29 декабря 2002 года
Ярослав взглянул на часы. Что-то задерживается номер… Уже пятнадцать минут сверх обычного времени прошло. Вчера она начала петь ровно в десять, позавчера – тоже. А сейчас уже одиннадцатый час, однако Майданской не видно.
Что-то произошло? Внезапно изменилась программа? Или просто случайная задержка?
– Когда певица-то будет? – поймал Ярослав за локоток проходившую мимо официантку.
– Осторожней! – Она с профессиональной ловкостью увернулась, едва удержав в равновесии поднос с грязной посудой, бывший у нее в руках. – Вы что, хотите, чтобы я испортила ваш джемпер?!
Голос ее, начавшись на высокой, возмущенной ноте, постепенно смягчился:
– Извините… Вот-вот начнется выступление… У нее там какие-то проблемы с платьем.
Ярослав улыбнулся, глядя девушке в глаза. Взгляд ее растерянно заметался, потом зажегся неподдельным интересом. Казалось, что только страх потерять хорошее место работы удерживает ее от того, чтобы не брякнуть поднос на пол и не прыгнуть на колени к этому клиенту.
Ярослав внутренне усмехнулся.
Раньше он умел зачаровывать девушек улыбкой так же, как, гласят легенды, святой Франциск зачаровывал птиц. Но, видно, что-то произошло с ним, а может, девушки нынче пошли похитрей, чем прежде, потому что сначала его обдурила Лола, а потом в его жизни появилась эта Лида Погодина, и теперь он сам был в ее руках чем-то вроде дрессированной птички… типа говорящего попугая.
А впрочем, это он себе польстил! Потому что птицы безобидны, он же – отнюдь нет. Он – не говорящий попугай: он скорее напоминает кобру. Ту самую, что послушно извивается под тихую музыку, которую извлекает из своей дудочки индийский или африканский заклинатель змей… Как же они называются?.. Буни, вот как! Одного такого змеечарователя Ярослав сам видел пару лет назад в Марокко, на базарной площади в Марракеше. Очень нехилое было зрелище! Заметив интерес туриста к своему искусству, буни на ломаном английском начал уговаривать его потрогать змею, тыкая в свои зубы двумя пальцами и таким образом объясняя, что у кобры ядовитые зубы вырваны.
– Тачь ит, тачь! – твердил он.
Ярослав не прочь был испытать свою храбрость, он вообще любил судьбу пытать, однако очень кстати вспомнил, как недавно в автобусе кто-то из братьев-туристов авторитетно объяснял, что ядовитые зубы у змей вовсе не вырваны. И в последнее время фанатики-мусульмане загубили таким образом немало доверчивых и безрассудно храбрых идиотов-белых. Преимущественно тех, кто бродит по базарной площади в одиночку. Потянется такой кичливый дурень к якобы обезвреженной и даже какой-то сонной змее, а она его цап своими зубищами! И в ту же секунду буни вместе с его коброй словно ветром сдувает с площади, на этом месте смыкается разноголосая толпа торговцев, причем каждый настолько занят своим делом, что даже внимания ему недосуг обратить на тихо (или громко, в зависимости от тяжести поражения) загибающегося неверного.
Может, это были досужие байки, кто знает? Однако они отчего-то вбились Ярославу в голову…
– Нема дурних! – ответил он этому хитрецу на ломаном украинском, с помощью трех пальцев доходчиво объяснив, что бесплатного развлечения нынче никому не обломится.
Так вот, он, Ярослав Башилов, теперь такая же зачарованная змея, которая, при всей видимой сонливости, в любую минуту готова цапнуть любую неосторожную руку. А Лида Погодина очень крепко держит в своих ручках эту самую дудочку, мелодии которой Ярослав вынужден подчиняться…
Так, очнись, кобра. Официантка все еще торчит у твоего столика, словно натурщица для статуи «Девушка с подносом», привлекая к твоей персоне ненужное внимание досужих зевак. Как бы это ее полюбезней спровадить? Не скажешь ведь, как надоедливой кошке: «Брыс-сь!»
– До скольки работаешь? – спросил он, глядя чуть вприщур. Знал, как это действует на таких вот хорошеньких простушек.
– До двух. Мы вообще в два закрываемся… А что?
А то, что болтун – находка для шпиона.
