Глава 8
Ранним утром того же дня снаряд с противоположного берега попал в офицерскую казарму, взорвался и зацепил барак личного состава.
Комбат, первым выскочивший на улицу, подал команду:
– Всем по машинам!
Обстрел базы усилился.
Левченко побежал к миномету и начал наводить прицел по вспышкам на противоположном берегу. Тремя минами удалось подавить две огневые точки. По позиции боевиков били танки и БМП. Но и противник отвечал довольно плотным огнем. Видимо, боевики хорошо подготовились к огневому налету. Перестрелка затянулась. Духи не жалели боеприпасов.
Краем глаза Левченко увидел, как к комбату подбежал посыльный. Маджитов отдал приказ взводному мотострелковой роты и запрыгнул в свой танк. Вскоре «Т-72» и БМП-2 под непрекращающимся обстрелом рванули в сторону блокпоста.
У Михаила похолодело на сердце. Случилось что-то серьезное, раз Маджитов под огнем пошел к посту. Но что именно? Связаться с комбатом он не мог. Хватало работы на базе.
Стрельба смолкла где-то около полудня, так же внезапно, как и началась. Левченко тут же побежал к связистам. Те запросили комбата.
Маджитов ответил после непродолжительной паузы:
– Да! Я – Роза-04.
– Это Тюльпан. – Таким был позывной Михаила как командира батареи.
Голос Маджитова дрогнул, он заговорил открытым текстом в нарушение всех правил и инструкций:
– Здесь, Миша, вилы!
– Что? Не понял? Какие вилы?
– Настоящие. Духи атаковали блокпост с тыла. Ночью. Потери: девять человек, весь твой расчет, два танкиста, лейтенанты, четверо молодых бойцов, танк поврежден. Логинов убит.
– Что? – вскричал Левченко. – Как это убит?
– Пулевое ранение в грудь.
– Но этого не может быть!
К Левченко подошел подполковник, временно сменивший Алешина.
– Может, лейтенант! Твой друг погиб, подтверждено.
– Но как же так, товарищ подполковник?..
– Война, лейтенант.
– Но Серега?..
– Сожалею.
Менять Логинова должен был лейтенант Суворов.
Михаил попросил старшего офицера:
– Разрешите мне также убыть на блокпост?
– Хорошо, – согласился подполковник. – Комбат передал, что пост был атакован арабским спецназом, который сейчас находится неподалеку, в кишлаке. По крайней мере был там на момент доклада Маджитова.
– Мы с Суворовым проверим этот кишлак.
– Не горячись, пошли туда лучше толкового сержанта с группой бойцов. Хватит с нас Логинова.
Левченко считал, раз погиб Сергей, то, значит, убит и Абдурасулов.
– Разберемся на месте.
– Разбирайтесь! Только под пули не лезьте. Я все понимаю, но и вы послушайте меня. Каждый кадровый офицер здесь на вес золота, причем в полном смысле этого слова.
– Вот именно, что на вес золота. – Левченко сплюнул на каменистый грунт и подошел к Суворову: – Вместе поедем на пост, Серега.
– Поверить не могу, что Логинов погиб.
– А я, думаешь, могу? Мы же три с половиной года в училище вместе всегда были. Кровати рядом стояли, одной тумбочкой пользовались. Здесь тоже вместе. И вдруг… нет Сереги. Не верю. Может, ошибка какая?
– Комбат – и ошибся?
– А что, Карим не человек?
– Я не о том.
– А я о том.
– Ты чего завелся? Думаешь, тебе одному плохо? Я не хуже тебя знал Логинова.
Левченко положил руку на плечо лейтенанта.
– Ладно, Серега, извини. Нервы стали ни к черту. И это в двадцать два года. Что будет дальше?
– Я об этом не думаю. Прошел день, и хрен с ним.
На этом разговор прекратился.
Офицеры ждали наступления темноты, чтобы под ее прикрытием пройти на блокпост.
Где-то через полчаса послышался рев двигателей. На базу подошли танк и БМП. На трансмиссии «Т-72» лежали три тела, накрытые солдатскими одеялами. Из десантных отсеков БМП солдаты тоже начали доставать тела погибших.
Вместе со своими павшими бойцами в БМП было загружено и тело араба. Партизаны, увидевшие это, выбросили труп араба на землю и принялись избивать его ногами. Левченко пришлось дать очередь в небо, дабы прекратить это зверство.
Он подошел к танкисту, сидевшему на броне, и спросил:
– Где тело лейтенанта Логинова?
Танкист показал за спину:
– Первый за башней.
Левченко поднялся на броню, взялся за край одеяла, потянул на себя и увидел бледное лицо друга. Грудь Сергея была вся в крови. Солдаты уже ждали внизу, чтобы снять тело офицера.
Левченко вздохнул и сказал:
– Прощай, Серега! Если ты там, наверху, слышишь меня, то знай, друг, я отомщу за тебя. Не один десяток духов положу. Сукой буду, брат!
Левченко никто не торопил. Он прикрыл тело одеялом, спрыгнул на землю, отошел к БМП и сел на место механика-водителя, желая побыть в одиночестве.
Под покровом ночи колонна двинулась на разгромленный блокпост. Встретил ее комбат. Суворов доложил о прибытии, упомянул и о приезде Левченко. Маджитов впервые, сколько помнили его молодые офицеры, выглядел растерянным, усталым.
Михаил обратился к нему неформально:
– Ты что замученный такой, Карим?
– Знаете, мужики, каково мне было глаза Сереге закрывать? Ведь он смотрел на меня словно живой.
Левченко прикурил сигарету.
– Ты что делаешь? – воскликнул комбат. – Здесь же снайпера вражеские работают!
– Я за танком, успокойся. Да и плевать мне на все. Известно, как погиб Сергей?
