Релаксация
Пока мама ходила топить баньку, я сидел, завернутый в большое полотенце, смотрел телевизор и пил горячий чай. Телевизионная программа ничем хорошим нас порадовать не могла, показывая стандартные шоу, фильмы и сериалы. В общем, лучший способ отучиться от телевизора – это посмотреть наши каналы. Две-три недели просмотра, и ты уже насмотрелся на всю жизнь вперед. Исключение составляют только новости, которые иногда сообщают что-нибудь новенькое. Не всегда, конечно, но часто.
В дверной проем заглянула кошачья физиономия.
– О, привет, Бусьенда, – обратился я к кошке.
Она что-то мякнула в ответ и залезла ко мне на колени, с грязными лапами, между прочим. Она обожала, когда я ее чесал за ухом, и вообще, если была не на охоте, всегда с удовольствием валялась со мной на диване. Сам не знаю, что она во мне нашла? Наверно, понимала, что никакой гадости ей от меня не грозит. Глаза ее были закрыты, она довольно бурчала и терлась об меня головой, когда пришла мама.
– Вернулась, шлындра, – сказала она кошке, от чего та сразу открыла глаза и навострила уши. – Всех мышей отловила, или еще у кого-то остались? – обратилась она к кошке и тоже потрепала ее за ухом.
Котяра слезла с моих колен и отправилась к своей миске, куда мама уже клала кошачью еду.
– Каждый день одну или две мышки обязательно принесет, – это уже мама обратилась ко мне.
Хотя, когда кошка была рядом, не всегда было понятно, к кому мама обращается, но чаще всего получалось, что к ней.
– А на днях у соседей на крыс напоролась, вот там битва была не на шутку, потом Бусьенду пришлось от крови отмывать.
Я удивленно посмотрел на маму.
– Не от своей, а от крысиной. Почти вся перемазалась, а на самой ни одной царапины. Вот так вот. Соседка уже спрашивала, не одолжим ли мы ей нашу кошку в аренду, а то ее кошка крыс боится.
Сейчас нашей кошке было уже года два, а попала она к нам крохотным котенком, только что оторванным от материнских сосков. Ее кто-то сунул маме в подземном переходе на Выхино. Маме стало жаль ее выбрасывать, и она принесла ее домой. Я был в ужасе. После двух умерших собак, которые прожили у нас долгие годы и умерли от старости, было очень трудно брать новое живое существо. Ведь всегда очень горько и обидно, когда умирают твои родственники или друзья, а животные вскоре входят в ранг и того и другого. Поэтому сначала я маму отругал, но потом успокоился – не выбрасывать же теперь. Самое смешное было то, что, увидев котенка, я много орал, но он, точнее она, сразу же пришла ко мне, когда я лег на диван, забралась на мой живот и заснула, довольно бурча что-то себе под нос. Странное поведение: я думал, что она теперь меня бояться будет всю жизнь, а оказалось все наоборот. Наверно, моя физиономия вызывает у живых существ доверие. О том, что котенок оказался кошкой, а не котом, мы узнали лишь через месяц, поэтому первое имя Бусик пришлось заменить на Бусьенду.
Перебравшись в баню и оставшись наконец-то в одиночестве, я разлегся на верхней полке, прогревая свои бедные косточки. Баня – это очень интересное место. С одной стороны, большая температура, как говорится, «разжижает мозги», а с другой стороны – спокойная прожаренная атмосфера навевает всякие мысли. Чаще всего посторонние, но иногда довольно интересные. Сейчас в моей голове следовало продолжение внутреннего диалога о кошках. Ведь домашние животные – это еще один элемент испоганивания человеком природы. Во что превращаются все домашние, одомашненные, прирученные или дрессированные животные? Первый вариант самый простой – «тупой и еще тупее». Сюда относится практически вся домашняя скотина, которая выращивается для удовлетворения гастрономических потребностей: коровы, овцы, козы, курицы и тому подобные. Разве эти существа сумеют выжить в дикой природе? Да никогда. Даже если их выпустить целое стадо – передохнут, или их съедят. У них даже инстинктов не осталось, помогающих бороться за выживание. Конечно, и среди них появляются уникумы. Так, у знакомых была свинья, которая любила смотреть телевизор. Но она долго не прожила, ее убил порок сердца. Ведь они и не должны быть умными, они должны иметь много мяса, молока или яиц. Мозги пользуются намного меньшей популярностью в кулинарии, чем мясо.
