57. «Пусть я стану Брутом, но ты не станешь Цезарем!»

На второе общее собрание астронавты «Риты-3» съезжались со всех концов Материка — из Нефти и геологических палаток, с фермы и рудника, из Зоны отдыха и с космодрома, где жили командиры и астрономы. У астрономов — «звёздников» и «солнечников» — были две главные заботы: построить на северном побережье полуострова солнечный телескоп, и наладить телескоп звёздный, вмонтированный в наш корабль. На всех постах и работах ребят с нашего корабля подменяли в этот день астронавты с других кораблей.

В этот же день и хоронили Марата. Те, кто приехал пораньше, пришли на кладбище. Оно было крохотное, а людей — сотни. И всё кладбище завалили цветами. Наверное, оранжерея наша в тот день опустела. Да и с ближних полянок поисчезали полевые цветы.

Вылетел я на рассвете, шёл через море по пеленгу, без приключений, и посадил вертолёт на крышу Города, когда на кладбище уже стояла толпа. С крыши её было отлично видно.

Мама ждала меня с готовыми букетами, мы спустились на лифте и пошли к кладбищу. И перед нами вдруг стали расступаться. Я вначале даже не понял, в чём дело. Но люди, увидев нас, молча расступались — пока мы в живом коридоре не дошли до могилы Ольги Амировой. То ли пропускали нас как «соседей» по кладбищу: рядом была могила Бируты, а Марата хоронили по другую сторону. То ли пропускали как друзей детства убитого: Женька в своём выступлении по радио и меня ведь назвал другом детства Марата. Никто мне ничего не объяснил — пропускали, и всё.

Первым, разумеется, говорил Женька — от имени друзей детства. Значит, и от моего… Говорил, в общем, правильные вещи. Ничего не смог бы я возразить или добавить. На самом деле Марат был талантлив. На самом деле он был доверчив. Может, даже излишне… На самом деле из него мог бы выйти впоследствии учёный высокого уровня. И на самом деле жестокие и неразумные пока охотники-ра когда-нибудь сложат о нём легенды и поставят памятник. Как первому просветителю своего народа. Как своему Иисусу Христу. Не исключено ведь, что и земной Иисус Христос тоже был инопланетным астронавтом среди почти что дикарей древней Палестины.

Хорошо говорил Женька! Да и зачем ему лицемерить или врать над свежей могилой?

Остальные речи были покороче и похолоднее. Женька сказал главное. И вскоре уже поднялся могильный холмик из свежего песка, и опустили на него временную пирамидку с портретом Марата. Кончилась на этой планете семья Амировых. Никого не осталось. Разве что тихая Дая из племени гезов унесла в себе Маратов след?.. Но если даже и проявится он там, мы не узнаем.

…Собрание шло не в школьном спортзале, как в первый раз, а в новеньком клубе. Рассчитан он был на пятьсот с небольшим мест, но, если расставить в проходах стулья из фойе, все усядутся. И уселись. И даже места с краю оставались — для припозднившихся.

Розита вошла одной из последних, долго стояла возле сцены, обводя зал взглядом. Кого-то явно искала. Оказалось — меня. Подошла, подумала и, не решившись разделить меня с мамой, спросила сидевшего рядом Бруно:

— Тебе не всё равно, с какого бока от Изольды сидеть?

— Всё равно! — ошалело ответил Бруно. Он явно растерялся.

— Тогда перекинься, пожалуйста, на соседнее кресло. Дай и мне потереться возле Сандро.

Она была верна прежней своей причёске — с чёлочкой, закрывающей высокий лоб. Видно, нехитрая эта конструкция на голове требовала меньше времени.

Села Розита рядышком, плотненько, и я боком ощутил её упругое тёплое тело. И дрожь пробежала… А когда утихла, я вспомнил про две микрофиши с историческими новеллами, которые лежали в кармане. Отдал их с положенной благодарностью и тихо поинтересовался:

— Ты хоть счастлива на своём пути?

Не надо было, конечно, спрашивать! Но не удержался…

— Так себе… — Розита криво усмехнулась. — А ты?

— Тоже так себе.

— Давай как-нибудь сбежимся в Нефти?

Я задохнулся. Ком к горлу подступил. Не мог сказать ни «да», ни «нет».

Она поглядела на меня искоса, мгновенно всё поняла и легко погладила мои сразу похолодевшие пальцы.

— Не волнуйся. Я пошутила.

«Как кошка с мышью играет», — подумал я. Но почувствовал вдруг, что не всё ещё умерло, не всё убито. Что-то шевелится… Нужно ли только мне это «что-то»? Сейчас не решить…

Собрание вели три командира: Михаил Тушин, Фёдор Красный и Пьер Эрвин.

