Книга: Пантера: время делать ставки
Назад: 11
Дальше: 13

12

Честно говоря, я пока что не могла осознать всего случившегося. Было очевидно: произошел качественный скачок в моем расследовании, но в то же самое время я была поставлена в очень двусмысленное положение. В любом случае следует посоветоваться с боссом. К тому же не ехать же мне сразу на эту злополучную квартиру, на которой я уже была, но под именем дурацкой Нины Петровны, представительницы Альберта Эдуардовича. Глупость какая!
Но следовало принять меры предосторожности. Откровенно говоря, я не могла забыть взгляда Каморина и его слов: «Не ментовская ты, не «конторская», а?» Значит, Филипп Юрьевич не такой уж сугубый шоумен, каким хочет казаться, понимает толк и в безопасности. Почему он сказал мне это? Вызвала подозрение? Может, сегодняшний вызов к Ованесяну — это так, проверка на вшивость?
Проверяют?..
Так или иначе, но нужно поговорить с боссом, причем напрямую. Я поймала такси и, сказав адрес, задремала. Ватная усталость сделало тяжелым тело. Хотелось закрыть глаза и отключиться, и хотя на протяжении всего пути я пыталась бодриться, меня укачало в теплом, даже душном салоне. Проснулась я от того, что таксист дергал меня за плечо и говорил:
— Э, женщина! Выходим. Приехали. С вас триста пятьдесят восемь.
— Сколько? — машинально переспросила я, и, очевидно, тон был не самым доброжелательным, потому что он исправился:
— Триста десять рублей. Строго по счетчику. Хотите взглянуть?..
— Не хочу, — пробурчала я. — Подкиньте прямо во двор. Вон в ту арку. Все, спасибо.
Я вышла из машины. Снегу навалило уже столько, что я проваливалась чуть ли не по колено. Декабрь отыгрывался за все бесснежные дни и выдавал на-гора снежную продукцию.
Я сделала несколько шагов и остановилась. Нога провалилась в сугроб, но остановилась я вовсе не поэтому. Что-то тяжелое, тревожное придавило сердце. Оно трепыхалось, как накрытая горстью птица. Предчувствие. Вот оно, неуловимо тонкое, звериное предчувствие. Летящий по ветру запах слежки.
Я шла тем же путем, что и убитая несколькими днями раньше Инна Малич. Точно так же подъехала ко двору, точно так же пересекла его под деревьями и направилась к нашему офису. И — точно так же… следят?..
Я присела под дерево и осторожно выглянула. Во двор медленно въезжала машина. Это была раздолбанная «девятка» с заснеженными седыми бамперами и обледенелыми грязными номерами. Из нее выскочила темная фигура и, очутившись под тусклым фонарем в полосе рассеянного света, обернулась рослым парнем, в котором я узнала одного из охранников «Эдельвейса». Он покрутил головой и неслышно направился по моим следам, четко видимым на ровной снежной поверхности.
Я вырвалась из-под дерева и, быстро добежав до крыльца нашего офиса, вернулась, пятясь, по своим же следам. А потом отпрыгнула в черную сень заснеженного вяза. Непрерывная цепочка следов вела к самым дверям нашего офиса, и у следившего за мной должно было создаться впечатление, что я вошла внутрь.
А вот и он. Парень ступал бесшумно, как хищник, выслеживающий свою добычу. Он даже наклонялся вперед, словно принюхивался к следам, хотя, конечно, это было излишне. Он дошел до самой двери и, глянув на табличку, кивнул головой и пробормотал:
— Вот сука! Значит, в самом деле отсюда! И ведь как все провернула, а… Ну, ничего… разберемся.
Он направился обратно, а я медленно вышла из-за дерева. Надо было видеть, как расширились его глаза, когда он увидел меня. Парень обернулся назад, желая еще раз убедиться, что цепочка следов тянется до самой двери, а потом проговорил, наверное, первое, что пришло в голову:
— Вот, подумал, что поздно уже…
— И решил проводить? — насмешливо переспросила я. — А вдруг водитель-маньяк попадется, да? Да и вообще, Москва — город опасный, полон всяческих нехороших дядек.
