Глава 20
ВНЕШНИЙ ФАКТОР
— Знаешь, а я бы тоже, наверное, все-таки не отказался от шанса найти легендарное сокровище, — объявил Сергей Мещерский Кате на следующий день уже на пути в Лесное. — Даже если бы этот шанс был один из тысячи, все равно бы, наверное, попробовал. Вчера я был, пожалуй, не прав. Даже если у человека есть все, что он хочет, он не устоит против такого шанса испытать судьбу. Все дело в азарте и во врожденной…
— Алчности? — подсказала Катя.
— Но Салтыков вовсе не алчен по натуре! — Мещерский покачал головой. — Нет, нет, я не об этом хотел сказать, а о его врожденной тяге к рискованным предприятиям. В его затею с возрождением усадьбы никто не верил, даже его отец считал это" чистым сумасбродством. А он в это поверил, рискнул, взялся и почти уже воплотил свою мечту в жизнь. Может быть, так же обстоят дела и с поисками этого клада… А это что у нас такое? Посмотри-ка, Катюша, у нас на хвосте, кажется, кто-то завис, — Мещерский мельком глянул в боковое зеркало машины. — Я уж с самого поворота с шоссе на это чудо в перьях любуюсь.
Катя оглянулась: позади них на приличном расстоянии шел пыльный «Форд», помятый, видавший виды. Эту машину Катя уже однажды видела в Лесном.
— Иван Лыков на сельских ралли с препятствиями, — прокомментировал Мещерский, высунул руку в окно и показал догоняющему их Лыкову рожки «виктории».
Преследуемые по пятам таким «эскортом», они и зарулили на территорию усадьбы. Аллеи парка, старые липы с желтом мертвой листвой, пруды, лужи, пирамида бетонных блоков, сложенных на берегу, кучи гравия — все это промелькнуло перед Катей в мгновение ока и словно растаяло в осеннем сыром воздухе. И остался только дом — деревянные леса, слепые окна, темные потеки дождя на свежепобеленных коринфских колоннах.
На этот раз Салтыков встречал их не один. На шум машины он появился из боковой аллеи вместе с Анной. Они шли под руку, дружно, сплоченно, живо о чем-то между собой беседуя. Салтыков приветственно помахал Мещерскому. Подойдя, вежливо и непринужденно поздоровался с Катей. Тут же извинился, подхватил Мещерского под руку и повлек в дом — «на пару слов». По его взволнованному лицу Катя поняла, что речь у них с Мещерским пойдет сейчас не только об общих семейных новостях и реставрации усадьбы. Судя по всему, Салтыков воспринял этот неожиданный визит Мещерского как жест родственной поддержки в трудную минуту. И был за это ему признателен. Катю он оставил на попечении. Анны.
— Быстро доехали? — спросила она, провожая Салтыкова взглядом. — Дорога сюда в будни намного свободнее, чем в выходные, правда?
Катя не успела ответить на этот чисто риторический вопрос. Во двор на бешеной скорости въехал помятый «Форд». Иван вышел, сильно хлопнув дверью. «Бедная дверь, — подумала Катя. — Так ей долго не продержаться». Лыков медленно направился к ним. Был он все в той же потертой кожаной куртке. И серьга его, что в прошлый раз так позабавила Катю, была на своем месте — в ухе. Но вот вид Ивана в этот раз был совсем не геройский. Пирата явно списали на берег. Или и того хуже — вот-вот должны были вздернуть на рее.
— Идемте чай пить с медом, — Анна сказала это Кате так, словно никакого пирата с серьгой и не было на свете.
— Привет, — Лыков подошел к ним вплотную.
— Здравствуйте, Иван, — Катя почувствовала себя чисто инстинктивно маленьким громоотводом. — А вы, оказывается, прямо за нами ехали. Я вашу машину сразу узнала. А мы с Сережей к Роману Валерьяновичу, Сережа настоял: поедем да поедем. У Романа Валерьяновича несчастье. Жуткое событие. Мне Сережа рассказал про убийство Натальи Павловны. Ведь всего каких-то три дня назад она тут была, жива-здорова, и вот нате вам. Как это ужасно, правда?
— Правда, — ответил ей Лыков, сверля глазами молчавшую сестру. — Аня, я… в общем, я здесь.
— Новость какая. Я вижу, не слепая. — Анна пожала плечами. — И дальше что?
