Юрий Никифоров. Июнь 1999

– Так это твою кассету я вез в Амман? – повторил Юрий, не слыша своего голоса.

Бусыгин смотрел, прищурясь. Он был явно удивлен, но еще вопрос, чем больше: догадливостью Юрия или этим бесцеремонным «ты».

Наконец медленно качнул головой:

– Не мою. Но имевшую ко мне прямое и непосредственное отношение. Если бы не ты, если бы не Саня Путятин… – он резко перекрестился, – я был бы там, где сейчас Саня.

Он вернулся к бару и принес оттуда непочатую бутылку «Бифитера», достал из встроенного холодильника миску, полную льда. Щедро налил джина, щедро сыпанул льдинок:

– Давай за него. Не чокаясь, на помин души.

Юрий покорно отхлебнул. «Если бы я не вернулся, а Санька остался жив, интересно, они с Бусыгиным помянули бы меня?» – мелькнула мысль, и Юрий вдруг почувствовал: да, помянули бы. Выпили бы вот этак джинчику, Санька, может, уронил бы покаянную слезинку… Забавно: Лора была любовницей и Сани, и Бусыгина. Наверное, Саня их и познакомил. А может, Фролов – они с Бусыгиным небось знакомы еще по его прежней отсидке.

И он опять едва не подавился, потому что с языка слетело еще прежде, чем даже оформилось в голове:

– А не ты ли был с Фроловым на том пионерском сборе?

– О-па, – выдохнул Бусыгин. – О-па, о-па, Америка-Европа! Когда же ты умудрился в кассетку свой нос сунуть, а? В Аммане? Где видак нашел? Похоже, не такой уж ты лох оказался, каким тебя покойник Санька описывал! Киношку посмотрел, от таких чертей вырвался… А ведь они никак не могли тебя живьем выпустить.

– Да уж простите, – сказал Юрий. – Вырвался вот… Сам не пойму, как так получилось. Судьба играет человеком! А кассету я в Аммане не смотрел, не до «Черного танго» мне там было. Увидел я ее уже здесь, вот в этой квартире.

– Копию снял, что ли? – почти не разжимая губ, произнес Бусыгин, и на его лице набрякли все складки, все морщины.

– Вы смеетесь? Какую копию? Ничего я не снимал. Пришел в эту комнату, вот так сел в кресло…

Юрий с наслаждением откинулся на мягкую, податливую спинку.

– Положил руки на подлокотники.

Пальцы уже привычно поворачивали деревянный кругляшок.

– Сунул туда руку, достал кассету, точно так же, как сейчас достаю… под названием «Черное танго». Потом включил видак и начал смотреть. Хотите глянуть? Только звук не прибавляйте, а то больно уж горн крикливый у этих ваших пионеров.

Он протянул Бусыгину пульт, а сам отошел к окну.

Тот, впрочем, не садился: смотрел на экран, не шелохнувшись, и по его неподвижности можно было понять, что он видит кассету впервые.

Странно… это было странно! Но теперь уже никто ничего не мог объяснить Юрию, кроме самого Бусыгина, поэтому приходилось ждать. Даже если вместо объяснения последует выстрел в затылок, все равно – ждать!

Хотя стрелять он не будет. Здесь, в квартире своей любовницы? А труп куда девать? Вроде бы у Лоры в ванной не стоит бочка с такой химической гадостью, о которой рассказывала Алёна.

Алёна! Какой страшный мир их сейчас окружает, агрессивный, алчный, разъедающий плоть, как вещество в тех страшных баках в Аммане. Скорей бы отделаться от всего этого, пока он и сам не стал такой же расчетливой, беспощадной биомассой, как все, что его окружает.

Неразборчивое журчанье голосов стихло: кассета кончилась.

Юрий обернулся. Бусыгин задумчиво смотрел на него.

