23. Учительница
– Допрос начат в тринадцать часов двадцать две минуты. Присутствуют: полковник Службы безопасности Кошмар, отдел внутренних расследований, полковник Службы безопасности Кнур, отдел внешней разведки, майор Службы безопасности Курганова, отдел внутренних расследований, майор Лепестков, юридический консультант военной разведки Воздушно-морского флота. Допрашивается старший лейтенант военной разведки Воздушно-морского флота Устинов. Все присутствующие предупреждены о секретности данного дела и подписали обязательства неразглашения. – Ева поправила магнитофон на столе и подняла глаза. Лицо Марата Устинова напротив, застывшее в нарочитой насмешливости, удивило ее здоровьем и внутренней силой. Она выдержала паузу, разглядывая подробно щеки, глаза, рот, потом – волосы. Марат убрал с лица усмешку и тоже внимательно рассмотрел лицо Евы.
– Это же ты была на бензоколонке! – вдруг радостно объявил он. – А я подумал, что с женщинами стало? Чуть что не так – выдергивают оружие! – громко обратился он к удивленному юрисконсульту.
– Вы знакомы? – оживился скучавший Кнур.
– Нет, – отвела глаза от Марата Ева.
– Нет-нет, – убедительно покачал головой Марат. – Я просто видел ее ночью, случайно, понимаете, я ехал на мотоцикле…
– Постарайтесь не отвлекаться и просто отвечать на вопросы, – тихо и значительно проговорил Лепестков. – Если вам не нравится состав этой комиссии, вы можете подать прошение…
– Она мне очень нравится, – серьезно кивнул Марат и добавил услужливо: – В смысле, и комиссия нравится, и лично майор Курганова. Как вас зовут? – вдруг резко подался он к Еве. – Что вы делаете сегодня вечером?
Полковник Кнур медленно оглядел всех присутствующих и спросил, проходил ли допрашиваемый медицинское обследование.
– Иду в театр с лейтенантом Осокиным, – послушно ответила Ева.
Майор Лепестков полистал бумаги и заметил, что последний раз Марат Устинов был на обследовании три месяца назад.
– Я здоров, – повысил голос Марат Устинов. – Мне просто женщина очень нравится, у вас что, так не бывает? – Он заговорщицки подмигнул полковнику Кнуру.
– Если хотите изобразить психические отклонения, то должны знать, – назидательно заметил Кошмар, – что лучше всего и нагляднее сразу перейти к буйному припадку.
– Это, если я сейчас накинусь на нее, то?..
– Не советую, – перебил Лепестков. – Ева Николаевна начала свое продвижение по службе, именно провоцируя сексуальные нападения у недостаточно справедливо осужденных, с ее точки зрения, правонарушителей. Стреляет она метко, как и полагается профессиональному снайперу, кроме этого, обучена приемам боевых искусств, а ее хладнокровию позавидовал бы любой мужчина.
– И что? – подался теперь к Лепесткову Марат.
– Всегда – точно между глаз.
Ева не выдержала восторженного взгляда Марата и опустила глаза, удивляясь сама себе.
– Не рекомендую, – сказала она тихо, – пользоваться советами юриста Лепесткова. Этот так называемый страж закона исхитрился приписать мне четыре года назад убийство секретного агента военной разведки, совершенное по телефону и с расстояния более четырех километров.
– Не буду! – горячо заверил ее Марат. – Не буду пользоваться его советами. Вас зовут Ева? Красиво.
– Или вы будете отвечать на наши вопросы, или допрос придется отложить, и что-то мне подсказывает, что в другой раз меня на него не пригласят. – Ева внимательно посмотрела на застывшего с идиотской улыбкой на лице Марата.
– И черт с ним, встретимся вечером и поболтаем с глазу на глаз!
– Допрос закончен в… – начала говорить Ева.
– Ладно, – откинулся на спинку стула Марат. – Спрашивайте. А если я буду послушным и хорошим?
– Вам могут задержание сменить на подписку о невыезде за пределы города, и вы еще отработаете несколько спектаклей до окончания расследования, – разъяснил Кошмар.