Рядом с крупным седогривым и громкоголосым Фёдором тихий невысокий и лысый Пьер обычно казался незаметным. У каждого из них были чёткие функции на корабле. Фёдор — пилот, и отвечал за навигацию. Пьер — инженер, и отвечал за технику. Тут пересечений не возникало. Но все знали, что мысли Пьера часто озвучивает Фёдор. У него это получалось эффектнее. Хотя, впрочем, и своих мыслей хватало… Именно Фёдор и взял на себя начало собрания — краткий обзор того, что успели сделать на планете астронавты нашего корабля. Роль наша получалась внушительной — даже при самом пунктирном перечислении.

— Однако есть и проблемы. — Фёдор вздохнул. — Сегодня все ощутили это с печалью… О самых острых вызвался первым сказать Верхов.

Когда откуда-то сзади Женька пошёл к трибуне, Розита прижалась ко мне, положила мою руку на подлокотник кресла, прикрыла своей и стала тихонько поглаживать, словно успокаивая меня. Это было приятно, и я не рыпался, хотя успокаивать меня не требовалось. Поглаживала же Розита все те минуты, которые Женька простоял на трибуне.

А он, понятно, отыскал меня взглядом, заметил поглаживания Розиты, и лицо его потемнело прямо на глазах. Постепенно он стал запинаться, путаться, и явно думал уже не только о том, о чём говорил.

Похоже, этого Розита и добивалась: дразнила, чтоб вспыхнул, разозлился и наговорил либо лишнего, либо что-нибудь не то.

Однако главное у него было продумано, отрепетировано, и тут он не сбился.

— Я с самого начала был против того, чтобы брать пленников-урумту, — признался он. — Это я особо хочу подчеркнуть, и это могут подтвердить все члены Совета. Я был против прежде всего потому, что нарушались права личности. Усыпить, увезти неведомо куда и начать воспитывать на свой лад… Почти рабовладельческие замашки! Но победил компьютерный вариант. Компьютер у нас оказался сильнее человека. Мне, как электронщику, это особенно обидно… Не было бы у нас этих пленников, жил бы Марат! А так всех потеряли! — Он махнул рукой. — И теперь заново надо начинать всё и с племенем ра и с племенем урумту…

Насчёт племени ра он был, конечно, прав. Насчёт племени урумту то ли был не в курсе последних событий, то ли притворялся, что не в курсе.

— Повторять сказанное по радио не хочется, — объявил Женька. — Все, наверное, слышали. Но ещё одну мысль хочу вынести на ваш суд… Все наши корабли представлены в Совете одинаково: два командира и два астронавта. А корабли — разные. В первом — двести, во втором — четыреста, а в нашем — шестьсот астронавтов. Следовательно, мы — как бы самые неравноправные. Пока мы оставались новичками, всё было понятно. Но теперь-то мы не новички! Только что наш командир это прекрасно обосновал! А уж тем более — ребята со второго корабля. Их-то, как говорится, за что?.. Не стоит ли пересмотреть этот принцип?

— Не стоит! — с места отозвался Бруно. — Если Верхов кончил, дайте мне слово!

Широкими шагами он прошёл к трибуне и повторил:

— Не стоит! Совет тогда станет парламентом. Тут двенадцать человек никак не соберёшь — все по уши завалены срочными делами. А если будут восемнадцать? Получится этакий несобираемый Совет. Вместо рабочего органа. Вот создадим государство, конституцию, будет и парламент с пропорциональным представительством. Но при нём всё равно понадобится мобильный рабочий орган! — Бруно развёл руками. — Никуда от этого не уйдёшь, если мы хотим иметь управляемое хозяйство. Верхов убедил меня в том, что государство действительно нужно. И прежде всего для защиты. От настырных кандидатов в диктаторы… — Бруно усмехнулся. — Прежде всего — от них! Я всегда интересовался историей, хоть это и не моя специальность. Отлично помню те страницы, где говорилось, как целые страны — миллионы людей! — годами, десятилетиями ждали смерти своих тиранов в надежде на свободу. Но дожидались часто только новых тиранов… Спаси Бог нас от этого! Как бы ни называла сама себя тирания… Каждый тиран называет своё государство самым свободным, счастливым и демократичным. Любимый фиговый листок! Но, надеюсь, нас уже не обманешь… Я даже согласен с Верховым насчёт органов безопасности. Но как только мы отделим их от себя — они поработят нас. Органами безопасности должны стать мы сами. Все вместе! И когда мы вместе — никакие опасности нам не страшны и никакие серьёзные враги на горизонтах не просматриваются… Конституционная комиссия, наверное, нам не помешает. Пусть подумают светлые головы! Если уж кому-то остро не хватает общеизвестных заповедей Иисуса Христа и сложившихся здесь обычаев. Запас кармана не тянет… Пока как-то обходимся. Но рано или поздно понадобится, конечно, конституция. Пусть готовят! А об остальном я скажу при перевыборах. И очень прошу других ораторов: все персоналии оставьте, пожалуйста, на час выборов! Иначе мы никогда не закончим. А до тех пор — только принципиальные вопросы!

