Глава 7
Сазонов встретил Юлю улыбкой:
– Привет конкурентам! Хочешь чайку?
– Нет, спасибо, Петр Васильевич, не хочу. У меня к вам огромная просьба. Вы, наверно, уже в курсе убийства девушки-риэлтора на Некрасова?
– Ты по ее душу пришла? А вас-то кто нанял? Ее тетушка?
– Что это вы смеетесь? У нее есть тетушка?
– Да в том-то и дело, что лично я слышу от тебя первый, что эта девушка работала в риэлторской фирме. При ней нашли документы на имя Масловой Дины Валерьевны. – Сазонов придвинул Юле лист бумаги. – Вот, полюбуйся, она была безработной, стояла на учете на бирже.
– Все правильно, – проронила Юля, доставая блокнот и вписывая туда новое имя.
– Что правильно? – нахмурил белесые густые брови Сазонов и хмыкнул. – Земцова, не молчи, а отвечай, когда тебя спрашивают старшие.
– Дело в том, Петр Васильевич, что таких агентов по недвижимости, каким была она, – я имею в виду доморощенных, которые ходят по городу, срывают объявления частных лиц о продаже или покупке квартир, чтобы потом выставить себя посредником и сорвать хороший куш, – полным полно. Попробуйте, к примеру, продать без посредников свою квартиру, расклейте в вашем микрорайоне объявления, и вы уже через час ни одного из них не найдете – все они будут сорваны, а ваш телефон будет разрываться от звонков огромного количества подобных агентов. И каждый будет норовить обмануть вас. И обманут – это их профессия.
– Но ведь я могу отказаться от их предложений и снова расклеить объявления, а еще лучше – дам объявление в газету…
– И вам снова будут названивать посредники. Они, как тараканы, вездесущи и своего не упустят.
– Да брось ты, Земцова, зачем мне платить кому-то проценты, когда я спокойно могу дождаться настоящего, ПРЯМОГО покупателя?
– Обычно люди не только продают, но одновременно и покупают квартиру, а найти и оформить сразу и быстро две сделки бывает очень сложно. К примеру, вы продаете свою квартиру с тем, чтобы купить другую – большей площади, например. К вам приходит риэлтор, пудрит мозги, уверяя, что уж с вас-то он ничего не возьмет, поскольку он поимеет лишь с ПОКУПАТЕЛЯ вашей квартиры, и с него, агента, достаточно… Вы верите, поручаете ему продать вашу квартиру и найти другую и ждете, пока вас не повезут смотреть будущее жилье. Вы верите своему агенту, потому что встречаетесь с ним каждый день, он улыбается вам, старается угодить во всем, приходя вовремя и делая за вас все черновую работу, начиная с оформления срочной приватизации и кончая визитами к нотариусу без очереди…
– Так он показывает мне мою новую квартиру или нет?
– Безусловно! Он возит вас по двадцати-тридцати адресам, показывая квартиры, в половине которых, кстати, никто не живет (он специально выбирает такое время, чтобы дома никого не было, и чтобы у вас не было возможности поближе познакомиться с настоящим продавцом, и чтобы вы вместе с ним не КИНУЛИ агента!), пока наконец вы не находите то, что вам нужно. У вас загораются глаза, и этот огонь видит опытный агент, который понимает, что вы попались на его крючок, что вам по-настоящему нравится эта квартира и теперь из вас, тепленького, можно вить веревки…
– Но каким образом, если он называет мне, к примеру, цену, которая меня устраивает… Ведь параллельно этому он еще и находит покупателя на мою квартиру?
– Правильно. Ваша квартира почти продана, ее уже посмотрел потенциальный покупатель и согласился с вашей ценой и с гонораром агенту, который нашел ему эту квартиру, и, казалось бы, теперь вы можете спокойно оформлять сделку, зная о том, что вы-то агенту ничего не должны, вы же договаривались…
– Ну и?.. В чем загвоздка-то, я не понимаю?!
– А в том, что во время вашего второго или даже третьего визита на ту квартиру, которая вам приглянулась, в которой вы уже мысленно сделали евроремонт и расставили вашу итальянскую мебель, вас встречает молоденькая улыбающаяся девушка и представляется… АГЕНТОМ, ВЕДУЩИМ ЭТУ КВАРТИРУ. А ведь вы были уверены, что эту квартиру «вел» именно ваш агент, обещавший ничего не брать с вас. Девушка-агент поделится затем гонораром с ВАШИМ агентом, но какова психологическая травма! Ведь этой девушке вы должны будете заплатить пять процентов уже от стоимости большой квартиры, а это немалые деньги… И вы их заплатите.
– Не заплачу.
– Заплатите, потому что во время оформления документов вы уже внесли залоговую сумму и в случае отказа от покупки будете обязаны вернуть хозяину квартиры сумму, в два раза большую… Такие дела.
– Ловко, ничего не скажешь. Хорошо, что я не собираюсь ничего ни продавать, ни покупать. Я только не понял, к чему ты мне все это рассказала?
– А к тому, что мошенническое поведение агентов может послужить причиной мести. Почему бы и нет?
– Слушай, а откуда ты так хорошо все это знаешь?
– А у меня мама именно так влипла прошлым летом, и, если бы вы слышали, какими словами она, культурная женщина, отзывалась об этой девушке-агенте! Понятное дело, мама поохала-поахала и перестала, а ведь другой человек может и…
– Брось, это не причина для убийства. Это все эмоции. А что касается того, что Маслова могла быть вовсе не агентом, а подсадной уткой с пачкой фирменных бланков для заполнения залоговых документов и прочего, это запросто. Но почему тебя заинтересовала эта Маслова и что ты делала на квартире этой… – он открыл папку с бумагами и тут же захлопнул ее, – Белотеловой?