Он улыбнулся, и я вдруг увидела, что справа у него щербинка — не хватает зуба. Резца.
Я шагнула ему навстречу.
— Что же ты, дорогой, к стоматологу-то не сходишь? — произнесла я вполголоса. — А то вроде молодой парень, с деньгами, а щеришься. Я, конечно, понимаю, что у Инны Малич был хороший удар, но, уверяю тебя, у меня не хуже, так что я могу для симметрии подправить тебя с другой стороны…
Его лицо исказилось, и рука скользнула под куртку, туда, где, вероятно, был пистолет. Я не дала ему сделать задуманное. Мой удар легко пропорол его одежду, ногти вошли в тело, я рванула на себя — и он, выпучив глаза и застонав, повалился на снег. Я схватила его за шиворот и поволокла к машине. Он был тяжел, но фонтаны ударившей во мне яростной энергии — резерв! — были ослепительны. Я втолкнула его в салон и сама села рядом. Он хватал ртом воздух и прикладывал ладонь к тому месту, куда я направила свой удар. Всякий раз на пальцах оставалась кровь, и чем дальше, тем больше и больше ее было…
— Зубы — это не самое важное в организме, — с издевательской назидательностью заключила я. — А теперь рассказывай мне, кто велел тебе выслеживать меня и кто приказал убить Инну Малич и всех остальных девушек.
— Я… я никого не убивал, — выговорил он. — Я… охранник, а не… киллер.
— Правда? А что, ты не был несколько дней назад в этом дворе на черном джипе, а?
Он молчал. Его глаза стекленели.
— А кто меня выслеживать велел?
— Я только слышал краем уха… — быстро заговорил он, словно боясь, что каждая секунда молчания будет стоить ему новой страшной раны. — Я только слышал, что Каморин кому-то там говорил: дескать, слили информацию, что к ним в структуру… не знаю, про какую уж структуру они говорили… будут внедрять то ли из ФСБ, то ли… в общем — засланца. Я слышал…
— А сегодня кто тебя следить за мной послал?
— Филипп Юрьевич. Он сказал… сказал: проследи, Фока, куда она поедет. На всякий, говорит, пожарный. Я так подумал, что он теперь всех новеньких проверяет, не они ли засланные из мусоров или гэбэ.
— Брось дурачка-то из себя ломать, — сказала я, — если ты был тут при убийстве Инны Малич и до сих пор жив, значит, крепко тебе доверяют.
Он подался на сиденье, его глаза сверкнули:
— А хоть бы и так! Попалила меня, сука… но я тебе ничего не скажу!
— Олег Кошевой нашелся, — процедила я. — «Молодая гвардия». Конечно, ты будешь до последнего молчать, потому что, если ты расколешься, тебя свои же на дубленки пустят. А я все-таки задам свой вопрос: так кто заказал и убил девушек?
И я ударила ему двумя пальцами в район локтевого сгиба. Там проходит нервный узел, и боль жуткая. Он даже губу прокусил, чтобы не заорать, и все-таки замычал от боли и головой завертел.
— А им еще больнее было, когда их убивали, — тихо сказала я, занося руку для удара, — ну… кто?
— Я не знаю, кто заказывал, — прохрипел тот, — а выполнял… я только при одном был, когда Инку… а все остальное делал…
Он замолчал, облизывая пересохшие губы. По лбу его тек пот. Я схватила его за ухо и рванула так, что затрещали хрящи:
— Ну! Кто? Го-во-ри!!
