Степь казалась совершенно выгоревшей под солнцем. Степной пожар дает иные результаты. Может, он завидует солнцу? Оно ведь никогда ничего не выжигает дотла, как бы о том ни говорили и ни писали, а вот пожар... Насколько же солнце величественней! Или насколько пожар мелочнее.

Ни тушканчиков, ни сусликов не попадалось на пути. Будь у них цивилизация, я бы сказал, что сейчас они в своих подземных городах пьют прохладительные напитки, отдыхают, общаются... Сиеста. Но сказать можно было лишь, что на самом деле они забились в свои норки — каждый в свою — и носа оттуда не кажут.

И змеи не грелись под солнцем — под таким солнцем и у змей наступает перегрев.

И в вышине не выписывали круги стервятники: создавалось впечатление, что давление солнечных лучей мешает им парить над землей, сбивает вниз и тожe загоняет под землю.

Степь казалась совершенно застывшей — это в жару-то! — и мертвой.

Но что это? На горизонте зародилось какое-то движение. Что-то большое и красное стремительно катилось к нам... нет, в стороне от нас — и мимо. Какой-то огромный колобок, за которым тянулся тонкий шлейф пыли — по такой жаркой погоде и пыли лень было подниматься в воздух.

— Колобок-колобок, я тебя съем... — машинально пробормотал я, хотя протолкнуть черствый кусок в горло вряд ли сумел бы.

Колобок услышал — слух у него был под стать размерам.

— Я не колобок, я SUPAPLEX, — прохрипел он, бешено ворочая глазами, и миновал нас, не останавливаясь, видимо, опасаясь, как бы его и в самом деле не съели, ошалев от жары.

За ним гналось — или же просто следовало в том же направлении — белое меховое существо с красными глазами: один мех и глаза, больше ничего, ну разве что ручки и ножки, но тоже меховые. Оно беспрестанно подпрыгивало на каждом шагу.

— А ты кто? — грозным голосом спросил я его. Раз уж мы здесь словно три богатыря в дозоре, попробуем выполнить пограничную функцию.

— Я — PUTUP! — гордо заявил он, хотя никаких признаков рта я у него так и не заметил, и тоже пропрыгал мимо нас.

— Может, начнем задерживать? — предложил Юнис.

— И что с ними делать? — осведомился я. — В кутузку? В холодную, как раньше говорили? Так они еще и рады будут — при такой-то жаре.

Пыление между тем продолжалось, а мы продолжали ехать ему навстречу.

Маленький мышонок, решая свои маленькие проблемки, спасался от маленького удавчика, то и дело подсовывая тому под нос невесть откуда взявшиеся в степи камни. Да и сам удавчик поминутно отвлекался от погони, чтобы схватить валяющиеся в траве то тут, то там золотые монеты, иллюстрируя таким образом пословицу о погоне за двумя зайцами. Из-за постоянных отвлечений в стороны их движение напоминало путь по лабиринту, хотя самого лабиринта я не видел.

— А ты кто? — продолжил я свою роль сурового стража.

— Master Mouse, — пропыхтел мышонок, потея на глазах от страха и шарахаясь от нас в сторону: количество врагов добавлялось.

— Мы не враги тебе, мышь, — тихо сказал я.

Пронесся, отстреливаясь во все стороны от невидимых врагов какой-то мутный мужчина, по-моему, еще EGA-шный. Кстати, знакомый мне — его почему-то очень любил гонять младший брат Вики, игнорируя более красочные игрушки, когда, случалось, приходил к ней на работу и компьютер не был занят. Ковбоя я спрашивать не стал: звукового файла у него быть не могло.

Последним пропылил, жонглируя черными и белыми шариками, ARCANOID, и все затихло.

— Что это было? — испуганно спросил Юнис.

— Должно быть, Вика чистит винчестер, — спокойно сказал я, но внутри меня что-то дрогнуло. С чего бы вдруг она расставалась с любимыми игрушками?

Смеркалось.

— Пора подумать и о ночлеге, — сказал сэр Жеральд.

На небе загорались первые звезды. Одна звездочка зажглась совсем низко и выглядела намного больше и желтее всех остальных. Окошко!

— Избушка лесника... — машинально пробормотал я.

— При чем тут лесник? — возмутился Юнис. Он почти клевал носом и отреагировал несколько раздраженно. — Кругом же степь!

— Ну, тогда степняка... — поправился я.

— Степняка! — усмехнулся сэр Жеральд. — Степняки — это кочевники.

— Только не надо лекций из истории половецкого ханства! — поморщился я. Мне, как представителю точных наук, все исторические изыски казались не более чем плодом чьей-то фантазии. Было такое-то царство, не было такого-то царства... То ли дело: дважды два — четыре! Попробуй-ка исказить этот научный факт! Ничего не выйдет! Поэтому история как наука для меня вообще не существовала. Слишком сильно влияние субъективного фактора: каждый «великий деятель» считает, что до него ничего хорошего в мире не происходило и потому стремится переписать историю, едва придет к власти.