Второй вариант – это животные, которых люди держат или для работы, или для развлечения. Обычно они живут в семье на равных. Они являются на данный момент самыми удачливыми видами, которым вряд ли грозит вымирание в ближайшее время. Эти могут выжить в агрессивной внешней среде. Не всегда и не везде, но многие из них точно смогут. Взять хотя бы нашу кошку: пропитание себе она всегда поймает, как и некоторые собаки. Труднее придется лошадям, которым зимой будет нечего есть. Но живи они в теплых странах, так выжили бы совершенно спокойно. Во всяком случае, какое-то время, пока бы их не съели хищники. Эти животные как раз самые очеловеченные, а отличительная человеческая черта заключается в чем? Убивать ради развлечения. Много известно хищников, убивающих просто так? Нет. Потому что любое убийство требует затрат энергии, а если тебя никто не кормит, то откуда ты эту энергию возьмешь? Только убив и съев. Получается замкнутый круг. Убил – будешь жить, не убил – пора умирать. Что же у нас? В кормушке всегда есть еда, зачем же питаться мышами или крысами? А раз на охоту теперь можно потратить бесконечное количество времени, то охоться – не хочу. Инстинкты говорят, что надо охотиться, а желудок говорит, что есть ему еще не хочется. Значит, убил, поигрался и выбросил. Так же поступают и люди, убивают ради развлечения. Эти животные, которые с помощью нас умнеют (в большинстве своем), этот ум не всегда применим во внешней, неочеловеченной среде.
Третий вид – это декоративный. Сюда относится все то, что живет инстинктами всегда и везде. Ручные птицы, рыбки, рептилии, хомячки, свинки, насекомые. Да, они тоже могут многому научиться, но не всегда и не у всех. Да и те, кто чему-то научился, не обязаны благодарить за это человека. Ведь многие виды попугаев умны сами по себе и во внешней среде сами могут научиться многому, иногда даже большему, чем домашние питомцы, так что здесь участие человека минимально.
И последний, четвертый вид – дрессированные животные. Их вы в больших количествах видели в цирке. Честно говоря, никогда не любил животных в цирке. Не могу сказать, что не уважаю труд дрессировщиков, они по-настоящему смелые люди. Но когда я вижу, как тигр прыгает с тумбы на тумбу, через горящий обруч, или стоит по стойке смирно, мое сердце обливается кровью. Превратить свободолюбивое грациозное животное в жалкую кошку! Я обожаю смотреть на тигров или львов в природе, но видеть то, что они делают в цирке – это ужасно!
Животные этой категории – рабы. Они делают то, что им можно, и не делают то, чего им нельзя. Точнее, когда они делают то, что им нельзя, их убивают.
Люди сейчас живут, как животные второго типа. В них еще живы инстинкты, но они не знают, как ими пользоваться, в новых условиях. Ведь не всегда же надо разрушать, ломать, спасать. Развитие интеллекта у всего человечества находится в таком зачаточном состоянии, что любая внеземная цивилизация, обнаружив нас, еще сто раз подумает, прежде чем вступить в контакт. Разве что решит включить нас в пищевую цепочку. Большинство современного населения не умеет себя занять. Главное занятие молодежи – нажраться, проблеваться, рассказать об этом всему миру. Есть другие, продвинутые модели – нажраться, подраться, раздолбать все на своем пути, проблеваться. Спорный вопрос – кто из них лучше.
Как всегда, мои размышления сами не заканчиваются. Их прервала мама, заглянув ко мне с вопросом: «Не постучать ли тебя веником?». На что я ответил категорическим отказом: никогда не любил, чтобы меня стучали. Но нить размышлений уже была прервана, а ловить ее я и не пытался. Дождавшись, когда тело уже начало протестовать против дальнейшего нагревания, я окатился водой и отправился восвояси.
Только проснувшись утром, я понял, каким же тяжелым оказался вчерашний день. Несмотря на прогревание, болело все тело, перетруженые мышцы шевелиться совершенно не хотели, а только старались болью передать свое состояние. Почти пятидесятиминутный бег по пересеченной местности, несколько минут борьбы и возвращение домой под мощными струями дождя – все это не способствовало улучшению моего самочувствия. Силы давало только осознание вчерашней операции, которая была провернута не по плану, но все равно великолепно. Так придумать и рассчитать не сумел бы и великий тактик. Но сегодня надо вернуться домой, завтра опять на «долгожданную» работу.
