Глава 9
Аня позвонила Инне Гец. Нужно было ее согласие на дальнейшие расходы. Молчание Тони Семеновой, ее нежелание встретиться, скорее всего, можно было бы сломить — так казалось Светловой! способом простым, незамысловатым и сильнодействующим: подкупом, деньгами, денежным подношением.
Аня прикинула, сколько может понадобиться.
Петербургская нуждающаяся семья. Но, правда, уже попробовавшая вкус больших денег: сын, бандит Женечка, прежде чем погибнуть, просветил.
И вот с этой высчитанной необходимой суммой Светлова и отправилась в дорогу.
Экспресс, уходивший по четвергам, — Светловой более всего нравился этот вариант попадания в Петербург! — отправился и прибыл точно по расписанию, минута в минуту.
Вообще-то Аня терпеть не могла спать в поездах Это переодевание-переобувание в тапочки в присутствии совершенно незнакомого человека, когда двое еще десять минут назад совершенно незнакомых людей стукаются лбами в тесном пространстве купе, казалось ей довольно дурацким. Поэтому всякие там «Красные стрелы» ее нисколько не прельщали: Светлова любила четверговый экспресс.
* * *
В Петербурге накрапывал мелкий дождь.
А Светлова предвкушала. Ей было понятно, что Тоня Семенова знает немало. И чем больше Анна вспоминала детали своего прошлого посещения четы Семеновых, тем более досадным ей казалось, что она в прошлый раз так и уехала от них, не добравшись до настоящей информации, способной пролить свет на эту историю.
И Светлова, уверенная в том, что денежное подношение подействует, готовилась к удивительным откровениям.
Но самым большим откровением для Светловой оказалось то, что деньги ей не понадобились.
Подкуп не состоялся.
* * *
Тоня Семенова, разумеется, «имела в виду» всех своих соседок… Осуждают они ее, видите ли! Посмотрели бы на себя.
А если бы им «в подоле» такого ребеночка принесли?
Всякими разговорами о жалости да совести пронять Тоню было трудно.
Ну, не могла она взваливать на себя такую обузу!
Сын Женька им с отцом ничего не оставил, хотя деньги имел немалые. Да все ушло сквозь пальцы: и самого нет, и они с отцом остались под старость голью перекатной.
Получается, что остался им в наследство от Женьки только этот урод, которого Люська родила. Тоже Женечка.
Маленький сморщенный гном.
Тоня представила уродливое тельце, покрытое язвочками, и поежилась. Обычно она старалась не вспоминать мальчика.
Неприятно Тоне было — плевать на соседок! — что сын Женька никогда ей не снился.
Сведущие люди говорили:
— Обиделся он на тебя. Не хочет приходить проведать.
* * *
Обычно Тоня успокаивала себя такими рассуждениями: как от ее Женечки мог родиться такой урод?
Не мог. Никак не мог!
А раз родился, значит, Люська шалава.
Но, несмотря на эти категорические рассуждения, у Тони Семеновой было и подозрение, и объяснение, как все-таки у ее сына мог уродиться такой страшный гномик…
Однако думать обо всем этом Тоне Семеновой было невыносимо тяжело. Потому что есть вещи, в которых никому нельзя признаться, — и особенно самому себе.
Когда-то в молодости, когда ее сын Женя еще лежал в колясочке, Тоня Семенова нарушила один запрет по обычной российской привычке плевать на всякие правила и запреты.
Всем известно, что, если на пляже, например, объявляют, что купаться нельзя, потому что в воде могут быть вредные бактерии, через пять минут все, кто загорает на пляже, — будьте уверены! — уже будут плескаться в воде. Это весьма загадочная черта русского характера, но на ней многое построено в нашей жизни. А сколько анекдотов родилось на подобную тему!
Конечно, Тоня знала о существовании запрета. И ей не надо было брать коляску с собой на работу. Это тоже категорически запрещалось!
Да и само место Тониной работы, «контора» эта — несколько комнат на третьем этаже серого здания! считалась в городке, где она в молодости жила, местом нехорошим. Никто толком не мог объяснить, что там происходит.
Но молва, как известно, на пустом месте не появляется.