Мы направились к горящему вдалеке окошку. Хуторок в степи? Сейчас увидим...

Не правы оказались мы оба — как часто бывает в подобных случаях. Мы наткнулись, разумеется, не на избушку лесника — по причине отсутствия леса, — ни, тем более, на избушку степняка — по причине отсутствия у оного избушки, — а на избушку колдунка, то бишь колдуна. Избушка, впрочем, оказалась вполне комфортабельной и с запасом вместила в себя нас троих — кони все же остались снаружи, хотя свободно могли бы поместиться и они. Чем-то мне убранство избушки напомнило избушку колдуньи Акив... Наверное, у всех колдунов общие вкусы.

— А лошадей волки не съедят? — заопасался Юнис, пугливо оглядываясь на темные окна.

— Волков в округе не водится, — успокоил его колдун, — оборотни развe. Но они обходятся без мясного — заговоренные.

— А чего это ты здесь, а не в Колдовском лесу? — поинтересовался я.

— Да был я там, — махнул рукой колдун, — теперь каюсь.

— Ты — каешься? Перед кем?

— Ты думаешь, мне не перед кем каяться? — усмехнулся колдун. — Ошибаешься. У всех всегда найдется, перед кем каяться.

— А я-то думал, ты свободен.

— Никто не свободен в этом мире, — печально сказал колдун.

— И даже ты? — ахнул Юнис, сон которого прошел, сменившись любопытством.

— А что я? — мрачно усмехнулся колдун. — И я такое же порождение слепых сил, управляющих нашим миром.

«Слепых сил, слепых сил... — лихорадочно подумал я, — ну конечно, если под слепыми силами понимать силу электрического тока, колеблющегося пятьдесят раз в секунду, или его же напряжение, которое зависит только от параметров генератора на электростанции. А параметры определяются количеством воды в реке, то есть ее расходом, разницей высот верхнего и нижнего бьефа плотины... Если «слепые силы» понимать таким образом, тогда ладно. Но информация? Программа? Не может же Вика выступать в виде слепой силы? А если она — ошибается? Видит ли она то, что хочет сделать? Выступает ли она хотя бы в роли плохого архитектора — по Марксу — а не хорошей пчелы? А хороший архитектор? Видит ли он дальше и кто — или что?— дает ему силу взгляда, позволяющего различить впереди мельчайшие детали, мельчайшие последствия своего творения? Результаты развития, саморазвития, все случайные факторы... Или же мы все идем вслепую по гигантскому лабиринту, неизвестно кем, когда и для чего созданному? А может, сам лабиринт образовался в результате действительно случайных процессов — например, бурелома в лесу, когда ветер крутится в разные стороны, ломает сначала самые слабые деревья, потом меняет направление, а лес уже не един — слабые деревья сломаны, — и не может противостоять усиливающейся мощи ветра. И падают более крепкие деревья, в другом направлении. А ветер продолжает крутить... Но что крутит ветром?..

А не ошибаюсь ли я? Насколько вихревые процессы в атмосфере определяют рост растительности на земле? Не беря в расчет крайние случаи, когда деревья вырастают корявыми под действием постоянно дующего ветра или рост лишайников, которые одни только и могут задержаться на обдуваемых ветром скалах. Но ведь удерживаются же! Вопреки всем ветрам! И потом под их защитой вырастают мхи, грибы, кустарники, деревья... И ветру приходится отступать... хотя бы на время, чтобы собраться с новой силой и вновь обрушиться на мешающие ему спокойно дуть деревья...

Или же на самом деле все лабиринты нашего пути являются отражением лабиринтов нашего сознания? Которому просто не хватило ясности, силы знаний, силы света, чтобы озарить дорогу перед собой? Не хватило знаний о дорогах, о препятствиях на них и способах их преодоления — каждый зациклился на чем-то одном: кто-то — на накоплении денег, кто-то — на поглощении пищи, кто-то — на карьерном росте... И получилось, что каждый видит только свой кусочек мозаики, потому что их глаза просто не способны воспринимать другие лучи спектра...»

Когда я вернулся в избушку из своего мысленного путешествия, Юнис продолжал пытать колдуна — прошло, оказывается, совсем немного времени:

— А что же ты такого сделал, что тебя сюда сослали?

— Ты лучше спроси, чего я не делал! — выпалил колдун. — Одни колдовские мины чего стоят. Мое излобретение, — признался он.

— Излобретение? — удивился Юнис.

— Ну да, что же тут такого? Изобретение зла всегда будет излобретением — обретением зла.

— Колдовские мины? — включился я, услышав знакомый термин. — Так это ты заколдовал доброго медведя!

