Значит, мы убили принцессу? Какую? — мелькнула в голове страшная мысль. Огромную, созданную... ну, не знаю, кем — компьютерным вирусом, вероломным хакером или самой Викой, разозленной моим очередным отказом в монастыре? Или маленькую — ту самую, которую на самом деле собирались спасти, но обмороченные... опять же, кем? — так-таки и убили? Хотели спасти — и убили.

Я выглянул в окно. Оно выходило на другую сторону башни, противоположную месту битвы, и из него виднелось лишь бескрайнее поле золотой пшеницы, да синяя полоска леса на горизонте.

Я бросился вниз по лестнице.

«Лучше бы это был очередной морок, лучше бы это был очередной морок...» — повторял я, стуча каблуками и звеня шпорами.

Может, дракону надоело уговаривать принцессу выйти за него замуж, и он решил от нее избавиться — причем нашими руками? Кого люблю, того убью? Чтобы другим не досталось... И нас погубить на веки вечные, и принцессу.

Что нам остается, если мы действительно убили ее? Только одно: броситься на меч. Или убить друг друга, а уж последний бросится на меч.

Я выбежал из башни и остановился, втайне надеясь, что морок развеялся и я увижу исключительно зеленый луг и мирно пасущихся на нем коней — больше ничего. И втайне боясь, что увижу маленькую убитую принцессу, и тогда останется только броситься ей на грудь и рыдать, рыдать, рыдать...

И оба моих друга присоединятся ко мне. Но...

Луг заливали потоки крови и кони испуганно ржали, пятясь от громадной туши, тяжело лежащей посреди поля — в его геометрическом центре, как я наскоро определил.

Морок продолжался и, честное слово, мне стало легче. Во-первых, нашу принцессу мы все-таки не убили; во-вторых, мы хорошо сражались и победили. А там разберемся, кто наслал на нас морок — дракон ли, Вика ли, еще какой-нибудь злой волшебник... Главное — наш путь продолжается!

Я вдруг подумал, что морок, перехват программы, тривиальный взлом сделал я сам — тот, большой «я», который остался в реальном мире. Увидел случайно, чем Вика занимается, залез в ее компьютер и сделал все по-своему. Могло ведь быть так? — спросил я сам себя и сам же ответил: да, но только если сильно разозлился. Сам я никогда не занимаюсь хакерством, и...

— Надо бы убрать, — сэр Жеральд взял меня за плечо и кивнул на труп-громадину. Я согласился:

— Давай поищем лопаты и закопаем. Досками здесь не справиться, придется рыть большую яму.

Но мы не успели и двинуться с места: внезапно все окружающее задрожало, небо покрылось сетью мелких трещин, облака посыпались вниз комками ваты, постепенно исчезая, тая, словно свежевыпавший на теплую землю снег...

Фигура убитой великанши-принцессы тоже осыпалась легким пеплом, будто кремированная.

Все это очень походило на действие вируса, который я наблюдал однажды на компьютере Тоши Пятакова, ужасно любящего экспериментировать со всякими компьютерными прибамбасами и примочками, а также собирающего приколы типа «Привет Лозинскому!» с его обнаружением вирусов в блоке питания, ну и прочими; с переворотами экранной картинки на сто восемьдесят градусов, представлением нортоновской таблицы в рукописном курицелапском исполнении, звучании разных неприличных слов...

И вот однажды он поймал вместо такого прикола настоящий вирус...

Скоро все окружающее осыпалось вниз мелкой шелухой и лишь мы трое да наши кони выделялись яркими разноцветными пятнами на темно-сером фоне люминофора.

Выглядело это довольно страшновато. И все же я мысленно перевел дух: значит, не вирус... а то бы и я сейчас лежал такой же кучечкой шелухи, а вирус бесчинствовал бы на винчестере, громя и его.

Миг— и все восстановилось... Кроме трупа великанши: он исчез бесследно. Как будто поработало бесчисленное скопище гигантских жуков-могильщиков, спешно окопавших труп и погрузивших, по своему обыкновению, под землю, дабы там поступить с ним так, как положено по их программе.

Это еще больше убедило меня в том, что кто-то влез в Викин компьютер: она бы заставила нас рыть могилу. А может, я и ошибаюсь.

— Во! — только и сумел сказать сэр Жеральд, а Юнис удивленно покрутил головой.

Только я хранил относительную невозмутимость — вот что значит догадываться о причинах происходящего. Пока вокруг тебя творится черт знает что, и ты не можешь найти разумное оправдание происходящему — ты потерян. Ты тыркаешься в разные стороны, ты мечешься взад-вперед, проходя три раза по одному и тому же месту, ты ожесточенно чешешь затылок, но ничего не вычесывается, кроме нескольких горстей перхоти — а все почему? Потому что ты не знаешь причину случившегося и не догадываешься, к чему она может привести. А вот если бы знал, то мог бы приготовиться заблаговременно. Знал бы, где упасть — соломки подостлал бы. Вот именно тот случай. А чтобы знать, надо учиться.

Юнис, похоже, находился в аналогичном — или алогичном — мечущемся состоянии.

— Да что же это такое? Да сколько же можно? Один морок, второй... В монастыре побывали — не очистились. Мы за драконом охотимся или он за нами?