– Да.
Комбат рассказал об утреннем бое и добавил:
– Непонятно, как на блокпост с тыла прошли арабы. Причем так, что дозор даже выстрелить не успел.
– Ты на что намекаешь, командир?
– Я, Миша, не намекаю. Кто-то из наших работает на духов. Он и отвлек тыловой дозор, позволил арабам подойти к посту. Иначе часовые увидели бы духов. Вот только кто этот подонок?
– А что выжившие солдаты говорят? – спросил Суворов.
– Ничего. По крайней мере те, с которыми я разговаривал.
К офицерам подошел лейтенант Абдурасулов.
Левченко удивился.
– Ты живой?
– Выжил. Повезло. Я видел, как убили Логинова, принял командование на себя. Мы отбили нападение духов, заставили их уйти в кишлак.
– Интересно. И откуда ты руководил боем? – Левченко подозрительно посмотрел на лейтенанта.
Абдурасулов вздохнул и ответил:
– Да пришлось пометаться под пулями, от танка к БМП, от нее к блиндажу.
– А ну покажи магазин! – вдруг потребовал Левченко.
– Ты что, Миша? – воскликнул комбат. – Анвар действительно руководил действиями бойцов.
– Я сказал, покажи! – продолжал настаивать Левченко.
Абдурасулов пожал плечами, отстегнул магазин от автомата, протянул Левченко.
Тот осмотрел его и спросил:
– Руководя боем, ты израсходовал только половину патронов? И ни одной гранаты?
«РГД» и «Ф-1» находились на месте, в отсеках «лифчика», как и дополнительные магазины.
– Я старался бить прицельно, короткими очередями, а иногда и одиночными.
Левченко бросил лейтенанту магазин.
– Ладно!
Комбат сказал, что возвращается на базу. Ему еще предстояло пережить разнос начальства. Абдурасулов тоже хотел уехать, но Левченко оставил его на посту, приказал собрать свободных бойцов, восстанавливать окопы и рыть новые. Сам же Михаил с Суворовым и двумя бойцами пошел прочесывать кишлак.
Они без проблем добрались до брошенного селения и пошли по центральной улице. Суворов слева, Левченко справа, за офицерами бойцы. Стволы автоматов направлены вверх. Все были готовы открыть огонь на любой шорох, какое угодно движение.
Но кишлак оказался пуст. В одном доме они заметили куски окровавленного бинта. Видимо, здесь арабы перевязывали своих раненых. Больше ничего. Боевики выполнили свою задачу, как уж смогли, и ушли.
Группа, ведомая Левченко, прошла кишлак и направилась к посту со стороны окопа минометного расчета. Оттуда вдруг ударил автомат. Бойцы бросились к дувалам, и это спасло их.
Суворов крикнул:
– Возвращаемся в кишлак. Пацаны слишком хорошо несут службу.
Группе пришлось отходить в селение и огибать минное поле. Заодно Левченко проверил караул.
На посту Абдурасулов доложил:
– За время вашего отсутствия мы отбили атаку боевиков.
– Да? – Левченко усмехнулся. – И много духов наступало на блокпост?
– Не меньше десятка.
– Ты их сам видел?
– Так точно!
– Кому ты, «пиджак», лапшу на уши вешаешь? – повысил голос Левченко. – Как бы мы прошли кишлак, если бы там были духи? Да еще с десяток? Это мы, придурок, хотели выйти со стороны минометного расчета. А ты дал приказ открыть огонь, хотя сперва должен был через оптику посмотреть, кто идет.
– Почему вы все время оскорбляете меня? – спросил Абдурасулов.
Михаил отмахнулся:
– Уйди. Тебя оскорбить невозможно. В следующий раз смотри, по кому стреляешь, лейтенант.
Слово «лейтенант» было сказано с неприкрытым сарказмом.
Из блиндажа вышел солдат.
– Командир, я… – дальше он заговорил по-узбекски.
Солдат совсем не знал русского языка. Видя, что Левченко не понимает его, он указал на Абдурасулова, на тыловой пост, на кишлак.
Абдурасулов что-то крикнул ему. Солдат опустил голову и пошел в блиндаж.
– Что он хотел? – спросил Левченко.
Абдурасулов ответил, не моргнув глазом:
– Молодой! Первый бой. Хотел похвастаться, как дрался с наемниками.
– Да? А на тебя почему показывал?
– Так я же руководил боем.
– Ну да, после того как погиб Логинов. Странное дело, в Сергея стреляют в упор, разрывают грудь, у тебя же ни одной царапины.
Но Абдурасулов нашелся и здесь:
– У многих солдат, которые вели бой, тоже нет ранений.
– Иди! – приказал Левченко.
Суворов, стоявший рядом, спросил:
– Ну что ты прицепился к нему? Комбат весь день выяснял здесь обстоятельства боя, и к этому «пиджаку» у него не возникло никаких претензий.
– Не нравится мне этот Абдурасулов.
– Ну, Миша, если мы еще начнем сортировать подчиненных по тому, кто кому нравится, а кто нет, то останемся без личного состава.
– А молодые, Серега, нам на хрен не нужны. Толку от них, если подпускают духов и позволяют резать себя как баранов! Оставить десятка три взрослых партизан, да и хватит. «Пиджаков» всех уволить к чертовой матери. Не офицеры, а одно сплошное недоразумение. От них и в войсках, которые стоят в центральных областях России, нет никакого толку, а на войне тем более. Помнишь в училище замполита батальона, который пришел служить после военной кафедры?
– Конечно, помню!
– До подполковника, блин, дослужился, а что делал? Да ни хрена. Сначала полоскал мозги идеями коммунизма, а как Союз развалился, так другую песню запел. Мол, КПСС привела страну к развалу. Одним из первых бросил свой партбилет. Он ведь так до пенсии будет мозги сношать курсантам. Представь, сюда его пришлют!
