Книга: Завидное чувство Веры Стениной
Назад: Глава двадцать девятая
Дальше: Часть четвёртая

Глава тридцатая

Живопись – и вообще подражательное искусство – творит произведения, далёкие от действительности, и имеет дело с началом нашей души, далёким от разумности; поэтому такое искусство и не может быть сподвижником и другом всего того, что здраво и истинно.
Платон
Ветер сметал снежную пыль с лобового стекла Тамарочки – пыль эта летела вверх, струясь, как фата. Вера опустила спинку кресла и неожиданно наткнулась рукой на веник. Стенины держали дома точно такой же, только у их веника ручка была аккуратно обтянута старыми колготками – чтобы не сыпалось.
– Серёжа, а зачем вам веник в машине? Следы заметать?
Доктор рассмеялся:
– Не угадали, Верочка. Я им снег очищаю – ничего нет лучше веника, поверьте! Импортные щётки даже в сравнение не идут.
Тамарочка встала у шлагбаума, Серёжа открыл окно, чтобы взять парковочную карту.
– Уже приехали? – удивилась Лара. Она, конечно, задремала – у неё был талант засыпать в любых положениях и ситуациях. Эта способность имелась и у Веры, но в Ларе она раскрылась по максимуму. Дочь была – гений лёгкого сна.
Вера достала из сумки пудреницу, проверила, на месте ли морщины. Мышь возмущалась:
– Ну ладно, приехала ты в порт, и что? Лучше бы работала, экспертиза сама собой не напишется!
…Тогда на Уралмаше, утешая Сарматова, Вера сразу поняла, что Валечка унёс вместе с иконами и её счастье – пусть кривое и стыдное, но всё равно – несомненное. Теперь на месте бывшего счастья вольготно расселась зависть – и бубнила без передышки:
– Конечно, у нас всегда так! Если нам сделали что-то хорошее, его нужно вырвать с мясом – чтобы мы не считали, что достойны. Чтобы не привыкали! Ты, Стенина, не сомневайся – как только появится что-то стоящее, будь готова сдать назад при первом же требовании. Как библиотечную книжку!
– На счастье не сядешь, – оправдывалась Вера. Ей было тоскливо без Валечки, стыдно перед Юлькой, жаль Сарматова. Сразу столько чувств – и все, как на подбор, паршивые.
Днем она ещё как-то держалась, но ближе к ночи начинала злиться на весь свет – покрикивала на девчонок, грубила матери, пила уже по целой бутылке вина за вечер… Старшая Стенина в очередной раз сунулась к Вере с клочком бумажки, где был записан телефон врача-экстрасенса – и тут же получила пару рекомендаций «не лезть» и «не вмешиваться». Но бумажку из рук у неё потом всё-таки вырвали.
Вера решила не откладывать звонок ещё на пару лет. Поговорить всё равно было не с кем – Юлька опять где-то пропадала, да и не Юльке же плакаться на вероломного Валечку.
Подвыпив, Стенина любила послушать, что называется, сама себя. Она говорила и сама заводилась от своих речей, смеялась своим шуткам, только наутро – и то не всегда! – догадывалась, каким несвязным и глупым был давешний разговор. Жаль, что не каждый собеседник имел смелость его прекратить. А вот чудодейственный врач, оказавшийся женщиной по имени Галина Григорьевна (убийственное для пьяного языка отчество), такую смелость имел.
– Я по телефону не консультирую, – отрезала экстрасенс. – Приходите завтра к пяти, посмотрим, что там у вас за зверь такой.
Вера попросила Сарматова отпустить её в четыре, и тот, недовольно вздыхая, согласился.
Галина Григорьевна принимала «на дому» – в старой пятиэтажке на улице Громова. Вера с трудом нашла этот дом – его как будто специально прятали от окружающих, и номер на нём не значился, и местные люди отказывались верить в его существование.
– Дома с таким номером на Громова нет! – заявила Стениной бабка, к которой она сунулась с вопросом, и долго потом подозрительно глядела вслед.