После Бруно слово для небольшой справки неожиданно попросил Пьер Эрвин. Зал сразу притих. Никогда прежде он не просился на трибуну — ни в «Малахите» ни здесь. Ограничивался репликами. А тут вдруг…

— Зоологическая информация в Совете стекается ко мне, — тихо и будто бы оправдываясь, признался Пьер. — У нас всего два профессиональных зоолога на три корабля. Они пропадают на ферме и охраняют земной животный мир от здешнего. На большее их не хватает. А в Совете самым крупным зоологом оказался я. Поскольку в детстве увлекался голубями… — По залу пробежал лёгкий смешок. — И в моей папке копятся все зоологические новости. В том числе и наблюдения спутников. Среди них есть по Западному материку снимки очень крупных животных типа земных слонов. По величине — вроде африканского. По шерстистости — чистый мамонт. Хобот — сильно раздвоенный. Если у земного слона по сути одна рука, то у ритянского — две. Зверь наверняка опасный. Обитает на севере Западного материка. Но иногда целые стада спускаются на юг — до реки, которую мы знаем как река Ака. Может, этих животных туземцы и называют ломы?.. Так что говорить, будто их никто не видел, не стоит. Спутники видели! И мы, кстати, разглядывали вместе с Фёдором снимки со спутников, прежде чем выдать Тарасову карабин. Из пистолета такого зверя действительно не уложишь…

Хочу уж воспользоваться этим случаем, чтобы завербовать себе добровольных помощников. Во-первых, нам остро не хватает наблюдений. Всё, что можно, приносите! Ничто не пропадёт. Во-вторых, нам не хватает рабочих версий. Здесь полно загадок, над которыми предстоит спокойно думать. Вот одна из них…

На нашем материке, как вы знаете, водятся крупные обезьяны. И лишь на самом юге — мелкие. На соседних материках мелкие обезьяны тоже есть в южных зонах. Но крупных нет нигде! Почему? Одна из версий — моя. Состоит она в том, что здесь совсем не было людей, когда посадили первый корабль. И некому было уничтожать крупных обезьян. А на соседних материках немало людоедов. Для них обезьяны — более лёгкая добыча, чем люди. Может, людоеды и извели там крупных обезьян? Возникнут у кого другие версии — буду за них благодарен. Загадка интересная!

Пьер Эрвин сдержанно улыбнулся и ушёл. А на трибуну буквально вырвался черноволосый и белозубый красавец Майкл Доллинг. Он, как всегда, выглядел щёголем — даже в обычном голубовато-сером дорожном костюме. Мало кто умел носить этот костюм, как Майкл. На нём всё сидело словно на фотомодели. И в одинаковых костюмах мы оставались такими разными!

— Я тут услышал в известиях, — сказал Майкл, — что Нат Ренцел и Нея Нгуен слетали на Западный материк за насекомыми. Мы с Энн, как вы знаете, фармацевты. Нам тоже нужны образцы здешних растений. Поэтому сходил я к Нату, спросил: «Как гуляли вы с Неей по западным лесам и болотам? В ЭМЗах? Под стрелами?» — «Нет, — ответил Нат. — Без ЭМЗов, без стрел, в сопровождении дочки местного вождя и после сытного завтрака у него». А мы тут на сто шагов от Города не можем отойти без ЭМЗа. Однажды отошли, так мою Энн ранили, все это знают… Спрашивается: чего ещё нам надо от Сандро Тарасова? До него нос боялись сунуть на Западный материк. А теперь гуляем там, как на даче… Когда жили мы в «Малахите», слышал такое местное выражение: какого рожна ещё надо?

— Ты выступишь? — тихо спросила меня Розита.

— Нет.

— Почему?

— Нет смысла.

— Как это нет? — Глаза её расширились — то ли от удивления, то ли от возмущения.

— Делать я всё равно буду то, что считаю нужным. Никто не сможет помешать. Поэтому нет смысла.

