Шубина и на этот раз обыграли в шахматы. Сосед Бахраха Алексей Данилович – человек с фиолетовым пятном во всю щеку – поставил ему очередной мат и крепко пожал ему при этом руку, словно ободряя его.

Они были знакомы уже несколько дней, начиная с той памятной вечеринки, которая, начавшись так весело, закончилась весьма тривиально (Рита, выспавшись, под утро ушла, даже не вспомнив, как она оказалась в чужой постели; Дмитрий же с Лолитой остались жить в квартире Бахраха, фактически и практически приняв наследство покойного Михаила Семеновича). Алексей Данилович оказался на редкость приятным собеседником, умным и чутким, ловящим каждое сказанное слово, а потому Шубину было легко и просто говорить с ним на интересующие его темы, главной из которых был, конечно же, покойный сосед. Поэтому, едва услышав от Шубина, что в день смерти Михаила Семеновича на лестнице кто-то видел человека с родимым пятном на щеке, Алексей Данилович сразу понял, что кто-то из близких Бахраху людей, знакомых с его «меченым» соседом, попытался с помощью неизвестного средства превратиться на нужное ему время в этого самого соседа, по сути, подставляя его таким образом.

– Но зачем было кому-то становиться похожим на вас? – удивился Шубин. – А что, если бы вы оба – с родимыми пятнами – встретились на этой самой лестнице?

– Вероятно, этому человеку было глубоко наплевать, встретит ли он меня на лестнице или нет. Для него главное заключалось в том, чтобы любой посторонний в случае, если его спросят, кого он видел в тот день на лестнице, описал именно человека с родимым пятном на щеке. Другое дело, что ему повезло… В каком смысле? Я несколько дней – включая и день смерти Миши – жил на даче, то есть меня не было в городе. И у меня есть свидетели. Несколько человек, живущих на соседних дачах, могут это подтвердить. Мы проводили там воду, скандалили с землекопами и председателем садоводческого товарищества…

– Но зачем приходил этот человек к Бахраху? Наверняка не в гости, раз подготовился так тщательно и так изуродовал себя… Извините, конечно…

– Да ничего, я уже привык. Судя по тому, что вы мне рассказали, этого человека видели уже после смерти Миши. Получается, что он хотел проникнуть в его дом, быть может, для того, чтобы что-то взять, украсть… Или этот человек, еще не зная о смерти Миши, шел к нему просто с визитом, но не хотел, чтобы его кто-то видел, вернее – узнал.

– Вы хотите сказать, что этого человека никто не должен был узнать?

– Я думаю, так.

Этот разговор происходил между Алексеем Даниловичем и Шубиным ночью, после вечеринки, но имел свое продолжение на сутки позже, когда Игорь узнал от Земцовой о побеге Ноденя.

– Вы могли бы назвать хотя бы несколько человек, которые бывали у Бахраха и были знакомы с вами? – Шубин пришел не с пустыми руками. В пакете у него имелась хорошая дорогая водка, банка маринованных грибов и колбаса. Алексей Данилович очень быстро накрыл на стол, порезал колбасу и разлил водку по рюмкам. Видно было, что старый вдовец обрадовался приходу Шубина. Водка же лишь помогла развязать язык.

– Миша любил женщин, и этим, пожалуй, все сказано. Он тратил на них уйму денег, и ему это доставляло удовольствие. То одной купит шубку, то другой – машину. Это забавляло его. Понятное дело, что и женщины любили такого щедрого любовника. Иногда он приглашал меня к себе, даже когда бывал не один. И я видел этих женщин. Как правило, это были молоденькие девушки. Очень красивые. Не обязательно тощие и длинноногие, как сейчас модно, но красивые. Породистые. У него был хороший вкус. И мы пили вместе, иногда танцевали, но я быстро уходил. Во-первых, у меня характер совершенно другой, и я не могу вот так запросто вступать в связь с малознакомой девушкой, да и возраст мой не позволяет уже выкидывать, знаете ли, такие фортели… Я даже не могу вспомнить, когда я последний раз был с женщиной. С тех пор как умерла моя Ирина, у меня не возникало желания пригласить к себе в дом другую женщину. Но не обо мне речь… Миша. Так вот, он любил женщин, и только я увидел их у него дома. Я бы назвал его общительным, но он мог общаться со своими коллегами и друзьями где угодно, в ресторанах, у кого-то дома, но только не у себя. Он словно ограждал свое жилище от посторонних глаз. И исключение составляли, как я уже говорил, я, женщины и… Саша Нодень.