И Тоня об этих сплетнях знала. Но такая работа, где и ребенок мог находиться при ней, — оставить сына дома Тоне было не с кем! — и зарплата неплохая идет, очень ей тогда была кстати.
И Тоня устроилась в эту контору уборщицей.
Приходила по вечерам, когда сотрудники уже покидали помещение. Мыла полы, вытирала пыль. Ничего, что нельзя было трогать, не трогала, как и требовала того инструкция.
Вот только коляску с сыном тайком от начальства Тоня брала с собой, ставила рядом, чтобы, если заплачет ребенок, сразу услышать.
Сын Женька спал, а Тоня спокойно убиралась.
* * *
Теперь, когда погибшего в разборке сына Женьки уже не было на свете, а ее внук, родившийся уродом, находился в приюте «Юная мама» вместе со своей матерью Люськой, Тоня Семенова с содроганием вспоминала, как брала тогда с собой на работу детскую коляску.
Тем более что погибший сын Женька не желал даже являться матери во сне. Презирал! Обиделся, видно, на свою мать сильно. Мало, мол, того, что внука в приют отправила, так даже и навестить его там не желает. Вот так бабушка!
И как ни было Тоне плевать на соседей и людскую молву, на своего сына наплевать она не могла.
Наконец Тоня решилась: накупила баночек с детским яблочным пюре, голубую пушистую фланелевую пеленку. Вытащила из своих запасов банку варенья — матери, для Люсъки-шалавы, — и отправилась.
Приют «Юная мама» был похож на обычный многоквартирный дом.
Но дверь «квартиры» Тоне Семеновой отворила не Люська, а какая-то женщина, как оказалось, воспитательница.
* * *
Тоня, собственно, и сама не знала, почему все-таки решила прийти, навестить Люську и внука. Наверное, все-таки хотела еще раз сказать Люське, что та шалава, еще раз предупредить, чтобы не лелеяла надежду вернуться когда-нибудь к ним, Семеновым, в дом…
Потому что срок, на который мамы, похожие на Люську, могли оставаться в приюте, был ограничен — не больше года. И год этот рано или поздно истечет.
Но, когда, поборов брезгливость, Тоня наклонилась над детской кроваткой, уродец ей улыбнулся.
Тоня не любила читать книжки и не знала, что подобное уже случалось не раз. Это описывали еще античные авторы: когда самые свирепые наемные убийцы приходили убить младенца, он улыбался им — и они не смогли исполнить приговора.
Всего этого Тоня, конечно, не знала.
Но что такое сила улыбки невинного существа, которое, не подозревая о злости человеческой и коварстве и о том, как его ненавидят, беспечно улыбается ненавидящим его, Тоня Семенова узнала. Испытала на себе.
И когда наконец она разогнулась над детской кроваткой, душа ее была смущена этой невинной улыбкой. Душа ее проснулась.
И хмуро глядя куда-то в сторону, Тоня сказала своей невестке Люське:
— Ладно! Перебирайся домой!
* * *
Ночью Тоне Семеновой приснился ее сын Женька.
* * *
Светлова сразу почувствовала неладное. У подъезда уже знакомого дома Семеновой толпились люди. Они были и на лестнице в подъезде, и на лестничной площадке перед дверью квартиры Семеновых. А сама дверь была распахнута настежь, и даже приставлена табуретка, чтобы не закрывалась.
Такое бывает только в одном случае… Когда в доме похороны.
Гроб был крошечный. Таких маленьких гробиков Аня в своей жизни никогда раньше не видела.
И закрытый.
Так хоронят тех, кого нельзя привести в божеский вид, чтобы продемонстрировать городу и миру.
Изуродованных во время страшных автокатастроф, потерявших надлежащий вид…
Уродливый младенец Женечка Семенов относился к их числу. Различие было только в том, что он таким в этот мир и явился.
Увидев девушку из поликлиники. Тоня Семенова, кажется, совсем не удивилась. В прошлый раз она выгнала ее, потому что понимала, что не из какой она не поликлиники, а «крутится» тут… Потому крутится, что что-то выведывает, вынюхивает.