– До двух… – протянул Ярослав. – А не страшно одной возвращаться в такое время?
– Страшно, – откровенно призналась крошка.
– А если будет провожатый? – поинтересовался Ярослав.
– Тогда другое дело! – Ее глаза засияли.
– Ну что ж… – поднялся со стула Ярослав. – Тогда я сейчас пойду прогуляюсь, а потом вернусь. Нормально?
– Нормально! – воскликнула она, цветя улыбкой, и унесла наконец-то прочь свою ношу.
Ярослав пошел в гардеробную. Забавно… Не дождавшись ночью обаятельного провожатого, официантка искренне будет считать его обманщиком. А ведь Ярослав ей ничего не обещал – просто поинтересовался, до которого часа она работает и не лучше ли ходить в такую позднюю пору с провожатым. И если девушка решила, что именно он будет этим самым сопровождающим лицом, – что ж, каждый понимает все согласно своей испорченности! Он ведь не обманул ее даже в том, что скоро вернется в клуб.
Вернется, да. Вот только заходить вряд ли будет…
Но это уже детали. Маленькие детали большой операции.
Операции, придуманной, кстати, не им. И не представляющей для него ни выгоды, ни интереса. Но он является в этой операции главным действующим лицом. Кобре ведь тоже до лампочки, кусать глупого белого туриста или не кусать. Но буни издает какой-то особый звук на своей дудке – и… фас!
Ярослав взял куртку в гардеробной, сунул десятку «викингу-убийце» (сравнение тоже было придумано не им, но ему нравилось) и вышел из дверей, слыша, как в спину ему ударили первые звуки мелодии. Итак, певица начала свое выступление!
Он отошел от «Красной волчицы» как можно скорей (и потому, что времени терять нельзя, и потому, что его раздражал вид снега, залитого алыми сполохами огней, точно кровью), перебежал улицу, миновал еще полквартала и приблизился к своему джипу, стоявшему у обочины.
Открыл дверцу, поглядел на женщину, сидящую на переднем сиденье, справа. Ее лицо казалось очень бледным.
В салоне было тепло, даже душновато. Пахло ее духами.
Ярослав мгновение постоял, вспоминая всплывшую откуда-то строку (много чего было в его жизни, даже стишки почитывал!): «Бензина запах и сирени остановившийся покой…» Ну какая сейчас сирень, в декабре? Хотя, конечно, опушенные щедрым снегом деревья и впрямь бывают иногда похожи на пышно цветущие сирени.
А, чушь все это. Ненужная лирика. Ее духи вообще не имеют к цветам отношения, а называются «Грин тии» – «Зеленый чай».
– Заждались? Она только сейчас начинает петь. Пошли?
Подал ей руку, но она проворно выскочила сама, высоко подобрав свою юбку.
Ярослав отвел глаза. Вот уж сколько времени прошло, а он все не может смотреть на ее коленки в этих коричневых чулочках. Психоз какой-то, честное слово. Сколько раз эти коленки снились ему ночью, кто бы только знал!
Но она будет последней, кто узнает об этих бредовых снах, о которых он и сам-то стыдится вспоминать, не то что другим о них рассказывать.