Он попал в самую точку. Шубин даже вздрогнул.

– Нодень – это его друг, не так ли?

– Так. Да только отношения их в последнее время испортились. Миша стал жаловаться мне, что Нодень копает под него, хочет свернуть ему шею. Это его выражение, Мишино. Понятное дело, что я не лез в их дела, а потому не задавал вопросов. Но я и так понимал, о чем идет речь. У Ноденя были большие планы, он собирался строить нефтеперерабатывающий завод, вкладывать деньги в телевидение. А Мише хотелось просто спокойной жизни. Он тормозил Ноденя. Ведь они были связаны деньгами. Вы понимаете?

– Пока еще нет…

– Нодень зависел от Бахраха. Возможно, его деньги находились у Миши на каких-то подставных счетах или фирмах… Я в этом не разбираюсь. И хотя мне всегда казалось, что между ними пробежала не столько кошка, сколько женщина…

– Женщина?

– Это всего лишь предположение, не обращайте внимания на слова старика. Так вот, мне кажется, что это Миша «помог» Ноденю сесть. Если бы Миша был жив, я бы никогда и никому об этом не сказал. Но он мертв, и когда я только услышал об этом, то крайне удивился, что он умер от кровоизлияния…

– Вы думали, что его убили?

– Разумеется! Такие люди, как правило, не умирают естественной смертью. Возможно, я насмотрелся этих ужасных фильмов, но это мое личное мнение… А тут вдруг – инсульт.

– У вас есть предположения?

– Какие предположения, раз он умер естественной смертью?! Я же говорю вам, что если бы его застрелили, то я бы точно знал, чьих это рук дело.

– Ноденя?

– Конечно! Они были как сиамские близнецы, которые поссорились и не знали, как им теперь оторваться друг от друга.

– И все-таки вы правы, Алексей Данилович.

– В чем?

– Я думаю, что Бахраха убил… Нодень.

– Не понял.

– Косвенным образом. Он сбежал из тюрьмы незадолго до смерти Бахраха. Я думаю, что Михаил Семенович умер, когда услышал его голос по телефону…

– Он сбежал? А что же вы мне раньше ничего не сказали? Я бы не стал рассказывать вам такие вещи… – Алексей Данилович залпом выпил водку и вытер рукой рот. – Ну и дела. Значит, он на свободе? Ну конечно, такой никогда не пропадет и везде всплывет, сколько его ни топи… Он точно на свободе?

Шубин не мог ответить ему на этот вопрос, поскольку не знал, доехал ли Нодень из Москвы до Саратова, во-первых, а во-вторых, успел ли Корнилов, которого Шубин ввел в курс дела, устроить засаду на квартире Кати Уткиной, куда непременно, если верить Земцовой, должен как в ловушку угодить Нодень.

– Пока да. Девушка – свидетельница, которая находилась незадолго до смерти Бахраха в его квартире, утверждает, что позвонила какая-то женщина и спросила Михаила Семеновича. Услышав, что его спрашивает женский голос, Бахрах вроде бы даже улыбнулся и взял трубку, и, лишь услышав что-то, изменился в лице и упал. Умер.

– Нодень мог попросить любую женщину пригласить Михаила Семеновича по телефону, а когда тот взял трубку, сказать ему, что он, к примеру, на свободе… Представьте себе. Человек сбегает из тюрьмы. Что он предпримет в первую очередь?

– Попытается скрыться?

– А вот и нет. Он в первую очередь попытается вернуть себе все, что нажил до тюрьмы. Вы что, книг не читаете? Кино не смотрите?

– Хотите сказать, что он позвонил Бахраху и сказал что-то вроде: я еду к тебе, Миша?

– Уверен в этом на сто процентов.

– Но разве Бахрах не мог подстраховаться на этот случай и после того, как Ноденя посадили по его наводке, уехать из города, из страны?