– Это моя знакомая, – соврала Юля и покраснела.
– Ты хочешь сказать, что оказалась у нее СЛУЧАЙНО? И когда же ты успела с ней познакомиться, если она только весной приехала сюда, а до этого жила в Петрозаводске?
– Пару дней тому назад. Она делала мне маникюр.
– Тогда понятно… Она действительно работает маникюршей в салоне «Елена», но никогда бы не подумал, что ты выбираешь себе подруг из такого круга…
– Петр Васильевич, сноб вы эдакий! Да сейчас многие приличные женщины с высшим образованием вынуждены продавать пирожки на вокзале или мыть трамваи в депо… А устроиться в парикмахерскую или, еще лучше, в престижный и дорогой салон, куда ходят жены и любовницы сегодняшних нуворишей, – это уже верх везения!
– Ну, все это я и без тебя знаю. Ладно, что-то мы с тобой отвлеклись, Земцова. Ты, кстати, хорошо выглядишь. Как там поживает Крымов? Что-то он у меня редко стал бывать, все с Корниловым дружбу водит, ну да ладно… Так на чем мы остановились?
– Я, конечно, обманула вас насчет Белотеловой, никакая она мне не подруга. И оказалась я у нее не случайно. Она – наша клиентка. Очень дешево купила квартиру в том самом доме, на Некрасова. Мне надо бы разыскать агента по имени Саша, который помогал ей оформлять сделку, чтобы расспросить, почему квартира была продана за четверть цены…
– Ничего себе! Белотелова должна радоваться этому, а она пришла к вам. Зачем?
– Хороший вопрос, действительно: зачем? А затем, что на этой квартире стали происходить очень странные вещи… Вот поэтому-то она к нам и обратилась.
– И какие же вещи?
Отступать было поздно, потому что она и так уже довольно много рассказала, тем более что и скрывать что-либо от Сазонова тоже не имело смысла – связь того, что происходило на квартире Белотеловой, с убийством Масловой была очевидна, и кто, как не Петр Васильевич, поможет ей распутать этот узел и найти объяснение всем этим загадочным явлениям…
Однако она ограничилась придуманными ею странными звонками и голосами в квартире Ларисы, поскольку прекрасно понимала, какое недоумение вызовет у Сазонова, этого здравомыслящего и сурового человека, рассказ о возникших ниоткуда вещах и брызгах свежей крови на зеркале.
– Все это чушь собачья, и эта Лариса просто водит всех за нос. Но она к вам пришла, вы начали работать – значит, так тому и быть. И ты, естественно, ждешь от меня подробностей относительно убийства Масловой? Что ж, не стану тебя томить – результатов вскрытия, разумеется, у меня еще нет, и неизвестно, когда они вообще появятся, но если тебя интересуют ее вещи, я позволю тебе на них посмотреть…
– А зачем? – не поняла Юля. – Вы считаете, что я могу что-то найти в ее белье, одежде или сумочке? Ведь вы же сами наверняка все просмотрели…
– А теперь взгляни ты. Мне будет любопытно, заметишь ты что-нибудь особенное в ее вещах или нет.
– Тогда несите…
Сазонов принес из соседнего, смежного кабинета, где у него стоял большой металлический сейф, пакет с вещами убитой Масловой, и Юля, надев тонкие резиновые перчатки, которые носила с собой в сумочке специально для таких случаев, принялась изучать его содержимое. В одежде и белье девушки она не нашла ничего примечательного – все миниатюрное, дорогое, но довольно безвкусное. Маслова любила сочетание черного и красного и при выборе деталей гардероба не утруждала себя тем, чтобы придерживаться какого-то определенного стиля. Обычная девица, которой время от времени перепадали крупные деньжата, которые и тратились ею скорее всего сразу же, на случайные и претенциозные вещи с пошловатым душком скрытой порнографии (такое белье, например, можно встретить на страницах российских суррогатов «Плейбоя»).
В сумочке под крокодиловую кожу Юля нашла тюбик губной помады, пудреницу, грязный носовой платок, потертый кожаный кошелек, набитый смятыми сотенными купюрами, упаковку голландских презервативов, пачку сигарет «Мальборо» и шикарную – явно чей-то подарок – зажигалку…
– Странно, – сказала Юля, нервно щелкая зажигалкой и любуясь тугими желто-фиолетовыми языками пламени, – а Маслова мне сказала, что зажигалка не работает…
И тут ее взгляд упал на клочок бумаги с написанными на нем адресом и номером телефона.
– Петр Васильевич, что же вы раньше молчали?
– О чем?
Совершенно сбитая с толку, Юля смотрела на Сазонова, не понимая, знает ли он, что и адрес, и телефон, найденные среди вещей Масловой, принадлежат ей, Юле Земцовой. Ведь это сазоновское «о чем?» могло свидетельствовать о том, что, предлагая Юле найти что-то особенное в этих вещах, он имел в виду совсем другое, чего она еще не успела обнаружить. А раз так, то, может, и не стоит пока афишировать, что в сумочке Масловой нашлась записка с координатами Земцовой. Мало ли…
– О том, что у вас в сейфе припрятана бутылка пива.
– А ты откуда знаешь?
– Так ведь даже пакет пахнет пивом…
– Не заливай, – догадался Петр Васильевич, что его дурачат, – оно закупорено. Ты снова от меня что-то скрываешь. Что такого ты увидела в этой записке? Кому принадлежат этот телефон и адрес?