Суворов усмехнулся:
– А я бы не против был. Посмотрел бы на этого подонка, когда пули поднимают фонтаны у ног.
– Да его же в первом бою и грохнули бы.
– Поэтому, Миша, наш замполит никогда здесь не окажется. Еще годик потусуется в Самарканде и рванет в Рязань или Челябинск. Найдет себе место в каком-нибудь училище.
– Это точно.
Неожиданно в ночи прозвучали две короткие очереди. Стреляли не из окопов.
– Это в ближнем блиндаже! – определил Суворов.
– Черт, нам еще не хватало, чтобы молодняк друг друга по глупости перестрелял.
– Давай в блиндаж!
На входе офицеры столкнулись с Абдурасуловым, который направил ствол автомата на двух молодых солдат. Один из них пытался что-то объяснить офицерам.
– В чем дело? – рявкнул Суворов. – Абдурасулов, ствол вниз, автомат на предохранитель!
Лейтенант подчинился.
– Так в чем дело? – спросил у него Сергей.
– Эти сволочи хотели убить меня.
Тот узбек, который обращался к офицерам, поднял свой автомат. В ствольной коробке была дырка, а с другой стороны – рваная «розочка». Лицо парня посечено мелкими осколками. Пуля Абдурасулова попала в крышку ствольной коробки, и это спасло узбека.
– Убить хотели? – переспросил Левченко.
– Так точно!
– За что?
– Не знаю. Спустился сюда, а они стволы на меня наставили. Хорошо, опередил.
Суворов подошел к солдатам, забрал у них автоматы и попытался поговорить с ними. Все же он учился в Самарканде и немного понимал по-узбекски. Но солдаты ничего не ответили, сидели в углу на корточках и молчали.
Левченко разоружил Абдурасулова и приказал ему находиться на командном пункте. Его подозрения в том, что Абдурасулов врал насчет боя и солдат, усилились. Он решил присмотреть за лейтенантом.
Тот же лихорадочно думал, как ему бежать с поста хотя бы в кишлак. Он не предполагал, что Левченко смотрит за ним.
Предатель не нашел безопасного пути отхода. Засада ждала его повсюду, кроме… минного поля. Только на него он мог выйти из блиндажа и лишь по нему, если повезет, конечно, уйти в кишлак, а оттуда дорог много. Надо добраться до отряда Мадрасула, и все. Новая жизнь.
Он решился на побег. Лейтенант сказал, что идет в туалет, вышел из блиндажа, выпрыгнул из окопа и двинулся к проволочному заграждению, за которым начиналось минное поле. Абдурасулов рассуждал, что если быть внимательным и передвигаться не спеша, то проволоку мин ПОМЗ-2 он заметит и переступит через нее. Да и мины были установлены неплотно. Пройдешь одну, другую жди метрах в трех, а то и больше.
Абдурасулов осмотрелся, достал штык-нож, который у него не забрали вместе с автоматом и пистолетом, присел на корточки и начал резать проволоку.
Он едва не упал на колючку, когда услышал сзади голос Левченко:
– Далеко собрался, лейтенант?
Рядом с Левченко стоял Суворов, за ними держался боец с ручным пулеметом. Все стволы были направлены на беглеца.
Предатель икнул и промямлил:
– Я хотел курицу в кишлаке поймать.
– Курицу? Ночью?
– Уже светает.
– Ты так проголодался, что готов идти за курочкой в кишлак по минному полю?
– Осточертела тушенка.
Вперед вышел Суворов:
– Ты кому мозги сношаешь, ишак отвязанный? Сбежать хотел?
– Нет!
Командир взвода приказал солдату:
– Положи ствол да свяжи этого шакала!
Боец выполнил распоряжение.
Левченко доложил комбату по связи о разоблачении предателя.
Маджитов сказал:
– Все верно, вы молодцы, что взяли эту тварь. Я получил от разведки очень интересную информацию по Абдурасулову. Так что, Миша, часа через два доставь-ка ко мне лейтенанта и тех солдат-узбеков. Пусть они и охраняют эту сволочь.
– Понял!
Переговорив с Суворовым, Левченко забрал Абдурасулова и бойцов-узбеков, посадил их на «ГАЗ-66» и выехал в Лангар.
Комбат уже ждал и спросил у Левченко:
– Ты допросил солдат?
– Как? Они по-русски ни бум-бум, а моих знаний узбекского для обычного-то разговора не хватает, не говоря уже о допросе.
– Ладно, я сам с ними поговорю.
В ходе допросов выяснилось, что солдаты видели, как Абдурасулов выходил к реке перед нападением арабов на пост тылового дозора. Впоследствии он прятался в укрытии, стрелял в небо. Когда из кишлака возвращались Левченко, Суворов и двое бойцов, именно Абдурасулов открыл огонь по ним, хотя с блока было видно, что это не духи.
Отпустив солдат, комбат позвал Левченко, передал ему смысл разговора.
– Получается, Миша, Абдурасулов открыл арабам путь на блокпост. Он специально выходил к тыловому дозору, чтобы отвлечь его внимание. И по вам стрелял, зная, что делает. Солдат же пытался убить потому, что один из них хотел разоблачить его. К счастью, это ему не удалось.
– Понятно, – проговорил Левченко и спросил: – А что за информацию сбросила по нему разведка?
