32. Дочь мясника
Марго, предъявившая свой паспорт и примерно ответившая на все вопросы любопытного проверяющего – «В театр пришла за зрелищем. Зрелище оказалось потрясающим. Кто исполняет главные партии, не знаю, но Квазимодо – урод, это точно», – одной из первых покинула театр и отправилась в бар, где ее хорошо знали. Она молча села за стойкой. Бармен, кивнув, так же молча налил пять маленьких стопочек водки, насыпал в вазочку жареный фундук и распотрошил апельсин, превратив его в диковинную распустившуюся оранжевую лилию на синем с позолотой блюдце. Марго пила по одной стопочке в четыре с половиной минуты, закусывала орешками, а после последней принялась за апельсин, развернувшись к залу. В стеклянной колбе на постаменте извивался в танце юноша в набедренной повязке. Марго посмотрела на часы. Потом – удивленно – на бармена.
– Лацис гриппует, – тут же среагировал на ее взгляд бармен и добавил: – Извините. Он просил передать, если вы будете спрашивать.
Марго, побледнев, взяла листок бумаги. Понюхала его, закрыв глаза. За несколько секунд она увидела большую кровать в розоватом сумраке ночника и юношу с завязанным горлом, листающего на кровати журналы.
– Действительно грипп, – заявила она с облегчением и развернула записку. Одно слово и две цифры. Название улицы, номер дома и квартиры. – Где это? – Марго положила записку на стойку.
Бармен вызвал такси.
Ее долго осматривали в «глазок», потом дверь открылась на ширину закрепленной цепочки.
– Я – Марго. Я хочу видеть Лациса.
Юноша со всклокоченными волосами, похожий на бездомного пуделя, провел ее в спальню.
– Иди сюда, – просипел Лацис и провел ладонью по кровати возле себя, – у меня пропал голос. Ты была в баре? Я хорошо себя чувствую, температура небольшая, – он снял с горла повязку.
– Это я настоял, чтобы Лацис провел день в постели. – Пудель принес поднос с серебряным кофейником и чашками, поставил его на кровать, нежно посмотрел на Лациса и удалился, стуча пятками в паркет.
Марго огляделась. Огромная кровать под прозрачным пологом занимала почти всю комнату. Она откатила кресло к окну и села в него. Лацис встал, не отрывая своих глаз от глаз женщины в кресле. На скользком белом шелке кровати его обнаженная фигура казалась излучающей тепло, жаром пламенели скулы. Медленно переступая изящными ступнями, он начал двигаться под чуть слышную музыку, и вдруг – резко взметнулись вверх руки, соединившись над головой изогнутыми острой башенкой ладонями. И голова изумительных пропорций, и лицо редкой лепки, заключенные в живую рамку, притягивали больше, чем тело, равного которому по красоте и нежности Марго не видела ни в жизни, ни в искусстве. Расслабившись до полной отстраненности, до невесомости, до потери ощущения времени и пульса крови, Марго втягивала в себя танец глазами, почти не дыша. Пока коричневая жидкость из опрокинутого кофейника не нарушила приятного пастельного сочетания тонов – тела, шелка, розового свечения ночника за прозрачным пологом – и не подтекла, постепенно впитываясь, к ступням Лациса.
Женщина встала, глубоко вдохнула воздух. Молодой мужчина сел в подушки и подозвал ее осторожным, завораживающим движением руки. Марго подошла, провела пальцем по резьбе на кофейнике, потом – по ступне рядом, потом – вверх по ноге. Дойдя до колена, она выдохнула и пришла в себя. Достала деньги. Положила их на поднос.
– Дай руку, – попросил Лацис. Дождался, пока Марго думала – давать, не давать, потом раскрыл неуверенно протянутую ладонь и поцеловал горящими губами в бороздки судьбы.
– Это же просто грипп? – спросил он шепотом.
Марго кивнула. Он опять вжался губами в ее ладонь, глядя снизу потемневшими от расширенных зрачков глазами.
– Я ведь еще не умру? Я еще не пришел к тебе жить кафаром?
Марго покачала головой и улыбнулась.
– Твой новый друг ужасно содрогает пространство пятками, – прислушалась и шепотом сказала она.
– О, ты права. Он такой неуклюжий! – засмеялся Лацис.