– Не так-то все просто. У Бахраха есть сын, как вам известно. И он любил его, хотя они почти не общались… Так вот. Сын. Дмитрий. Очень странный парень. Миша сколько раз предлагал ему помириться, делать какие-то общие дела. Но тот – весь в мать. Такой же принципиальный и упрямый как осел.

– Он действительно странный. Если бы вы знали, скольких трудов мне стоило уговорить его хотя бы войти в квартиру отца…

– Миша давно бы укатил куда-нибудь в Америку или во Францию, но он не мог бросить здесь своего единственного сына. Он до самой смерти верил, что ему все же удастся помириться с ним и уговорить его эмигрировать вдвоем. Он признавался мне, что не представляет себе жизни в полном одиночестве в совершенно чужой стране. Он знал немного английский, французский и немецкий, этого требовал его бизнес и его частые поездки за границу, и ему ничего не стоило перебраться туда на постоянное жительство…

– Скажите, – перебил его Игорь, – а он знал о том, что у него не все в порядке со здоровьем?

– Нет. Он не любил врачей, и единственно, что он предпринимал, чтобы как-то продлить свою жизнь и сохранить здоровье, это принимал витамины и обливался холодной водой. Изредка стоял на голове.

– А он не рассказывал вам о том, каким образом он «помог» Ноденю сесть за решетку?

– Нет. Конечно, нет. Но ему это не стоило труда. Достаточно было поделиться кое-какой информацией с представителем прокуратуры, «подарить» тому копии документов, свидетельствующих о незаконных махинациях своего подельщика…

– …как Ноденя взяли. Миша нервничал, все боялся, что того не посадят и тогда ему придется перед ним отвечать. Но Сашу, как это ни удивительно при его-то деньгах, посадили! И даже дали семь лет.

– Но Нодень не мог не подстраховаться.

– Думаю, что он сделал все возможное, чтобы доверенные ему люди выкупили его. Однако, может, случайно, а может, и нет, но один из тех, кто принимал участие в его задержании и от кого в дальнейшем зависело довольно многое в части расследования этого громкого дела, внезапно чуть не скончался от инфаркта. Поговаривали, что его отравили и что его свалил на долгое время все же не инфаркт, но кто его знает…

Шубин подумал о том, что Алексей Данилович слишком болтлив для соседа такого человека, как Бахрах. Но он по-стариковски не мог молчать, потому что сосед его был мертв. Теперь, после того, как Алексей Данилович рассказал ему о последних годах жизни Бахраха, Шубин уже не сомневался в том, что Бахрах на самом деле предал Ноденя, своего друга и компаньона. И предал его из-за того, что не хотел больше принимать участие в общих финансовых операциях. Он захотел спокойной жизни, которую, как он считал, он заработал, и Нодень, в свою очередь, почувствовав это и боясь за свой капитал, осевший на счетах фирм-однодневок (а именно эти-то фирмы и плодил с помощью подставных лиц Бахрах), решил забрать свои деньги назад. Вот тогда-то Михаил Семенович и зашевелился. Вероятно, между ними произошел крупный разговор, в результате которого Бахрах сделал свои выводы, другими словами – подписал приговор Ноденю. Он поступил так, руководствуясь исключительно инстинктом самосохранения. В то время как Нодень действовал, подчиняясь законам бизнеса, не терпящего остановки, перерыва. Ведь деньги должны были работать…

В кармане Шубина пропел телефон. Это звонил Корнилов. Он не говорил, а возбужденно лаял в трубку.

– Его взяли, Игорек, взяли. Прямо на лестнице, возле ее квартиры. Но он сопротивлялся, ранил двух моих людей. И знаешь, его с трудом узнали из-за этих дурацких нашлепок на щеке. Кто бы мог подумать, что какие-то резиновые заплаты так сильно меняют внешность! Я тебе благодарен так, что даже не выразить словами…

Корнилов снова был пьян, и Шубин разозлился. Но, с другой стороны, он же сам сейчас сидел за столом и пил водку, закусывая превосходными маринованными опятами.

– Вы не меня благодарите, а Земцову. Это – ее работа.

– А ты не хочешь спросить меня насчет тех отпечатков пальцев?

– Хочу.

– Так вот. Это не его пальчики.