– Очень интересная информация. Оказывается, еще на гражданке Абдурасулов хотел жениться на племяннице известного полевого командира Мадрасула. Тот, не будь дурак, завербовал студента, а затем заставил его пойти в армию. Все время нахождения в войсках Абдурасулов поддерживал связь с Мадрасулом. Скорее всего, у реки он встречался с человеком полевого командира. Тот сообщил ему о предстоящей атаке блока арабами и проинструктировал, что делать. Но подробности, я думаю, мы узнаем от самого Абдурасулова. Кстати, многие его родственники воюют на стороне духов. Так что заполучили мы хорошую мину замедленного действия в виде этого «пиджака». Но, как говорят у вас, сколько веревочке ни виться… Давай-ка, Миша, сюда этого ублюдка.
Допрос Абдурасулова длился недолго. Предатель пытался вывернуться, но комбат быстро превратил его физиономию в кровавое месиво.
Тот не выдержал, сорвался и прокричал:
– Ненавижу вас всех, вашу власть, вонючих партизан! Жаль, что арабы не перерезали всех.
Ударом в челюсть Маджитов оборвал истеричные крики Абдурасулова. Тот присел на корточки и тихо подвывал. Его надежды рассыпались, как карточный домик. Но такова участь всех предателей. Отвечать за подлость обязательно придется.
Левченко посмотрел на Маджитова и спросил:
– Что думаешь делать с ним, Карим?
– А что делают с подобными негодяями по законам военного времени?
– Значит, расстрел?
– А где гарантия, что родственники не вытащат эту тварь, если я направлю ее в вышестоящий штаб?
– Да, такой гарантии нет.
– Вот и я о том же. Ладно, не будем тянуть. Бойцов сюда!
Левченко вызвал тех же узбеков, которых хотел убить Абдурасулов. Предателя вывели на мост через реку. Он упал на колени, просил пощадить его, передать военной прокуратуре.
– Закрой пасть, сука! – крикнул комбат, посмотрел на Левченко и сказал: – Эта собака виновата в гибели твоего друга. Ты хотел отомстить. Предатель твой!
Михаил расстегнул кобуру, достал «ПМ» и выстрелил Абдурасулову в грудь. Тело полетело в реку.
Комбат добавил очередь из автомата и заявил:
– Так надежней будет. Эта порода живучая.
Левченко вставил пистолет в кобуру, пошел в казарму, где долго мыл руки. Он отомстил за своего друга Сергея Логинова.
Вскоре едва не погиб Влад Марин. Он пошел с саперами, хотел показать, где ставить мины на склоне. В это время боевик, затаившийся там, бросил гранату. Она покатилась под ноги командиру роты. Марин не растерялся и резко отпрыгнул в сторону. В момент взрыва он оказался в неглубокой яме и чудом остался жив. Это был третий случай, когда Марин мог, точнее, должен был погибнуть. Больше играть с судьбой ему было нельзя. По просьбе офицеров, однокурсников Марина, комбат добился перевода Владислава на должность заместителя командира батальона по вооружению и технике. Командиром третьей мотострелковой роты назначили Сергея Суворова.
Министр обороны Таджикистана рассмотрел коллективное письмо, а также представления к наградам. В батальон было направлено несколько машин с боеприпасами, продовольствием, новой формой.
Прислали новые «АК-74» с пластмассовыми прикладами и цевьем. На практике они оказались слабее прежних. Новые автоматы после отстрела двух магазинов часто клинило из-за изменения конструкции газового поршня затворной рамы.
Вместо орденов и медалей министр обороны присвоил Левченко, Марину, Суворову и посмертно Логинову очередные воинские звания – старший лейтенант.
В конце августа батальон получил приказ готовиться к наступлению. Куда и когда предстояло наступать, не сообщалось, но офицерам и без этого было ясно, что первым придется брать кишлак Даштишер. Оставлять в тылу укрепленный район духов было нельзя. Командование обещало пополнить батальон пехотой, применить для поддержки бомбардировочную и штурмовую авиацию, системы залпового огня «Град» и гаубицы «Д-30». Направление наступления подтвердилось чуть позже. Первым объектом штурма, как и предполагалось, явился кишлак Даштишер.
Комбат приказал Левченко подготовить минометы для обстрела селения.
Михаил ответил:
– Ни с базы, ни со второго блокпоста я достать кишлак не смогу. Предельная дальность стрельбы «ПМ-120» – пять тысяч семьсот метров. Мы отошли от первого блока в глубь обороны на два километра. До Даштишера с передовых позиций немного более шести километров. Чтобы выполнить задачу, мне необходима передислокация батареи на нейтральную территорию. Но дорога заминирована нами же, обочины и фланги тоже.
– Я все знаю, – ответил Маджитов. – Сегодня говорил об этом с начальством. Подполковник-связист, прибывший на базу, заверил меня, что все минное поле проутюжено танком, так что можно смело выдвигаться вперед.
– А ты сам этот танк видел?
– Нет, но какая разница? Задачу-то все равно предстоит решать.
– Ладно. – Левченко кивнул. – Попробую выйти на позицию одним расчетом.
– Вот и правильно, давай.
Бойцы прицепили миномет к «ГАЗ-66», уложили в кузов ящики с боеприпасами, расчет разместился там же. Левченко сам сел за руль и повел машину по дороге. Подъехав к минному полю, он увидел, что на нем действительно видны следы танковых траков. Значит, пройти опасный участок можно.
Михаил повел «шишигу» по полю. Он уже почти проехал его, как раздался взрыв, от которого машина подпрыгнула. Старший лейтенант ударил по тормозам. В полу зияли штук пять дыр. Михаил машинально ощупал свое мужское достоинство. Оно не пострадало.
– Черт! – выругался Левченко. – Едва мерином не стал. – Он высунулся из окна и крикнул в кузов: – Все живы?
– Все, – ответили слегка контуженные бойцы расчета. – А вы в порядке?
– В порядке.
«ГАЗ-66» наехал на мину левым колесом, поэтому большинство осколков пришлось в обод и поддон картера двигателя. Покрышку разорвало в клочья.