— Ничего. Я просто приехал к тебе, — Иван через силу улыбнулся. — Вот, И вообще — я сволочь. И дурак.
Катя, разыгрывая святую простоту, с любопытством уставилась на него. Из рассказа Мещерского о встрече с Лыковым в баре она сделала собственные выводы. И сейчас смысл происходящего был ей ясен: Лыков явился в Лесное мириться с сестрой после ссоры. Однако Кате неясна была причина этой ссоры. Странен был и тон Лыкова. Не братский какой-то тон. В последней фразе, например, было все, что угодно, только не раскаяние.
— Иди-ка ты, Ваня, умойся, — устало сказала Анна. — На кого ты только похож? Катя, ну что же вы, идемте в дом, чаевничать.
За чаем — та же комната-столовая, как и в прошлый раз, тот же старинный овальный стол из карельской березы с тугой крахмальной скатертью, те же вазы с фруктами, только вот камин дотушен, серый день сочится в окна, и один стул за столом навсегда уже останется незанятым -за чаем они оказались не одни. Приплелась, зябко кутаясь в шерстяную кофту, Долорес Дмитриевна, пришел ее сын Валя с плеером на груди, пришел Алексей Изумрудов. Он был только что из душа, пахло от него хвойным экстрактом и мятным лосьоном для тела. Из соседней со столовой гостиной чуть погодя появилась и Марина Ткач. Высокая и тонкая, как хлыст, замерла в дверях в изящной позе — как на портрете в обрамлении рамы: кашемировая темно-вишневая шаль Кензо свесилась до полу с плеча, глаза, затененные ресницами, сторожат всех, замечают все и одновременно уплывают куда-то вдаль в раздумье. Рядом с Катей был свободный стул, Марина Аркадьевна бесшумно пересекла столовую и уселась рядом.
— Простите, а вы кто по профессии? — спросила она Катю уже во время общей беседы, вяло перепархивавшей с одной темы на другую.
— Я юрист, — хоть в этом-то Катя решила пока их не обманывать.
— Да? Неужели? А вы какими вопросами занимаетесь?
— Да как вам сказать, Марина Аркадьевна, разными. И гражданскими делами, и уголовными… делами, — Катя улыбнулась ей ясной открытой улыбкой.
— Тут кое-кому как раз время к юристу обратиться, — усмехнулся сидевший напротив Валя Журавлев.
Катя подумала: «Надо же, а у паренька голос прорезался. В прошлый раз они с Изумрудовым за столом помалкивали, как пай-мальчики». В дверях, столовой возникла мощная, овеянная трагикомической аурой фигура Ивана Лыкова. Приказу старшей сестры он послушно внял — умылся, скорее всего подставив голову, судя по мокрым взъерошенным волосам, прямо под кран в ванной. И куртку рокерскую, жесткую, пропахшую бензином, бросил где-то в холле.
— Ваня, рада вас видеть, садитесь вот сюда, — громко приветствовала его Марина Аркадьевна, приглашая быт соседом. — Я из окна видела, как вы подъехали. Валентин, передай чашку. Поживее, Ваня, вам как обычно — очень крепкий? Ваш фирменный чифирь?
— Мой чифирь, — неласково буркнул Лыков. Он пил свой чай с таким видом, словно его этим душистым, ароматным английским чаем пытали. И все бросал взгляды на сестру — Катя силилась разгадать их смысл и не могла. Ее постоянно отвлекал Валя Журавлев — на него вдруг нашел разговорный стих, и к тому же он постоянно шуршал обертками от конфет, которые ел в неумеренном количестве. К середине чаепития в столовой появились и Салтыков с Мещерским.
— Не падай духом, все наладится, вот увидишь, — донесся до Кати заключительный аккорд их приватной родственной беседы. Бодрым голосом завзятого оптимиста это сказал Мещерский.
Салтыков грузно опустился на свое место за столом — место хозяйка и главы. Долорес Дмитриевна заботливо налила ему горячего чая. Положила меда и вишневого джема в хрустальную розетку. Но сладости Салтыкова не обрадовали. Лицо его было печальным.