Ярослав запер машину и поспешил вслед за Лидой, которая уже перешла наискосок дорогу и нырнула в арку дома, который соседствовал с тем, где располагалась «Красная волчица». Здесь, на Рождественской улице, бывшей Маяковке, дома по обе стороны стояли плотной стеной, изредка прорезаемые только поперечными улицами (они здесь назывались съездами, потому что вели круто вниз с высокой горы – ныне набережной Федоровского) да этими арками. За внешне приличной стеной старинных, конца XIX – начала XX века, зданий с их многочисленными вывесками («Скоба», «Барбарис», «Джинсовый стиль», «Мегаполис», «Фортуна», «Фигаро», «Продукты», «Охранное агентство «Вестерн» и прочая и прочая) таилось хитросплетение проходных дворов, сохранившихся в неприкосновенности еще с тех времен, когда плохие мальчики народовольцы-бомбометатели скрывались тут от царских шпиков и жандармов, ну а воры, пристанищем которых была старая Рождественка, держали здесь свои «малины». В то время компьютерных салонов не было и в помине – их место занимали мелкие и крупные лавки, кабаки, рестораны, а также доходные дома и многочисленные «нумера». Кстати, именно эти «антикварные» местечки были, извините за выражение, воспеты местным уроженцем и завсегдатаем, по совместительству буревестником революции Максимом Горьким в бессмертной пиесе «На дне». Хочешь не хочешь, а проходя этими темными подворотнями и проходными дворами, невольно вспомнишь порожденных означенным Буревестником трепача Сатина и ухаря Ваську из этой самой пиесы, а также Павла Власова в пору его ранней и крайне бестолковой молодости, еще не оплодотворенной революционными идеями. Хотя Павел-то, коренной сормович-пролетарий, здесь вряд ли хаживал, ему сюда ход был заказан…
Разумеется, вспоминал этих анахронических личностей лишь народ, отягощенный интеллигентскими предрассудками. Люди попроще и посовременней думали прежде всего о том, чтобы уберечь свои карманы и жизнь от нынешних обитателей этих заповедных местечек, крутейших маргиналов. И ни один человек в здравом уме и трезвом рассудке не сунулся бы в одиннадцатом часу вечера в этот проходной двор позади ночного клуба «Красная волчица».
На этом и строился весь план операции. Что здесь никого лишнего не окажется.
Внутри двора темно, черт ногу сломит, и единственное освещенное окошко мало спасало положение. Однако Ярослав и Лида уже дважды проторили здесь тропу двумя прошедшими вечерами, поэтому чувствовали себя в темноте почти уверенно.
Они держали путь именно к окошку.
Приблизившись, Ярослав заглянул за выступ облупившегося крыльца с новенькой металлической дверью (черный ход клуба «Красная волчица»), вынул оттуда загодя припрятанный деревянный обрубок и, подставив его как раз под освещенное окно, вскочил на эту подставку. Сначала он пригнулся, но постепенно выпрямился и заглянул в зарешеченное окно. Теоретически, поскольку выступление певицы уже началось, кабинет директрисы (а ею и была эта самая певица) должен был пустовать, но чем черт не шутит…
Черт ничем не шутил – в кабинете никого не оказалось. Ярослав, не оглядываясь, опустил руку и тотчас ощутил в ней деревянный штырек. Он хмыкнул, потому что сейчас напоминал себе хирурга, ассистентка которого понимает шефа без слов. Ну, они с Лидой отработали каждое движение.
Он просунул штырек сквозь прутья решетки и осторожно начал постукивать в форточку. Та неохотно подалась. За два вечера наблюдений удалось установить, что форточка закрывается туго, поэтому хозяйка никогда не поворачивает шпингалет. Это было очень кстати.
Форточка приоткрылась. Ярослав опустил штырек вниз, Лида приняла его. Теперь в ладонь Ярослава легло что-то холодное и тяжелое. Знакомое ощущение! Его «вальтер». Ярослав просунул ствол в форточку, изогнулся, ловя в прорезь мушки букет огромных искусственных, очень красивых хризантем, стоящий чуть ниже уровня его глаз, на книжном шкафу (кабинет находился в полуподвале), прицелился и осторожно – он привык, что «вальтер» при выстреле чуть дергается и может сбить прицел, – нажал на спуск.
Раздался негромкий щелчок. Ярослав знал, что запас газа в баллончике уже на исходе, именно поэтому звук выстрела был еле слышен. Газ мог закончиться вот-вот, однако он сознательно шел на этот риск, чтобы выстрела не мог расслышать охранник, стоявший по ту сторону двери. Силы оставшегося газа вполне хватило, чтобы вытолкнуть из ствола маленькую желатиновую капсулу и заставить ее пролететь расстояние в два метра – от форточки до стены над букетом ненатурально красивых неживых хризантем. Более того, этой силы было вполне достаточно, чтобы заставить капсулу разбиться о стену и усеять цветы маслянистой росой. Больше ничего и не требовалось.
Кстати, он всегда жалел, что имеет не настоящий «вальтер», но только не сегодня вечером. В настоящем капсулу расплющило бы о боек в одно мгновение. Пневматика – это было именно то, что надо.
Ярослав знал, что не промахнется. Это надо было очень постараться – промазать с двух метров! Убийцу отца он застрелил тоже через форточку. Правда, в руках тогда у Ярослава был обрез, а стрелять пришлось с двадцати метров. Вдобавок, не стоя на удобной подставке, а сидя на березе на высоте четвертого этажа.