— Откуда я знаю, кого заколдовал? — искренне удивился колдун. — Кто наступит, тот и заколдуется.

— А почему в медведя? — поинтересовался я.

— Гуманизм замучил, — вздохнул колдун, — еще тогда... Запрораммировал так, чтобы заколдованный имел шанс выжить в окружающем пространстве.

— А расколдовать можешь?

— Могу...

— Прямо отсюда?

— Да. Мины дистанционного действия. С возможностью разминирования.

Он откинул занавеску со стенной ниши, выдвинул оттуда клавиатуру компьютера и щелкнул выключателем на системном блоке. Засветился экран монитора.

Колдун уселся за терминал, пробежал пальцами по пульту, задумался на мгновение, шевеля губами — вспоминая пароль, набрал кодовое слово и шлепнул по клавише Enter.

— Все! Ваш медведь уже не медведь.

— А кто? — решил уточнить я. От этих колдунов, знаете ли, можно ожидать всяких подвохов.

— Добрый молодец, кто же еще? — искренне удивился колдун.

— А остальные заколдованные? — не отставал я.

— Так они же не просили!

— Ну и что?

— А может, им заколдованными лучше! — продолжал упираться колдун.

— Не морочь голову! Расколдовывай! Дезактивируй все мины! Поступая так, я вспомнил, что рыцари всегда боролись с колдунами.

Даже книжка какая-то специальная есть, типа учебника... «Мечи против колдовства», или что-то в этом роде. Надо же и нам поддержать традицию. Рыцари мы или нет?

Впрочем, колдун не очень-то и сопротивлялся — то ли потому, что каялся, то ли потому, что его лично не касалось.

Во всяком случае, доверие к нему я ощутил, несмотря на обязательную клановую подозрительность. Но ею, по-моему, не страдали ни Юнис, ни сэр Жеральд. Наверное, не должны были страдать...

Несмотря на это, ужинать мы не стали, а сразу легли спать и сразу переночевали, то есть выключились и включились. И все же, не знаю, как Юнису с сэром Жеральдом, а мне показалось, что эта ночь длилась намного дольше, чем другие. Вот ведь интересное явление: кажется, что и одно, и другое — ничто, и в то же время кажется, что одно ничто больше другого.

Утром колдун не стал предлагать нам ни жареных мышей, ни копченых пиявок. Так что если вчера мы не захотели ужинать, опасаясь наесться каких-либо экзотических продуктов, то наши опасения оказались напрасными: пища была самая простая — хлеб, масло, сыр, чай. Но вот выглядел колдун более смущенным и озабоченным, чем вчера.

— Да-с, — сказал он. — Что будете делать дальше?

— Искать дракона! — провозгласил сэр Жеральд, похлопывая по дракомпасу. — Других занятий у нас нет. До полной и, так сказать, окончательной победы. Или есть сомнения?

— Да, понимаете... Словом, просто так туда не проедешь.

— Куда туда?

— Дело в том, — колдун указал на дисплей, на котором высвечивалась карта, и я вспомнил, что когда мы ложились, он продолжал сидеть за клавиатурой, — я вчера просчитывал ваш путь и вспомнил, что вот в этом месте, — он постучал ногтем по экрану, — есть две скалы...

— Сцилла и Харибда? — перебил его Юнис, стремясь показать, что и он что-то читал.

— Нет, — поморщился колдун, — самые обыкновенные скалы-счетчики. Но это еще хуже. Они никогда не пропускают мимо себя больше трех живых существ в день.

— Это что, нам целые сутки ждать придется, чтобы всем пройти? — нахмурился сэр Жеральд.

— И это еще не все, — продолжал колдун, — ночью скалы перемещаются в другое место и их надо будет искать...

— Как это? — не понял сэр Жеральд. Да и я, признаться, тоже.

— Нет, я неправильно выразился, — колдун нагнулся к экрану, разбирая высвеченные в углу руны. — Сейчас... Налево пойдете — сами живы будете, а кони ваши подохнут, направо пойдете — кони ваши живы будут, а вы сами подох... гм... умрете. Прямо пойдете... ну, тут вообще сплошная нецензурщина... А, нет, нет— это из другого сообщения, ваше вот: в следующий раз едущие оказываются на другой дороге. Через скалы-счетчики проходит двенадцать дорог и по каждой они пропускают только троих. Так что прошедшим в первый раз придется ожидать целых двенадцать суток, чтобы встретиться вновь. Или пропустить перед собой тридцать три человека.

— А другой дороги нет? — уныло поинтересовался Юнис.

— Другой нет, — отрезал колдун.

— Это шаговый искатель какой-то получается! — возмутился я.

— Скажите спасибо, что не генератор случайных чисел, — вздохнул колдун, — а то вообще никакой закономерности не нашли бы.