Только такой охламон, как ее муж, позарившийся на дармовую выпивку, мог этого не понять.
Тоне, в общем, не было дела до того, что эта светловолосая девушка собиралась у них выведать.
Семенова боялась тогда только одного: что ненароком вылезет наружу то, в чем она и себе признаться не имела сил.
А именно в том, что у Люськи родился урод, виновата, очевидно, она. Тоня.
И это неизбежно бы «вылезло», начни Тоня Семенова вспоминать про свою жизнь в городке Октябрьский-27 и про Геннадия Николаевича Геца, фамилию которого якобы вскользь упомянула «девушка из поликлиники».
Но теперь все это не имело значения.
После того как Тоня забрала Люську и маленького Женечку из приюта, внук-уродец, к которому Тоня буквально с каждым днем привязывалась все сильнее, — всей душой! — прожил совсем недолго.
И, потрясенная смертью мальчика, Тоня рассказала Светловой и про детскую коляску, которую тогда брала с собой на работу… И про эту работу…
И про ту… — Тоня и не знала толком, как ее назвать! — которая навещала ее некоторое время назад, задолго до смерти маленького Женечки.
* * *
— И вы, конечно, понятия не имеете, как ее найти? — автоматически, без всякой надежды на положительный ответ, поинтересовалась совершенно ошеломленная рассказом Тони Светлова.
— Почему же не имею…
— Имеете?! — изумилась Светлова.
— Она же это.., адрес мне свой оставила.
— Адрес?! — Аня изумленно смотрела на Семенову.
— Ну да…
— У вас есть ее адрес?! — переспросила Светлова.
— Щас вот погляжу… Где-то был.
Семенова встала из-за стола, подошла к зеркалу и долго копалась в груде лежащей там всякой всячины — квитанций, каких-то ниток, коробочек, баночек. И наконец извлекла из этой груды листок.
— Вот. Все она тут и написала.
— Можно?
Аня, не веря происходящему, приняла из рук Семеновой как великую ценность листок из блокнота.
Светлова смотрела и не верила глазам своим: «Город П., улица Космонавтов, дом двадцать три…»
Точный адрес! Садись в поезд до города П. — и езжай!
Вот тебе и таинственная неуловимая женщина в белом!
Но Светловой было уже не до этого города П., чтоб ему!
Анна оперативно зашла в ближайшую аптеку, купила градусник и прямо в аптеке, не обращая внимания на оглядывающихся посетителей, померила себе температуру.
Градусник показывал тридцать шесть и шесть…
Все равно Светловой казалось, что ее бьет озноб.
Она посчитала себе пульс.
Пульс был нормальным. Но это ее мало успокоило. Душу ее наполнял настоящий ужас.
Прав был Оскар Уайльд, утверждая: у человека две трагедии — получить то, что он хочет, и не получить!
Анне так хотелось, чтобы ее муж оставил ее в покое и не мешал ввязываться в авантюрные расследования… И Петя Стариков так, в кои-то веки, и сделал: уехал, оставил и не мешал.
И что из этого?!
Как теперь Анна раскаивается в своем желании!
Если бы Петя был рядом, он бы непременно удержал ее от этой авантюры!
А теперь…
То, что рассказала ей Тоня Семенова, было ужасно.
Конечно, Семенова толком ничего не знала. Что вообще может знать уборщица? Но детали, о которых Тоня сообщила Светловой… Эта «контора», в которой Семенова двадцать лет назад мыла полы…
Какие-то пробирки! Опыты! Какая-то лаборатория!
И все, кто имел отношение к этой лаборатории, умирают один за другим… Гец, Николаев…
А Семенова уверена, что и внук ее родился таким уродом оттого, что она таскала с собой туда, в контору эту, своего сына Женьку, его отца.
И внук-младенец тоже умер.
Светлова еще раз, уже в поезде, по дороге в Москву, померила себе температуру. Удивительно: температура по-прежнему была нормальной!
Анна в ужасе смотрела на своих попутчиков. Мало того, что она во время своего расследования, возможно, подхватила какую-то дрянь, так не исключено, что и она сама является источником опасности! И ее надо теперь в карантин!..
