Два дома, к которым примыкал дворик, были на капитальном ремонте. Жильцов выселили, а рабочих сегодня не было – воскресенье. Все это Бубенцов выяснил заранее и решил, что место подходящее, высокий деревянный забор и ни души вокруг.

Он сел на кусок широкой бетонной трубы, предварительно стряхнув носовым платком налипший подтаявший снег, не спеша навинтил глушитель, закурил.

Он старался ни о чем не думать, но в голову лезли самые неподходящие воспоминания, будто кто-то нарочно прокручивал перед ним всю историю отношений с Леной Полянской. Особенно ярко вспоминалась их неожиданная встреча в Канаде через восемь лет после развода,

Сборник очерков о малочисленных народах Севера был одной из его последних книг. Очень нужны были деньги, и он нашел свои старые сибирские очерки, добавил один новый – о брачных традициях народов ханты и манси. Книгу издало небольшим тиражом бедное тюменское издательство, гонорар был смехотворен, а тираж так и сгинул на складах тюменских и ханты-мансийских книжных магазинов. Но каким-то чудом сборник попался канадцам, и в Союз писателей пришло приглашение на его имя.

Колдун, услышав о приглашении на конференцию под названием «Женщина и полюс», долго смеялся, а, отсмеявшись, сказал: «Приедешь – расскажешь, вкусны ли эскимоски».

Там, в маленьком заснеженном городке, в вечной мерзлоте, он встретился с одной из своих бывших жен. Она сначала и смотреть на него не хотела.

Бубенцов не знал английского, а приставленный к нему канадцами переводчик был трезв только в конференц-зале, а в остальное, нерабочее, время умудрялся напиваться в стельку, несмотря на сухой закон, строго соблюдавшийся в маленьком городке.

Он попросил Лену Полянскую сходить с ним в супермаркет. Она отлично говорила по-английски, выручила его не только с супермаркетом, но и помогла общаться на трех банкетах, устроенных городскими властями. Переводчик хоть и присутствовал на них, но лыка не вязал, и без Лениной помощи Бубенцов чувствовал себя глухонемым.

После второго банкета он напросился к ней в номер. У него не было переходника для кипятильника, вилка не подходила к канадскому штепселю, а чаю попить хотелось.

У Лены был переходник, и отказать бывшему мужу в чашке чая она не смогла. За чаем он стал рассказывать, что одинок и никому не нужен, жизнь не сложилась и она, Лена Полянская, оказалась единственным светлым пятном в его несчастной судьбе.

Лед тронулся. Бубенцов вышел из ее номера только утром, а на следующий вечер они снова пили чай…

Лена за восемь лет совсем не изменилась, не постарела, не растолстела, на свои тридцать пять не выглядела. Юрий был бы не прочь продолжить роман с бывшей женой и в Москве, но она резко оборвала с ним всякие отношения.

Еще ни одна женщина не рвала с ним по собственной инициативе. Самолюбие его было задето, он стал искать с ней встречи.

Она вежливо отказывалась и придумывала разные предлоги, чтобы не встречаться: то работы много, то тетя заболела. Вот к дому тети и приехал он однажды, сел на подоконник в подъезде и стал ждать.

Лена вышла, ведя на поводке старую рыжую таксу. Увидев Бубенцова на подоконнике, она не выразила ни удивления, ни радости, равнодушно поздоровалась и прошла мимо. Ей нужно было зайти в аптеку, потом в гастроном. Он отправился с ней.

Так и не сказав ему ни слова, она купила лекарства и продукты для тети. Но Юрий все-таки уговорил ее посидеть с ним где-нибудь по дороге хотя бы десять минут.

Именно в этот безлюдный дворик они и зашли. Ремонтом еще не пахло, но из домов выехали почти все жильцы, и было очень тихо.

– Я все равно от тебя не отстану. Ты ломаешься из-за глупого упрямства. Я ведь знаю, у тебя никого нет, – начал он.

Ему очень хотелось, чтобы она опять растаяла, стала ручной и покорной. Но Лена холодно усмехнулась:

– Прямо-таки хрестоматийный вариант: «Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была». – В ее голосе он уловил легкую издевку.

– Однако ты не вышла замуж за генерала. И потом в Канаде…

– А не было ничего в Канаде!

– То есть как не было? – опешил он.

– Померещилось тебе. Мы только чаю попили с тобой – и все. – Она рассмеялась, глядя ему в глаза. – У тебя какая по счету жена? Восьмая? Десятая? И ребенок есть, мальчик, полгодика. Вот и успокойся, остановись наконец. Живи с женой, воспитывай сына и кончай беситься.