— Я всегда был страстный противник всех этих замков и решеток, противник охраны, — сказал он тихо, — но обстоятельства вынуждают меня. После таких страшных событий я должен думать о нашей обшей безопасности. Денис Григорьевич был совершенно прав, а я с ним спорил, — он обвел столовую взглядом и не увидел за столом Малявина. — А я с ним спорил. Зря… Плетью, как говорится, обуха не перешибешь. Это точно. Но я несколько по-иному все это себе представлял. Все это, — он плавно повел рукой вбок. — В Париже все, что происходит здесь, на Родине, видится совсем по-другому. Сережа, дорогой мой, ты понимаешь, о чем я?
— Я все понимаю. А ты не принимай все так близко к сердцу. Все образуется, -откликнулся Мещерский.:
— Я решил по совету Сережи, — Салтыков тепло посмотрел в сторону Мещерского, -, и по совету Дениса Григорьевича принять меры к… Нет, нет, никаких решеток на окнах не будет. И железных дверей тоже не будет. Сережа только что рассказал мне, что даже в Москве сейчас жители ставят у себя квартирах железные двери… Это дикость, варварская дикость. Такого на Руси-матушке никогда не было! При Тушинском воре и тогда не бывало…И в Лесном этого не будет. Но я приму меры, не беспокойтесь. Я решил — я обращусь к услугам частного охранного агентства.
— Охрану наймете, Роман Валерьянович? — бойко спросил Валя Журавлев.
— Да, охрану. Двух, а может, и трех детективов с машиной. Завтра же позвоню в какое-нибудь толковое агентство.
— Вот Екатерина вам в этом, возможно, сумеет помочь, — сказала Марина Аркадьевна. — Мы тут все очень далеки от таких вопросов, а она, Оказывается, юрист пол профессии.
— Вы адвокат? — оживился Салтыков; оборачиваясь к Кате. — О, наши русские адвокаты. Я уже имел с ними дело, вам палец в рот не клади — откусите. Вы работаете в юридической фирме?
— Да, у нас довольно серьезная фирма, — подтвердила Катя, — со стажем. Я действительно могу помочь вам, Роман Валерьянович, я знаю несколько приличных охранных агентств. Обращаться на авось не стоит. Можно нарваться на жуликов и проходимцев.
— Это я уже понял. — Салтыков вздохнул. — Буду вам очень признателен.
— Вот мой телефон. Я постараюсь завтра же навести справки о стоимости их услуг, — Катя была сама любезность.
Мещерский смотрел на нее удивленно, однако не вмешивался. Объяснить свою ложь сейчас Катя ему не могла. Не могла сказать, что это реальный шанс внедрить в Лесное под видом частной охраны не одного, а сразу нескольких негласных информаторов. Колосов мог бы воспользоваться этим шансом.
— Ха! Кто так убивает, того никакая охрана не остановит, — хмыкнул Иван. — Я бы, Рома, дорогой, на твоем месте поступил бы не так.
— А как бы ты поступил? — вместо Салтыкова спросил Мещерский.
— А вот так, — Лыков полез в карман брюк и… брякнул на стол пистолет.
Звякнули чашки. Потом в столовой стало тихо-тихо. Валя Журавлев вытянул шею, напрягся, созерцая оружие.
Катя тоже невольно подалась вперед. Это был вроде как «Макаров»…
— Вот как бы я поступил. Кто сунется — тому пуля в лоб, — Лыков накрыл пистолет рукой. — А там суди меня бог и все ваши сто двадцать прокуроров. — Он поднял пистолет над столом.
Дуло уставилось прямо в грудь Салтыкова. Грохнул опрокинутый стул — это маленький Мещерский вскочил на ноги, точно подброшенный пружиной. Кто знает, что ему почудилось в словах своего дальнего родственника…
Лыков плавно нажал на курок и… из черной дырочки дула вырвался язычок синего пламени. Грозный с виду «Макаров» оказался газовой зажигалкой. Обманкой. Салтыков поднес к губам чашку чая. Катя заметила, что рука его дрожит.
— Боже мой… Как вы нас напугали, разве можно так шутить? — выдавила Долорес Дмитриевна.
Красный от смущения Мещерский нагнулся поднимать стул с пола.
— Ты что, все еще пьян? — резко спросила брата Анна. — Не соображаешь, что делаешь?
— Катя ясно прочла это по их лицам — неизвестно что произошло бы здесь, в этой комнате, за этим домашним чаем дальше. Обернулось бы все это грандиозным скандалом или же при всеобщей неловкости было бы спущено на тормозах, Узнать этого она так и не успела, потому что в дело внезапно вмешался внешний фактор.