Медленно-медленно я согнул одну руку, потом другую, еще и еще – потихоньку мышцы стали разрабатываться. Обращаться к ногам было страшновато: они болели, даже когда я не двигался, что же говорить об их сгибании. Но голова боится, а ноги делают. Минутное вращение ступнями не только улучшило кровоснабжение, но и помогло настроиться. Пришло время серьезных действий. Правая нога поползла по простыне. Сантиметр, еще один. Пять секунд – сгибание идет нормально, десять секунд – уже отлично. Согнул, выпрямил, согнул, выпрямил. Боль поутихла, но так и не прошла. Теперь пришла очередь левой ноги. Здесь было еще сложнее, ступня шевелилась с огромным трудом. Вчерашний корень, за который я умудрился зацепиться, до сих пор давал о себе знать. Но сознание сильнее боли!
– Работай, работай, – повторял я себе раз за разом, сгибая ноги, одну, вторую, потом вместе, потом опять по очереди, и снова и снова.
Я потратил почти двадцать минут только на то, чтобы подготовить себя к вставанию.
Собравшись с духом, я резким движением сел на кровати, свесив ноги на пол. Комната поплыла перед глазами, но через несколько секунд вернулась в нормальное состояние. Голова не болела, но пограничное состояние ощущалось. Слишком много нервов и сил потрачено. Мне бы теперь недели две отлежаться. Но нет, теперь с работы так просто не отпустят. Нельзя же все прогуливать. Да и чем объяснять теперь свой больничный? Усталостью? Нервным перенапряжением? И то, и другое выглядело неубедительно.
Я встал с кровати. Ноги держали, и довольно уверенно. Дело оставалось за спиной, которая никак не могла разрешить сомнения, согнуться ей или остаться прямой. Пару минут ожесточенной борьбы – и я уже стою прямо, готовый к новым трудностям дня. Свою готовность я все же решил улучшить с помощью простейших разминочных движений, поворотов, наклонов и приседаний. Организм стал врабатываться, загоняя боль на дальний план. Еще немного, и я уже сумел с бодрой улыбкой выбраться на веранду к завтраку.
Дождь все еще накрапывал за окном, никого не было видно, зато на столе стояли тарелки с завтраком. Мама или бабушка заботливо укутали их полотенцами, чтобы ничего не остыло. Плотный вкусный завтрак влил дополнительные силы моим внутренним резервам. Так что на улицу я вышел заметно посвежевшим, и теперь вряд ли кто-нибудь из знакомых сможет увидеть во мне ту смертельную усталость, которая еще утром не давала мне встать.
Вскоре в открытую калитку зашли мама с бабушкой, ходившие к соседке за молоком. Накрапывающий дождь не был серьезной помехой, поэтому утренняя прогулка по огороду только улучшила мое настроение.
Дождевые червячки, выгнанные водой из своих укромных норок, в изнеможении валялись тут и там. Их бедные умирающие тельца иногда еще пытались сопротивляться, но в основном это были лишь жалкие потуги. Инстинкт боролся за выживание, а силы уже кончались – их хватало на пару-тройку дерганых движений, которые могли символизировать агонию, а не битву за жизнь. После вчерашнего потопа червяки гибли десятками, если не сотнями, а сколько их еще осталось под землей? Тысячи? Очень часто, можно сказать – после каждого дождя, в голове возникал вопрос: как дождевым червякам вообще удается существовать? Ведь, умирая в таких количествах от обычного дождя, который бывает совсем нередко, особенно осенью или весной, как-нибудь можно и не успеть восполнить потери. А ведь это еще не считая естественных хищников, да и неестественных тоже – например, рыбаков, которые не прочь лишить жизни еще сотню-другую червей. В голове это укладывалось с трудом. Похоже, естественный отбор очень хорошо поработал с червями. Выживаемость их вида могла вызывать только уважение.
Дождь так и не прекращался, а к трупикам червей уже устремились жители пернатого царства. В природе ничего не пропадает, все для чего-нибудь. Сейчас пришла очередь червей помочь выживаемости птичьего вида. Трясогузки весело бегали, потряхивая своими хвостикам и старательно отбирая наиболее аппетитных червей.