– Надо же… – сказал негромко. – А я и не знал, что Егор… Мы там все по отдельности развлекались, кто во что горазд, и, значит, каждого отдельно снимали. Я-то думал, была только одна кассета. Выходит, не одна. Но дорого бы я дал, чтобы… – Он осекся и прямо взглянул на Юрия. – Спасибо еще раз. Конечно, я понимаю, из этого шубы не сошьешь, но можешь рассчитывать как минимум на сто тысяч баксов. Одна из капелек, которые капнут из моих скважин, – твоя по праву!

– Вот оно что, – пробормотал Юрий. – Кассета все-таки подлинная. А дело, значит, было в скважинах. Ну, ради этого можно на многое пойти!

Бусыгин взглянул подозрительно, а между тем Юрий говорил без всякой издевки. Ну что такое жизнь жалкого курьера по сравнению с миллионами долларов, которые польются черным, жирным, огнеопасным потоком? К тому же Бусыгин уверяет, будто не только деньги, но и жизнь свою спасал, подставляя Юрия. Это утешает.

– Да, понятно, – кивнул Юрий. – Все это, как говорится, по-человечески понятно. Значит, на кассете был также ваш арабский партнер. И, значит, ему я вез то «Черное танго», которое у меня подменила в самолете Жанна. За нее, кстати, тоже выпить не грех! Но что ж там такое было, на той кассете? Компромат на вас? Или на этого правоверного, с которым вы заключили контракт?

– Ну, меня никаким компроматом не прошибешь! – усмехнулся Бусыгин. – Да и мусульмана моего – тоже. Тем более что он ничего такого не делал, просто сидел и смотрел. Для него это было экзотикой: пионерский сбор. Принимали мы его на высшем уровне и при полном доверии. Смысл был именно в этой взаимной доверительности. Он с нами в баньку даже без нукеров своих пошел, а это много значит. И если бы он узнал, что его в это время снимали на видео – голого, в компании голых распутных мужиков, если бы узнал, что над ним смеялись с самого начала, не видать бы мне не только моих миллиончиков, но и жизни… Что, не веришь? А зря. Я ведь не с мирными и цивилизованными иорданцами имел дело, а с их сопредельным государством. Амман – просто перевалочный пункт, там заключаются все сделки. Конечно, на это приходится идти, ведь в той стране по-прежнему санкции. Но там такой народ… – Бусыгин покачал головой. – Вот послушай, что мне рассказывал один из бывших наших столпов власти. Лет пятнадцать назад прилетает туда советская партийно-правительственная делегация. Их носят по стране натурально на руках, предупреждают каждое желание. Привели к тирану: наши просят у него по случаю очередного неурожая зерновых какую-то сумму, не помню уж, о каких цифрах шла речь. Ну, к примеру, пятьсот миллионов долларов. Тиран говорит визирю: «Дай этим людям два миллиарда!» И несут чек – даже не на блюдечке с голубой каемочкой, а на большой тарелке из чистого золота. Тарелку им тоже подарили! И наши олухи осмелели… А надо тебе сказать, что в той стране компартия под запретом. И вот глава делегации, небрежно сунув в карман два миллиарда и зажав тарелку под мышкой, говорит довольно нагло: «Нам было бы желательно встретиться с генеральным секретарем вашей коммунистической партии, а также с политбюро». – «Воля гостя – закон», – приложил ладонь к сердцу тиран и посоветовал гостям разбиться на две группы. Одна поехала на рудники, где трудилось политбюро в полном составе, а другая – в тюрягу, где содержались генсек и еще некоторые лидеры. Мой знакомый оказался во второй группе. Привозят их в тамошний зиндан и спрашивают: «Сколько времени нужно вам на общение?» Наши говорят: часа, мол, четыре. «Воля гостя – закон!» Приводят делегацию в большой зал. Зал как зал, да здорово похож на колумбарий: по стенам таблички с именами развешаны. Подходит охранник к одной такой табличке, нажимает на кнопку – и из стены выезжает ящик длиной в человеческий рост и шириной в аршин. А в ящичке лежит по стойке «смирно» генсек компартии. Лежит и глазами лупает… Вынули его, поставили, а ножки подгибаются: отвык ходить-то. Достали таким манером еще несколько лидеров, стряхнули пыль и подтащили к гостям. Те в шоке, конечно. И вдруг сверху опускается железная клетка, накрывая и тех, и других. А вокруг становится охрана с автоматами. И четыре часа наших продержали в этой клетке вместе со спятившими арабскими товарищами. И все эти четыре часа наши думали только об одном: откроют клетку или нет, а то, может, и для них уже заготовлены выдвижные ящички с табличками…

Бусыгин хлебнул из стакана.