Маневр с ухом был несколько опрометчив и вызван откровенно эмоциями; и охранник «Эдельвейса» наглядно мне это доказал. Он перехватил мою руку и взял ее в такой залом, что мне показалось, будто треснула кость. Второй рукой он схватил меня за горло. У него были дьявольски сильные пальцы, и он, честное слово, в две секунды сломал бы мне горло, если бы я, извернувшись, левой рукой не ударила его под подбородок. Что есть сил. Я почувствовала, как расходятся ткани и мои пальцы входят в теплое и влажное.
Его пальцы дрогнули на моем горле — и обмякли. Я высвободилась из-под туши убитого и, оглядев себя, увидела кровь. Я вся была в крови.
Меня трясло. Нельзя было оставлять машину тут во дворе, с трупом и сплошь залитым кровью задним сиденьем. Я перебралась за руль и, дрожащими пальцами, тем не менее четко, сломав стартер, соединила проводки. Машина завелась. Я отогнала ее на какой-то пустырь и там бросила. На все про все мне потребовалось около сорока минут, потому что я старалась ехать по наименее людным, если такое слово применимо к темному времени суток, улицам, но пуще всего боялась попасться на глаза дорожным ментам. Задержи они меня, и все труды с внедрением в структуру Каморина — Оганесяна пойдут прахом.
Бросив машину с трупом на пустыре, я столкнулась с другой проблемой: как быть с одеждой? Пришлось снять и бросить ее в канализацию, а потом поймать машину и травить жалостливому водителю легенду, что меня раздели и обчистили грабители. Не могу сказать, что водитель оказался особо гуманным, потому что вслед за моим рассказом он спросил:
— А как же тогда за проезд расплачиваться будешь? Денег-то нет?
— Договоримся, — нараспев произнесла я и положила руку ему на колено. Он было потянулся ко мне, но я отпрянула и проговорила:
— Эй, это уже на месте! А то знаю я вас, мужиков… поматросил и выбросил на улицу.
— Ладно… — проворчал тот. — Поехали. Только не вздумай обмануть…
Я велела ему остановить машину в двух кварталах от моего двора, а потом, когда он засопел и принялся было манипулировать со своими брюками, бросила ему на бардачок бумажку в двадцать долларов и вылезла из автомобиля со словами:
— Держи, кобель.
— Эй, погоди! Мы так не договаривались.
— Да пошел ты!.. — крикнула я и босиком припустила к своей арке.
— Где ты хоть «бабки» держала, что тебя обчистили, а до денег не добрались? — бросил он вдогонку.
Родион с изумлением рассматривал меня минуты две, когда я появилась в дверях, босая, в одних колготках и футболке, на правом рукаве которой расплылось кровавое пятно. Все-таки просочилась.
— Ты что… — наконец проронил он, — моржеванием собралась заняться, что ли?
— Вроде того! — с веселой злостью ответила я.
* * *
Ничего удивительного, что после подобных приключений я не спала до утра. Переодевшись и перекусив, я пришла в кабинет Родиона Потаповича, и он принялся отпаивать меня своим излюбленным коньяком. Обычно я более чем сдержанно отношусь к спиртному, но сегодня было слишком мало поводов, чтобы не выпить.
Шульгин слушал мой рассказ, не перебивая. После того как я, опустив подробности своего возвращения с залетным водителем, подвела итог вечера, Родион Потапович проговорил:
— Ну что же, кажется, пошло то, что в детской игре называют «горячо» и «еще горячее». Значит, тебя поселили на ту самую квартиру, где жили убитые Инна Малич и Екатерина Деева?
— Да.
— Совпадения, совпадения… Но чего больше в этих совпадениях, плохого или хорошего, я пока что сказать не могу. Значит, с тобой говорил лично Ованесян?
— Да.
— Совсем горячо… — пробормотал босс. — Ну что же, как говорится, можно заключить, что пошел самый цвет. Ты показала себя с лучшей стороны.
— Видели бы вы, с какой стороны себя показывают, когда танцуют в этом «Эдельвейсе», — отозвалась я.
— А тот человек, что следил за тобой и которого ты была вынуждена… убрать? Он — человек Каморина?
