Юрий Никифоров. Июнь 1999
Прямо из редакции он пошел в парк Кулибина и сел там под огромными сомкнувшимися деревьями, глядя на асфальтированную дорожку так сосредоточенно, как если бы на ней были начертаны осколком красного кирпича не классики, а ответы на все вопросы, раздиравшие голову.
В той статье в «Губошлепе», которую Юрий мельком пробежал, было задушевно описано, как переживало накануне вечером все прогрессивное нижегородское человечество, как опрокидывало рюмку за рюмкой на помин души злосчастного Чужанина, убитого ударом ножа. И если бы Юрий посмотрел «Итоги дня», он тоже решил бы, что психованный Рашид прикончил Глеба Семеновича. Окажись у него рюмка водки, опрокинул бы ее за то, что покойный умер по крайней мере счастливым, ибо получил удовольствия перед смертью – на полную катушку!
А убит оказался вовсе не он, а просто какой-то человек, чрезвычайно на него похожий. Как две капли воды! Обманулся даже ведущий телепрограммы, сообщивший нижегородцам печальную новость. Потом ему пришлось через эфир приносить свои извинения семье и близким несостоявшегося покойника, живого и здоровенького Чужанина. Тому кудрявому парню в шоу двойников выступать бы. Или если б кому-то пришло в голову снять компромат на Чужанина – ну, как снимали недавно в верхах, с подставными лицами, – лучшей кандидатуры, чем убитый, трудно было бы отыскать…
Юрий прищурился. Зрение вдруг начало вытворять с ним чудные штуки. На асфальте нарисованы классики, а ему вдруг почудилось, будто начеркано красными буквами: «Если б кому-то пришло в голову снять компромат на Чужанина…» Буквы были кривые, да и все мысли Юрия шли вразброд.
Если бы кто-то запечатлел на пленку сцену, которую увидел Юрий в окошко Алёниного дома, он мог бы показывать ее другим людям, и никто бы не усомнился: это сам Чужанин предается жутковатому удовольствию. Репутация Чужанина, живого или мертвого – без разницы, оказалась бы непоправимо подмочена.
А что, если увиденное как раз и было… Да ну, ерунда. Кто, интересно, до такой степени одержим желанием подгадить Глебу Чужанину, что готов изготовить на него пошлый и при том очень похожий на правду компромат? Ведь еще в бытность его министром по какому-то из центральных каналов ТВ мелькала информашка: мол, заловили нью-минина (он же нью-пожарский) в баньке с девками, он им, дескать, говорит: потрите-ка мне спинку, а те ему: да сколько пожелаешь, хоть с вечера до утра! Очевидно, не настолько уж длинные руки оказались у чужанинского ненавистника, чтобы разжиться компроматом подлинным, с достаточной степенью убойности, вот и пошел на откровенный подлог.
Юрий вскочил. Две молоденькие мамочки, вяло толкавшие перед собой нарядные и большие, как бригантины, коляски, в ужасе глянули на него – и ринулись по аллейке прочь. Над бригантинами бурно парусили пеленки.
Его приняли за маньяка, наверное. Надо думать, вид у него был…
Это что же получается? Не многовато ли в его жизни видеокассет образовалось? И что – всюду поддельный компромат? На Чужанина, на Фролова, еще неизвестно на кого в Аммане?
А что, если и та кассета, которую Юрий видел у Фролова, – такая же обманка, как и заснятая в домике над оврагом? Что, если бывший тесть выложил энную сумму за откровенную фальшивку? И ради фальшивки погиб Саня Путятин, сначала едва не доведя до смерти друга детства?
Или там были подлинные кассеты? Поди знай теперь!
– Идиот! – сквозь зубы сказал Юрий. – Ну почему ты не сделал копию! Времени же было вагон!
Он осекся, когда еще одна бригантина пронеслась мимо, подгоняемая не ветром, а молоденькой мамой.
Пожалуй, хватит пугать бедных женщин, от стрессов, говорят, у кормящих матерей пропадает молоко. Надо уходить отсюда… надо уходить, и не просто куда-нибудь, а конкретно – на Верхне-Волжскую набережную, заморочить Лорке голову. А если бывшая супружница где-то шастает, что очень может быть, пробраться в квартиру любым способом. И переписать кассету. Да нет, зачем писать? Забрать ее!
Он не только дурак, но и трус, что не сделал этого сразу. В результате сам себе создал массу проблем. Но ведь тогда, ночью, он не знал того, что ему известно… вернее, о чем он догадывается теперь. У него наконец-то появился шанс заполучить в руки хоть какое-то оружие. Не просто бегать от неведомого врага с вытаращенными глазами, но как-то огрызаться.
Хотя вполне возможно, что никакого порнофильма в высоковском домике не снимали. И он преувеличивает убойную силу «Черного танго». И надо просто плюнуть на все и пойти домой. Вон она, рядом, Великая Стена! А там – будь что будет!
Юрий перебежал парк в обратном направлении и купил в газетном киоске на площади Свободы «звонилку». Набрал номер.
