24. Дочь мясника

Будильник зазвенел в шесть тридцать. Маргарита, сонно пошатываясь, побрела в ванную, оттолкнув по ходу попавшегося под ноги мальчика Ио. Она открыла кран над раковиной, плеснула в лицо холодной воды и, моргая тяжелыми веками, разглядела в ванне рыжую старуху Лену в бигудях. На женщине сегодня был яркий татарский халат, мягкие тапочки и белые шерстяные носки. Брови подведены до безобразия – то есть до соединения в устрашающую линию над переносицей. На скулах цвел искусственный румянец розово-фиолетового оттенка. Женщина лежала на спине, закинув одну ногу на другую, покачивала тапочком в ритм музыке из наушников, а плейер прижимала к груди когтистыми цепкими руками.

В кухне у батареи третий день спал неразговорчивый бомж Леша, а под столом умственно отсталая девушка с облысевшей болонкой. Маргарита поставила чайник. Мальчик Ио тут же стал на изготовку, поджидая пар из носика.

– Уйди, – попросила Марго, вернувшись в ванную. Старуха подмигнула ей и закрыла глаза.

Марго терпеть не могла наступать на кафаров. Она открыла дверь кладовки и, не включая свет, задумчиво разглядывала минуты три тучного старика в углу.

– Возьми бабушку на полчаса, – попросила Марго.

Старик молчал. Он не выходил из кладовки с первого дня своего появления, отказывался от игр с другими кафарами, не терпел света и молчал, как партизан на допросе.

– Ни за что не пойду в кладовку, – заявила старушка. Она уже была без бигудей. Выкрашенные хной волосы светились неестественной рыжиной с проступающим кое-где пеплом седины. Из кухни выплыли полупрозрачные фигурки лошадок, зайчиков и мышек. Долетая до Маргариты, фигурки истлевали в воздухе легким парком. Маргарита пошла выключить чайник. Мальчик Ио, устав мастерить, вдыхал в себя пар из носика, раздулся и приподнялся над полом, отчего жутко возбудилась лысая болонка. Она выбежала из-под стола и пыталась прыгать, извиваясь бесформенным телом-сосиской. Нащупав возле себя пустоту, открыла рот в немом крике девушка под столом.

Маргарита глубоко и медленно вздохнула, дернула мальчика вниз, загнала болонку пинком под стол и проглотила таблетку, задержав у рта ладонь и заглядевшись в окно. Там, на балконе, покачиваясь прозрачными привидениями из второсортного фильма ужасов, обнявшись, любили друг друга двое истощенных юношей.

Приняв душ, Марго на всякий случай обошла все места возможного пребывания кафаров. В туалете на сливном бачке сидела миниатюрная блондинка с зареванными глазами. На антресолях забаррикадировался Долдон Великий. Новеньких не прибавилось. Никто не спешил умирать в ближайшие девять дней в окрестностях двух километров от Марго.

Рыжая Лена, открыв дверь кладовки, прокричала: «Я тебя все равно убью!» и, спотыкаясь, умчалась в кухню. Маргарита поморщилась. Первый раз ей попался кафар, который изводил другого кафара бесконечными угрозами. Из кладовки осторожно выглянул старик в очках, огляделся, прокричал: «Дура, я тебя любил!» – и быстро спрятался.

Марго намазывает хлеб маслом стоя. В кухню набились все, кроме зареванной блондинки и Великого Долдона.

– Как же! Он любил! – возмущалась рыжая Лена. – Он меня изнасиловал. Два раза.

– Три! – уточнил старик.

– Два, не преувеличивай. Один раз на допросе в кабинете. А второй – у меня в квартире. Сказал, что пришел с обыском, заставил раздеться и…

– Три! – кричит старик из-за двери. Рыжая Лена подгадывает, когда он выглянет опять, и с силой захлопывает дверь, прищемив старика.

– А теперь ты умрешь вместе со мной, урод! – шипит она той половине, которая оказалась в кухне.

– Мы пойдем с тобой, взявшись за руки, по Млечному Пути, – заявляет половина расплющенного лица.

– Заткнитесь, – тихо просит Марго. Прикрыв глаза и глубоко затянувшись сигаретой, она про себя наблюдает Лену в другой обстановке – в комнате, заставленной мебелью и цветочными горшками. Став на четвереньки, Лена выковыривает палкой из-за тумбочки застрявшую черепаху. Затаив дыхание, Марго скользит по ступенькам незнакомого подъезда, выходит в дождь и смотрит на вывеску с улицей и номером дома.

– Я была молода и глупа. – Лена приоткрывает дверь кухни и впускает старика в очках.

Марго делает ей знак рукой, чтобы не мешала. Лена переходит на шепот.

Комната старика в очках сумрачна. В фотографиях на стене – одни лошади. Лошади мордами, крупным телом и издалека – на траве. Старик в постели читает газету. На тумбочке рядом парит чашка. В прихожей на столике у зеркала лежит зонт, ключи, кошелек и удостоверение. Марго смотрит удостоверение. Вздыхает.

– Пока, – заявляет она, – все совершенно бесперспективно. Совершенно.

– А ты соберись, – напирает Лена, – мне было девятнадцать, он сломал меня, как высохший цветок! Он точно должен был сделать карьеру, а потом затаился за границей!

– Да нет же, – устало смотрит на часы Марго. – Он живет где-то рядом. Любит лошадей и все еще работает.

– Он приходил ко мне двадцать шесть лет назад. Гордый, хорошо одетый, но все равно такой же коренастый и кривоногий, как раньше. Им в КГБ тогда еще ноги не выправляли. Сказал, что пришел попрощаться.

– Я последний раз предложил тебе пойти со мной.

– А я послала тебя.

– Послала, – кивает старик, – но дала.

– Я не дала! Ты силой меня взял!

– Попалась! – тычет старик пальцем в миллиметре от лица Марго. – А говорила – два раза! Три! Три! Три! А гордая была – настоящая княгиня.

– Идиот, я и была княгиня.

Марго проходит сквозь старика, уворачивающегося от рук Лены.