Но дом всё же отыскался – он был единственный без номера, так что Вера вычислила его методом исключения. Квартира, как предупредили, – на первом этаже. С улицы видны кастрюля на подоконнике и белая кошка с обеспокоенной мордой.
Стенина позвонила в дверь – кто-то крикнул: «Входите!», и она вошла, сейчас же споткнувшись о другую кошку – черепаховой, как выражалась мама, масти. Кошка была похожа на крупное членистоногое и смотрела на Веру так, что сразу стало ясно: шансы очаровать это животное отсутствуют в принципе.
– Собаку запру, подождите! – прокричал всё тот же голос откуда-то из глубины квартиры. Послышались звуки борьбы человека и зверя – человек в конце концов победил и появился в прихожей, потирая руки.
– Вы на пять часов?
– Да, – сказала Стенина. – А вы – Галина Григорьевна?
Ей не верилось, что эта маленькая толстая женщина в спортивных штанах, украшенных налипшей шерстью, – и есть тот самый чудо-врач, на которого Вера надеялась вот уже несколько лет.
Женщина кивнула.
– Фотографии принесли? – спросила она.
– Какие фотографии? – испугалась Вера, сразу же вспомнив Герины снимки.
– Ну, вы же хотели узнать будущее дочери и её жениха?
– Моей дочери ещё рано думать про жениха.
– Никогда не рано, – возразила Галина Григорьевна. – А, я поняла! Это я вас спутала с женщиной на шесть часов, у неё дочь собралась замуж. А вы – это которая мне вчера поздно вечером звонила. У вас рак, да?
– Почему вы так решили?
Галина Григорьевна с раздражённым видом взяла тетрадку, лежавшую на тумбочке у телефона – и зачитала вслух:
– «Внутри постороннее существо, которое пожирает». Что это, если не рак?
– Мышь, – сказала Стенина. И шёпотом уточнила: – Летучая.
В дальней комнате очень кстати завыла собака.
– Герда, молчать! – крикнула Галина Григорьевна. – А вы проходите в комнату. Разберёмся.
Вера уселась в кресло, обивка которого некогда была сделана «под гобелен», но теперь кошачьими стараниями превратилась в букле с бахромой. На спинке дремала третья кошка, серая и пушистая, как кролик, – она тут же спрыгнула и, замяукав, пошла к хозяйке.
– То есть, – продолжала Галина Григорьевна, подхватив серенькую на руки, – вы называете свою болезнь «мышью», чтобы не произносить слово «рак», да? Оно вас травмирует, я правильно поняла?
– Неправильно. Я ничем не болею, вот только в горле у меня уже лет пять сидит комок – и он никак не проглатывается и не уходит.
– Это ваша невысказанная боль, – сказала Галина Григорьевна. – А у вас есть с собой какие-то фотографии?
Вера нашла в сумке завалявшийся конверт с давними снимками – летом водили Евгению и Лару в зоопарк.
– Интересная девочка, – заметила чудо-врач, указывая на Евгению.
– Да, она всем нравится, – вздохнула Стенина.
– А вот у вашей дочки я вижу серьёзную проблему. У неё не развивается душа.
Галина Григорьевна послюнила ладонь и начала собирать шерсть со своих штанов, которые выглядели почти как меховые. Чудо-врач ждала вопроса, но Стенина молчала.
– Вам нужно завести какое-нибудь домашнее животное, – посоветовала Галина Григорьевна. – Кстати, у моей кошки скоро будут котята, могу отдать по сходной цене. Девочке это очень полезно.
– Но я хотела о другом… Мне говорили, что вы ещё и психолог, а не только экстрасенс.
Вера, сама не заметив, как это произошло, рассказала Галине Григорьевна всю свою жизнь, начиная с девятого класса. Чудо-врач слушала и по-прежнему собирала шерсть со штанов – так что к финалу рассказа у неё на коленях лежал серый клубок размером с кошачью голову.
– А почему вы пытаетесь решать все ваши проблемы за счёт мужчин и детей? – спросила Галина Григорьевна уже другим, психологическим голосом, когда Вера наконец замолчала. – Вы вполне могли бы сделать карьеру, но даже института не кончили.