Далее машина передвигалась на диске. Скорость, естественно, никакая, но это спасло людей от подрыва на другой мине. Не проехав и двадцати метров, Левченко увидел перед бампером цилиндр ПОМЗ-2. Он резко затормозил, чтобы не оборвать проволоку растяжки.
– Ну, подполковник, твою мать!.. – выругался Левченко.
Дальше перемещаться было невозможно, поэтому старший лейтенант приказал расчету установить миномет и расстрелять все имеющиеся боеприпасы по Даштишеру. Теперь поселок находился в зоне поражения полкового миномета.
Михаил отстрелялся, прицепил миномет, усадил расчет в кузов, аккуратно развернул машину и кое-как вернулся на базу. Он очень хотел высказать подполковнику-связисту пару ласковых слов насчет его заверений, но тот уже покинул базу.
На следующий день боевики обрушили шквал огня на блокпост, на котором находился взвод танкистов Сабинина. Надо было вытаскивать ребят. Одной БМП и танка для эвакуации взвода не хватало.
Комбат подозвал к себе Левченко:
– Миша, наши пацаны под плотным обстрелом. Духи не жалеют боеприпасов. Еще немного, и они разнесут второй пост. А потом… ты знаешь, что будет. Они войдут на блок и всех перережут. Так что вся надежда на тебя.
– Я понял. – Михаил обратился к партизанам: – Кто со мной?
Желающих расстаться с жизнью не нашлось. Тогда Левченко один повел «ГАЗ-66» к блокпосту. Туда удалось проскочить без проблем.
На посту Левченко забрал бойцов, Сабинин устроился в кабине. Огонь боевиков усилился. Они буквально перепахали весь блокпост и словно озверели, когда увидели одиночный грузовой автомобиль, прорывающийся с базы. Гранатометные выстрелы взрывались спереди, сзади и в кюветах дороги, по которой мчалась машина.
Левченко крикнул Сабинину:
– Саня, стреляй!
Но тот не двинулся с места. Он был в ступоре, с отрешенным лицом, не укрываясь, смотрел на взрывы. В кузове ранило одного бойца. Остальные стучали по крыше кабины, но останавливаться было нельзя. Это была бы верная смерть. Левченко довел машину до базы.
Вечером у Сабинина случился приступ. Он забился в судорогах и потерял сознание. Медик назвал это следствием сильных нервных потрясений. Сабинина отправили в тыл, где он был комиссован.
Миханика-водителя, который вел огонь по арабам, тоже комиссовали. После боя он начал говорить только шепотом, чтобы не услышали духи, которые виделись ему повсюду.
Перед наступлением расчеты двух минометов выдвинулись на позиции, определенные ранее. В батальоне было известно, что в Тавильдару прибыли две установки «Град». Около трех часов утра мимо поста в направлении Даштишера проследовали подразделения мотострелков Гармского батальона, которые появились на базе накануне вечером. Уставшие, в промокших от пота гимнастерках, они готовились атаковать кишлак. Приближалось время «Ч», начало штурма.
Левченко, обычно всегда спокойный, на этот раз нервничал. В 4.00 бабахнули «Грады». Они провели два одиночных выстрела. Ни массированной артподготовки, ни поддержки наступления войск с воздуха не последовало.
Левченко отдал приказ расчетам открыть огонь по ориентирам. Больше всего Михаил опасался попасть по своим. Ему передали по радиостанции только примерное нахождение войск.
Как пойдет штурм, предсказать было невозможно. Подразделения могли застрять на подступах либо без проблем прорвать оборону противника и войти в кишлак.
Хорошо, что командир мотострелков еще раз вышел на связь и сообщил координаты занятых огневых позиций. Левченко приказал перенести огонь за эти позиции и бить по кишлаку.
В то же время для поддержки наступающей пехоты, которой удалось захватить господствующие высоты, вышла бронегруппа батальона Маджитова. Первым шел танк комбата. Перед самым мостом через реку он резко остановился.
Маджитов передал по связи:
– Мужики, прикройте!
В БМП никто ничего не понял. Почему встал «Т-72»? От кого надо было прикрывать комбата?
Вскоре ситуация прояснилась. У Маджитова расстроился живот. Он выскочил из танка и присел за броней. Танк и БМП открыли огонь по Даштишеру в то время, когда командир батальона справлял свои естественные надобности. Офицеры, да и солдаты смеялись над этим случаем. Бывает же такое, приспичило в самый неподходящий момент!
Но потом оказалось, что вовремя приспичило. Кто-то из бойцов увидел, что рядом с правой гусеницей танка, в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от нее в землю уходит провод. Саперы обнаружили и обезвредили фугас.
От него тоже тянулся провод, но уже под мост, где были найдены два сорокалитровых бидона с аммоналом. Если бы комбату не приспичило и танк вовремя не остановился, то налетел бы на фугас. Мост обрушился бы от подрыва взрывчатки в бидонах. Тогда продвижение бронегруппы было бы приостановлено. К тому же она потеряла бы танк вместе с экипажем, которым командовал командир батальона.
Левченко подъехал к бронегруппе, когда инцидент закончился, но тоже успел посмеяться над тем, как иногда случай, непредвиденное обстоятельство, комическая ситуация на войне может решить многое. Вдобавок Михаил узнал, что его расчеты, ведущие обстрел, не задели своих пехотинцев, и это вызвало облегчение в его душе.
Под давлением пехоты, при поддержке минометных расчетов и бронегруппы батальона оставшиеся в живых боевики оставили Даштишер и отошли в кишлак Калахусейн. Перекусив, бойцы Маджитова отправились на зачистку кишлака. Следом двинулись и группы мотострелков.