– Но это еще ничего, потому что вторую группу, пожелавшую общаться с политбюро целый день для решения накопившихся вопросов партийного строительства, отвезли за пятьсот кэмэ от столицы в пустыню. Там пустыни не песчаные, а каменные. Лежат вокруг, аж до самого горизонта, черные булыжники, такое впечатление, что они с неба упала, а вокруг шестидесятиградусная жара. Воздух плавится, течет… Там лагерь заключенных, которые собирают камень и упаковывают в особые сетки. Его потом для строительства используют. Но отнюдь не для партийного! Охраны в лагере нет, как и ограды: кто побежит в пустыню? Умрешь через шесть шагов! Раз в неделю доставляют воду и еду. И вот наши провели в этом аду целый день и тоже гадали – заберут их оттуда вечером, пришлют за ними вертолет или нет. Забрали… Но к тому времени один мужик уже умер от сердечного приступа. Веришь ли, покойник был тем самым генералом, которому положено было знать всю подноготную о стране, где властвует сей щедрый и обожаемый своими подданными тиран. Представляешь, как прокололось наше ведомство плаща и кинжала? Трое других партийных бонз вернулись в Москву явно сдвинутыми по фазе. Вот такой народ нефть из земли качает и заключает с нами секретные контракты! Понимаешь теперь, почему я запрыгал, как карась на сковородке, когда узнал, что «Черное танго» отправляют в Амман?

– От кого узнал?

– Угадай с трех раз, – усмехнулся Бусыгин. – Конечно, от Сани Путятина! Мы с ним давние знакомые: еще когда я за прегрешенья юных лет первый срок мотал, на зоне повстречались. Его за участие в групповом изнасиловании посадили, потом под амнистию попал, перековался, человеком стал.

– Санька сидел? – вытаращил глаза Юрий. – Не может быть! Я знаю, он служил где-то на Дальнем Востоке, но чтобы сидеть… Я дружил с его братом, дома у них дневал и ночевал, но они никогда ни словом не обмолвились.

– А какой дурак о таком болтал в прошлое время? Это сейчас отсидкой чуть ли не гордиться стали, это сейчас татуировку как орден носят. Совсем народ одурел! Но насчет Сани можешь мне поверить: сидел он, сукой буду.

– Скажи… – Юрий запнулся. – Это не ты его…

– Нет, – отрезал Бусыгин. – Нет, не я.

– А знаешь, кто?

Бусыгин смотрел вприщур:

– А что, его кто-то… это самое? Следствие вроде бы установило, что Саня с Жанкой угорели по неосторожности…

– Ладно, пусть так, – покладисто кивнул Юрий. – Если ты этому веришь – ради бога. Сформулируем вопрос иначе. Кто против тебя сыграл на Востоке? Вас было четверо на том сборе. Вряд ли это Фролов: он в твоей команде, ты спишь с его дочкой, он зависит от твоих щедрот. Мусульман, как ты выражаешься, отпадает в полуфинале. Ты – лицо страдающее. Значит, ваш четвертый приятель подсуетился? И кто он?

– А тебе зачем? – насторожился Бусыгин.

– Угадай с трех раз! – легко засмеялся Юрий.

– Мстить будешь? Не надо, споткнешься.

– А за что мне ему мстить? – Юрий сделал самые большие глаза, какие мог. – Он мне ничего дурного не сделал. Если бы Саня не сыграл против него, если бы я привез кассетку по назначению, все в моей жизни было бы тихо и спокойно, без эксцессов, без слежки, без покушений на меня. Ты, может, не знаешь, но мне шагу ступить нельзя, живу не дома, а так, где придется. Мне одно от него нужно: чтобы с крючка снял.