Светлова скорбно вздохнула. Там она, очевидно, в скором времени тихо и быстро скончается!
Чуточку успокаивало Анну то, что все те, кто был в контакте с умершими, — Инна Гец, соседи Гецев в Линибурге, коллеги самого Геца… А также Семенова, ее муж, Люська-шалава… Семья умершего Полоцухина, кстати сказать! И другие персонажи… Все они были живы и здоровы! И, судя по всему, все — с нормальной температурой.
Здравствовала также и была полна жизни и энергии — даже сверх меры! — и деревня Ковда. Хотя находилась «в контакте» с Осипом Николаевым! Однако все другие Николаевы остались, по счастью, живы.
Но эти пробирки, о которых рассказала ей Семенова!
Какие там зомби, о которых Анна еще недавно гадала! Какие там зомби могут быть в пробирках?
В пробирках могут быть вирусы! Зараза всякая…
А зомби… Зомби — это прелесть что такое по сравнению с этой дрянью…
Да, Светлова сейчас променяла бы новую открывшуюся ей версию на десяток зомби! Милых, приятных женщин-зомби! С ними можно все-таки иметь дело. Они незаразные.
С вокзала Анна поехала не домой. Она отправилась, помчалась, понеслась прямо в Безбожный переулок. Ох, не надо было переименовывать этот переулок в Протопоповский! Генералу Тегишеву полагалось жить в переулке именно с тем, старым названием, — Безбожный!
Охранник уже привык к визитам Анны и беспрепятственно пропустил ее.
— Юли нет. — Аню встретил на пороге сам генерал и далее в квартиру не пустил.
— Не нужна мне ваша Юля на сей раз. — Светлова в упор смотрела на генерала.
— Я скоро умру?! — без обиняков спросила она.
— Ах, вот оно что! — Генерал ухмыльнулся. — Испугались, стало быть?
— Испугалась!
— И докопалась! Докопалась все-таки, любознательная вы моя?
— Докопалась!
— Спите спокойно, любознательная! Вам это не грозит! Вы слишком хорошенькая, чтобы я допустил такую ужасную развязку!
И генерал с треском захлопнул дверь перед самым носом у Светловой.
Очевидно, Игорь Багримович тут же позвонил консьержу, потому что могучий охранник, как только мог, крайне оперативно «помог» Ане покинуть подъезд.
— Грубиян! — обругала в сердцах Светлова охранника. — Грубиян и преступник!
Однако Светлова явно успокоилась и даже повеселела, а вернувшись домой, опять померила температуру — тридцать шесть и шесть.
Неужели это правда и она будет жить?!
Обнадеженная, Анна принялась названивать своему знакомому Федору Андреевичу Соколовскому.
— Федор Андреевич, миленький, а в том фонде знаменитом, где вы консультируете… Нет ли там специалистов по…
Светлова, как могла, объяснила, о чем именно она хотела бы потолковать со «специалистом», знающим человеком.
— Я позвоню кое-кому сейчас, узнаю, — откликнулся на ее просьбу, более похожую на мольбу, Федор Андреевич. — Однако какая экзотическая область знаний вас привлекла!
— Да уж привлекла.., экзотическая! Чтоб ей, этой области… — чертыхнулась про себя Светлова.
— Договориться о встрече с этим человеком? — предложил Соколовский.
— О, если это только возможно, Федор Андреевич, миленький! Я вам по гроб жизни буду благодарна! — залепетала благодарно Светлова и сама вдруг испугалась этой простой фразы «по гроб…».
— Полагаю, это возможно, — хмыкнул «Федор Андреевич миленький». — Без ложной скромности доложу вам: уважают старика и вряд ли откажут.
Я вам позвоню, как все разузнаю поподробнее.
Да, Анечка, забыл спросить… А вы на даче-то этим летом будете?
— Где? — Аня не сразу даже поняла вопрос: настолько она выпала из обычной колеи, где люди живут как ни в чем бывало, планируют будущее, строят планы.
— Да, да, конечно!.. На даче… Разумеется!
«Если доживу до этого лета…» — вздохнула Анна, положив телефонную трубку.
* * *
То, чего хотят боги, делается быстро. Так говорили древние.