Только тогда появились вертолеты огневой поддержки. Пилоты, явно не имея данных о реальной обстановке, атаковали кишлак. Вертушки дали несколько залпов неуправляемых реактивных снарядов, которые легли по всей правой стороне кишлака. Офицеры и солдаты попадали как подкошенные. Хорошо, что никто не попал под эту молотилку.
Как только «Ми-24» ушли за город, Левченко поднялся с земли, отряхнулся и заявил:
– А вот и огневая поддержка, мать ее! Интересно, что за раздолбай руководит операцией?
Комбат, находившийся рядом, проговорил:
– Самый настоящий раздолбай.
– Неужели нельзя предупредить штаб о том, что мы вошли в Даштишер?
– Это ты у меня, Миша, спрашиваешь?
– Нет, у себя!
– Тогда отвечу. Докладывали, предупреждали. Еще когда пехота пошла на штурм и взяла высоту непосредственно у кишлака.
– Так какого черта прислали вертушки? Их раньше надо было отправлять. А если бы мы оказались правее? Тогда НУРсы нас всех на куски разорвали бы.
– А вот это, старший лейтенант, я разрешаю тебе спросить у нашего высокого начальства. Бери связиста и поговори со штабом.
– Ага! Ответят они.
– Ну и до меня не докапывайся. Я рядом с тобой песок жрал, когда вертушки вышли на кишлак, а не отсиживался на базе.
– Ладно, Карим, извини.
Маджитов скривился, а Левченко спросил:
– Что, командир, опять живот? Ты погоди, я осмотрюсь. Наверняка где-нибудь рядом растяжка или мина.
– Да пошел ты, Левченко!..
– А что? В первый раз, когда у тебя живот прихватило, фугас и бидоны с взрывчаткой обнаружили. Наверное, чутье на них у твоего живота.
– Все сказал, юморист?
Левченко рассмеялся.
– Да не обижайся, командир, я ж так, чтобы настроение поднять.
Маджитов облегченно вздохнул.
– Отпустило.
– Значит, рядом нет ловушек, – заявил Михаил и еле увернулся от куска земли, брошенного в него Маджитовым.
В результате зачистки бойцы собрали много трофеев, в основном автоматов, винтовок, самодельных установок для пусков реактивных снарядов. Среди них был и пулемет «ПК», снятый с БМП. Мирные жители, которые ушли от обстрела в город, начали возвращаться в свои дома.
Ночь бойцы провели в Даштишере, а утром старшего лейтенанта Левченко вызвал комбат.
– Тебе, Миша, предстоит отработать Калахусейн, куда ушли бандиты. Бронегруппа начнет действовать сразу же после артподготовки.
– Но у меня нет ориентиров. А разведка подтверждает нахождение в Калахусейне боевиков?
– Подтверждает. Там они. Теперь насчет ориентиров. В горы посажен корректировщик, он по рации будет управлять огнем.
– Его позывной?
– Архар.
– Понял, но я бы хотел, чтобы ты еще раз запросил разведку насчет свежих данных по кишлаку. Духи могли и уйти.
– Куда?
– Командир!..
– Ладно-ладно. – Маджитов замахал руками. – Свяжусь с разведкой.
Перед выходом сообщил Левченко, что духи, по данным разведки, закрепились в кишлаке, готовы к отражению атаки.
– Хоп! – сказал Левченко и повел колонну из трех «ГАЗ-66» с минометами, расчетами и боеприпасами по левому берегу реки Обихингоу.
Бойцы установили минометы прямо напротив Калахусейна и дали первый залп. Корректировщик поправил расчеты. Все остальные мины легли точно в кишлак.
После артподготовки к Калахусейну выдвинулась бронегруппа. Впереди шел танк комбата. На въезде в кишлак он произвел выстрел осколочно-фугасным снарядом. Из кишлака ответа не последовало.
Левченко получил приказ подойти к бронегруппе. Расчеты прицепили минометы к грузовикам, и колонна двинулась к Калахусейну. У селения мимо них проехали два трактора с прицепами, в которых лежали трупы людей, попавших под обстрел. В Калахусейне выяснилось, что минометы и танк стреляли по кишлаку, из которого боевики ушли ранним утром.
Левченко, узнав об этом, выругался:
– Черт бы всех побрал! Я же спрашивал, точные ли данные разведки? А теперь что? Положили кучу мирных жителей!
– Ты не суетись, – сказал комбат. – Теперь ничего не сделаешь. Это война, Миша, а на ней гибнут не только солдаты.
– Но можно же было вести наблюдение за кишлаком! Тогда разведчики установили бы, что духи ушли, и мы не стали бы стрелять.
– Я сказал, не суетись. Вон ворота открыты, давай зайдем в дом.
– Зачем?
– Просто зайдем, извинимся, если что.
– Нужны им сейчас наши извинения, как собаке боковой карман.
– Пошли. Хоть объяснимся.
Офицеры зашли во двор небольшого дома.
На топчане сидел старик лет под семьдесят.
– Салам, бобо, – поздоровался с ним Маджитов.
Старик кивнул и отвернулся.
– Чаем не угостишь?
– Чаем? Хочешь, чтобы я пригласил вас в дом?
– Можно и тут.
– Чего уж там, заходи в дом, бери, что хочешь, вам не привыкать грабить.
Эти слова возмутили Маджитова.
– Ты о чем говоришь, старик? Мы не боевики.
– А какая между вами разница? Никакой. Те убивают, вы тоже. Вон сколько народу положили. Те грабят, вы не отстаете. Зачем пришли в кишлак? Кто вас сюда звал?
Левченко произнес:
– Так мы же воюем, чтобы освободить вас от рабства.
– Какого рабства? Вы спросили нас, хотим ли мы вашего освобождения?
– А ты никак крепко повязан с боевиками, – сказал Маджитов.
– Ага! Повязан, не развяжешь. Да, у меня родственники воюют против вас. Так расстреляй меня за это.
