3
Бинг увидел, как Иетс показался в дверях одного из бараков, и окликнул его. Вид у Иетса был усталый и расстроенный.
— Хорошо, что я нашел вас, лейтенант, — сказал Бинг. — Мне нужно вам кое-что сообщить.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Во-первых, у меня там одна особа вас дожидается.
— Что, что такое?…
— Очень миленькая, лейтенант.
— Знаете что, Бинг, я — более чем снисходительный офицер, думаю, что вы в этом убедились. Я и с вами, и со всеми вообще обращаюсь по-человечески, как с взрослыми людьми. Но устраивать мою личную жизнь — это уж черт знает какое нахальство с вашей стороны. Об этом я сам позабочусь.
— О'кэй, пусть дожидается!… Я вовсе не хотел лезть в ваши дела. — Бинг порылся в карманах, извлек смятую пачку сигарет и закурил. — А второе дело — насчет одного слуха, а может, это и не просто слух. Я узнал от того сержанта военной полиции, который забрал себе белокурую польку. Ее тоже включили в список, но он добился, чтобы ее вычеркнули.
— Какой список? Какая полька?
— Тут собираются отправить целую партию этих перемещенных туда, откуда они явились, — в шахты.
Бинг замолчал. Иетс стоял неподвижно, потирая пальцы.
Вдруг глаза его сузились, и он резко спросил.
— Вы сказали, что меня дожидается какая-то особа? Где? Здесь, в лагере?
— Нет, конечно, за воротами! — Бинг только сейчас понял: Иетс заподозрил его в том, что он предлагает ему какую-то женщину из перемещенных. — Я этими делами не занимаюсь, лейтенант!
— «Особа»! Вы знаете, как ее зовут?
— Конечно, знаю. Она мне сказала — Тереза Лоран; и не будь она так увлечена вами, я бы и сам не прочь познакомиться с ней поближе.
— Тереза! — У Иетса заколотилось сердце; ему казалось, что и все кругом слышат каждый его удар. Унылый, серый лагерь словно растаял; он стоял один среди широкого поля, и Бинг, маячивший у него перед глазами, растворился в воздухе, как дымок.
— Где она? Как она сюда попала? Где вы ее встретили? — Он зашагал прочь от Бинга. Тот бросился его догонять.
— Вы не волнуйтесь, лейтенант. Она дожидается, за воротами. Вы идете в обратную сторону!
— За воротами… ах, да. Это не здесь… — Иетс улыбнулся. — Она здесь и дожидается, за воротами.
— Лейтенант! А как же насчет перемещенных?
Иетс послушно остановился.
— Здесь нужно что-то предпринять. Только что они были рабами, а теперь…
Иетс не понял ни слова. Он опять зашагал прочь, прямо через двор, налетая на людей, когда те не успевали посторониться.
Бинг бежал рядом с ним.
— Может, вы бы поговорили с полковником? Вы хотя бы попросите его… Да подождите немножко, лейтенант! Не убежит ваша девушка. Раз уж приехала сюда из Парижа, подождет еще немножко.
— Где вы ее встретили?
— Перед нашим домом. Я только вышел, чтобы идти сюда, а она меня остановила и спрашивает, не знаю ли я, где сейчас лейтенант Иетс, Дэвид Иетс.
Иетс кивнул головой.
— Дэвид Иетс.
— Я сказал, как не знать, мадемуазель, пойдемте со мной. Вот и все. Очень просто, верно? Может быть, мне самому поговорить с полковником Девиттом? Даже если в шахтах нужны рабочие…
— Как она оказалась у нашего дома? Приехала из Парижа…
— Да не знаю я! Вы ее сами спросите. Вы мне скажите, что мне предпринять по поводу перемещенных.
— Перемещенных?
О черт, заело, подумал Бинг.
— Я вот что сделаю, — предложил он. — Я скажу полковнику, что вы послали меня к нему с докладом по этому вопросу.
— По какому вопросу? Вы о чем?
— Да эта их мерзкая затея — опять послать перемещенных на работу…
На лице Иетса наконец мелькнул проблеск понимания.
— Я этим займусь… погодя.
— Разрешите мне этим заняться, сэр.
Они были уже близко от ворот. Только угол здания администрации скрывал от Иетса ворота, часовых и Терезу.
Он увидел ее раньше, чем она его. Отчаявшись, она уже перестала заглядывать в ворота и отошла подальше от любопытных французских часовых. Он увидел ее сквозь железную решетку ворот. Увидел знакомую хрупкую фигурку, пышные волосы под черным беретом. Он проскочил мимо часовых и окликнул:
— Тереза!
Она обернулась.
Все случилось совсем не так, как он себе представлял. Они не бросились друг к другу, а стали сходиться медленно, почти робко, словно шли по узкому, непрочному мосту.
И только когда он обнял ее и почувствовал, как ей с ним легко, он наконец поверил в реальность этой минуты.
— Я так счастлив, — сказал он.
Ответа ее он не разобрал. Она сказала что-то по-французски, очень быстро, точно лаская его каждым своим словом.