– Это могут быть отпечатки пальцев женщины… – добавил Корнилов. – Но это мое предположение, поэтому можешь не брать в расчет.

Но, представив себе полупьяное выражение ее опухшего личика, он даже замотал головой, чтобы развеять наваждение. Какая еще Лолита? Глупости! Да если бы она захотела каким-то образом приложить руку к богатству Бахраха, то первое, что она бы предприняла, обитая в ресторане, где работал его сын, то соблазнила бы его и женила на себе. Шубину показалось это настолько логичным, что он удивился, как это ему не пришло в голову раньше.

Шубин поздравил Корнилова с поимкой опасного преступника и, вздохнув, отключил телефон.

– Знаете, мне пора… – сказал он, поднимаясь из-за стола и пожимая руку Алексею Даниловичу.

– Что же вы так быстро уходите?

– Дела. Кстати, Ноденя взяли. Только что.

Алексей Данилович широко раскрытыми глазами смотрел на Шубина, не зная, верить ему или нет.

– Вы шутите? Хотите меня успокоить?

– Нет. Это правда.

– Тогда вы, может, посидите еще со стариком… Глядишь, я вам еще кое-что расскажу?

– О девушках?

Алексей Данилович еще шире раскрыл свои водянистые голубые глаза.

– Вы и об этом знаете?

– Зачем он делал им шрамы?

И тут старый шахматист вспыхнул, смутился.

– Я думал, что этого никто и никогда не узнает.

– Но вы-то каким-то образом узнали.

– Случайно! Совершенно случайно! Однажды я пришел к нему за чаем или кофе, уже не помню. А он был не один… Миша, когда я пришел, пригласил меня выпить с ним. Я видел, что он уже хорошо принял на грудь, хотел еще сказать, что, может, ему на сегодня хватит, но не успел. В эту минуту из ванной вышла девушка. Совершенно голенькая. А на попке у нее, представьте себе, ужасный шрам. Такой рваный, свежий, смазанный чем-то желтым, жирным, какой-то лечебной мазью. Девушка, увидев меня, поспешила скрыться в спальне, а я не выдержал и спросил Мишу, что с ней? Откуда взялся этот жуткий шрам? И знаете, что он мне ответил? Что это его работа! Да, он именно так и сказал! Я его спрашиваю: ты что, мол, садист, что ли, девчонок портишь?! А он мне спокойно заявляет, что им это нравится.

– Вы хотите сказать, что он был извращенцем?

– А какое еще объяснение вы можете этому найти? И я так понял, что все эти шубки, духи и машины он дарил своим девушкам неспроста…

Шубину вдруг захотелось на свежий воздух. Подальше от этого противного старика, любителя посмаковать чужую личную жизнь. Он быстро попрощался и, никак не прокомментировав историю с девушкой со шрамом, ушел.

Он уже понял, что Алексей Данилович знает о шрамах ровно столько, сколько и положено знать соседу, случайно подсмотревшему интимную жизнь Бахраха. Не больше. Что он ничего не знает ни о письмах, ни о рисунках этих шрамов, ни о хирурге – Гамлете.

Нодень пойман, значит, Земцовой уже не грозит встреча с ним.

Он сел в машину и поехал в агентство. Оттуда он надеялся дозвониться до квартиры Гел и спокойно поговорить с Земцовой. Но автоответчик преподнес ему такой сюрприз, которого он никак не ожидал. «Юля, возьми трубку». «Это я, птичка. Отзовись». «Земцова, я знаю, что ты меня сейчас слышишь. Возьми трубку». «Я в Москве, остановился у Харыбина. Позвони». «Ты куда делась?» И все это было сказано ненавистным ему голосом Крымова! Игорю не так обидно было бы узнать о том, что Крымов в Париже и в порыве нахлынувших на него ностальгических чувств звонит сюда, в Саратов, своей бывшей пассии. Но он был в Москве, и это известие буквально ошеломило Шубина. Крымов в Москве. Земцова в Москве. А он, Шубин, снова остается в стороне. И Харыбин, этот вездесущий проныра, который непременно разнюхает, что Земцова в Москве… Он вне себя от ярости набрал номер телефона в квартире Гел, где сейчас должна была находиться Земцова. И когда он услышал ее голос, немного успокоился.