– Я пишу диплом, – вскинулась Стенина и тут же покраснела, вспомнив, сколько минут ей довелось провести на этой неделе с Гюставом Курбе. (Пять. Или семь.) – А у вас, если не секрет, есть высшее образование?
– Два, – сказала Галина Григорьевна. – Вы обязательно подумайте о том, что я сказала, и не зацикливайтесь на этой своей зависти. Подумаешь, зависть! Все люди завидуют, грешок-то популярный!
Во время разговора Галина Григорьевна волшебным образом изменилась – беседу начинала запущенная тетёха, но с каждой минутой из неё прорастала тонкая, интеллигентная дама, по неудачному стечению обстоятельств угодившая в этот дом и в это тело. Дама с отвращением разглядывала собственные штаны.
– А как у вас, кстати, с алкоголем? – спросила она у Стениной.
Вера смутилась.
– Ясно, – кивнула Галина Григорьевна. – Сделайте, как я скажу. Глубокий выдох на счет «раз», глубокий вдох – «два». Раз, два. Раз, два. Раз… два…
Кто-то громко щёлкнул пальцами перед носом – как в танце фламенко. Вера открыла глаза и увидела перед собой лицо Галины Григорьевны, которая снова превратилась в неряшливую любительницу зверей.
– Ну вот, – сказала Галина Григорьевна, – пить вы больше не будете.
На этих словах собака Герда прорвала оборону – и гигантскими скачками примчалась к хозяйке. Это была весёлая рыжая псина. Кошки птицами вспорхнули на шкафы, а из предположительной кухни донёсся клёкот попугая.
– Всё будет хорошо! – кричала Галина Григорьевна, пытаясь заглушить лай Герды. – С вас девятьсот рублей. И не забудьте про домашнее животное!
Вера пришла в себя только на улице – навстречу шла давешняя бабка и разглядывала её без всякой симпатии.
– Нашла дом? – ехидно спросила она.
Стенина не ответила.
На другой день в зоомагазине были куплены три рыбки и вместительный аквариум со всеми необходимыми приспособлениями. Лара отнеслась к новинке равнодушно, а вот Евгению аквариум просто заворожил. Она часами сидела перед стеклом, разглядывая, как две белые рыбки гоняют серую, гораздо меньше их по размеру. Продавец в зоомагазине почему-то отговаривал Веру от приобретения серой рыбки, но Стенина не стала его слушать. Он мог говорить со стеной с таким же успехом, как со Стениной.
Подробности похода к чудо-доктору Вера почти сразу же забыла. Помнила только кошку рядом с кастрюлей, тогда как на месте лица Галины Григорьевны прыгали тёмные квадратики, как в криминальных теленовостях. Самое же удивительное – она теперь действительно не могла выпивать. Любимое шардонне, закупленное по оптовой цене в количестве десяти бутылок, вызывало тошноту при одном лишь взгляде. Вера через силу сделала глоток – и едва успела добежать до туалета.
Она твёрдо решила ещё раз прийти к Галине Григорьевне – показать ей Лару, и вообще, посоветоваться. Видимо, у этой тётки и вправду был какой-то особенный дар. Попыталась записаться по телефону – трубку снимала какая-то нервная женщина, доказывая: «Такие здесь не живут».
Тогда Вера снова поехала на улицу Громова, – пыталась найти дом по памяти, но на сей раз у неё ничего не получилось. Она даже ту зловредную бабку не встретила – просто без толку прогуляла половину рабочего дня, вернулась домой уставшая и злая. К счастью, Сарматов уехал в город-рифму Саратов. В последнее время шеф часто – и справедливо! – упрекал Веру в том, что она «пренебрегает» и «манкирует».
– Мама, а у кого ты брала телефон той докторши? – спросила вечером Стенина.
– Какая ещё докторша?
– Экстрасенс, Галина Григорьевна.
– Веруня! – расстроилась мама. – Как верующий человек, я не приемлю никаких экстрасенсов и тебе не советую.
– Но ведь ты сама мне дала её номер.