– Но я не люблю жену…

– А женился зачем? Все, Юра, хватит. Мне надо идти, меня тетя ждет.

Она встала, подозвала собаку, пристегнула поводок и направилась к выходу в переулок.

– Лена! – позвал он тихо.

Она чуть замедлила шаг и оглянулась.

– Ты ведь любишь меня. Ты будешь потом жалеть.

Не ответив ни слова, Лена ушла.

Это было три месяца назад. Только начинался август, а казалось – уже глубокая осень. Было холодно, и моросил дождь. Бубенцов помнил, что на Лене были узкие бледно-голубые джинсы и свободный бежевый свитер. Длинные темно-русые волосы слегка курчавились от мелкого дождя.

Да, был август, и шел дождь. А теперь ноябрь, на небе ни облачка, и светит яркое утреннее солнце.

«Как странно», – подумал Бубенцов и посмотрел на часы. После его звонка прошло двадцать минут. Он достал сигарету, но закурить не успел.

Прямо на него по засыпанной битым кирпичом дорожке шла женщина. На ней были узкие бледно-голубые джинсы, свободная бежевая куртка и большие темные очки. Распущенные темно-русые волосы развевались по ветру. Солнце светило ей в спину, четко очерчивая тонкий прямой силуэт и не давая разглядеть лица.

Вдруг он почувствовал – если она подойдет чуть ближе, снимет темные очки, скажет хоть слово, он уже ни за что не выстрелит. И тогда ему конец. Его найдут везде, достанут из-под земли и убьют, не слушая оправданий.

Она сделала еще шаг, и он выстрелил.

Раздался тихий хлопок. Несколько ворон в панике сорвались с забора.

В голове зазвучал мерзкий металлический визг, будто огромная пружина, сжатая до предела глубоко внутри его, вдруг мгновенно распрямилась и быстро, мелко задрожала.

По тому, как она упала, Бубенцов понял – в контрольном выстреле не было необходимости, но Колдун велел сделать все, как полагается.

Одним прыжком подскочив к убитой. Бубенцов остолбенел.

Темные очки слетели и валялись рядом. Перед Бубенцовым лежала совершенно незнакомая девушка, не старше двадцати пяти лет.

Она действительно была похожа на Лену Полянскую, но только издали.

Быстро оглядевшись, он втащил убитую в обломок бетонной трубы, на котором только что сидел. Ноги девушки, обутые в короткие замшевые сапожки, слегка подогнул, чтобы не было видно, и прислонил к одному концу трубы большой кусок фанеры, валявшийся поблизости. Другой конец он прикрыл короткой неотесанной доской, всадил занозу в левую ладонь, машинально выругался.

Доска упала, он не стал ее поправлять. Автоматически подумал, что сойдет и так, а время дорого. Так же автоматически он сообразил, что разумней войти в подъезд на Шмитовском не через двор, а со стороны переулка.

Все это он проделывал и соображал, ничего уже не чувствуя, как заведенная машина.

Переулок был пуст, и Бубенцова никто не заметил.

* * *

Полежав в постели еще немного, Лена поняла, что уже не уснет, и отправилась в ванную.

«Как раз сейчас мне только Бубенцова и не хватало!» – усмехнулась она про себя, намыливая голову шампунем.

В прихожей послышался лай Пини. Пес лаял редко, только когда перекликался с какой-нибудь соседской собакой.

Бубенцов впервые применил набор отмычек, которым снабдил его Колдун в придачу к пистолету и глушителю. Нехитрый замок открылся сразу. Бесшумно войдя в квартиру, он не запер за собой дверь, а лишь прикрыл, поставив замок на предохранитель, чтобы потом не терять драгоценных минут.

Старая неуклюжая такса лаяла и пыталась схватить его за штанину. Он легонько пнул пса ногой и направился к ванной, откуда доносился шум воды.

Дверь оказалась не запертой изнутри. Задвижка давно отлетела, а одинокой Зое Генриховне не от кого было запираться, когда она мылась.

На него пахнуло теплым паром. Сквозь задернутую плотную пластиковую шторку ничего не было видно. Такса, вбежавшая за ним в ванную, залилась лаем и все пыталась вцепиться ему в ногу, но он уже не обращал на пса никакого внимания.

– Кто здесь? – донесся сквозь шум воды знакомый испуганный голос.