Перед флигелем, взвизгнув натруженными тормозами, лихо затормозил милицейских «газик».
— Ой, а к нам снова менты! — звонко, тревожно объявил всей честной компании Валя Журавлев.
Помня обещание Колосова «проутюжить» Лесное, Катя приготовилась к худшему. Так бывает в самолете, когда объявляют: «Мы в зоне турбулентности. Пристегните ремни, пригнитесь».
Но в первые мгновения ничего такого не произошло. Салтыков поднялся из-за стола и как хозяин дома лично встретил Колосова и сопровождавших его (явно для солидности) двух оперативников холле. В холл любопытной гурьбой вслед за ним высыпали и все домочадцы.
— Милости просим, пожалуйста, — Кати видела, что Салтйков, еще не совсем оправившийся от выходки Лыкова, за любезностью пытается скрыть тревогу. — Чем могу служить? Что случилось?
Катя мысленно сравнила его и Никиту: Как говорится — вода и камень, стихи и проза, лед и пламень — полнейшая противоположность во всем. Однако оба держали себя так, словно должны друг другу показать: а ты тут брат, не очень, тут я распоряжаюсь. Колосов обвел мрачным взглядом сгрудившуюся в холле команду Лесного. На мгновение задержал этот свой роковой взор на Кате. Она быстро отвернулась — не рассмеяться бы.
— Вы скажите, не томите нас, молодой человек. Что-то опять произошло, да? — испуганно спросила Долорес Дмитриевна.
Колосов вперил взгляд в стоявшего рядом с ее сыном Валей Алексея Изумрудова. Улыбнулся (Катя поклясться была готова — улыбка была хищной, как у людоеда).
— И вы тут, — произнес он. — Очень хорошо. А мы как раз за вами, гражданин Изумрудов Алексей Андреевич. Прошу следовать за нами.
— Да что же все-таки случилось? — громко спросила Долорес Дмитриевна.
— Я думаю, гражданин Изумрудов догадывается, — зловеще ответил Колосов.
Леша метнул на Салтыкова испуганный умоляющий взгляд. Катя четко прочла в этом взгляде: СОС! Тону!
— Объясните нам, в чем дало, прошу вас, — сказал Салтыков.
— Простите великодушно, Роман Валерьянович, без комментариев. Гражданин Изумрудов должен сейчас тми ехать снами.
— Куда? — тихо спросил Салтыков.
— Пока в отделение милиции. Дальнейшее зависит от правдивости и честности его показаний. Прокуратура суд, тюрьма — мест много.
— Роман, я ничего не делал! — воскликнул Изумрудов. Салтыков шагнул вперед, заслонил собой парня. Катя видела, как Анна, все время державшаяся рядом с Салтыковым, пыталась его остановить, но он мягко отвел ее руку.
— Извольте объясниться, — отчеканил он со своим неподражаемым старопетербургским акцентом, — В чем вы обвиняете мальчика?
— Мальчика мы ни в чем не обвиняем. Пока что, — зловеще парировал Колосов. — У мальчика пока что мы хотим только выяснить обстоятельства убийства настоятеля местной церкви небезызвестного всем вам отца Дмитрия.
— Отца благочинного? — испуганно воскликнула Долорес Дмитриевна.
— Я ничего не делал, — Изумрудов схватился за Салтыкова, как утопающий за соломинку, — Ромочка, честное слово… Ромочка, верь мне, я никого не убивал!
Когда он выкрикнул это свое «Ромочка» — так жалобно и так ужасно по-женски, в холле что-то сразу изменилось. Катя ощутила это как перепад давления. Мещерский, видимо, тоже это почувствовал. Перевел изумленный взгляд с Изумрудова на Салтыкова.
— Вы не посмеете увезти его отсюда, — сказал Салтыков.
— Не посмеем? Мы, между прочим, уважаемый, при исполнении служебных обязанностей, — ледяным тоном отбрил его Колосов, давая понять: с политесом, с вежливостью покончено. — А противодействие — дело опасное, тем более для иностранца.
Но Салтыков ничуть не испугался. Положил на плечо Изумрудова руку, словно брал его под свою защиту.
— Да вам-то что до этого, Роман Валерьянович? — удивился Колосов. — С вами мы уже беседовали. Пока у нас к вам никаких новых вопросов нет.