– Не знаю… Меня заинтересовало другое: откуда у нее такая дорогая зажигалка? Хотя если учесть то, что она могла работать на какого-нибудь официального агента по недвижимости и получать свою долю, то вполне возможно, что она ее заработала…
– Какая же ты невнимательная, Земцова! А Крымов тебя хвалит… Смотри, – и Петр Васильевич торжественно ткнул пальцем в ту же записку, но только осторожно перевернув ее, – на обороте был, оказывается, еще один адрес, который знала почти каждая женщина города, – тебе этот адрес ни о чем не говорит?
– Никольская, двадцать пять? Никольский роддом? Женская консультация? А что в этом удивительного?
– А то, что через эту самую женскую консультацию мы могли бы выяснить, по какому поводу была у них Маслова…
Юля, покашливая, дала понять, что причин для посещения женщиной гинеколога может быть великое множество и что это ничего не доказывает и уж тем более не свидетельствует о том, что это может быть как-то связано с убийством девушки.
– Петр Васильевич, если вы замолвите за меня словечко и познакомите прямо сегодня с вашей хорошей знакомой по имени Рита из информационного центра, то я сообщу вам кое-что очень важное…
– Земцова, где ты научилась этим рыночным отношениям? Я тебя прямо не узнаю! Какой торг может быть между нами, коллегами? Ты собираешься меня облапошить, я это чувствую – положите-ка ей на блюдечко с золотой каемочкой живого и здорового информатора…
– Она ваша родственница, а оклады у них там, в ИЦ УВД (так, кажется, называется их контора) маленькие. Вот и подумайте, есть резон знакомить меня с нею или нет? Тем более, может отыскаться и другая девушка, которой не помешает прибавка к жалованью…
– Ладно, я позвоню ей прямо сейчас и предупрежу о твоем визите, но ведь ты тогда вообще забудешь дорогу ко мне?
– Нет, не забуду. И Крымову напомню, чтобы заехал…
Речь шла о ежемесячной конкретной сумме, выплачиваемой Сазонову Крымовым за тесное сотрудничество и оказываемые информационные услуги. Очевидно, в этом месяце Крымов почему-то тянул с выплатой, поэтому-то Петр Васильевич и торговался с Земцовой так откровенно и вместе с тем играя зачем-то так не шедшую ему роль честного инспектора уголовного розыска. В отличие от Корнилова, который помог Крымову сколотить это частное сыскное агентство, Сазонов в этом проекте вообще не принимал никакого участия, но вошел в долю исключительно благодаря своей должности – очень часто УГРО и прокуратура вели дела параллельно с крымовским агентством, поэтому выгоднее было вести эти дела ВМЕСТЕ, чтобы потом не только получить удовлетворение от очередного раскрытого, скажем, убийства, но и заработать на этом реальные, «живые» деньги.
– Так что такого важного ты собиралась мне рассказать?
Она вздохнула (все равно же узнает!) и призналась в том, что на листке написан ее домашний адрес и телефон.
– Да, Земцова, ты далеко пойдешь…
* * *
Возвратившись домой после ужина в ресторане «Колумбус» в сопровождении своего нового знакомого, Тамара моментально уснула. У нее не было сил даже на то, чтобы раздеться, поэтому Сперанскому, находящемуся в состоянии отведавшего валерианки кота, ничего не оставалось, как укрыть ее, разомлевшую и переутомленную, легким одеялом, а самому тоже, разумеется в костюме, улечься в гостиной на диване. Ему казалось невероятным все то, что происходило с ним, а потому он беспрестанно щипал себя, чтобы не потерять ощущения реальности.
Если бы его спросили тогда, о чем они говорили за ужином, он бы даже не вспомнил, потому что все его внимание было поглощено прекрасной и недосягаемой девушкой, сидящей напротив него за столом. Лицо Томы, блаженное и вместе с тем слегка испуганное, как он посчитал, непривычностью обстановки, сначала было довольно бледным, но концу вечера краски загустели – глаза потемнели и стали лиловыми, щеки покрылись жарким румянцем; колечки светлых мягких волос повлажнели, некоторые спиральными прядками прилипли к высокой шейке.
Игорь, в отличие от Томы, сразу же погрузившейся в сон, долго не мог уснуть, лежал с открытыми глазами и мечтал, как подросток, о той благословенной ночи, когда ему позволено будет увидеть Тому нагую, и эти мечты под утро выплеснулись в сладкую, бурную физическую радость, которая, однако, кроме страшного стыда, ему ничего не принесла.
Утро сделало серым все вокруг, и Игорь, понимая, как может он выглядеть после бессонной, мучительной ночи, проведенной на узком диване, да еще и в одежде, первым делом заперся в ванной, принял душ, побрился бритвенными принадлежностями Перепелкина, после чего ополоснул лицо горячей водой, промокнул голубым жестковатым холостяцким (у семейных почему-то все полотенца мягкие, должно быть, во время стирки в них что-то добавляют) полотенцем и, почувствовав себя уже более уверенно, пошел будить Тому.
Приоткрыв дверь и намеренно не постучавшись, чтобы иметь возможность разглядеть, если удастся, хотя бы ЧТО-НИБУДЬ из того, что ему видеть не позволено, он, встретившись глазами со строгим взглядом Томы, лежащей, поджав почти под подбородок голые колени, смутился и поспешил тотчас закрыть дверь. Как вдруг услышал:
– Вы что же это, Игорь Сергеевич, у нас ночевали?
Он просунул в щель голову и виновато кивнул.
– Я проспала, мне же в школу пора, а меня никто не разбудил. Забросили все меня совсем… Даже вы не догадались, а ведь у нас сегодня контрольная по физике.