— Брось истерику! — кинул я ему, а сэр Жеральд дружески обнял за плечи и прошептал:

— Не так все просто, дружок! Если бы наш путь был прямым, я удивился бы: слишком просто получается. Он и должен быть запутанным, в настоящей жизни иначе не бывает. В жизни свои лабиринты, свои пороги и подводные камни. Мало у кого жизненный путь представляет прямую линию — разве что у того, кто меряет жизнь прямой кишкой... Чаще всего вся жизнь — запутанные зигзаги. И не только своя, но и чужая...

«Это точно, — подумал я, — что своя, что чужая. Если проследить за линией жизни человека от рождения до смерти и отмечать ее, например, на карте, то зигзаги и повороты она выписывает дай Бог. И даже если все происходит в масштабах одного города, то повороты и петли тоже будут весьма значительны: например, работал слесарем — стал замминистра.

Но больше она зависит от того, в каком масштабе и в какой системе координат ее рассматривать. И неважно, сам человек добился своего положения или же с чьей-то помощью. А вот если рассмотреть всю линию жизни относительно другой точки отсчета? Например, взять листинг программы, которая описывает эти петли и зигзаги — строчки-то все ровненькие! Начинается программа наверху страницы, заканчивается внизу, и если не обращать внимания на бесчисленные «go to», а аппроксимировать начальные точки каждой строки — заняться самой элементарной геометрией, — то можно получить идеальную прямую линию!

Все зависит от точки отсчета и системы координат. Полная запутанность может смениться идеальной ясностью. Так что вполне возможно, что извилистые лабиринты судеб фактически являются прямыми линиями, прямыми от рождения и до смерти; и если они пересекаются и спутываются между собой, то нам это только кажется... Так бывает: человек выходит из одной точки и исчезает в другой, каждая линия жизни каждого человека — прямая. И в то же время они все тесно увязаны между собой, перепутаны, переплетены... Но это иллюзия, это фальшивые лабиринты. Истинная линия жизни — прямая, что бы мы ни видели, что бы нам ни казалось. Прямая хотя бы потому, что она следует стреле времени... Жизнь представляется лабиринтом для тех, кто не знает, куда идти, кто мечется, разыскивая свою дорогу. А тот, кто знает, не станет тратить время на какие-то лабиринты. Для него есть только один путь — прямой, к выбранной цели».

- Так может... — Юнис постепенно начал успокаиваться, — нам надо специально делать зигзаги? Чтобы скорее выйти на финишную прямую?

- Посмотрим, — сэр Жеральд еще раз крепко приобнял его за плечи и отпустил.

- Так что же делать? — всхлипнул Юнис в последний раз.

- Ехать, — сурово ответил я, — искать. Выполнять свой долг.

- Долг — перед кем? — угрюмо спросил Юнис.

- Перед собой, — ответил я. — Я так решил.

- А я пока не теряю надежды разжиться драконовым золотом, — добавил сэр Жеральд, — и надеюсь, что эта ведьма, — он указал на алмазный свисток на моей шее, — поможет нам переправить его куда надо — за свои волшебства. Что же касается крючков и помех... Помню, отправились мы как-то за золотом гномов. Вот там были крючки! Эти гномы...

— Потом расскажешь, — перебил я его, — поехали!

— Принцесса, — вздохнул Юнис, — найду ли я ее?

— Найдешь, найдешь, — успокоил я его, — еще и королем станешь... Давай-ка посмотрим, что там нарисовала мать-настоятельница?

Я развернул карту. Линия выходила от мельницы-мыльницы — ну, это мы и так знаем... лишнее подтверждение ее искренности, пересекала монастырь и проходила над тем местом, где мы сейчас стояли. Здесь на карте не было отмечено ничего, кроме трех дубов.

Я поднял голову, пошарил глазами по окрестностям. Нет, дубов поблизости не было. Три пенька разве что, трухлявых. Малость устарела карта.

— Если продлить линию, она упрется в город, — заметил Юнис.

— Город — замок, замок — город, — покачал головой сэр Жеральд, — не странная ли закономерность, сэр Леон?

— Ну почему? — вмешался Юнис. — А мельница, а монастырь?

— И лес, — заметил я. — Не совсем тот, правда, который нам нужен, — я потрогал мотопилу. — И пустыни пока не было. Ну и чего еще там? Гор, морей...

— Море — на самом краю карты, — успокоил меня Юнис, — за горами. — Но это наверняка не то, — ответил я, — то должно появиться внезапно, по желанию дракона, из его зеркальца...

- Какой тонкий эвфемизм, — заметил сэр Жеральд, — я бы выразился грубее.

- Спасибо за шутку, — отметил я. — Ну что, поскакали?

— По коням! — скомандовал сэр Жеральд.

Да, только бешеная скачка может успокоить! Чтобы ветер бил в лицо, сдувая ненужные мысли, сомнения, заботы — и уносил их назад, в забытье, в прошлое. Пусть поют копыта, разбивая в прах камни наших ошибок, о которые мы спотыкаемся. Пусть, рассеченная конской гривой, отлетает назад тоска — по деньгам, по принцессе, по невыполненному долгу... Вперед, вперед — и только вперед!

Дорога сменилась. Обычная полевая, пусть и каменистая, усыпанная слоистым минералом, превратилась в тесаную брусчатку и копыта коней заплясали, высекая подковами искры, испуганно разлетающиеся в стороны, чтобы спрятаться в придорожных кустах — к счастью, зеленых, а не сухих. Иначе пришлось бы останавливаться, искать искры и заталкивать их обратно в подковы, чтобы не случилось пожара.