– Я? Ты что-то путаешь, Веруня. Наверное, Юля твоя посоветовала экстрасенса. Это – в её духе.
Мама до сих пор считала Копипасту источником всех Вериных бед.
«Наверное, я всё-таки сошла с ума, – думала Стенина. – Надо было ещё тогда, после Парижа, сдаться в психушку, а теперь уже поздно, не вылечат. Запрут на Агафурах – и привет».
Мысли эти были тяжёлыми, как чемодан после отпуска. Вера промучилась ими несколько дней, а потом пришёл денежный перевод от Лидии Робертовны – чтобы Вера не тратилась на дорогу.
Стенина купила два билета в Питер – только два, хотя бессовестная Копипаста всячески навяливала ей Евгению, а сама Евгения безутешно молчала, глядя, как Вера пакует вещи.
Сарматов тоже долго обижался и ворчал, но потом договорился о встречах в Питере с какими-то коллекционерами – и сразу же повеселел. Вера поклялась, что сделает всё по списку, – нужно было забрать какие-то редкие конверты у одного специалиста и отвезти экспертное заключение другому. И, возможно, доставить в Екатеринбург некий загадочный холст – Сарматов надеялся, что это Бурлюк, хотя шансов было мало.
Накануне отъезда Вера меняла воду в аквариуме – и заметила, как вымахала серая рыбка – она была теперь ровно в два раза больше своих былых обидчиц. Евгения утверждала, что рыбка с лёгкостью катает по дну аквариума небольшие камни, которыми Вера украсила подводный пейзаж.
Доехали до Питера, можно сказать, без приключений – спасибо Евгении, которая одолжила Ларе свой «гейм-бой». Эту электронную штуковину Юлька купила совсем недавно, и девочки просто жить без неё не могли.
Лара увлечённо жала на кнопки гейм-боя, машинка послушно пищала, по экранчику носились цветные фигурки. Вера достала из сумки первую главу диплома – здравствуйте, господин Курбе!
Шутки шутками, но за сутки в поезде она успела написать едва ли не больше, чем за весь последний месяц.
Лидия Робертовна заранее предупредила, что встретить их на вокзале не сможет – у неё целый день уроки. Но она так подробно расписала дорогу, что Вера не переживала – доберутся!
Метро Лару совершенно очаровало.
– А если толкнуть человека под поезд, он сразу умрёт или будет долго мучиться? – кровожадно спросила дочка.
– Какая милашка! – засмеялся стоящий на перроне мужчина. Вера глянула на него своим фирменным «нелезьлучше» взглядом, и тот опустил глаза.
Когда они добрались до Лидии Робертовны, там шёл урок – бабушка поспешно открыла дверь и, указав пальцем в сторону кухни, вернулась к ученику. Вера не поняла, в каком смысле был этот палец – им следовало выпить чаю с дороги или приготовить обед? В холодильнике не нашлось ничего, кроме полуфабрикатов довольно прискорбного вида, а на столе стояла вазочка с затхлым печеньем.
– Фу, – сказала дочка.
В комнате ученик долбил по клавишам, а Лидия Робертовна раздражённо считала вслух:
– И раз, и два, и три!
Стенина смотрела по сторонам и удивлялась – надо же, как быстро человек заполняет собой пространство! Кухня на Бажова почти не отличалось от петербургской – такие же (возможно, те же самые) пожелтевшие шторки, вечные крошки на столе и, главное, запах – он тут же перенёс Веру на десять лет назад. Пахло кофе, геранью и пылью.
В прихожей наконец затопали – ученик намотал на шею шарф жестом висельника и так быстро исчез, что Вера не успела ни поздороваться с ним, ни попрощаться.
– Бездарь, – махнула рукой Лидия Робертовна. – Ни слуха, ни желания.
– Зачем тогда? – поинтересовалась Вера.
– Да это всё родители! Платят, занимаюсь – а толку нет. Как он у меня Моцарта корёжит – сердце кровью обливается!
– Сердце и должно обливаться кровью, – вмешалась Лара. – Иначе оно остановится.
Назад: Глава двадцать девятая
Дальше: Часть четвёртая