Он так и не понял, шутит она или нет, но ему подумалось, что, попроси она его еще ночью, чтобы он разбудил ее, навряд ли он посмел бы это сделать. Ему казалось несовместимым то, что связывалось в его сознании с образом этой прелестной девушки с таким пошлым понятием, как школа. Он с детства терпеть не мог школу, и страх перед учителями и классной доской до сих пор остался в его крови. Будь его воля, он всех детей определил бы на домашнее обучение, и уж, конечно, своих, если бы они у него были, никогда не отдал в такую школу, где учился сам. Лицей или колледж с небольшим количеством учеников и тщательно отобранным штатом преподавателей – это еще куда ни шло. Но чтобы отдать своих детей на растерзание банде совершенно неуправляемых, диких и невоспитанных сверстников и кучке озверевших от безденежья несчастных преподавателей – никогда.
– Тебе нравится ходить в школу? – спросил Игорь, для того чтобы просто услышать ее голос, а заодно получше узнать ее отношение к этой сфере жизни.
– Нет, это никому не нравится. Но ведь НАДО. Впрочем, я все равно опоздала. Поэтому позвольте встать, не стойте у двери, подите-ка лучше согрейте чай или сварите кофе.
Она не узнавала себя. Ведь еще вчера вечером в ресторане она дала себе слово отдаться этому мужчине при первом же удобном случае, а вместо этого позорно заснула как была, в платье; вот и теперь, стоит ей только окликнуть его, как он войдет в спальню, закроет за собой дверь и сделает с ней то, ради чего и остался здесь. Она не могла понять роль отца во всей этой странной и дурно пахнущей истории. Конечно, в жизни бывают разные ситуации, и этому солидному господину по фамилии Сперанский, может, действительно негде переночевать, но отец-то зачем ушел? Как он мог поставить своего гостя в столь идиотское положение?..
Она села на кровати и посмотрела в окно: бледные солнечные лучи, преломляясь в мутном голубоватом стекле (этой весной так никто и не помыл окна!), ложились широкими желтыми полосами на подоконник, треугольники вытертого паркета, постель…
Зазвонил телефон, Тамара, перекатившись на другой край кровати, взяла трубку:
– Да…
– Это я, – услышала она совсем близкий голос Лены Тараскиной. – Слушай, у нас сегодня отменили уроки, в школу приехали из милиции, беседуют с нами. А ты чего не пришла? Заболела?
– Да нет, проспала. А чего это ты так разнервничалась? Не знаешь, что говорить про Вадьку? Или про Голубеву? Учились они нормально, в порочащих связях не состояли…
– Я что еще звоню-то… Ты не знаешь, где Ольга Драницына? Она тоже не пришла.
– Понятия не имею. Ты домой ей звонила?
– Звонила. Но там никто не берет трубку.
– Да мало ли… Как там Ларчикова себя чувствует? Дрожит небось как осиновый лист?
– Да нет. Она долго пробыла в кабинете директора, к ним приехал какой-то шикарный мужик на «мерсе», похож на Алена Делона, потом они вышли вместе и куда-то упылили. Но на мента он не похож, может, из каких-нибудь спецслужб или администрации?.. Вообще-то, Тома, до меня еще не дошло, что Вадика убили. Ведь это подумать только: топором по голове! За что? Я постоянно спрашиваю себя об этом, но ответа не нахожу.
– А мне знаешь что в голову пришло сегодня утром, когда я только проснулась?
– Нет, не знаю, – усмехнулась Тараскина. – Что ты залетела от Горкина?
– Дура. Я подумала о том, что мы вчера вели себя как последние скоты.
– Да брось ты… Жизнь продолжается, а их-то все равно уже не вернуть. А ты видела, что наши мужики делали с Драницыной?..
– А ты-то откуда знаешь, кто и что с кем делал? Тебя же там не было? – Этот разговор уже начал утомлять и раздражать Тамару, которой стало не по себе при мысли, что их разговор может подслушивать на кухне Сперанский – там находился еще один телефонный аппарат. – Синельникова, что ли, рассказала?
– Ну рассказала, и что? Как будто я Ольгу не знаю.
– Значит, не знаешь, если разыскиваешь ее сейчас. Я, кстати, хотела у тебя спросить, откуда у нее деньги?
– А вот это – загадка и для меня. Ну ладно, вечером придешь? – Лена имела в виду квартирку Иоффе.
– Не знаю.
Она положила трубку и посмотрела на дверь. Где-то там, в глубине квартиры, готовил завтрак мужчина, который еще вчера, когда она лежала с Горкиным, занимал ее мысли и чувства. И вот теперь он здесь, у нее дома, и остается только взять его, и многое в ее жизни переменится. У нее появятся деньги, настоящие деньги, а не карманные, которые ей скупо выделял отец. Она знала, что чем старше мужчина, тем больше он заплатит за близость. Двое мужчин, с которыми она встречалась время от времени (с одним в гостинице, с другим – на квартире его друга), были щедры с ней и давали ей не только деньги, но и покупали вещи, о которых она их просила. Так в ее гардеробе появились новые ботинки, дорогие, черные, словно из жесткого бархата, с тонкими кожаными шнурками, которые завязывались на манер старинных башмаков на бант, – отец бы скорее застрелился, чем позволил ей такую покупку. Поэтому Томе пришлось обмануть его, сказав о том, что ботинки ношеные и достались ей за смехотворную цену. Кроме этого, она купила дорогую замшевую сумочку-несессер, куда складывала, помимо «заработанных» долларов, расчески, разные щеточки-пилочки, маникюрные ножнички, часики, шпильки, косметику. На сумочку, которая стоила десять учительских окладов, Перепелкин даже не обратил внимания – ну купила сумку, и купила, скопила карманные деньги – вот и все! Теперь Тамара поставила себе целью купить к зиме норковый полушубок. Она понимала, что деньги раздобудет, а вот как объяснить появление столь дорогой вещи отцу? В этом случае иметь в благодетелях влюбленного в нее лучшего друга отца было бы идеальным оправданием такого приобретения, да и всех последующих тоже. Связью со Сперанским можно будет прикрывать и прочие свидания и подарки…
Тамара выскользнула из постели и, накинув на себя халатик, вошла в ванную. Но, взглянув там на себя в зеркало и увидев припухлости под глазами и почерневшие от размазанной туши веки, какие-то розовые пятна на лице и следы от несвежей пудры и румян, ужаснулась тому, что могла предстать перед Игорем Сергеевичем в таком неприглядном виде. А волосы? Разве можно в таком виде появляться перед мужчиной, да тем более перед таким солидным, как Сперанский?