Все едят червей – птицы едят, рыбы едят, лягушки едят, некоторые животные едят, даже пауки едят. Я сам как-то, экспериментируя, скормил пауку по частям довольно крупного червя. Жаль было червя, но эксперимент требовал жертв. Вот какой полезное создание этот червяк. Не то что некоторые.
Главный бич огородов – это гусеницы и слизняки. Гусениц легко собирать, почти не противно, да и к тому же у них есть два полезных свойства: они являются пищей для птиц, а выжившие превращаются в живые цветы этого мира – бабочек. А вот от слизняков почти никакой пользы – по-моему, их способны есть только кукушки, больше ни про кого не слышал такого. Остальные птицы их на дух не переносят. Паук, которому я засунул слизняка в паутину, попробовав его укусить, тут же отскочил и принялся долго и тщательно вытирать свои жвала, а слизняк, пользуясь своими соплями, точнее, слизью, совершенно спокойно эту паутину покинул. Ужасные существа эти слизняки. Странно, что многие люди, обзываясь, ссылаются на вполне благородных и достойных животных. То собакой обзовут (что в этом плохого?), то шакалом. А шакал чем хуже? Замечательное животное, своих уважает, в подлости не замечен, притом умный и находчивый зверь. Я бы только гордился, если бы меня называли шакалом. Вот козел, свинья, баран – это уже похуже. Но мне кажется, что если ты хочешь унизить другого человека, то лучшего обзывательства, чем слизняк, найти невозможно. Тех, кого убиваю я, тоже можно назвать слизняками этого мира. Закон их не трогает – больше испачкаешься, чем получишь пользы, люди игнорируют (если это не касается конкретно их), боясь замараться. Этому миру они нужны, как рыбе зонтик. Так что вполне возможно, что тех, кого я убиваю, и еретиками-то называть не стоит. Слизняки они, никчемные бесполезные твари, которых обычно просто истребляют с помощью химикатов. Я не могу применять химикаты, но постараюсь использовать все возможные средства, чтобы освободить этот мир от человеческих слизняков.
Вскоре мне надоело бродить по участку, и я отправился в дом. Пора было собираться. Каждая минута промедления – это дополнительный десяток машин на дороге. Такой вывод не способствовал долгим сборам, поэтому я сразу засобирался еще быстрее. Набрав пару сумок, состоящих из молока, творога и сметаны, я загрузился в машину и, попрощавшись, отправился в путь.
Мелкие деревенские дорожки преодолелись быстро, но как только я ввинтился в оживленное движение большого шоссе, то грустные предположения оправдались – дорога была уже порядочно забита. Что же будет еще часа через два?
Монотонная дорога… Ни прибавить, ни обогнать. Через некоторое время эта монотонность начинает сказываться на внимании и реакции, глаза слипаются, сон пытается избавить меня от дневных проблем… Очнувшись, я в последний момент сумел затормозить перед впереди идущей машиной.
– Фух. – Я аж весь похолодел, покрывшись мелким холодным потом.
Тряхнув головой, я пришел в себя. Хорошо, что судьба меня бережет – этот на первый взгляд незначительный эпизод сбил с меня сон бейсбольной битой, заставив вновь включить внимание и реакцию. С одной стороны, меня угнетает эта ситуация, которую можно расценить как чистую потерю своего жизненного времени. А с другой стороны, это время дается нам не случайно, здесь мы тренируем свою силу воли, учимся справляться с трудностями, а главное – есть время поразмышлять. Чем мысли интереснее и веселее, тем быстрее пролетает дорога, а если мысли злобные или неприятные, то тоже быстро, но с меньшим удовлетворением. Зато если нет мыслей, это уже беда. Отсутствие мысли для человека или загрузка мозгов примитивными животными желаниями, связанными с едой, сексом или туалетом, – ступенька вниз в развитии. Как было бы легко жить человеку без всех этих глупых привязанностей! Сколько времени своей бесценной жизни мы теряем за едой, за мыслями о еде, за поисками этой самой еды. Представить страшно! То же самое – животный секс или туалет. Я мечтаю об утренней таблетке, которая заменяет весь суточный рацион и имеет полную усвояемость. Тогда мы освободим огромное количество времени, сможем перенаправить свою обжорную энергию на полезную. То же самое и секс: люди хотят секса, а не любви. Любовь – это высшее чувство, которое сильно опошлено в наше время. Точнее, опошлено само слово «ЛЮБОВЬ», а не чувство – чувство нельзя опошлить. Если человек не способен его испытывать, то он его и не поймет, а если он может его почувствовать, то и объяснять ничего не надо. Но у любви всегда есть время для реабилитации, точнее, реабилитировать надо не любовь, а умы, которые сейчас неспособны воспринимать это высшее чувство. Секс забирает энергию. Любовь ее рождает. Влюбленный человек способен творить чудеса, причем добрые и хорошие, его энергия постоянно пополняется, его энергия безгранична. В то время как одержимый сексом человек тоже способен на многое – задействуя резервные силы своего организма, он тоже готов горы свернуть, но лишь на некоторое время и из-за примитивных целей обладания определенной девушкой или юношей или же мести и ревности. От этого личность только деградирует, сознание попадает в пустыню, из которой уже нет выхода. Такие люди редко возвращаются обратно, в мир нормальных людей. Сексуальная энергия поглощает их, порабощает, а потом и управляет. А когда резервные системы израсходуются, человек сгорает, как свеча, или заболевает так сильно, что секс уже перестает для него существовать. Если в этот момент он сможет правильно среагировать и вырваться из плена, то смысл жизни к нему вернется, если нет – то смерть раскроет для него свои объятия.