– Вот и попили чаю, – проговорил Левченко.
– Извини, бобо, – сказал Маджитов.
Старик махнул рукой.
– Уходите!
Офицерам пришлось выйти на улицу.
– Ну что, извинился? Объяснился? – спросил Левченко. – Тут люди по своим законам живут. Мы для них враги, а боевики – свои. Они их принимают, предоставляют жилье для отдыха, передают продовольствие. Здесь все родственными узами связаны. Жили спокойно, пасли скот, детей растили, а тут мы на танках, БМП, БТР, с оружием, минометами. На хрена было ломать их уклад?
– Это не наше дело, Миша. Мы люди военные, поступил приказ – выполняем.
– Приказ расстреливать мирное население?
– Ну что ты завелся? Получилось так. А ты вспомни, как духи, которых здесь принимали, как дорогих гостей, кормили, поили, наших ребят увечили, убивали. Если бы не мы, то они всю страну превратили бы в один вот такой кишлак. Ты в Душанбе у людей спроси, они хотят, чтобы власть взяли боевики? В других городах спроси. Ты же и сам прекрасно знаешь, что планируют сделать талибы, всякая другая дремучая нечисть. Не просто создать проблему России на южных рубежах, а реально взять под себя и Таджикистан, и Узбекистан, и Туркмению, все среднеазиатские республики, создать единый халифат. Только мы, пограничники и части двести первой дивизии можем их остановить. Так и будет, даже если для этого придется с десяток таких кишлаков уничтожить…
– Надоело мне все, – прервал комбата Левченко. – Когда же кончится эта хрень?
– Скоро. Таджикская армия худо-бедно, но формируется, на краткосрочных курсах начали готовить младших офицеров. Возвращают старших, которые служили в других республиках. Так что придет время, и заменят нас.
Михаил прикурил сигарету и спросил:
– Ты здесь останешься, когда замена начнется?
– Нет. Мне этого Таджикистана хватило. Поеду на родину. Сразу в Ташкент. Был там?
– Конечно.
– А, ну да, вы же находились в Ташкенте до отправки сюда. Красивый город.
– Не спорю.
– Знаешь, что я прежде всего сделаю?
Левченко улыбнулся и предположил:
– Нажрешься до поросячьего визга.
– Это само собой, но по дороге в Узбекистан. А в Ташкенте я первым делом, Миша, сниму хату в центре города, приведу туда проституток и оторвусь с ними по полной программе. Неделю из постели вылезать не буду. А как развлекусь, домой поеду. Может, женюсь.
– Служить, значит, не станешь?
– Возьмут, стану, а то и без службы проживу.
– Нет, Карим, ты теперь без службы не сможешь. И без войны тоже.
Маджитов вздохнул.
– Может, ты и прав, но ладно, давай свертываться. Делать в этом Калахусейне нам больше нечего.
– Докладывать о том, чем закончился штурм, будешь?
– Непременно. Сообщу в штаб, как мы героически отбили кишлак у духов. И что думаешь? Прокатит. В Душанбе такой же доклад уйдет. Никто и не вякнет, что на самом деле правительственные войска нанесли удар по мирному, в общем-то, кишлаку.
Связавшись со штабом, Маджитов приказал строить колонну и возвращаться в Даштишер. Выйдя на дорогу у одного из небольших кишлаков, бойцы увидели таджика, который махал красным флагом, как бы приветствуя офицеров и солдат. Но стоило приблизиться к нему, как таджик бросил флаг и поднял с земли гранатомет. На это среагировали солдаты, сидевшие на броне БМП. Короткими очередями они расстреляли боевика. Следовало бы провести зачистку и этого селения, но после Калахусейна комбат не решился на такую жесткую меру.
Колонна вернулась в Даштишер, а оттуда – на базу в Лангар. Задача была выполнена. Но общее наступление продолжалось, и батальону не дали долго пробыть на базе. Капитану Маджитову была поставлена задача выйти к перевалу Хабурабад и захватить его.
Бронегруппа пошла к перевалу. Она двигалась по серпантину. По дороге попадались горные кишлаки. Ее окружали склоны хребтов, откуда в любой момент мог начаться обстрел. По всей видимости, боевики не ожидали наступления правительственных войск и не успели подготовить засады.
До перевала оставались считаные километры, когда бойцы увидели на одной из вершин большой белый шар.
Левченко запросил у комбата по связи:
– А это еще что?
– Шар, что ли?
– Да.
– Здесь во времена Союза стояла радиолокационная войсковая часть. Этот шар – то ли локатор, то ли еще какая хрень. Он нам не нужен. – Прекратив переговоры, комбат выстрелил из танка по шару.
Левченко развернул минометы. Вперед цепью пошла пехота. По данным разведки, которой верить можно было не всегда, перевал охранялся довольно крупной бандой.
Вести огонь из танков и БМП было бесполезно. Духи наверняка видели боевую технику и перебрались на противоположную сторону. Достать их там могли наступающие пехотинцы да минометы.
Но не все боевики ушли. С вершины по пехоте ударили автоматы. Мотострелки залегли. В дело вступили минометы Левченко. Вскоре рубеж обороны был разгромлен.
Мотострелки вышли на перевал и увидели там следы крови. Всех раненых и убитых боевики забрали с собой. Их вывозили на машинах, о чем свидетельствовали свежие следы автомобильных покрышек.
Комбат осмотрел внутренности шара, подозвал Левченко и сказал:
– Смотри, Миша, не зря я стрелял. Здесь тоже были духи, и немало.
Левченко увидел окровавленные бинты, тампоны. Судя по их количеству, только здесь было ранено не менее десяти человек. Число убитых выяснить не представлялось возможным. Судя по следам крови, где-то пять-шесть боевиков. Неплохой результат одного танкового выстрела.