Ева смотрела на сидящего напротив мужчину, отдавая должное его искренности. Он, конечно, валял дурака, но валял от души, с чувством и мерой. Не преступая границ, не вызывая злобного раздражения, просто забавлялся, как человек, совершенно ни в чем не виноватый. В последующие двадцать минут Марат Устинов с патриотической решительностью во взгляде и категорической твердостью в голосе доходчиво рассказал о полученном им задании. Через неделю после задержания американца Коупа, по приказу отдела военной разведки, он зачислился в штат Театра оперы и балета осветителем. Трудился без выходных – старался не пропустить ни одного спектакля. Его пост наблюдения, естественно, был в осветительской будке. Старший лейтенант Устинов должен был отслеживать все возможные контакты людей от Коупа. Американец уже на первых допросах описал отличительную атрибутику в одежде курьеров. Устинов был в курсе, что в театр на определенный спектакль всегда направляется группа из внешней разведки Службы с теми же самыми отличительными признаками в одежде, поэтому первое время фотографировал всех мужчин и женщин в строгом черно-белом прикиде с любым красным пятном на шее – будь то платок, жабо или галстук. Первый контакт разведчиков и предполагаемого курьера Устинов заснял в подробностях и передал снимки начальству. К убийству курьера не имеет никакого отношения. К мертвому блондину в туалете не подходил, одежду не обыскивал, золотую зажигалку или пленку из нее не находил, и это могут подтвердить дальнейшие распоряжения агенту Устинову от военной разведки. После пропажи пленки ему было приказано осмотреть в театре все возможные помещения, где пленку могли запрятать, и разработать план обнаружения похитителя пленки.
После длительной разработки возможных перемещений служащих театра во время спектакля разведчик Устинов пришел к выводу, что это могли проделать четыре человека. О чем у его начальства есть докладная. Ему лично было приказано сделать разработку по служащей костюмерного цеха Булочкиной Надежде, и эту разработку он с треском провалил, оказавшись в глупейшем положении – сам подвез Булочкину к издательству газеты, в которую она и передала злополучную пленку.
Присутствующие тут же поинтересовались, откуда у Устинова такая уверенность, что пленку передала именно Булочкина. Выслушав сбивчивый рассказ про смену кедов на кроссовки, про количество заколок на голове у девушки, про маршрут на мотоцикле и уход от слежки Службы – серого фургона, мужчины загрустили, а Ева развеселилась.
– Она прятала пленку в театре, это уже ясно. Я лично провел несанкционированный обыск у нее в квартире. Ничего. Вчера обыскал рабочий шкафчик и ощупал тридцать шесть из шестисот пятидесяти театральных костюмов. – Марат не сводил глаз с Евы.
Ева уговаривала себя относиться к допрашиваемому беспристрастно. Спокойным, безразличным голосом она спросила:
– По-вашему, это Булочкина убила курьера от Коупа?
– Ну что вы, – улыбнулся Марат во весь рот. – Надежда – авантюристка, но не убийца. Я думаю, она просто нашла пленки.
– Невинная авантюристка, позарившаяся на золото, вдруг, почему-то с огромными предосторожностями, способными обмануть даже такого профессионала, как вы, вынимает из зажигалки пленку и отвозит ее в редакцию газеты. Странно как-то получается, вам не кажется? – вкрадчивым голосом поинтересовался Кошмар.
– Мой прокол, – согласился Марат. – Если рассмотреть это с психологической точки зрения, то такой поступок может означать и некий бунт. Вы не считали, сколько раз ваши люди ее раздевали и щупали за последний месяц? Тут любой взбунтуется.
– Вы сказали про четверых подозреваемых. Кто еще трое? – поинтересовался Кнур.
Марат с показной учтивостью доложил, что все его наработки по этому делу находятся у начальника разведки, которому и решать, кому и когда их показывать.
– Отказываетесь сотрудничать, – вздохнул Кнур.
– При чем здесь сотрудничество? Разве меня не подозревают в двух убийствах? – честно удивился Устинов. – Я так понимаю сложившуюся ситуацию. Вы все уверены, что военная разведка что-то напутала с подложными пленками и захотела их изъять из дела, когда профессор Дедов отказался от своих первоначальных показаний. Для этого в театр был направлен я, могучий и ужасный, и стал мочить всех, кто рискнул нацепить на себя красный галстук с серпом и молотом, и отбирать у них подложные пленки. Сами видите, такая версия рассыпается после публикации в газете документов по торпеде.
– А что могла напутать разведка? – заинтересовалась Ева.
– Я не специалист, – напрягся Марат.
– А все-таки. Зачем было уничтожать все оставшиеся пленки, как только Кушель позвонил и потребовал их передачи в Службу безопасности?
– Это не в моей компетенции.
– Кушель открыл вам дверь, потому что вы сказали, что привезли ему пакет?
– Ничего не знаю. Никто не открывал мне дверь, – пожал плечами Марат.
– Правильно. Дверь была открыта, да? – Ева подалась вперед, поймав взглядом потемневшие глаза Марата. – Молчите? А зря. Есть свидетель.