Ничего, попал, куда метил – в голову. До этого, правда, Ярослав месяц тренировался. Кажется, навыки стрельбы через форточку остались у него теперь на всю оставшуюся жизнь.
Это у него, во всяком случае, получалось гораздо лучше, чем стрельба в упор по живым людям. Взять хотя бы тот провальный эпизод на Полтавской… Именно благодаря тогдашней своей чудовищной глупости он сейчас торчит на этом чурбане в темном дворе и делает то, чего хочет от него девушка с косичкой школьницы и душой натуральной леди Макбет. У кого это, подумал Ярослав, у Лескова, кажется, есть рассказ «Леди Макбет Мценского уезда»? Так вот, эта красотка в клетчатой юбочке и коричневых чулочках запросто может зваться «Леди Макбет Советского района Нижнего Новгорода». А впрочем, у леди Макбет были совсем другие побудительные причины, чем у Лиды. Да и руки в крови означенная леди обагряла сама, лично, не нанимала киллеров…
Ярослав был уверен, что все в порядке, но на всякий случай нажал на спуск еще раз. «Контрольный выстрел!» – подумал он с мрачной улыбкой и, перехватив револьвер за ствол, опустил его вниз.
Револьвер был принят, а вместо него в руке Ярослава оказалась толстая металлическая проволока, согнутая крючком. Этим крючком он подцепил край форточки и начал тянуть его на себя. Когда край почти достиг фрамуги, Ярослав резко рванул проволоку и успел выдернуть ее из окна прежде, чем форточка закрылась. Почти. Хозяйка, правда, закрывала ее чуть плотней, но совсем ненамного. Вряд ли она заметит разницу. Главное, с виду все в порядке: окошко притворено.
Ярослав спрыгнул с чурбачка.
– Готово, – отрапортовал он сдержанно и, подняв чурбак, принялся ворошить ногами сугроб под окошком. Совсем ни к чему, чтобы кто-то обратил внимание на его следы. Вряд ли это произойдет, конечно, и все же, все же, все же… Это старая охотничья закваска – между прочим, еще покойным отцом заложенная.
Ярослав почуял на лице что-то влажное и поднял голову. Надо же! Начал сеяться снег. Очень кстати! До утра тут все заметет. И все же чурбачок надо унести подальше.
Поднялся ветер. Метель будет, однако, как выражаются чукчи в кинофильмах и анекдотах.
– Ваша куртка… – прошелестела Лида, но Ярослав отмахнулся:
– Потом. Пошли скорей, а то не успеем.
Они ушли тем же путем, каким добирались сюда: через соседний проходной двор. Там-то Ярослав сунул чурбачок в какой-то сугроб. До утра припорошит и его.
Теперь можно было и одеться, а то прохватит ветром. Ни к чему это.
Торопливо миновали арку, в которой какой-то прохожий приткнулся к стене и поливал темный угол. Он был так сосредоточен, что не обратил внимания на легкие, торопливые шаги за спиной.
Лида прошла мимо него быстро, почти пробежала, опустив голову. Ярославу вдруг стало отчего-то до того стыдно, что он едва сдержался, чтобы не поддать как следует этому бесстыднику и не сунуть его носом в ноздреватый, пожелтевший сугроб.
А что особенного? Дело житейское. Красивые девушки это тоже делают. Хотя не в грязных подворотнях, конечно.
Почему-то при этой мысли он опять разволновался. Ну все, клиника. Прямо-таки подросток в период полового созревания!
Сели в машину, причем Лида – на заднее сиденье. Этого требовал план дальнейших действий.
Ярослав завел мотор, включил обогреватель. При этом он покосился в зеркало и обнаружил, что и Лида украдкой глянула на него, но тотчас отвела глаза. Наверняка тоже вспомнила забавный диалог, который у них состоялся перед тем, как Ярослав отправился в «Красную волчицу» на очередную разведку (самой-то Лиде туда дороги не было, Майя живо бы ее приметила и потом уж смогла бы как-нибудь сопоставить причины и следствия некоторых событий!).
– А почему вы не выключаете мотор? – спросила Лида, когда Ярослав уже открывал свою дверцу, готовясь выбраться на улицу.