Бусыгин хохотнул:

– Ври давай! Что-то ты задумал… ведь сюда за кассетой шел? Да ладно, твоя игра. Играй, только осторожнее. Парень ты хороший, неохота было бы на помин твоей души рюмку поднимать. Что же касается четвертого… Есть такая старинная пословица: «Кто тебе выдрал око? – Брат. – То-то так и глубоко». Вот и меня навовсе добить хотел друг, товарищ и брат. С одного разу не удалось, решил добавить, чтоб уж наверняка.

– Чужанин?!

– Тебе еще налить? – Лицо Бусыгина вдруг стало угрюмым. То ли тяжело было ему слышать эту фамилию, то ли раскаивался в излишней откровенности.

– Значит, ему тоже нравится запах сырой нефти?

– А то! Потерся в верхах, узнал какие нужно подходы, пошпионил, подсуетился – и решил моими руками себе жар загрести.

– Пошпионил? То есть у него там связи есть?

– Еще какие! Не знаю, помнишь ли ты, но еще в бытность мэром был у Глебки помощником такой Мордухаев. Прославился тем, что один «Ту-134» продал сразу в две страны мира. И много чего наворотил, пользуясь практической безнаказанностью. Ох, отстегивал он Глебушке… нам в те времена столько и не снилось! Но настал и Мордухаеву окорот. Чужанин под давлением сверху его уволил, а через две недели пришли фээсбэшники его арестовывать. И в этот момент – среди ночи – появляется в его квартире Глеб и начинает качать права человека. Болен Мордухаев, в натуре, нельзя так негуманно… И дали железные феликсовцы слабину, позволили Глебу забрать Мордухаева под свою гарантию: якобы врачу показать. Рано утром получили по башке от прокурора области – а он мужик какой надо! – помчались с врачом к Мордухаеву, а его уже и след простыл: улетел на Ближний Восток. Только через несколько лет замелькал в Аммане. Понял? В Аммане!

– Погоди! – вспомнил Юрий встречу на холме Геракла. – Он такой… с одутловатой мордой?

– Точно, – кивнул Бусыгин. – Таким и родился.

Послышалось щелканье замка, и в комнату ворвалась Лора. Юрий едва успел встать так, чтобы загородить развороченное кресло, но Лора ни на что не обращала внимания:

– Степан, ты что?! Тебе пора! Все время вышло!

– Да, – он провел ладонью по лицу. – Я как-то и забыл, что надо возвращаться… Погоди, Лорик. Еще шесть секунд.

Настойчиво, но ласково выставил ее из комнаты. Быстро натянул брюки, рубашку, валявшиеся на полу, обулся. Извлек кассету из видеомагнитофона, спрятал за пазуху. Юрий только и мог, что смотрел беспомощно, чувствуя себя окончательно обезоруженным. Бусыгин начал было закрывать тайник и вдруг насторожился, заглянул в недра кресла… Сунул туда руку и вытащил знакомую Юрию пачку долларов:

– А это еще что?! Егоркина заначка, что ли? Ну, были ваши – стали наши. – Сунул деньги Юрию: – На, держи. Это тебе. Да бери немедленно! Пленку дать не могу, извини. Ты даже не понимаешь, какой это тринитротолуол, а у тебя руки горячие. Рванет так, что… Нет, слишком большой риск. А деньги возьми, они пойдут сверх обещанной суммы. И вот еще что…

Бусыгин огляделся, схватил со столика дамский журнал, отодрал не глядя полстраницы, что-то торопливо написал Лориным темно-бордовым косметическим карандашиком, валявшимся прямо на полу.

– Это телефон. Если что, звони – и не обращай внимания, что бы тебе ни говорили. Тупо стой на своем и передавай привет Степану Андреевичу. А вот когда скажут, что такого здесь нет, но есть Андрей Степанович, можешь назвать номер телефона, где ты находишься, и я вскоре перезвоню. Или еще что-то передай. Человек по этому номеру сидит надежнейший… Знай: чем могу – помогу. Давай краба.