– Это вы бросьте, Ева Николаевна, – напрягся Марат. – Вы начинали в полиции? Как это называлось тогда – Министерство внутренних дел? Или были следователем прокуратуры?
Кнур собрался было что-то сказать, но Ева толкнула его под столом коленом. Кнур громко выдул воздух и закрыл рот.
– А что, это важно? – спросила она у Марата.
– Да нет, просто чувствуется крепкая хватка полицейского допроса. Свидетели, дверь открыта – смешно.
– Не смешно. Я нашла отпечаток вашего указательного пальца в квартире, где были убиты трое агентов службы и один мирный житель.
– Мирный житель, – усмехнулся Марат. – Разговариваете, как будто только с войны. А я вам почти верю.
– Ну как же. Вы принесли в квартиру Кушеля бутылку коньяку во внутреннем кармане куртки. А у подъезда наступили в собачью неожиданность, что и обнаружили только в квартире. Вы посетили туалет. Оторвали полосу туалетной бумаги. Ваш указательный палец прикоснулся к держателю.
Марат, застыв зрачками на лице женщины напротив, напряженно думал и почти перестал дышать.
– Вы вытерли край ботинка, выбросили бумагу в унитаз и смыли ее, ударив по рычагу ребром ладони. Вы видели, как эти люди умирали?
– Не отвечайте, – предложил очнувшийся Лепестков.
– Нет, – ответил Марат. – Я не видел.
– Мне надо позвонить. – Лепестков встал с заготовленным телефоном.
– Сидеть, – тихо приказал Кнур, и Лепестков, потоптавшись, неуверенно сел на место.
– Поймите, Устинов, – расслабилась Ева и обхватила себя руками за плечи, – вы здесь находитесь потому, что ваше начальство вас сдало. Это значит, не просто указало имя своего человека в театре. Военные рассказали нам то, что вы, возможно, можете и не знать. Вы называете человека, от которого получили приказ отвезти в квартиру Кушеля выданную вам бутылку коньяка. Я проголосую за ваш домашний арест вместо задержания.
– Я протестую, – лениво пробормотал Лепестков. – Не было договоренности, что полковник Кнур будет посвящен в подробности. Министр…
– Лепестков, – перебил его Кнур, – я посажу человека, отдавшего такой приказ, чего бы тебе ни пообещал министр обороны.
– Да я совершенно не горю желанием узнать, почему мне было приказано отвезти эту бутылку по определенному адресу, – вступил в разговор Марат и спросил, глядя на Еву: – Вы что, никогда не убивали по приказу? Не выезжали со снайперской винтовкой по звонку?
– Сынок, – подался к Марату Кошмар, – Ева Николаевна хотела тебе кое-что разъяснить. Тут дело получилось грязное, сам посуди. Когда профессор Дедов слег с инфарктом, твое начальство решило взять игру в свои руки, но забыло предупредить об этом Службу безопасности. Ты, конечно, просто исполнитель. И она, – кивнул Кошмар на Еву, – бывает просто исполнителем. Но только до тех пор, пока есть смысл в этой исполнительности, и называется этот смысл государственными интересами. Все другие смыслы – дерьмо.
– И я по уши в этом дерьме, так? – усмехнулся Марат.
– Назови имя.
– Не имеете права пользоваться нажимом, – сопротивлялся Лепестков. – Что вы хотите доказать? Меркантильный интерес? Это же смешно. Дальше ошибки в исполнении пленок дело не пойдет.
– Если все так, как вы говорите, то я невиновен. – Марат подвинул к себе листок бумаги и взял ручку.
– Тебе решать.
– Ладно. Для лучшего уяснения. – Марат не стал писать, но ручку не отложил, вертел в пальцах. – Некто из моего руководства после ареста Коупа не ограничился просто помощью отделу разведки Службы и слишком глубоко копнул. Вел ли этот человек свою игру, доказать будет трудно, а вот сделать меня козлом отпущения легко и просто. Что вы называете настоящими пленками? И что тогда отображено на той, которую обнаружили у убитого блондина, а, Ева Николаевна? Есть еще один маленький вопросик: кто убил ваших агентов?
– Ева Николаевна, – тихо приказал Кошмар, – выключите магнитофон.
Лепестков вздохнул с облегчением.
– И не прикидывайтесь простым исполнителем. – Кошмар подвинул к Марату прозрачную папку. – Ваша разработка?
Марат посмотрел одним взглядом, вздохнул.
– Да уж, сдали меня по полной.