Надо отдать должное: рассеянный и забывчивый, часто выглядящий смешным стариком, Федор Андреевич Соколовский весьма оперативно организовал для Светловой встречу со специалистом. И Анна, жаждущая информации о вирусах и военной биологии вообще, отправилась на эту встречу.
* * *
«Специалист» представляться не захотел, но постарался быть откровенным:
— Видите ли, Анна… Штаммы некоторых вирусов могут дремать в организме человека семь лет, а некоторые — и тридцать. И в тот день, когда вирус проснется и начнет свою работу, разве придет в голову несчастному носителю как-то связать свое внезапное заболевание с происшествием, случившимся тридцать лет назад? Скорее он воспримет это как удар судьбы.
— Так оно, полагаю, и вышло, — подтвердила Анна.
— Ну что ж. Если верить вашему рассказу, выходит, что приблизительно в одно и то же время Осип Николаев, господин Полоцухин и Геннадий Гец умерли от заболевания, симптомы которого напоминали геморрагическую лихорадку.
— Геморрагическую лихорадку?
— Да. Заболевание довольно редкое. Особенно для цивилизованных стран.
— В смерти Геца врачи обвинили белую крыску Микки.
— Да, представьте, так оно и есть. Подобная ошибка в диагнозе вполне вероятна. Укус крысы и некоторых грызунов вызывает симптомы геморрагической лихорадки. Отказывают почки — и смертельный исход.
— Но виновата была не крыса?
— Скорее всего, нет. Ее следует посмертно оправдать.
— А.., кровавый пот? Некоторые упоминали «кровавый пот»?
— Да. Кровь источается сквозь поры при тяжелом течении этого заболевания…
— Что же случилось?
— Возможно, все трое — Осип Николаев, Александр Полоцухин и Геннадий Гец когда-то пострадали от вируса, заразившись во время своего пребывания в Октябрьском-27, где велись соответствующие работы и исследования. Но, вполне вероятно, что они даже не знали об этом и не узнали бы никогда, благополучно скончавшись от старости, а не от поселившегося в них вируса.
— Тогда что произошло?
— По-видимому.., мы, конечно, только можем предположить, основываясь на аналогичных случаях. Скажем.., что-то произошло с солнцем! Его невиданная активность, вспышки… Вспышки, влияние которых на состояние земных дел до сих пор никак не изучено.
— Ну да, — понимающе кивнула Светлова, давая понять, что она уже посвящена в тему. — Иначе откуда вдруг берутся несметные полчища ос? Или почему черепахи выползают умирать на каменистый раскаленный остров?..
— Именно так! Воздействие солнечной активности на все живое на Земле непредсказуемо. И возможно, сверхактивное поведение солнца в один отнюдь не прекрасный день разбудило спавший в Николаеве, Полоцухине и Геце дремавший вирус. И этот день оказался для бывших жителей Октябрьского-27 по-настоящему черным!
А возможно, вирус просто «проспал» положенный ему цикл и пришла пора пробуждаться. Ведь даже сами создатели вирусов не могут прогнозировать с точностью его поведение. А может быть, сошлось и то, и другое вместе.
— Понятно… То есть возможно все?
— Именно так. Никто, например, из ученых не знает, отчего пробуждается чумной вибрион. Отчего и, главное, когда? Когда происходит очередная вспышка на солнце — через двадцать или пятьдесят лет после нее?
* * *
— Вы так спокойно говорите обо всем этом!
И можно подумать, что мой рассказ вас совсем не удивил, — заметила Анна.
— К сожалению, время от времени нечто подобное происходит. Разве вы, например, ничего не слышали о том, что стряслось не так давно в станице Обливской Ростовской области?
— Ах, это! Да, слышала.
— И просто чудо, что дело получило огласку: какой-то парень случайно вышел в Интернет!
— Но…
— Вы уверены, что в каждом маленьком поселке или городке, где может произойти подобное, есть человек, имеющий доступ в Интернет, и есть провайдер, у которого достанет мужества, чтобы противостоять давлению властей, поместив его информацию?
— Я слишком мало об этом знаю, чтобы судить.
— Ну а я знаю и поэтому утверждаю: я не уверен.