— Тогда я…

Она рванулась к трибуне и ещё по пути спросила:

— Дадите мне слово?

— Крой, Розита! — донеслось из зала.

Её любили. Она знала это и спокойно держалась как всеобщая любимица. Она была действительной «первой леди» земной общины. Не по положению мужа, как обычно происходит, а по собственным достоинствам.

— Тут делали рекламу недоучившемуся юристу, — объявила она. — Так это я.

Смех пробежал по залу. Кажется, любой зацепке люди были рады — лишь бы сбросить угнетённость и напряжение после сегодняшних похорон. А Розита это чувствовала. И не боялась выглядеть смешной. Словно нарочно подставлялась.

— Я окончила два курса юрфака в Гаване, — призналась Розита. — В общем, полуюрист… Так вот с точки зрения полуюриста есть несколько вопросов к будущим отцам нации. Можно?

— Жми, Розита! — поддержали из зала. — Тебе всё можно!

— Первый вопрос. Государство должно иметь границы. С кем мы будем о них договариваться? Кто письменно подтвердит их законность и незыблемость?.. Второй вопрос. Государство имеет право наказывать только своих граждан и тех чужих, которые совершили преступление на территории данного государства. Но если чужие нашкодили у себя дома? Имеем ли мы право их судить? Да ещё по своим законам… Всем понятно?

— Всем! — отозвался зал. — Давай дальше!

— Даю… — Розита улыбнулась, — Третий вопрос. Как должен будущий наш уважаемый президент добираться до преступников? Ворваться на территорию разбойного племени и кого-то там захватить? Причём мы ещё и не знаем, кого… В отличие от событий на Западном материке, где на территории разбойного племени кого-то освободили… Улавливаете разницу? Там на чужой территории кого-то из пленников спасли. А тут предлагают на чужой территории кого-то из хозяев захватить… Не будет ли это как раз беспределом?.. Ещё вопрос можно?

— Ну, Розита, не ожидал от тебя! — Фёдор Красный развёл руками. — Кто же тебя ограничивает?

— Спасибо! — Розита кивнула. — Теперь четвёртый вопрос. Как можно спросить с нашего гражданина за убийство не наших граждан опять же не нашими гражданами и не на нашей территории? И ещё в отсутствие нашего гражданина, который в это время находился совсем на другом материке и имеет несокрушимое алиби от всей киберлаборатории… Как раз шла загрузка вертолёта в Заводском районе, когда за морем не наши граждане дрались… Где взять законы для такого казуса? Уверяю: и на Земле их нет! И, наконец, пятый вопрос. Могут ли в племени ра считать Марата гражданином нашим, а не своим? Ведь по известной всем легенде, он бежал от нас и нашёл убежище у них. Так, по крайней мере, они считают. Мы же это все отлично знаем… Выходит, для них он свой среди своих. И, значит, расправа с ним как со своим. Внутреннее дело племени… Тут мы сами загнали себя в юридическую ловушку. Так мне кажется. Но, может, мудрые отцы нации знают выход из неё. Ещё кое-что добавить можно? Я пока не всем надоела?

Не видел я Женьку в этот момент. Наверняка он покачал головой. Мол, не может она без выкрутасов… А зал неожиданно притих. Как бы почувствовал: сейчас будет сказано что-то более важное.

— С точки зрения полуюриста, — призналась Розита, — мы сейчас живём в правовой пустыне. Пока мы сделаем её не то чтобы цветущим садом, а хотя бы зелёным огородом, пройдёт любой срок давности. Но и без него никогда наш будущий президент не получит права спрашивать с людей из другого народа за то, что они сделали на своей земле, по своим законам и обычаям, с тем, кого считали полностью своим. С этим надо смириться, как с неизбежностью. И думать не о мести, не о наказании, а исследовать цепь наших собственных ошибок, которая привела к такому ужасу. Исследовать, чтобы не повторить! По сути, мы сами поспешили и подставили Марата. Как это ни горько признать… Сейчас не подставить бы ещё и Сандро. Иначе провалим все отношения с аборигенами. Мы не властны над тем, что уже случилось. Но мы властны над своим отношением к этому. Так говорила мудрая поэтесса Рина на рубеже нашего и прошлого тысячелетий. Надо думать о будущем! Нам предстоит примирить две юридические тенденции. Одна воспитала Европу на римском праве: Dura lex, sed lex! — Жесток закон, но — закон! Про другую издревле говорили: закон что дышло, куда повернёшь, туда и вышло… Для Европы закон был выше справедливости. Для России и некоторых других мест всё было наоборот. Поэтому нарушение многих законов стало там массовым и даже одобрялось народом. Как нам избежать такого? Ведь неприятие законов, которые мы в душе считаем несправедливыми, сидит во многих из нас очень глубоко, в подкорках. Поэтому на первом нашем собрании мы ратовали за строгости к нам самим — в защиту туземцев. Так нам тогда казалось справедливым. Теперь ратуем за строгости к туземцам — в защиту себя любимых. Так нам сегодня кажется справедливым. Понятие справедливости мобильно, меняется быстро. Закон должен быть незыблем, надолго! Но мы упорно пытаемся подмять его под сегодняшнее наше понятие справедливости. Поэтому прежде чем строчить законы, полезно было бы договориться о принципах. И прежде всего о таком: чью справедливость будут защищать наши законы? У нас одно понятие о справедливости, у племени ра — другое. Для купов и урумту понятия справедливости прямо противоположны. Что должны отражать наши законы? И какова должна быть сфера их применения? Подумали ли об этом наши отцы нации?