Сейчас люди еще не готовы ни к высвобождению энергии, ни к познанию ЛЮБВИ. Высвобождение этой энергии высвободит насилие – большинство людей неспособны собой управлять, подчиняясь животным инстинктам, а инстинкт требует борьбы. Если сумел попасть в спорт, то инстинкты найдут выход, если же нет, то берегитесь все вокруг. А любовь требует обмена энергией, но не все люди готовы на это, они и так истощены своими дешевыми проблемами и заботами, обидами и злорадством.
Так что сейчас все идет как надо – постепенное развитие человечества, его духовной составляющей. Когда человечество будет готово, судьба позволит достигнуть любви и освободить бесполезно растрачиваемую энергию. А я буду способствовать приближению этого момента, очищая человеческие ряды, убирая всех этих слизней. Когда некому будет гадить, наступит хорошее время, время развития и прогресса. Конечно, война тоже двигатель прогресса, но спортивный интерес может дать не менее быстрое развитие, а уж о коммерции и говорить нечего. Если коммерческий успех будет зависеть от прогресса, тот взлетит ввысь до небывалых высот. И мы наконец сумеем отправиться к звездам, неся свою цивилизацию другим планетам. Которые, возможно, примут нас как равных, а может и нет. Но это уже, как говорится, совсем другая история.
Все эти рассуждения, логические цепочки, вся моя приверженность логике часто наталкивались на учение о том, что истинные знания можно получить, только отрешившись от всего. Когда голова освобождается от мыслей, в нее приходят истинные знания. Я часто пробовал медитировать, останавливать свое сознание, освобождаться от мыслей, но все это не давало эффекта, поэтому все свое познание я логически осмысливал и переваривал. Меня никто не мог переспорить, я всегда мог доказать свою правоту, оперируя различными логическими построениями. Но было ли правдой то, что я отстаивал? Иногда я задумывался над этим, но чаще всего я был рад и горд тем, что просто сумел переспорить собеседника. То, что в споре рождается истина, было довольно сомнительно, но то, что в споре рождаются новые мысли – это факт. Спор заставляет человека начать думать, включает мозги, извилины начинают скрипеть и шевелиться, чтобы, в конце концов, разобраться в проблеме или просто сдаться на милость победителя, приняв его точку зрения. Хотя многие начинают злиться и доказывать свою правоту силой или криком, эти люди проигрывают, так и не начав спор.
У дома крутиться пришлось минут десять, прежде чем было найдено подходящее место для машины. И, хотя существовало негласное определение мест всех знакомых автомобилей, приезжающие гости периодически сбивали всю систему. Некоторые злились и чем-нибудь отплачивали обидчику, занявшему место: то зеркало свернут, то бензин сольют. Я же относился к этому намного проще – заняли место, значит, придется искать новое. Зачем злиться и ругаться – это только бестолковое расходование своих сил.
Поставив машину и добравшись до квартиры, я наконец-то сумел прилечь и отдохнуть. Мышцы все еще болели, но теперь боль была тупая и постоянная, которая немного мешала, но при некоторой отрешенности ее можно было и не замечать.
Сегодня вечером мне нужна горячая ванна, хорошая книга и пораньше лечь спать. Завтра будет новый день.