— Вы не увезете его отсюда! — голос Салтыкова зазвенел… Вы не посмеете. Это… это форменной большевизм — вот что это такое! Насилие! Вы не заберете его у меня!
— Роман! — это вырвалось у Анны.
— Ах, оставьте меня, Аня, оставьте! Вы не посмеете увезти моего мальчика!
— Ну-ка, пацан, руки, — скомандовал Колосов. Оперативники подхватили Изумрудова, и уже через секунду на его запястьях защелкнулись наручники. Колосов сам выбирал — новенькие, блестященькие!
— Нет, ни за что, я не дам, не позволю! Не смейте! — Салтыков попытался оттолкнуть от Изумрудова одного из оперативников. — Не трогайте его!
— Роман, тихо, тихо, ты что? Успокойся, — Мещерский протиснулся к нему, стараясь привести его в чувство. — Так нельзя. И вообще, тут не Франция… И там тоже так нельзя вести дела с полицией… Мы сейчас же позвоним твоему адвокату.
— К черту адвоката! — Салтыков гневно обернулся к Мещерскому. — Яне дам увезти моего дорогого мальчика, моего бесценного, единственного друга, мое сокровище! Он ни в чем не виноват. Кто угодно, только не Алексис! Я ручаюсь за него словом чести. Я внесу за него залог! Все, что угодно, только не увозите его, не забирай те его у меня!
Оперативники по знаку Колосова потащили упирающегося Лешу на улицу к машине. Салтыков, буквально волоча повиснувшего на нем маленького Мещерского, ринулся за ними, изрыгая проклятия на русском и французском. Следом бросилась Анна. Катя видела, как она тоже пыталась удержать Салтыкова. Но он уже без всяких церемоний оттолкнул ее.
Когда Изумрудова запихнули в «газик», Салтыков буквально прилип к его забрызганным грязью, зарешеченным дверям, снова что-то неистово выкрикивая по-французски. «Газик» тронулся, и он побежал за ним. Катя глазам своим не верила. Салтыков бежал, спотыкаясь о рытвины. В изнеможении остановился на середине парковой аллеи. Затем повернул назад и бросился к стоявшей во дворе машине Мещерского. Мещерский стремглав кинулся к нему. Катя смотрела на них — они спорили, убеждали друг друга, жестикулировали. Все было как в немом, кино. Сели в машину — Мещерский за руль, Салтыков — рядом.
— Ха! — хмыкнул кто-то у нее за спиной. Она обернулась: это был Иван. — Ха-ха, — повторил он словно ворон каркнул. — Ха!
И вдруг его словно прорвало. Он согнулся пополам и разразился таким смехом…
— Прекрати! — крикнула Анна. Но он продолжал смеяться, смеяться, смеяться, не в силах остановиться.
Взревел мотор: машина Мещерского, взметая фонтан грязи из лужи, стартовала со двора, увозя с собой и Мещерского и Салтыкова — в отделение милиции в погоню за «газиком»-разлучником.
— Да что же это тут такое делается-то, а? — потрясенно прошептала Долорес Дмитриевна. — Какой-то вселенский содом просто, а не дом! Валя, Валечка, сыночек, ты где?
Долорес Дмитриевна, как всякая мать, пыталась оградить от этой новой, столь неожиданно грянувшей катастрофы свое самое дорогое — сына.
Катя увидела Валю Журавлева позже, когда уже вернулась в дом. Он сидел в гостиной, на валике дивану боком, болтал ногой в кроссовке. Рядом, откинувшись на мягкую спинку дивана, сидела Марина Ткач. Правой рукой она закрывала глаза, словно оберегая их от электрического света и чужих нескромных взоров. В левой ее руке тлела сигарета.
— Да не переживайте вы из-за него так, — донесся до Кати голос Вали Журавлева — рассудительный и одновременно мягкий, дружеский. — Плюньте. Он с Лехой живет. У него ориентация другая. А вы, Марина, не расстраивайтесь. Вам ли, — как у Гайдая, помните? — вам ли быть в печали? Вы такая красивая… Я вот все смотрю на вас — вы прямо модель. Красивее всех тут у нас. И Аньки, и этой милашки, что с Мещерским приехала. Им всем до вас далеко. Вы у нас одна такая. Настоящая красавица.