– Привет.

– Игорь? – голос у нее был сонный и очень далекий. – Рада тебя слышать. Как дела?

– Ты спишь, что ли?

– Вообще-то да. Мы с Гел отсыпаемся после тяжелого трудового дня. Сегодня я была в морге, беседовала с судебным медиком, который вскрывал Марину Смирнову. Она умерла от передозировки. Никаких следов насильственной смерти. Представляешь, мне удалось даже выкупить ксерокопии результатов вскрытия… Игорь, ты слышишь меня?

– Да, да, слышу. А что дальше?

– Надо найти Ольгу Белоконь, но в этом направлении мы пока еще не действовали. Думаю, что вечером что-нибудь прояснится. Что Фиолетовый?

– Его взяли. Недавно. Мне позвонил Корнилов. Говорит, что теперь не расплатится с тобой.

– Разберемся. Мы – свои люди. Игорь, у тебя какой-то недовольный тон. Что случилось?

– Тебе звонил Крымов. На автоответчике не хватает только ночной серенады.

– Откуда он звонил? Из Парижа?

– Из Москвы.

Он на некоторое время замолчал, давая ей возможность самой выговориться. Но и она, казалось, чего-то ждала.

– Ты знала, что он в Москве?

– Нет. Но сегодня узнала от Харыбина.

– Харыбина? Отлично. Я вижу, тебе там не скучно.

– Ты ревнуешь меня к Дмитрию?

– Да. Сначала к одному, затем к другому.

– Брось. Все это пустое. Сегодня я собираюсь сама использовать Харыбина, поэтому согласилась поужинать с ним… Но я буду не одна, с Гел…

Он слушал и не верил ни единому ее слову. И ничего не мог с собой поделать.

– Игорь, ты меня слышишь? Как Дима другой, который Бахрах? Он пришел в себя после того, как узнал, что стал наследником богатого родителя? Переехал в квартиру?

– Да. Это я привез его сюда. Я рассказывал тебе про вечеринку, помнишь?

– Разве такое забудешь. Он пригласил Лолиту.

– Вот-вот. Теперь Лолита живет у него. Думаю, что они прекрасно проводят время вместе. Ведь у Бахраха в квартире были, оказывается, деньги. Наличные. Я так думаю, что около десяти тысяч долларов. Сдается мне, что эти деньги предназначались для Рейс…

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, но в Рыбниковом переулке мы еще не были, а поэтому я не могу тебе сказать, имеет ли Рейс отношение к этой квартире или нет. У нее сейчас любовь. Она влюбилась в одного парня, который, представь себе, тоже ищет Гел. Все как с ума посходили и ищут ее по всей Москве. Вот и Герман сегодня объявился. Нагрянул с самого утра как снег на голову. Игорь, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, но я прошу тебя выбросить Крымова и Харыбина из головы. Да, я сама, первая позвонила Харыбину, чтобы попросить его разыскать этого судмедэксперта. Кстати, я не сказала тебе самого главного: он нарисовал мне шрам, который был на теле покойной Марины Смирновой… Ты молчишь? Думаешь о своем? Ну и черт с тобой. Знаешь, я устала оправдываться. Я приехала в Москву по делу и не вижу ничего предосудительного в том, что обратилась за помощью к своему бывшему мужу. Я чуть не отдала богу душу, когда Фиолетовый порезал меня, я потеряла много крови… А ты вместо того, чтобы поддержать меня, дуешься и сопишь в трубку. Не звони мне больше. Я устала и не собираюсь ни перед кем ни в чем оправдываться. Да, я встречусь сегодня с Крымовым в «Праге», но там будут и Харыбин, и Гел. А почему бы и нет?! Если бы ты был в Москве, мы провели бы вечер вместе. Вот, собственно, и все, что я собиралась тебе сказать…

И она положила трубку. Шубин почувствовал, как пылают его щеки. Так грубо и резко Земцова никогда прежде с ним не разговаривала. «Не звони мне больше». Эта фраза просто жгла огнем. Москва. «Прага». Крымов. Харыбин. Гел. Прекрасная компания. И Шубин впервые в жизни заплакал.