Тогда он поцеловал ее. Французские часовые скромно отвернулись в сторону.
— Как замечательно все получилось! — воскликнула Тереза. Они быстро шли прочь от лагеря.
— Да, — сказал Иетс, не задумываясь. Ему ни о чем не хотелось думать. Его, конечно, интересовало, как она очутилась в Вердене, как нашла дом, где был расквартирован отдел; но он не торопился с расспросами, ему достаточно было ее присутствия и твердой уверенности, что преграда, разделявшая их в Париже, исчезла без следа. А Тереза захлебывалась от сознания, что они нашли друг друга, и от гордости, что она не убоялась войны и своими силами одержала победу.
— Когда ты от меня ушел… — начала она. Он прижал к себе ее локоть.
— Я знаю, тебе неприятно об этом вспоминать, — сказала она, — я больше никогда не буду, это последний раз. Когда дверь закрылась и я осталась одна, я вдруг поняла, что люблю тебя и что стена, которая стояла между нами, рухнула. Она потому рухнула, что ты ушел. Если бы ты тогда остался, я ни за что, ни за что не приехала бы к тебе.
Он хотел возразить, но она сжала его руку.
— Мне мешала одна вещь, но теперь я об этом забыла. Это ушло и из твоей и из моей жизни, и нам нечего об этом тревожиться.
Он и не думал тревожиться. Никогда еще он не испытывал такого победного ощущения власти над собственной жизнью.
— Ты не сказал мне, куда уезжаешь.
— Я не мог сказать, дорогая. Это запрещено.
Она кивнула.
— Я пошла в отель «Скриб» справиться о тебе. Я думала, может, найду там кого-нибудь, кто тебя знает и скажет мне, куда тебя послали.
Она не сказала, что искала Люмиса, что готова была снова встретиться с ним, лишь бы узнать, как отыскать Иетса. Но Люмиса в отеле «Скриб» не оказалось.
— Ты здесь, значит, все хорошо, — сказал он.
— Мне помогла одна американка, — продолжала Тереза. — Она пишет в газетах. Ее зовут Карен Уоллес. Она очень хорошо отнеслась ко мне и все поняла. Она сказала, что знает, каково это, когда любишь человека, а его с тобой нет. Она мне понравилась. Она сказала, что я, может быть, найду тебя в Вердене.
— Я знаю мисс Уоллес, — подтвердил Иетс и мысленно улыбнулся. Да, все женщины в союзе между собой; если они твердо знают, что им нужно, куда мужчинам до них! И еще он подумал, много ли Карен рассказала о нем Терезе? Рассказала ли, что когда-то, очень давно, закатила ему пощечину, и за что?
Но если Тереза и узнала что-нибудь, она не придала этому значения.
— Тогда я пошла к месье Мантену и сказала, что мне нужно поехать в Верден повидаться с тобой. Он спросил, уверена ли я в том, что мне это нужно.
— И что ты ответила?
— Я сказала, что уверена. Я сказала, что все время думаю о тебе, а этого мало.
— Этого мало, ты права, — сказал он смиренно.
— Мантен дал мне пропуск и устроил меня на грузовик, который шел в Верден. Кроме того, он дал мне адрес людей, у которых я остановилась. Я сплю на раскладной кровати в одной комнате с двумя хозяйскими дочками.
— Все тебе помогли… — Через нее Иетс почувствовал себя частью разбросанной, но крепко спаянной семьи.
— Это потому, что война, — сказала Тереза. — Все разыскивают своих близких. Ты понимаешь?
— Понимаю.
— Мне даже из ваших кое-кто пытался помочь, — продолжала она. — Когда я сюда приехала, оказалось, что тут тысячи американских военных. У меня сначала руки опустились. Я стала расспрашивать, — никто тебя не знает. Я столько дней искала и уже стала думать, что та женщина в Париже ошиблась.
— Je t'aime, — сказал он.
— Очень было трудно. Некоторые солдаты отвечали грубо. Некоторые советовали забыть о тебе. Один сказал: «У нас здесь, красавица, больше лейтенантов, чем нужно. Вам его нипочем не найти».
— А ты все-таки нашла. Как хорошо.
— Потом кто-то послал меня к коменданту. Там сказали, что им некогда со мной разговаривать. Но я решила подождать. К концу дня они собрались уходить и увидели, что я все жду. Тогда они стали просматривать какие-то списки и наконец сказали мне, в каком доме ты живешь.
Вот как сильно она его любила. Сколько нужно было мужества и преданности, чтобы на основании одного слабого намека ринуться разыскивать его среди целой армии в походе. То, что она сделала, было так огромно, что он невольно спросил себя: где ты был до сих пор? Если такое возможно, как же плохо ты знаешь человеческое сердце. И как мало ты можешь дать ей…
— А потом ты вышел из ворот, — закончила она ликующим голосом и добавила едва слышно: — Я знала, что это ты, еще до того, как обернулась. Я чувствовала. Но я боялась обернуться, пока ты не позвал меня. Мне было страшно.
— А теперь тебе больше не страшно? Тебе хорошо?
— Да, — сказала она, — очень.