Не уверен, что, если где-то сейчас, в данный момент, проснется какой-то страшный вирус и вызовет мини-эпидемию, мы с вами об этом узнаем.
— Но в нашем случае… Что это может быть за вирус?
— История этих экспериментов долгая.
— Долгая? Насколько долгая?
— Первыми, кажется, попробовали японцы. Говорят, они даже проводили опыты над живыми людьми. Вообще обычно «бакоружие» — это аэрозоль.
Или сухая пыль. И во время войны японцы распыляли что-то подобное в Китае.
— Но это же бесчеловечно! Вопреки здравому смыслу. И наконец, смертельно опасно!
— Ну, разумеется! Однако, понимаете… Если оружие можно создать — его нужно создать. Такова логика военных. У представителей каждой профессии своя логика поведения. Они не были бы военными, если бы думали иначе. Это равносильно тому, чтобы требовать от балерины, которой грозит в перспективе профессиональный артрит, перестать танцевать. Балерина знает, что у нее в итоге все равно будут болеть ноги… И что из этого?
— Слушайте, но это ее ноги! И это ее, только ее, личное дело! А тут…
— Ну, танцовщице просто повезло, что у нее такая профессия. Не будем романтиками. Будем исходить из того, как реально устроен мир и наша жизнь, А реальность, это вы, несмотря, наверное, на свою молодость, успели заметить, достаточно жестока Такова, какова есть! И повторюсь: если оружие можно создать — его создают. Что касается вируса конкретно геморрагической лихорадки, то с ним.., с ним много работали! История этих экспериментов насчитывает не один десяток лет.
— Даже так?
— Геморрагическую лихорадку Мальбурга обнаружили когда-то в Африке. Немцы тогда сразу заинтересовались этим. Проводили опыты. Захоронили трупы зараженных. Наши после войны раскопали — не пропадать же добру! И вызвали на свет божий вирус. Где он? Томится запертый в лаборатории, дремлет в каком-то человеке-носителе? Или с ним происходит что-нибудь еще?
Дело в том, что для создания бактериологического оружия не потребуется мощного производства.
Все можно делать тихо, локально, незаметно. Так, ничего особенного — на посторонний взгляд. Трудится где-нибудь некая контора, «лавочка». Чем занимается? Иногда, увы, это становится известно десятилетия спустя.
— Ну точно как в нашем случае!
— К тому же, когда речь заходит о военной биологии, догадаться, докопаться до первопричины заболевания вообще необычайно сложно. Например, военные любят сочетание двух вирусов.
— Это как?
— Это когда один вирус компенсирует недостатки другого. Скажем, первый возбудитель болезни нестойкий, но зато эффективно заражает. Когда он гибнет, уже вовсю работает другой. В результате же человек заболевает от одного, а умирает от другого.
Собственно говоря, осуществить эту военную «операцию» — вызвать эпидемию, то есть достигнуть самой цели, ради которой и ведутся такие бактериологические эксперименты, — вряд ли возможно.
Потому что вызвать эпидемию, несмотря на кажущуюся простоту затеи, не так уж и просто. Тут большие проблемы с «вирулентностью», то есть с заражаемостью! Какова быстрота, скорость распространения. Она явно недостаточна. Обычно обнаружив очаг заражения, «противник», против которого осуществляется диверсия, тут же устанавливает карантин. Он может быстро провести санацию зараженной территории — и все! Эпидемия предотвращена.
Так что победить в войне с помощью такого оружия практически невозможно. Хотя, надо признаться, люди беззаботны! Например, агенты ФБР проводили такой эксперимент: распыляли в метро баллоны на глазах у пассажиров, провоцировали, так сказать, в научных целях! И представьте — никто даже не обратил внимания на людей с баллонами!
Больше того! Те же агенты запускали в кондиционеры Белого дома незаразные бактерии… И опять та же реакция полнейшей индифферентности!
Но и даже, несмотря на такую человеческую беспечность, суперкатострофы маловероятны. А вот побочные, не учитываемые последствия подобных экспериментов… Вот они-то и есть, на мой взгляд, самое большое зло!