Был уверен, что ответит Алёна, однако Варвара Васильевна отчеканила, что Алёна принесла гору продуктов и куда-то убежала, не сказав ни слова. Нет, про Ингу ничего нового. Нет, все вещи Алёны на месте, она не прощалась, сказала, что сделает одно дело и придет. А когда вернется Юрий, ведь борщ уже готов?
Юрий посоветовал бабуле обедать одной и повесил трубку.
Убежала! Куда, интересно? Уж не на автовокзал ли, не на выксунский ли автобус? Настроение резко испортилось. Захотелось обо всем забыть, вернуться в домишко в самом конце Ковалихи и ждать Алёну. Как будто она скорее вернется, если он будет ждать!
Глупости. Век не просидишь, опасаясь каждого шороха, с тревогой оглядываясь на каждый красный «Москвич». А главное, не предложишь другому человеку вечно бегать с тобой вместе от твоих проблем. Вот хотя бы ради этого надо пойти и…
Пожалуй, это было легче: двигаться, что-то делать, – чем сидеть, терпеливо ждать неизвестно куда подевавшуюся Алёну, представляя, что она уже идет по Выксе в направлении трагических развалин. И то, что Юрий сделал потом, он сделал, конечно, не от большого ума или великой храбрости, а от нетерпения сердца.
У подъезда на Верхне-Волжской, как всегда, стояли, тесно прижавшись друг к другу, иномарки. Юрий насмешливо смерил взглядом хиловатую «волжанку», выглядевшую среди них, как пенсионерка в ночном клубе «Рокко», и вошел в подъезд. На повороте лестницы его чуть не сбил молоденький парнишка, спешивший во двор. Чей-нибудь шофер, наверное, сразу видно мальчика на побегушках.
Юрий нажал на кнопку звонка. Он был на девяносто девять процентов уверен, что Лоры нет дома, потому что по пути прозванивал квартиру из всех встречных автоматов, и, когда дверь сразу после курлыканья распахнулась, вытаращил глаза.
Лора! Что характерно, она столь же сильно удивилась, увидев его у двери. Похоже, вообще ждала кого-то другого, потому что открыла, явно не взглянув в глазок.
– Бли-ин! – вырвалось у нее сдавленно, однако Юрий раньше справился со своим изумлением и втерся между Лорой и косяком в прихожую.
– Привет, рад, что ты дома. А Костик где?
И он огляделся как бы в поисках сына.
– Ты куда? – панически взвизгнула Лора. – Прешь, как к себе домой. Какой Костик, ты очумел, я ж тебе говорила, что его отец с матерью в Майами взяли!
– Бли-ин! – очень похоже передразнил Юрий, шлепнув себя по лбу для натуральности.
Конечно, он не забыл, что Фроловы увезли сына в Америку. Эта ложь была заготовлена заранее, хоть Юрию и тошно было оттого, что он сделал Костика разменной монеткой в своей игре.
– Совсем забыл, надо же! А я хотел с ним на рыбалку съездить, друзья пригласили, они со своими пацанами завтра едут, ну, я тоже решил…
– Вспомнил, что у тебя пацан есть? Не иначе леший в лесу сдох, – ядовито процедила Лора. – Ну ладно, я занята, давай отсюда.
– А когда твои родичи вернутся? – спросил Юрий, на шаг придвигаясь к двери в гостиную.
– До завтра уж точно не вернутся, так что на рыбалку ты всяко поедешь один. Ну, вали, вали!
– Ой, Лорик, ну какая же ты суровая у нас, прямо железный Феликс, – простонал Юрий точь-в-точь голосом Риммы. Он здорово умел передразнивать людей, особенно на свежего зрителя это производило впечатление, а Лора, конечно, успела забыть о его талантах и с некоторым испугом уставилась на дверь: не притащил ли, дескать, Юрий с собой еще и Римму в гости?!
Это было интересно: испуг на ее лице. Неужели прошла любовь? То-то Римка была вне себя от злости!
– Неужели даже чайку не предложишь? – укоряюще спросил Юрий уже своим нормальным голосом. – Знаешь, какая жара на улице, аж в горле пересохло.
– Нету у меня чаю, – угрюмо буркнула Лора. – Ничего нету!
– А вода в кране есть?
Она пожала плечами, испытывая, видно, страшное искушение сообщить, что воду отключили до следующего всемирного потопа, но только неприятно дернула углом рта и прошла на кухню, буркнув:
– Подожди тут, в комнату не ходи. Я… я пол мою!
Юрий не упал, где стоял, от изумления только потому, что успел прислониться к стенке. Лора, моющая полы?! Это из области фантастики.
Стоило ее худощавой, туго обтянутой оранжевым платьем (Лора на всю жизнь сохранила любовь к этому цвету) фигуре скрыться в кухне, как он вцепился в ручку двери – и ворвался в гостиную… чтобы замереть на пороге при виде какого-то мужика, вольготно, в одних трусах, раскинувшегося в том самом кресле, до ручки которого стремился добраться Юрий.