– Ну вот, прикидываетесь мальчиком на побегушках, а, оказывается, вы кое-что смыслите в оборонительных системах. Кто отдал вам приказ провести анализ противоторпедных систем? Это тот же человек? Вот вам ответ на первый вопрос – зачем. С его точки зрения, если ракету нельзя воспроизвести, можно указать на отдельные слабые места для успешного ее уничтожения. В этой газете, – Кошмар постучал пальцем по злосчастным газетным снимкам, – как раз эти места и опубликованы. Вам не показалось странным, что после вашего общего обзора и анализа вы вдруг были направлены на ту самую исполнительскую работу, которой только что тут нас всех упрекали? Этот человек использовал для своей задумки только одного офицера – вас. Или вы называете имя, или как главный и единственный исполнитель идете под суд за убийство агентов Службы и за попытку использовать разработку разведки Службы в личных целях.
– Можно просьбу? – сдался Марат.
– Но только одну! – ерничает Кнур.
– Я хочу видеть материалы на так называемой подлинной пленке, – Марат быстрым решительным почерком пишет на бумаге имя и бросает ручку.
– Обойдешься, сынок, – устало вздыхает Кошмар, подвигая к себе лист бумаги.
Ева разводит руками, вынимает из магнитофона пленку и демонстративно бросает ее в урну.
– Какое оружие имеете в своем распоряжении? – спрашивает она Марата.
– Служебное. И это не малокалиберный австрийский пистолет.
Все присутствующие удивлены таким ответом.
– Господа офицеры, я думал, что вы в курсе, – объясняет Марат свою осведомленность. – Вчерашний бильярд с министром обороны был актом примирения и обменом информацией.
– Сам невзначай вывернешь карманы, – встал Кнур, – или подождешь полчасика, пока я принесу оформленные бумаги по задержанию тебя под стражу?
Марат послушно выворачивает карманы брюк, снимает куртку и выгребает из нее все на стол.
Ева подвигает к себе ручкой сосательную конфету.
– Вы как хотите, Ева Николаевна, – вздыхает Кнур, – но я не играю в бильярд, поэтому возьму этого исполнительного осветителя под стражу.
– Не надо. Это будет глупо, – замечает Марат. – Дайте хотя бы пару дней. Мне осталось ощупать еще шестьсот двадцать костюмов.
– Я пошел за постановлением. – Кнур направился к двери. – Сутки мы его подержим, а потом сдадим военным, они все равно не отстанут. А мне и суток хватит.
– Подождите. В рабочем шкафчике истопника висит галстук вашего пропавшего агента, – решился Марат.
– Подумаешь, – Ева встала и прошлась, сделав Кнуру знак, – в мусорном баке лежали его ботинки, а вся одежда – кучей под стойками с костюмами. Ты угощал пропавшего офицера конфеткой?
– Нет. Не угощал. Когда я потерял его из вида, я сразу пошел в костюмерную.
– Ну вот, почему в костюмерную?! Почему же не в мужской туалет? – повысила голос Ева.
– В фойе дежурили ваши. В зале его не было. Мне приказано было отработать версию по Булочкиной, где ее еще отрабатывать, как не на ее рабочем месте? И я угадал. Только опоздал. Ваш человек умирал под стойкой с костюмами.
Кнур вернулся на свое место и сел с тяжелым вздохом.
– Пулевое ранение в области шеи. Выходного отверстия не было. Я раздел его за полминуты. Осмотрел тщательно всю одежду. Я искал зажигалку. Ее не было. Он еще дышал, когда я побежал звонить. Потом забежал в медпункт и забрал аптечку скорой помощи. А когда вернулся в костюмерную, его уже не было. Я не поверил, обшарил все ползком под стойками, думал, он отполз. Одежда была, а его не было. Думать было некогда, меня могли хватиться на рабочем месте. Я еще раз позвонил к себе в отдел, сказал о пропаже раненого, вернулся в осветительскую. Решил осмотреть более тщательно все помещения внизу после спектакля. Но это сделать не удалось, потому что после спектакля в костюмерной оказались Надежда Булочкина и помощник режиссера по сцене. Поскольку шума никто не поднял, я решил, что вашего агента обнаружили напарники и тихо вывезли из театра. В три утра мне было приказано проникнуть в театр и провести тщательный обыск всех помещений, поскольку поступили официальные сведения об исчезновении вашего агента и назначенном на утро обыске помещений театра агентами Службы. С трех часов пятнадцати минут до пяти тридцати я и еще восемь человек обшарили в ускоренном темпе все предполагаемые места в подсобных помещениях театра, где могло поместиться тело крупного мужчины. Без десяти шесть приехали искать ваши люди.