– Так вам холодно же будет, – не без удивления ответил он.
– Ничего, выключите, – потребовала Лида.
– Да вы же замерзнете!
– Выключите, пожалуйста, – негромко, но настойчиво сказала она, опуская глаза, и до Ярослава вдруг дошло, почему она на этом настаивает.
– Вы что, серьезно?.. – начал было он, но тотчас осекся под ее пристальным взглядом.
– А почему бы и нет? – сказала Лида спокойно. – Я достаточно прочитала в своей жизни детективных романов, чтобы понимать: поскольку я вас регулярно шантажирую и вынуждаю, так сказать, плясать под свою дудку (тут Ярослав вновь невольно вспомнил своего приятеля буни), вы должны, вы просто обязаны хотеть избавиться от меня. И предпринимать для этого какие-нибудь попытки. Сейчас зима, трагические случаи с автомобилистами не редкость: засиделся человек в машине со включенным двигателей, задремал, ну и…
– О-ох! – тяжело вздохнул Ярослав. – Ну зачем мне такие сложности? Разве вы не понимаете, что я запросто мог кокнуть вас когда угодно – если уж взбрела бы мне такая блажь в голову?
– Почему сложности? – дернула она плечом. – Как раз все очень просто. Я тут потихоньку задыхаюсь, отключаюсь, вы везете меня за город, выкидываете куда-нибудь в сугроб, я там замерзаю. Никаких хлопот с окровавленным трупом, которые бы вас ждали, вздумай вы меня пристрелить в собственной квартире…
Ярослав только головой покачал, глядя на нее.
– Я же не полный дурак, – с усилием усмехнулся он, чувствуя щемящую жалость к этой ожесточенной девочке с косичкой и бесконечную тоску от того, что может обсуждать с нею только одну тему: запланированное ею убийство. Такие рамки их отношений установила она сама, и любая, даже самая осторожная попытка Ярослава нащупать обходную тропу, придать их беседам другое направление или хотя бы тональность вызывала у нее такую реакцию отторжения, что он решил подождать. Разговаривать с ней можно было только с той же холодновато-насмешливой интонацией, с какой говорила она сама. Теперь-то Ярослав малость привык к этой манере, а сначала приходилось напрягаться. – Я тоже кое-что успел прочитать в жизни, к тому же у меня опыта в этих делах побольше, чем у вас. Успешно задыхаются в автомобилях только те, кто делает отвод выхлопной трубы в кабину для ее скорейшего подогрева. Чтобы просто так угореть, нужно как минимум ночь в машине проспать, да не на улице, а в закрытом гараже. Да и вообще, я не уверен, что в джипе это возможно в принципе. Все-таки «импортные» люди заботятся о безопасности покруче, чем наши. Понятно? Так что шансов угореть здесь у вас нет. Мне было бы проще свернуть вам шею где-нибудь на лестнице. Скажем, подстеречь в вашем подъезде, зажать локтем, чуть надавить, чуть повернуть, а потом спихнуть вас вниз по ступенькам. Полное впечатление, что вы оступились и сами сверзились с лестницы, сломав в падении шею. Выглядело бы это очень правдоподобно и ни в коем случае не наводило бы на мысль о непредумышленном убийстве. Но какой смысл мне это делать, если вы как следует позаботились о том, чтобы я в случае какого-то несчастья с вами был немедленно прищучен милицией? Логика требует, чтобы я, наоборот, всячески пекся о вашей безопасности! Мало ли что, вдруг вы элементарно угодите на улице под автомобиль, ведомый каким-нибудь пьяницей, а обвинят в этом меня? Так что не беспокойтесь и не подвергайте себя риску простудиться в настывшем автомобиле. А если станет душновато, отключите печку – вот здесь – или поверните ключик в стояке вот сюда. – Он показал, как выключать мотор. – Одна к вам слезная просьба: не вздумайте тренироваться в управлении автомобилем, хорошо? Иначе… иначе мы оба станем жертвой несчастного случая. Уговорил?
– Уговорил, – кивнула Лида, подумав, и осталась сидеть в теплом автомобиле.
Между прочим, джип до сих пор не успел промерзнуть. То есть они прошли первый этап намеченной на сегодня гонки без задержек.
Отлично! Можно приступать ко второму этапу.