Вскоре стало известно, что бандформирование, защищавшее перевал, вместе с убитыми и ранеными спустилось в город Калейхум.
Приближался вечер, офицеры осмотрели перевал, выставили караулы, обнаружили бетонные бункеры, где и разместили личный состав для отдыха. Танки и БМП заняли круговую оборону, благо размеры кромки перевала позволяли сделать это.
Выходя на перевал, о продовольствии офицеры особо не позаботились, старались взять с собой побольше боеприпасов, ожидая упорного сопротивления противника. Теперь, когда перевал был захвачен, это и сказалось.
Но бойцы поймали барана. Видимо, боевики держали здесь небольшую отару, которую увели с собой либо она сама разбежалась от подрывов снарядов и мин. Но одного барана выцепить удалось. Его тут же освежевали, порубили на куски, разложили на костер и принялись жарить.
Все были голодные, разобрали мясо и стали грызть его, как первобытные люди. А тут еще выяснилось, что впопыхах не захватили соль. Но ничего, обошлись без нее. Утолив голод, бойцы отправились спать.
С утра саперы приступили к минированию, бойцы – к рытью окопов. Войска по плану командования должны были зимовать здесь, следовательно, требовалось построить теплые казармы. Перспектива остаться на перевале до весны никого не радовала. Если летом, весной, осенью до Хабурабада можно было добраться на автомобилях или другой наземной технике, то зимой все дороги наглухо заметало снегом, боевые действия прекращались, продовольствие, ГСМ можно было доставлять только вертолетами.
Пока подразделения занимали оборону, с базы прибыло продовольствие и даже подкрепление – один пожилой казак. Всего на усиление охраны таджикско-афганской границы прибыло около ста кубанских казаков. Одному из них было под пятьдесят, он никому не подошел, и его отправили на перевал.
Кстати, казак этот оказался отличным снайпером, что в дальнейшем с лихвой доказал. Он успел повоевать и в Нагорном Карабахе, и в Приднестровье, так что боевой опыт у него имелся. Казака пригласили к столу, расспрашивали о мирной жизни. Он рассказывал, показывал медали.
Потом командир роты Сергей Суворов повел казака на позицию. Вдруг рядом прогремел взрыв. Внутрь шара, который облюбовали офицеры, вбежал казак.
– Там!.. – Он показывал рукой на выход.
Все подумали, что это нападение, и ринулись на улицу. Но духов поблизости и в помине не было.
Сергей Суворов не обнаружил в окопах ни одного часового. Зато из бункера доносились песни, удары в бубен. Командир роты понял, что таджики таким вот образом решили отметить День независимости своей страны. Они бросили позиции и устроили пляски.
Разгневанный ротный на глазах у казака выстрелил в бункер из подствольного гранатомета. Раздался взрыв, за ним – чей-то вопль. Солдаты выскочили из бункера. Офицеры прекратили празднество и быстро навели порядок.
Раненый заявил:
– Я руки не чувствую, отвезите меня в больницу.
– Жди утра, – сказал Суворов.
Первую медицинскую помощь раненому оказали. Утром Левченко на «ГАЗ-66» отвез его в больницу селения Сегирдаш.
Он заехал на базу и там повстречал какого-то полковника. Знакомые подсказали, что это отец Юрия Поротникова. Он приехал, чтобы разыскать сына, пропавшего без вести. В том бою, когда погиб Юра, солдаты не смогли вытащить с высоты трупы, и факт гибели официально никто не подтверждал. Всех включили в списки без вести пропавших. Так проще.
Местные жители уже вернулись в Даштишер и показали полковнику место, где были похоронены тела погибших. Откапывал их Валера Варченко. Тела пролежали в земле четыре месяца.
Духи отсекли головы убитых. Но отец узнал сына. Юрий был самым высоким на курсе Левченко и Варченко. Полковник заказал цинковый закрытый гроб, чтобы мать ни о чем не догадалась. Тело белоруса Сергея Кучерова также отправили на родину.
При наступлении на перевал Хабурабад погибли два бойца. Мог погибнуть еще один, но пуля попала в старинный портсигар, который он носил в кармане у сердца, и застряла в нем.
После боевых действий в районе Тавильдары третий мотострелковый батальон первой мотострелковой бригады стал четвертым отдельным мотострелковым батальоном. Его штаб перевели в поселок Восе.
В принципе, служба на перевале проходила довольно спокойно. Боевики дважды пытались вернуть Хабурабад. Первый раз духи сумели снять одного часового, но его напарник открыл огонь. Личный состав подняли по тревоге, и нападение было отбито. На рассвете на склоне нашли двенадцать убитых боевиков.
Второй раз попытка штурма свелась к обстрелу позиций из восьмидесятидвухмиллиметровых минометов. Ночью духи скрытно выдвинулись на противоположную вершину, у подножия установили «Васильки». Корректировщик поднялся наверх и попал в руки бойцов батальона. По позициям боевиков был открыт огонь. Несколько человек погибли, остальные разбежались.
Батарея Левченко пополнилась тремя восьмидесятидвухмиллиметровыми минометами. Впоследствии они пригодились в Шуробаде, но об этом позже.
Постепенно жизнь на перевале налаживалась. Все готовились к зиме, однако неожиданно пришел приказ оставить в каждом подразделении по офицеру, остальным убыть в места постоянной дислокации.
Левченко последним уехал с перевала. За ним на новом «УАЗе» прибыл командир батальона, которому за взятие перевала было присвоено очередное звание. Он стал майором.
Загрузив в «УАЗ» трофейные минометы, Маджитов и Левченко тронулись на базу. Глядя на окрестности, Михаил тогда подумал, что никогда в жизни не будет отдыхать в горах, если, конечно, вернется с войны.