— Я так полагаю. Да он и сам говорил, что Филипп Юрьевич ему рекомендовал…
— Видишь ли, Мария, — перебил меня босс, — дело в том, что мне не дает покоя эта утечка информации: дескать, кто-то получил сведения, что в ованесяновские структуры будет внедряться человек из органов. Утечка, если хочешь знать, серьезная, и она смыкается с одним обстоятельством.
— Каким?
— Погоди. Все по порядку. Тебе ведь известно, что «Фаворитом» — а букмекерская контора только верхушка айсберга, на самом деле размах гораздо больший… так вот, тебе ведь известно, что «Фаворитом» владеют трое?
— Трое? Кто же — Ованесян, Храмов-старший и… еще кто-то? Третий учредитель, о котором говорил Храмов, когда мы приезжали к нему?
— Совершенно верно. Все эти дни я пытался, помимо всего прочего, узнать, кто третий учредитель. Дело очень сложное, потому что третий учредитель глубоко спрятан и, вероятно, не хочет, чтобы его имя вставало в один ряд с Ованесяном и Храмовым. Я уже отчаялся найти это имя, пробовал всякие хитрые схемы, наводил справки по всем мыслимым линиям, прибегал к финансовому мониторингу даже, а это рычаг, который доступен только ФСБ… но — тщетно. Помогла счастливая случайность. Помнишь, ты говорила, что тебя возили в клуб, переделанный из бывшего бомбоубежища или бункера, проще говоря, секретного объекта во времена СССР? Объект оставался в ведении Министерства обороны до девяносто шестого года, а потом перешел в частные руки. Оказалось, что смена хозяина этого бомбоубежища произошла при активном участии некоего Бражнина, как бы случайно являющегося отставным генералом. Причем если бы он был только простым армейским генералом, так нет же — он генерал ГРУ Генштаба, проще говоря, бывший шпион. Экс-резидент то ли в Германии, то ли в Австрии. Ну так вот, этот-то Бражнин и является третьим совладельцем «Фаворита». У него — блокирующий пакет акций, то есть без его ведома ни одно крупное решение не пройдет. И сдается мне, что во всем этом трио — Ованесян, Храмов, Бражнин — ключевой фигурой является именно последний.
— Почему вы так решили?
— Ну… — уклончиво протянул босс, — есть соображения, но они сейчас не ко времени. Есть и еще один нюанс. Ты помнишь, кто из пяти девушек был убит первой?
— Да. Катя Деева, которая вместе с Малич жила на квартире, мне сегодня предложенной.
— Ну вот. А накануне ночью в этом клубе, бывшем бункере, произошло еще одно убийство, которое, быть может, и дало отсчет всем последующим событиям.
— Еще одно?! — воскликнула я.
— Да. И если мы не знали этого раньше, то только потому, что никто не заявил в милицию и уголовного дела не заводили. Так вот, в клубе был убит некто Ара Гаранян, из Ростова, бандит чистой воды, но — заезжий и в Москве своих интересов не имеющий. По всей видимости, Гаранян приехал в Москву, так сказать, срубить какой-то штучный калым.
— В смысле?
Босс искоса посмотрел на меня.
— Гаранян — бандит, я же говорю. Если он приехал по вызову Ованесяна, то, наверное, Артур Даникович просто-напросто возжелал кого-то убрать. Но не успел. Гараняна убили самого. Кстати, он — двоюродный брат Ованесяна.
— Откуда вам все это известно? Особенно если учесть, что в милиции об убийстве Гараняна ничего не знают?
— Ну, ты прямо как ребенок, Мария. У нас в милиции много чего не знают, умышленно или неумышленно. У криминальных структур своя милиция и свои спецслужбы. Так вот, есть мнение, что хотели убить вовсе не заезжего Гараняна. Тот приехал-уехал, московским от того ни тепло, ни холодно. Метили в Ованесяна.