Тамара почистила зубы, приняла горячий душ, вылив себе на лицо и тело почти полфлакона тягучего, как мед, сладкого и пенного геля, помыла голову, вытерлась насухо и только после этого, улыбнувшись своему отражению, накинула халат и выпорхнула из ванной, чуть не сбив с ног проходящего мимо двери Сперанского.
– Тамара, о боже… – Он подхватил ее в объятия и, не удержавшись, поцеловал во влажную, пахнущую мылом щеку. – Я хотел с вами поговорить и все объяснить, но, видимо, так и не решусь. Завтракайте без меня, а мне пора… И еще – извините меня, пожалуйста. Это я во всем виноват. Ваш отец здесь ни при чем. Просто я совсем потерял голову, едва увидел вас. Но вы еще такая юная, учитесь в школе. Как я мог, боже мой, как я мог?! Пожалуйста, не подумайте обо мне ничего плохого, у меня по отношению к вам только самые чистые намерения… Нет, вы прекрасная девушка, и держать вас в объятиях – верх блаженства… Но я не могу, не имею права. Я сожалею. Я бы мог стать вашим другом, это правда. И если бы вы позволяли мне иногда видеть вас, говорить с вами, я уже был бы счастлив. Теперь все зависит только от вас. Я оставляю вам свою визитку – звоните, если захотите меня видеть. Я не женат и никогда не был. Мне понравились вы, но вы – не женщина, вы девочка, и поэтому должны простить меня… Что я такое говорю? – И Игорь Сергеевич, склонившись в странном поклоне, словно собираясь пробить дверь головой, стремительно выбежал из квартиры. Хлопнула дверь. Тамара, глядя перед собой широко раскрытыми глазами и чувствуя, как пол ускользает из-под ее ног, прислонилась к стене и вдруг, содрогнувшись, истерически расхохоталась.
* * *
История Ларисы Белотеловой поразила Шубина настолько, насколько может произвести на благоразумного и рассудительного человека встреча с паранормальным явлением, которое почти невозможно объяснить. Потеки крови на зеркале в ванной лишили его покоя. Колеся по городу в поисках риэлторской фирмы «Восток», той самой, в которой работал агент Саша Павлов (Шубин узнал это из утреннего телефонного разговора с Белотеловой), он уже в который раз пытался найти всему этому объяснение, но всякий раз воображение заводило его в тупик: в квартире их было трое, дверь была заперта, окна – закрыты, спрашивается: откуда могло взяться столько крови? Да к тому же еще свежей, ведь она СТЕКАЛА ПО ЗЕРКАЛУ, а не была высохшей, как в первом случае, с Земцовой, которая обнаружила кровавые брызги на зеркале в прихожей! Он внимательно осмотрел все потолки и стены в поисках каких-нибудь специальных приспособлений типа пульверизаторов, при помощи которых можно было бы таким вот дичайшим образом заливать кровью или красной краской зеркала с тем, чтобы свести с ума новую хозяйку этой чертовой квартиры, но ничего подобного так и не нашел. Но главное, конечно же, заключалось в том, чтобы отыскать причину этого представления… Он категорически не верил в эти «стивен-кинговские примочки», как отозвался об этих явлениях Крымов. Крымов, несмотря на занятость, связанную с расследованием убийства Льдова и смерти Голубевой, живо заинтересовался Ларисой и попросил Шубина поподробнее рассказать ему все, вплоть до описания во всех деталях внешнего облика Белотеловой. И хотя последние вопросы о странных явлениях, происходящих в ее квартире, он задавал с видимой иронией, Шубин понял, что Крымов «зацепился» за это дело. Особенно поразила Крымова свежая, стекающая по зеркалу кровь… «Ну в самом деле, – пытал он Шубина, – не приснилась же тебе эта кровь и этот берет?» Хотя с беретом все могло обстоять гораздо проще – Белотелова была пьяна и могла просто не помнить о его существовании. Но как объяснить появление прямо перед глазами Земцовой лифчика и платья?
Шубину все это было неприятно, потому что, расскажи он об этом кому угодно, его бы подняли на смех. Даже сами слова «лифчик» или «бюстгальтер» могли вызвать ироничную улыбку. Да он сам бы рассмеялся в лицо тому, кто поведал бы ему такую фантастическую историю.
Он ждал результатов экспертиз – только реально существующие тампоны с образцами этой самой крови или красной жидкости, которую он принял за кровь, могли ответить на вопросы, которые он задавал сам себе вот уже целое утро и половину ночи.