Нет, неопределенно-личное местоимение «какой-то» не имело отношения к этому человеку. Юрий узнал его мгновенно, с одного взгляда, хотя прежде ни разу не встречался с ним. Но на прошлогодних выборах мэра это широкое, умное, наглое лицо, эта могучая, несколько оплывшая фигура, эта улыбка хитреца и жизнелюба стали, можно сказать, родными в доме каждого нижегородца, потому что стоило только включить телевизор – и вот он, распирает экран широченными плечами, щурит и без того узкие глаза…
Степан Бусыгин, несмотря на это имя, которому позавидовали бы герои Островского и Горького, только в первую минуту мог показаться неотесанным здоровяком, из тех, что ежедневно ставят личные рекорды по употреблению пива «Волга» и астраханской воблы. Один из богатейших людей области, удачливый бизнесмен, некогда он считался самым близким другом и советником Глеба Чужанина, но впоследствии был «по дружбе» отправлен им за решетку, для чего пришлось объявить фальсифицированными результаты самых что ни на есть правильных выборов. Всенародно избранный мэр, Бусыгин пал жертвой последнего всплеска привязанности к Чужанину Первого Папы. Но Папа откровенно презирал тех, кого прикрывал от всенародного гнева монаршей грудью, а потому вскорости Чужанин и полетел с правительственных верхов турманом. После его свержения резко изменилось к лучшему и положение Степана Андреича, потому что Бусыгин, еще вчера заключенный ИТУ номер пять строгого режима, теперь вальяжно восседал на свободной территории и неприветливо таращился на остолбенелого Юрия: откуда, мол, и что это за?..
– Куда полез?! Ну куда ты полез, кто тебя звал?
Лора ворвалась в комнату со стаканом и была так разозлена, что выплеснула воду прямо в лицо незваному гостю. К счастью, вода была холодная, чего не скажешь о взглядах, которыми Лора так и шпарила его.
– Степа, извини, ну извини, я не виновата, я думала, это твой водила что-то забыл и вернулся, я даже дверь не успела закрыть, а тут звонок. Но ты не бойся, ты не переживай, это так, ничего особенного, это мой бывший муж, ты его всерьез не принимай, он человек интеллигентный, он тебя не выдаст.
Юрий растерянно оглянулся на Лору, подивившись, с каким пиететом произнесла она слово «интеллигентный». С каких бы это пор? И с каких пор это слово стало знаковым для Бусыгина? Почему он вдруг расплылся в улыбке и закивал так, будто не признал родного брата-близнеца?
– Твой бывший? – загудел приветливый бас. – Никифоров? Юрий Никифоров? Не ждал, никак не ждал, что… Братец ты мой молочный, да я твой должник по гроб жизни!
Судорога изломала брови Юрия.
– Это вы Лорину благосклонность имеете в виду? – спросил он холодновато-вежливо. – Не стоит, право. Я тут давно ни при чем. Не в коня попкорн, знаете ли!
Бумыгин разинул рот, полный отличнейших фарфоровых зубов, и громко заржал.
– Не в коня попкорн! Во! Пять баллов! – выставил он большой палец. – Это не ты хохмы для «Радио России» ваяешь? Фоменко – не твой псевдоним?
Юрий прищурился, презирая не этот дешевенький юмор, а себя: ему почему-то была приятна похвала Бусыгина. Вот харизма, так харизма, понятно, отчего вечно потеющий, суетливый Чужанин умирал от зависти к близкому дружку и старался наступить ему на горло!
– Нет, Лоркина корма и прочие части тела отношения к делу не имеют, – отсмеялся наконец Бусыгин. – Слушай, девуля, сбегай-ка вниз и предупреди водилу, чтоб еще немножко подождал. Да дверочку запри за собой. А мы тут интересным словцом перекинемся.
Лора сверкнула помолодевшими ореховыми глазами и вышла, не поперечив ему ни словом. Щелкнул замок.
Бусыгин вынул из кресла свое большое, крепкое, тренированное тело и, шлепая по паркету босыми ногами, дошел до бара. Юрий бросил жадный взгляд на освободившееся кресло, но даже не рискнул занять его, не то что вскрывать тайник.
Бусыгин обернулся. В его руках были два толстостенных бокала, наполненных прозрачной жидкостью. Весело звякнули льдинки, когда он протянул один бокал Юрию и сказал:
– За тебя. За твое здоровье. И твою драгоценную жизнь. Не думал, честно сказать, что тебе удастся вернуться оттуда, но… рад, знаешь, честно, рад, что все так вышло.
Юрий машинально поднял бокал. Тонко пахло можжевельником. Джин… хороший джин. Куда лучше той жидкой водички, которую он пил в самолете, когда…
У него вдруг перехватило дыхание.
В самолете, когда…
Вскинул глаза на Бусыгина – и еле протолкнул сквозь стиснутое судорогой горло свою невероятную догадку:
– Так это твою кассету я вез в Амман?