— Промахнулись, что ли? — усмехнулась я.
— Можно сказать и так. Кстати, Гаранян был убит очень своеобразным способом. Его убили в тот момент, когда в клубе шло шоу — типа того, в котором ты участвовала. Кто-то очень умелый кинул дротик и угодил Гараняну прямо в глаз.
— Умелый? Вы же сами только что сказали, босс, что метили в Ованесяна, а попали в этого заезжего. Какое же тут умение? Это мне напоминает натовские бомбежки Югославии, когда вместо Белграда америкашки попадали то в окраину Софии, то в китайское посольство.
— Знаешь, Мария, меня удивляет, что ты, уже побывав там, в этом клубе «Бункер» — он так и называется, — говоришь такие вещи. Особенности освещения тебе известны. Гаранян и его двоюродный брат Ованесян сидели рядом. Они похожи. Для некоторых вообще все кавказцы — на одно лицо. Так что можно и перепутать. Перепутали.
Я кивнула. Босс продолжал:
— Но что меня удивило, так это детали. Дротиком — при скоплении народа, при громадном количестве охраны, когда у всех отбирается оружие, а остается оно только у…
— У кого?
— Разумеется, у самой охраны и…
— У гладиаторш! — воскликнула я.
— Совершенно верно. У них. Не знаю, есть ли у твоих нынешних коллег в наборе оружия дротики, но по крайней мере один был. И он оказался в черепе Гараняна.
— То есть, — я перевела дыхание, — вы полагаете, босс, что одна из девушек стала исполнителем заказа? И убила этого гастролера из Ростова… перепутав его с Ованесяном?
— Я пока что воздерживаюсь от таких далеко идущих выводов, Мария, — сказал Шульгин. — Больше всего в этой ситуации меня интересует фигура заказчика. Ведь убийство было совершено при большом скоплении народа, престиж заведения мог сильно пострадать. Ведь «Бункер» посещают только о-очень богатые люди. И никто не попадает туда с улицы. Никто, только по членским картам.
— Вы кого-то конкретно подозреваете?
— Пока нет. Все будет зависеть от того, как будут развиваться события с твоим участием. А пока что мне интересен момент с утечкой информации в органы и вписывающаяся в этот момент фигура генерала Бражнина, который, как и всякий гэрэушник, прекрасно умеет заметать следы.
— Еще и какой-то Бражнин, — сказала я. — Как будто мало мне этих Ованесянов, Храмовых больших и малых, а также Камориных и Ген Благовещенских.
— Кстати, Виталик Храмов звонил мне сегодня раза три, — сказал Родион. — У него, видите ли, нехорошее предчувствие. Что-то обязательно должно произойти. Я, конечно, этого доморощенного Нострадамуса успокаиваю, но толку от этого немного. Мария, а что там с трупом? — понизив голос, спросил он. — А то ведь история очень скверная получается.
— Вы имеете в виду труп охранника из «Эдельвейса», который меня выслеживал? Я же говорила, Родион Потапыч, что я отогнала машину и бросила ее на пустыре.
— Скверное дело, скверное, — повторял босс. — Каморин непременно возьмет тебя на заметку. Плохо, что ты вовремя не заметила «хвост».
— Вы бы на моем месте тоже не заметили. Я так вымоталась, что мне в тот момент ни до чего было. Эти гладиаторские пляски похлеще разгрузки вагонов с мукой.
— А ты разгружала? — весело спросил босс. — Нет? А мне вот приходилось. Подрабатывал в юности, так сказать. Всякое бывает в жизни… Вот и ты не думала, что определишься на жительство в бывшую квартиру Деевой и Инны Малич. Надеюсь, эта Вероника Максимовна тебя не признает. Ты ведь теперь Елена Кривошлык, а когда приходила от имени Альберта Эдуардовича, кто была?
— Нина Петровна, — кисло улыбнувшись, ответила я.
Назад: 11
Дальше: 13