В городской организации, куда он обратился, чтобы узнать, действительно ли зарегистрирована риэлторская фирма «Восток», ему дали адрес этой фирмы. Приехав туда, он увидел крохотную комнатку на первом этаже жилого дома, с металлической дверью, выкрашенной в темно-красный цвет. В комнатке находилась девушка с компьютером. Когда Шубин попытался узнать у нее, сколько Саш работает в фирме и как бы ему найти того, кто занимался продажей квартиры на улице Некрасова, девушка с улыбкой вздохнула и кокетливо проронила: «Ну вот, и вы туда же…» Оказалось, что такие, как он, желающие найти Сашу, приходят к ней «пачками». Что в фирме «Восток» нет ни одного Саши и тем более Павлова. Для убедительности она достала папку с уставными и прочими фирменными документами. Среди штата сотрудников действительно не было ни одного Александра и ни одного Павлова. Шубин, возвратясь в машину, перезвонил Белотеловой, которая к тому времени уже находилась на работе, и попросил ее описать внешность агента.
– Невысокий, крепкий парнишка с короткими рыжеватыми волосами и светлыми глазами. На лице много веснушек, а у переднего зуба, кажется слева, отломан кусочек… Носит синие джинсы и тщательно выглаженные клетчатые рубашки с коротким рукавом.
Шубин вернулся к девушке-секретарше фирмы «Восток» и, уже официально представившись, спросил, не знает ли она человека, которому подошло бы такое описание.
– Нет, хотя о том, что этот агент рыжий и носит клетчатые рубашки, я уже слышала. Неужели вы не понимаете, что это самозванец, который прикрывается именем нашей фирмы? Он проворачивает свои делишки и, как мне кажется, пользуется нашим компьютерным банком информации. Потому что потенциальные клиенты просто уплывают из-под нашего носа. Но, скажу я вам, он настоящий профессионал и оформляет документы идеально – комар носа не подточит. Так что мы будем вам благодарны, если вы его найдете и привлечете за незаконную деятельность. Тем более что вам известна его фамилия!
– Я что-то никак не пойму: как это человек, не имеющий никакого отношения к фирме, может прикрываться ею? У него что, есть ваши бланки?
– Понятия не имею. Да и зачем продавцу или покупателю какие-то бланки, если агент строит свои отношения с клиентом исключительно на взаимном доверии и обоюдной выгоде? Я и сама бы с удовольствием работала самостоятельно и не платила никаких налогов, тем более что лицензия на такого рода деятельность стоит немалых денег…
– Так в чем же дело?
– У нас крупная фирма, и наша деятельность не могла бы остаться незамеченной налоговой полицией, а вот такие шустрые маклеры «Саши» практически неуловимы. Они нашли квартиру клиенту? Нашли. Получили свои проценты – и гуд бай!
– Выходит, что этот Саша просто использует вас в качестве источника информации о возможных клиентах? Но тогда следовало бы проверить, кто из ваших сотрудников делится с ним этой самой информацией.
– Правильно. Да только проверить почти невозможно, Саша наверняка делился с этим человеком своим гонораром. Я вот сижу здесь на окладе, вы думаете, это так интересно?
– А как вас зовут, если не секрет?
– Вика.
Шубин подумал о том, что на Сашу могла работать и сама Вика, а потому вдруг сказал:
– А что вы делаете сегодня вечером, Вика? Может, поужинаем вместе?
– А как зовут вас? – спросила в свою очередь девушка.
– Я же показал вам документ – Игорь Шубин.
– Так вот, Игорь Шубин, грубая работа. Вы думаете, я не понимаю, зачем вы собрались со мной поужинать? Хотите, чтобы я подвыпила и рассказала вам, что это именно я работаю на вашего агента-невидимку? Я замужем и ужинать ни с вами, ни с кем-либо другим не собираюсь. Я не такой человек. Так что ищите информатора в другом месте. Еще вопросы будут?
– Будут. Если вы не хотите ужинать, так, может, хоть пообедаете со мной?
Он вышел на улицу и глубоко вдохнул теплый сухой воздух. Ему захотелось, чтобы сейчас пошел дождь и прибил пыль, освежил молодую листву на деревьях, вымыл крыши домов и остудил его горячую голову. Он посмотрел на небо, но увидел лишь нежную голубую прозрачность, пронизанную слабыми солнечными лучами, самого же солнца почему-то не было видно.
Шубин не поверил Вике и решил проследить за ней. Но как? Выход один – надо еще раз попытаться пригласить ее на ужин, или обед, или даже завтрак.
Он сел в машину и поехал в морг, к Чайкину.
* * *
На занятия она в то утро не пошла – возле магазина «Лазурь», находящегося в квартале от школы, Олю уже поджидал Михаил Яковлевич (в последнюю встречу он просил не называть его «дядей Мишей», а лучше по имени-отчеству). Усаживаясь в машину рядом с ним и как бы нечаянно касаясь лица водителя душистыми длинными прядями мягких шелковистых волос, Оля почувствовала легкое волнение при виде волосатых мужских рук, сжимающих оплетенный тонкими полосками кожи руль…
Ей вообще нравилось смотреть на крупное и сильное мужское тело, возбуждающее темным, густо заросшим волосами пахом и широкой грудью, покрытой жесткой серебристой – «перец с солью» – растительностью. А руки, как восхищали ее умные руки Михаила Яковлевича, которые, казалось, хорошо знали тонкое и нежное тело Оли, умели коснуться его так, что перехватывало дыхание и сердце начинало биться чаще, громче, бухая в ритм их совместным движениям. Казалось, он учил ее какому-то неведомому ремеслу, молча показывая, как ей лучше двигаться и что делать. Причем его молчаливая грубость распаляла куда больше, чем ласковые слова его друга, Николая Васильевича, который в последнее время очень много говорил Оле о любви. В ответ на это она смеялась ему в лицо, предпочитая ему дядю Мишу.