Мы помолчали, осмысливая информацию. Потом во мне мелькнула какая-то догадка:

— Посмотри-ка еще раз на руны. Ты не перепутал чего-нибудь?

— Ничего я не перепутал, — с досадой сказал колдун. — Тут четко обозначено: только по три путника в одном направлении. Следующая тройка отправляется в другом, третья — в третьем... ну, и так далее.

— Да ведь всадник и конь — одно целое! — возразил сэр Жеральд. Колдун покачал головой:

— Это аллегория. Скалы этого не понимают. Они тверды, как кремень... они и есть кремень... кремний. В результате самопроизвольных процессов возгонки, сублимации и конденсации, продолжавшихся тысячи лет и образовавших ряд циклов, — он словно читал лекцию, содранную с какого-то сайта, даже тон его переменился, — возникли эти скалы-счетчики. Они представляют собой род спонтанного гигантского процессора, построенного Природой по новейшим принципам пленочных технологий... в результате чего данный процессор начал выполнять и выполняет свою функцию уже много лет. На поверхности земли он появился в результате грандиозного землетрясения...

— Понятно, — пробормотал я, — все логично, все обоснованно.

— Да, еще вот что, — словно вспомнил колдун, — считаются только те существа, что имеют связь с почвой, иными словами, идут своими ногами, не паразитируя на ином существе. Или летят сами. Все остальное безжалостно срезается и отбрасывается. Так что вам неминуемо придется спешиться, если хотите пройти между скал. Иначе вас может забросить неведомо куда... если вообще останетесь в живых.

— Ситуация, — пробормотал я. — А обойти их нельзя?

— Нельзя, — сурово сказал колдун, — повсюду непроходимые пропасти, бурные реки, высокие горы...

— И они никогда не ошибаются? — подал голос Юнис.

— Никогда, — отвечал колдун.

— А зачем такой строгий учет? — не отставал Юнис.

— Чтобы не было перегруза по путникам, — пробормотал я, колдун пожал плечами, а сэр Жеральд принялся высчитывать:

— Трое нас да трое коней... Скажем, я с двумя конями сначала, а вы с одним — потом...

— А где брать еще девять странствующих? — возразил Юнис.

— В ваших местах напряженный странникопоток? — спросил я колдуна. —Какое там! — махнул он рукой. — Иной раз едва пять человек за месяц набирается...

— Так выходит, нам целый квартал придется ждать? — возмутился я.

Колдун развел руками.

— Есть один вариант... — неуверенно предложил он. — Правда, не знаю, согласитесь ли вы.

— Какой? — спросил я.

— Вам надлежит объединиться со своими конями.

— Как это? Не понял? То есть? — мы высказались одновременно

— Ну-у-у... стать кентаврами. Ненадолго.

— А обратно? — грозно спросил сэр Жеральд.

— М-м-м... Обратный процесс невозможен, но... — он поднял руку, видя наши возмущенные физиономии, — вы вернетесь в прежнее состояние но ваши кони...

— Что с ними случится? — возмущению сэра Жеральда не было предела

— Они... они израсходуются на ваше питание. Грубо говоря, вы их съедите

— А другого выхода нет? — Юнис снова был неоригинален. Колдун пожал плечами:

— Мне он не известен.

И продолжил, глядя на наши помрачневшие лица:

— Да вы не переживайте: коней у нас кормить нечем — сухая, безводная степь на много дней пути. Не понимаю, как вы сюда доскакали! Они здесь погибнут. Вы-то сможете перебиться консервами да сусликами, а травоядным придется плохо. Неужели для вас лучше будет прирезать их, когда они не смогут идти? А так вы некоторое время сможете совсем не есть, питаясь запасами их тела.

— Это людоедство... — проворчал сэр Жеральд.

— Да нет, почему же? — возразил колдун. — Ах, да!.. Я понимаю: вы так к ним привыкли, что ощущаете частью себя.

— Вот именно! — продолжил рычанием сэр Жеральд.

— А... потом... после трансформации... вы действительно сможете ощущать их частью себя... Разве не самое замечательное для всадника — слиться со своим конем? Вы ведь говорили, — он повернулся к сэру Жеральду, — что всадник и конь — одно целое? Вы сделаете это буквально...

Мы помолчали. Потом сэр Жеральд поднялся:

— Мы согласны, — выразил он общее мнение.

В молчании мы покинули избушку колдуна и подошли к своим коням. Те тихо заржали, узнавая нас.

Колдун вынес три чашки с зельем и дал выпить нам. Затем намешал три ведра пойла и дал выпить коням. Те пили жадно, будто в последний раз. У меня защипало в носу...

Колдун торопливо обрызгивал всех каким-то составом.

— Последний поцелуй! — провозгласил он.

— Прощай, верный друг! — проговорил сэр Жеральд и поцеловал своего коня в морду.