огромное спасибо.
С одной стороны, поливалки оказали помощь, залив все мои следы, а с другой стороны, я так и не узнал, сумела бы собака отследить мой след так далеко? Но, я думаю, у меня еще будет шанс это проверить еще раз.
По сути, больше не было сказано ничего полезного. Разве что министр внутренних дел взял все под свой контроль, и даже президент обратил внимание на это происшествие. Такое внимание было очень даже лестно, хотя лишняя шумиха создавала дополнительные трудности в дальнейшем. Теперь надо затаиться и не высовываться месяц, а может и два.
«Нет!!!» – Одно только слово ревом пронеслось в голове и, оставляя после себя долгое эхо, удалилось. Тряхнув головой, я непонимающе уставился перед собой. Похоже, меня уже глючит.
Мысли путались в голове, а ощущение создавалось такое, будто на глаза накинули полупрозрачную ткань. Вроде бы все предметы видно, но очень нечетко и расплывчато. Я не спал уже почти целые сутки. Силы организма могут быть огромны, но и им необходимо подпитываться. Мне нужен был сон. Долгий-долгий и спокойный сон…