…Нацепив на маленький носик большие, с радужным отливом стрекозиные очки, которые ей купили еще на прошлой неделе специально для подобных поездок по городу, чтобы ее никто не узнал, Оля жеманно поздоровалась со своим любовником и тут же, не в силах скрыть хорошего настроения и захлестнувшего ее желания, показала ему язык:
– Вот вам!
– Прекрасно! – Михаил Яковлевич, внимательно осмотрев Олю теплыми и немного грустными глазами, скользнул правой рукой ей под юбку и, склонившись к Олиной шейке, поцеловал ее сухими горячими губами. – Ты моя худышка, мой леденец… Поехали?
– Поехали. – Она засучила длинными ножками в нетерпении и восхищении перед волнующей поездкой: что там за дача? Кто там будет? – Только скорее, чтобы меня никто не засек.
Вскоре машина вырвалась за город и растворилась в голубоватой зелени садов, набухших розовыми почками будуших яблонь и вишен.
– Абрикосов в этом году не будет, – задумчиво проронил Михаил Яковлевич и, тут же очнувшись, снова погладил Олю по коленкам. – Ты же никогда не видела мою дачу?
– Нет, никогда. Но там, наверное, скучно.
– Тебе не придется там скучать. – Он сидел к ней в профиль, и его густые блестящие темно-каштановые с проседью волосы трепал тугой свежий ветер, ворвавшийся в салон через открытое окно. Черная рубашка с коротким рукавом и серые широкие брюки были тщательно выглажены и пахли сладковатым запахом утюга, горячей ткани и одеколоном. Оля уже знала этот запах, он тоже заставлял ее волноваться. Если бы еще из магнитофона полилась грустная хоровая музыка, которая теперь уже привычно вызывала в ней глубокие физиологические ассоциации, она бы знала, как себя вести, чтобы и Михаил Яковлевич остался ею доволен, и самой испытать остроту близости и того, что происходило с ней в моменты наивысшего наслаждения.
Оля понимала, что приобретенный в результате встреч с Михаилом Яковлевичем сексуальный опыт возвышает ее над всеми Тараскиными и Синельниковыми, отдававшимися сверстникам на квартире Иоффе и не получающими и тысячной доли тех удовольствий, которые можно испытать только со зрелыми мужчинами. Но, с другой стороны, ей нравился контраст, который она ощущала, когда после Михаила Яковлевича ее обнимали совсем еще молодые и сумасшедшие в своей неуправляемости Горкины и Кравцовы. Разве что Льдов был на голову выше этих молокососов. Но Льдова убили. Вот только за что? Неужели за то, что…
– Оля, ты предупредила маму, что задержишься?
Она очнулась и тряхнула головой.
– А у нас в классе парня убили, представляете? Топором по голове. Прямо в школе… в кабинете географии.
Михаил Яковлевич, обгонявший в это время идущую впереди машину, резко нажал на газ и едва успел вырваться вперед, чтобы занять место на правой полосе, – слева от него, навстречу, неслась, почти летела белая призрачная «Мазда»…
Оля зажмурилась и услышала, как ее любовник выругался.
* * *
Все произошло так неожиданно, что Юля даже не успела осознать, как же получилось, что она, не предупредив никого из своих, очутилась в Петрозаводске… На борту самолета городской администрации, который направлялся в Карелию, находилась компания, которой для полного состава не хватало лишь губернатора, – три министра и заместитель главы администрации. «Земцова, – орал ей в трубку Корнилов, который от Сазонова узнал о намерении Юли заняться личностью Белотеловой, – если хочешь полететь в Петрозаводск, то через полтора часа приезжай в аэропорт, найди возле специального пропускного пункта человека по фамилии Харыбин, это мой хороший друг, а я его предупрежу, что ты по распоряжению прокурора полетишь на губераторском самолете, – бумагу я отправлю Харыбину со своим помощником, ну как, поняла?» Юля не поверила своим ушам. Но первым делом почему-то подумала не о цели своей поездки, а о Крымове, который будет ее разыскивать по всему городу. Она представляла себе его лицо, когда он узнает от Корнилова или от нее самой о том, где она провела ночь и каким образом добралась до Петрозаводска, и ей становилось приятно и смешно. Ее смущало только то, с какой легкостью открывается перед нею путь к прошлому Ларисы Белотеловой. Обычно после того, как одна удача следует за другой, наступает полоса сплошного невезения. Нельзя сказать, чтобы эта поездка была верхом ее мечтаний, но она могла помочь ей ответить на вопрос, откуда у такой молодой и одинокой женщины появились такие большие деньги на покупку элитной квартиры? Ну и, конечно, неплохо было бы узнать, от какой такой личной жизни сбежала Лариса из Петрозаводска.
Юля летела в маленьком отсеке, смежном с основным, более комфортным салоном, в котором дремали сильные мира сего, поглощая время от времени коньячок и закусывая лимончиком и крохотными аппетитными канапе, которые проносила на подносе мимо Юли стройная и просто-таки сногсшибательная по степени сексапильности стюардесса. Прислушиваясь к сонной тишине соседнего салона, Юля думала о том, что все эти министры и прочие вельможи, не испорченные как внешней, так и внутренней культурой, потому едут молча, не переговариваясь друг с другом, что уже все и давно друг другу сказали. «Наверное, у них руки чистые, – усмехнулась она, глядя, как в очередной раз мимо нее несется на всех парах блондинистая стюардесса, распространяя вокруг себя ароматы кофе и духов, – ведь они моют их друг другу с утра и до самого вечера. Пока открыты банки… где тоже моют-отмывают, но уже деньги. Кругом сплошная чистота».