– Есть какие-нибудь соображения, где тело? – поинтересовалась после долгой паузы Ева.
– Были, – кивнул Марат. – Но после осмотра опорного пространства под сценой и котельной версий у меня нет. Котел на угле в этом году еще не растапливали. Работает только газовый. Под сценой ничего подозрительного не обнаружено. Во время обыска мои ребята нашли другой выход из театра – старый пожарный. Об этом выходе ваши сотрудники не знают и не ставили там слежку. Есть еще легко открывающееся окошко в одном из подвальных помещений, но в него крупному человеку не пролезть. Я не розыскник. Я исполнитель. Вам видней, кому выгодно было убрать вашего агента.
– Выгодней всего это было человеку, который должен был отобрать зажигалку с пленкой. То есть на данный момент вам, – ткнул пальцем в Марата Кнур.
– Я не убивал. И я не находил пленку.
– А можно мне побеседовать со старшим лейтенантом наедине? – спросила Ева.
Мужчины выходили неохотно.
– Кофе хочешь? – спросила Ева, когда они остались одни.
– Подойди.
Ева подошла к сидящему на стуле Марату.
– Ближе. Хорошо, – сказал он, когда они соприкоснулись коленками. – Ты почему в Службе?
– Больше ничего не умею. А ты почему в военной разведке?
– Больше ничего не умею, – улыбнулся ей Марат. – Проблемный я. Ты тоже?
Ева кивнула.
– Хочу посмотреть близко в глаза, – потянул ее за руку к себе Марат.
– Ты с этим осторожней, – шепотом предупредила Ева, наклоняясь.
– Я уже попался. Что теперь осторожничать. Где взяла такие синие? Подожди, не дергайся. – Марат взял ее за другую руку и с силой сжал запястья. – А можно – прямо здесь, на полу?
– То-то полковники повеселятся! – Ева кивнула в угол комнаты, Марат не отвел зрачки от ее глаз, но понял, что она имела в виду видеокамеру.
– Сколько тебе лет? – спросил Марат одними губами.
– Я старше тебя, – улыбнулась Ева.
– А как ты будешь уходить из Службы, майор Курганова? Или надеешься выслужиться до персональной пенсии?
– А почему это тебя интересует, старший лейтенант Устинов?
– А-а-а-а, потому что персональных пенсионеров в Службе очень мало. Ты поинтересуйся на досуге. Все больше простые исполнители, они доживают, а вот на проблемных инициаторах Служба экономит. Но памятники на кладбище ставит неплохие. У нас, у военных, еще проще. Могут запросто уложить в общую могилу, а матери прислать медаль с запиской: «Пропал без вести при исполнении особо важного задания».
Ева внимательно посмотрела в глаза мужчины. Они все еще представляли собой сложную скульптурную композицию – он сидел, крепко держа ее за запястья, она стояла, чуть наклонившись и вглядываясь в глаза сидящего.
– Пошли покатаемся? – предложил Марат, разжав ладони. – Обсудим детали. Если ты еще не поняла, то я предлагаю тебе возможность уйти из Службы живой.
– Лихо.
– Вдвоем мы раскрутим это плохо пахнущее дело, обложимся компроматом на своих начальников, тогда будет чем пригрозить в случае их исполнительно-профессионального рвения.
– Очень торжественно звучит, только зачем так громко? – Ева стала собираться.
– Пусть слушают.
– Ладно. Покатаемся в театр. Покажешь место, где ты нашел раненого.
На улице Марат протянул Еве шлем. Ева удивилась и показала кивком головы на свою машину.
– Очень смешно, – кивнул Марат. – Это я в кабинете дурака валял, а говорить серьезно буду только в открытом пространстве. Без прослушек, без оружия под сиденьем. И там, куда сам тебя привезу. Сядешь сзади или разрешишь мне тебя обнимать?
Закинув в машину сумку, Ева подошла к мотоциклу и погладила блестящий черный панцирь.
– Очень соблазнительно порулить, конечно, но я одета неподходяще, – она посмотрела на свои коленки в колготках.
– Еще как подходяще! Садись, а я буду внимательно разглядывать рожи гаишников по дороге.
Ева огляделась и, перед тем как сесть, подняла узкую юбку повыше.
– Ну что, старший лейтенант? – Она выкрутила газ, отталкиваясь одной ногой, потом устроила удобнее на педалях туфли на высоких каблуках и опустила стекло шлема. – Документы с собой? Как бы меня не остановили за провоцирующую форму одежды.
Марат ничего не ответил, только бережно, как хрупкое чудо, обхватил женщину сзади.