…Аплодировали Розите долго. Тушин сидел в президиуме, обхватив голову обеими руками. Я думал о том, что цепь наших ошибок началась с меня и с него. Я первый предложил поискать совет в компьютерах. И первый поддержал Тушина в реализации компьютерного варианта. Он казался вполне логичным. Правда, другие варианты до меня не дошли. Может, там было что-то получше?

И ещё я вспоминал, как на первом собрании именно Женька предложил самое суровое наказание для тех, кто убьёт туземца. Об этом-то и говорила Розита!

Она снова села рядом, и я сжал её пальцы. На этот раз они были холоднее моих, почти ледяные. Только они и объяснили мне, чего ей всё это стоило…

— Ты молодец! — прошептал я.

— Когда-то я обещала тебе, — ответила она тоже шёпотом: — мы теперь навсегда родные. Ты забыл?

— Всё помню. Абсолютно всё!

— Я не обманывала тебя тогда.

— Теперь вижу.

…Страсти прорвались при обсуждении кандидатур в Совет. И начал опять же Бруно.

— Я не хочу и не буду жить при чьей-то тирании, — объявил он, — Я уверен, что вся затея Верхова направлена на то, чтобы хоть когда-нибудь добраться до поста президента и установить свою диктатуру. Так вот я при всех предупреждаю тебя, Евгений! — бросил он в зал. — Если увижу, что ты можешь установись диктатуру, я уничтожу тебя! Пусть я стану тут первым Брутом, но ты не станешь первым Цезарем! Какую бы кару мне потом ни назначили, она не может быть страшней, чем жизнь под твоей властью. Живи и помни!

«Бруно сказал то, что должен был сказать я, — мелькнуло в голове. — На правах «друга детства»… Но, видно, мне слабо…»

Буквально под одобрительный рёв всего зала Женьку из Совета выкинули. Никто за него не вступился. И так же под всеобщий одобрительный рёв ввели в Совет Розиту. Никто не возражал.

Бруно попытался предложить в Совет ещё и меня:

— Сандро теперь у нас единственный представитель дикарей…

Зал буквально лёг от хохота. Сегодня так ещё не смеялись. Что-то чуть ли не истерическое померещилось мне в этой случайной разрядке.

Пришлось встать и объяснить:

— Ребята! Я же всё время на Западном материке. Дежурить в Совете не смогу. А если что-то по Западному материку — меня вызывают. Не каждый же день Совет занимается дикарями…

Когда сел, услышал, как Розита, пригнувшись, говорит Бруно:

— У тебя такие переходы от трагедии к комедии! Ты можешь стать актёром шекспировского толка! Приглашаю тебя в наш театр!..

Не знаю, что ответил Бруно, но в Совете его оставили. А конституционную комиссию решили создать. И Женьку туда определили — от нашего корабля. И предложили астронавтам с других звездолётов тоже выделить подходящих «отцов нации».

Тут же, после собрания, Женька попросил Тушина перевести его из бригады Заводского района в бригаду разъездных кибер-ремонтников.

— В Нефти не был, — объяснил он, — на руднике не был, на ферме не был… Хочу побывать.

— Побывай! — коротко согласился Тушин.

И отвернулся.

Вечером, за домашним ужином, он признался:

— Я вот всё думаю: если бы мы сообразили посылать к Марату этих необузданных урумту по одному… В одиночку-то они вели бы себя куда спокойнее… Жил бы тогда Марат?

— Наверное, жил бы, — безжалостно подтвердил я.

Тушин хлопнул себя ладонью по затылку и горько произнёс:

— Русский мужик, говорят, задним умом крепок!