Полковник Харыбин, который неизвестно чем занимался (Юля так и не поняла, на кого он работает, то ли на администрацию, то ли на прокуратуру, а может, и на другие, более секретные службы), пришел к ней спустя полчаса после начала полета, сел в расположенное напротив кресло и предложил закурить. Это был маленький, с лисьими глазками, симпатичный и ироничный человечек в сером, хорошо сшитом костюме и в рубашке – удивительное дело! – без галстука!
– Юля Земцова! Я давно мечтал с вами познакомиться, еще тогда, когда вы раскрутили дело Ломова.
– Вы хорошо проинформированы. Уж не вербовать ли вы меня собрались?
– Отлично. Пять баллов.
– Это по какой шкале? Рихтера?
– Если бы нас не подслушивали, то я бы завербовал вас в качестве своей любовницы. Говорю это открытым текстом, потому что с такими женщинами, как вы, нужно действовать именно таким образом. Но понимаю, что получу отказ, который принесет вам, как это ни грустно для меня, массу чисто женского удовольствия.
– С чего это вы взяли?
– То, что вы откажете мне или что этот отказ принесет вам удовольствие?
– Вы меня совсем не знаете.
– Знаю. Я знаю о вас практически все. У нас в городе всего миллион с небольшим населения, поэтому все про всех все знают. Вы были любовницей Ломова, и он не скрывал этого. Больше того, ему нравилось бравировать этим…
– Я бы хотела остаться одна… – Дремота, которая вот-вот должна была плавно перейти в сон, исчезла, а в душе появилось вакуумное пространство, которое тотчас заполнилось до отказа соленой и холодной досадой. Даже сердце закололо.
– Извините, что напомнил вам о нем, но мне кажется, что вы крайне неразборчивы в своих связях.
– Вы же хамите, Харыбин.
– Меня зовут Дмитрий. Вот и сейчас вы связались не с тем человеком. Вам не приходило в голову, что Крымов использует вас на все сто, если не на двести процентов? И клиенты идут не к нему, а к вам.
– Да вы что?!
– Не кипятитесь. Выслушайте меня. Во-первых, у вас есть имя – многие в городе знают о раскрытых вами делах. И все – не переживайте! – понимают, что Крымовым здесь и не пахнет. Это вы с Шубиным пашете, да еще Щукина вам помогает, потому что умеет обращаться с нужными людьми и всегда знает, кому и сколько сунуть…
У Юли горели уши. Она и представить себе не могла, что кто-то может так хорошо разбираться во всех внутренних делах их агентства и посвящен даже в секретные способы поощрения продажных работников правоохранительных городских организаций, работающих одновременно и на прокуратуру, и на Крымова.
– Давайте начистоту. Чего вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы вы перешли к нам.
– К кому это К ВАМ? Вы работаете у Корнилова?
– Вы прекрасно знаете, где и на кого я работаю. Мы давно следим за вами и хотели бы переманить вас к себе. Подумайте, над вами не будет Крымова – человека, давящего на вас психологически и заставляющего вас подчиняться ему как мужчине…
– Ну, это уж слишком!
– Мне об этом говорил даже Ломов, представьте себе. Он все знал о ваших с Крымовым отношениях и тяжело переживал из-за этого…
– Да ваш Ломов был извращенцем! Он чуть не убил меня!
– А вы думаете, Зименков работал на Ломова?
Юля почувствовала, как ее замутило. Тайна убийства Ломова, оказывается, была известна Харыбину и, стало быть, той организации, на которую он работает! Значит, она у них на крючке!
Ей стало дурно при мысли, что ее в любую минуту могут привлечь за соучастие в убийстве Ломова – человека, который заманил ее в подвал дома, где накануне лишил жизни школьницу, чтобы и с ней, с Юлией Земцовой, поступить таким же зверским образом. И если бы не Зименков, которого она защищала еще будучи адвокатом и который ее спас тогда… Так вот, оказывается, кто такой Харыбин! А Корнилов? Да ведь он, наверно, все знал и специально свел их здесь, чтобы дать возможность своему лучшему другу обработать и переманить Земцову… Но ведь Корнилов, по сути, является негласным хозяином крымовского агентства, поскольку именно он предоставил средства на его организацию. И деньги эти пахли марихуаной… Или кокаином? Не отпусти он человека, занимающегося наркотиками, не было бы и тех денег. А что, если и Харыбин имеет отношение к этой грязной афере?
– Ладно, с вас и так достаточно. Просто я хотел предупредить вас об одном человеке, который с определенной целью возник рядом с вами.
– Вы ревнуете меня к нему? – Юля поняла, что речь идет о Звереве.
– Да. И не скрываю этого. Поверьте мне, что ничего, кроме разочарования, он вам не принесет.
– Но и у вас тоже ОПРЕДЕЛЕННЫЕ ЦЕЛИ относительно меня, не так ли?
– Да. Но у меня много целей, а у него – одна. Возможно, что у него и вспыхнули к вам какие-то чувства чисто мужского свойства, но ничего серьезного…
– Можно подумать, у вас серьезные намерения.
– С вами просто не может быть ничего несерьезного. Вы слишком целостны и умны, чтобы вами играть. Но ваша женская природа отравляет вам жизнь. Вы не можете существовать без мужчины. Поэтому и морочите голову бедолаге Шубину…
– Слушайте, Харыбин, я вас не боюсь. Подите вон, и чтобы я вас больше здесь не видела! Можете записать этот наш разговорчик на магнитофон и отнести своему начальнику. Понятно? Я вас не боюсь. Я вообще никого не боюсь.
– Я знаю. Разве что темноты… – С этими словами Харыбин поднялся, с грустной улыбкой кивнул ей головой, как это делали офицеры еще в начале века, отдавая честь, и вышел из салона.
Юля слизнула с губ неизвестно откуда появившиеся слезы и закрыла глаза: ее только что морально изнасиловали.