Бусыгин стиснул руку Юрия, сверкнул на прощание улыбкой и ринулся в дверь. Какое-то мгновение он еще помедлил в прихожей, причем оттуда доносились звуки смачных поцелуев, а потом снова щелкнул замок.

Юрий оглянулся на кресло и окончательно привинтил деревянный кругляшок на место.

Что-то мешало. Ах да, он ведь держит пачку денег… Подумал минуту и сунул ее за пазуху, как Бусыгин – кассету. Привел в порядок кресло и вышел из комнаты.

Он думал, Лора спустилась проводить Бусыгина, однако увидел ее стоящей у кухонного окна. Она смотрела во двор так напряженно, что даже не услышала шагов Юрия.

Он глянул поверх ее коротко стриженной белобрысой головы – и на миг задохнулся, увидев, что из автомобилей, запрудивших двор, выскакивают омоновцы.

У Бусыгина, брошенного лицом на капот обшарпанной «Волги», за рулем которой сидел перепуганный до смерти водитель, руки были вывернуты назад. Невысокий капитан защелкнул на них наручники, потом заставил Бусыгина подняться и сноровисто охлопал его ладонями. Вынул из-за пазухи кассету, повертел и, держа в вытянутой руке, будто взрывное устройство, прошел журавлиным шагом к черному «Мерседесу», стоящему поодаль. Вытянулся во фрунт.

Затемненное стекло чуть приспустилось; капитан протянул туда кассету. Ее приняли, и стекло поднялось. Капитан козырнул и отправился в обратный путь, к Бусыгину, которого в это время два омоновца запихивали под белы рученьки в невесть откуда взявшийся автозак.

Степан Андреевич вывернул голову, оглянувшись на дом.

Лора резко отпрянула от окна, наткнулась на Юрия и испуганно пискнула.

– Они сейчас придут, – выдохнул Юрий. – Никому не открывай! Пошли отсюда, быстро! Выберемся через балкон, может быть, там свободно? Я тебя сниму, не бойся, это не так уж высоко. Скажу, что все это время ты была со мной. Не дома, а со мной!

Лора не шелохнулась. Ее глаза были огромными, неподвижными, потом взгляд вдруг резко вильнул – и Юрий понял все.

– Так это ты? – выдохнул чуть слышно. – Ты его?.. Но за что?

Хриплый голос Лоры доходчиво объяснил, куда следует обращаться с такими вопросами.

Юрий махнул рукой:

– Падающего – толкни, так? Что, папашка твой сменил хозяина и теперь пашет на Чужанина? Ведь это их совместные игры? Можешь молчать, тут и слепому видно. Чужанинский «Мерседес», да? Глеб Семеныч на «Волгах» ведь не ездит! Но не рано ли вы Степу решили закопать? Он тебя достанет рано или поздно, он же не дурак…

– Ме-ня? – перебила Лора, вытаращив глаза. – А при чем тут я? Ему и в голову ничего насчет меня не взбредет. Другое дело – ты. Если кого и будет Степа доставать, то, уж конечно, тебя! Ты пришел ни с того ни с сего, ты и…

– Ах ты…

– Ой, не надо, а? – Лора махнула рукой и пошла к холодильнику. – Обойдемся без слов! Я их от тебя наслушалась выше головы, ты лучше подумай, какими тропками теперь бегать будешь: один заяц сразу от двух волков!

Она достала кастрюльку с холодными макаронами, большую ложку и принялась есть прямо из кастрюли, почти не жуя и быстро глотая.

– Смотри не подавись, – наконец сказал Юрий и вышел из кухни.

Уже открывая балконную дверь, услышал, как Лора вдруг громко поперхнулась и зашлась кашлем. Ну чего же еще ждать, когда вот так глотаешь живьем…

Она еще кашляла, когда Юрий спрыгивал с балкона.

Внизу никто не караулил, а высота была ему привычна. Не в первый раз… но уж точно – в последний.