Что случается по истечении нескольких десятилетий на обработанной, очищенной, санированной, но когда-то зараженной территории?
Откуда, скажем, произошла внезапная вспышка сибирской язвы в Свердловской области в 1992 году?
На этот вопрос мог бы ответить небезызвестный институт в славном городе Кольцове Новосибирской области. Так вот, поди ж, не отвечает.
То, что появилось, — уже есть. А то, что уже есть, — не исчезает. Никогда не исчезает до конца и бесследно. Обретает новую форму, переходит в другое состояние, но существует, живет. Ищет новые возможности выжить. Вот почему так опасно создавать монстров: от них потом трудно избавиться.
Знаете, вот Пастеровский институт в Париже, например, выделил штаммы, не поддающиеся антибиотикам.
И вообще… Микроорганизмы засыпают, видоизменяются, мимикрируют. Борьба с ними сейчас, в канун нового тысячелетия, при всех достижениях науки и медицины, не имеет конца. Побежденная оспа, скажем, находит возможность появиться вновь.
И вот еще что. Вирус умен! И вирус одновременно «подлый» микроорганизм: он проникает в клетку и заставляет ее работать на себя.
Кроме того, в науке известны случаи, когда вирус выходит из-под контроля во время экспериментов. И их немало. Скажем, один в соответствующей «конторе» отдел, занимающийся созданием биологического оружия, уже закончил работу, а другой — работающий над созданием вакцины и защиты! — запаздывает.
— И как же мы все от этого защищены?
— Да, в общем, если «гром грянет» — никак. Обычная защита от бактериологической атаки — противогаз. Герметичная спецодежда…
Но если вирус просыпается и начинает действовать и никто об этом еще не догадывается… Мы ведь не ходим по улице в герметичной одежде.
— Но что же это может быть за вирус? Вирус из Октябрьского-27?
— Вы спрашиваете, Аня, что это может быть за вирус? Ну.., предположительных вариантов — тьма!
Возможно, этот вирус — создание генной инженерии. Один из тех выращенных в лаборатории микроорганизмов, которые ранее никогда не существовали в природе. Вирус с заданными параметрами!
Военные это направление исследовательской работы считают, кстати, очень важным. Например, их очень волнует запрограммированность бактериологического оружия. Чтобы, скажем, заражались, попадали под влияние вируса только молодые мужчины в возрасте двадцати-тридцати лет.
— Вот как?! Понимаете, я по ходу следствия познакомилась с Антониной Семеновой, которая тоже работала в Октябрьском-27 на одном из объектов уборщицей. Так на нее вирус вообще не подействовал.
— Возможно…
— — Но! Семенова, вопреки всем инструкциям, брала с собой на работу маленького ребенка, ставила в лаборатории детскую коляску, а сама мыла полы.
— У Семеновой был сын?
— Да!
— Ну вот…
— И вирус нашел себе жертву!
— Получается, что нашел.
— Так! Но сын Семеновой тоже не ощутил на себе действие вируса, результатов его разрушительной работы. Такое в принципе возможно?
— Да, разумеется. Я же говорю.., штаммы некоторых вирусов могут дремать в организме довольно долго.
— Но сын Семеновой погиб от другой напасти…
— А что с ним случилось?
— Его убили не очень давно в обычной бандитской разборке. Евгений погиб смертью, заурядной для нашего времени. Можно даже сказать, учитывая современную криминальную обстановку, даже «естественной», а не смертью экзотической, от вируса, как Гец или Осипов… Но.., у его сына — Жени Семенова номер два — были врожденные аномалии!
— Что ж.., возможно, именно так вирус из Октябрьского-27 продолжил свою работу. И очевидно, это и объясняет врожденные аномалии младенца. Хотя существуют и другие объяснения.
— Какие же?
— Строго говоря, параметры-то вирусу его создателями заданы. Но вирус ведь может совершенствоваться. Он живой и, повторюсь, умный. Он не всегда может действовать в соответствии с программой, заданной для него его создателями.
Например, запрограммировано поражение вирусом молодых мужчин. Но как он подействует на их потомство? Каково будет его вмешательство в гены?..
— Никто наверняка этого толком не знает?
— В общем, да.