Пена попала Лене в глаза, она стала тереть их, и получилось еще хуже. Лай Пини раздавался совсем рядом, и кафельная акустика ванной комнаты делала его гулким и тревожным.

Бубенцов резким движением отдернул пластиковую шторку и успел с удивлением заметить округлившийся живот.

Раздался негромкий выстрел.

«Вот и все, – устало подумала Лена, – почему-то совсем не больно».

Бубенцов повалился лицом вниз, прямо в ванну, и застыл в странной позе, перекинувшись чеРез борт и упершись головой в мокрое дно. Туда же, в ванну, прямо к Лениным ногам, под струи душа упал пистолет с глушителем.

У Лены сильно зазвенело в ушах, глаза заволокло густым пульсирующим туманом.

«Господи, прости меня!» – пронеслось у нее в голове. На долю секунды ей показалось, будто чьи-то руки подхватили ее и над ней склонился белокурый ангел со странно-кукольным лицом.

Светлана выключила воду, откинула тяжелое тело Бубенцова и оттащила в коридор.

Полянская была ниже Светы на полголовы, а весила примерно столько же. Перенести ее в комнату и уложить на кровать удалось за три минуты. По дороге она успела накинуть на Лену старый махровый халат, висевший на крючке в ванной.

Света впервые в жизни видела такой глубокий обморок и немного испугалась. Но пульс у Полянской был ровный, дышала она спокойно. «Ничего, очухается!» решила Света и накрыла Лену одеялом.

Сняв замок с предохранителя, она захлопнула дверь, поднялась вверх на один лестничный пролет, села на подоконник между этажами, закурила и, достав из кармана куртки сотовый телефон, позвонила Андрею Ивановичу.

* * *

Лена долго не могла понять, откуда взялся этот прерывистый, пронзительный звон. К звону прибавился еще тоскливый вой Пини.

Она попыталась подняться, но голова кружилась. Звонят в дверь, поняла она. Надо встать и открыть. Шатаясь от слабости, Лена побрела в прихожую и вдруг споткнулась обо что-то мягкое. Нашарив рукой выключатель, она зажгла свет.

Поперек коридора лежал человек. Он лежал лицом вниз, вокруг его головы растеклось темно-красное пятно.

Звонок продолжал надрываться, потом раздался за дверью голос Кротова:

– Елена Николаевна! Вы слышите меня?

Замок долго не поддавался, дрожали руки. Наконец дверь открылась.

Когда Кротов увидел ее мертвенно-бледное лицо, влажные, слипшиеся волосы и труп с пробитой головой в коридоре, первой его мыслью было: «Слава Богу, жива!» Он обнял Лену и почувствовал, что ее бьет крупная дрожь.

– Все позади, Леночка, ничего не бойся. Все страшное уже кончилось, произнес он, погладив влажные волосы.

Но сам он был уверен – ничего не кончилось. Начался следующий раунд игры. Леной занялись всерьез.

Кротов позвонил на Петровку и вызвал опергруппу.

– Простите меня, – тихо сказала Лена, – я думала, он меня уже убил. Он держав пистолет, раздался выстрел… Я думала, меня уже нет. Простите, мне надо переодеться.

Через полчаса после приезда опергруппы картина происшедшего немного прояснилась. В карманах убитого не было обнаружено никаких документов, удостоверяющих личность. Только пачка сигарет «Кэмел», зажигалка «Зиппо», сто тридцать тысяч рублей мелкими купюрами и три стодолларовые купюры, набор отмычек.

Но главное – во внутреннем кармане куртки была найдена цветная фотография Лены Полянской.

Лена взглянула на снимок. Месяца полтора назад ее сфотографировал редакционный фотограф – просто так, чтобы дощелкать несколько кадров, оставшихся на пленке. Фотографироваться Лена не любила, но этот снимок ей понравился. Она улыбалась на нем спокойно и счастливо. Она даже поставила его за стекло, на книжную полку. Именно эта фотография исчезла вместе с ключами и телефонной книжкой…

– Выстрел произведен из импортного пистолета, но не того, который валяется в ванной. Стреляли с близкого расстояния, не больше полуметра, сзади, в затылок. Смерть наступила около часа назад. – Судмедэксперт, толстый пожилой армянин Рубен Данаян, стянул резиновые перчатки, закурил. – Похоже, убитый стоял у самого бортика ванной, на кафеле подсохший след его ботинка. Так торопился, что ноги не вытер. Когда в него пальнули, он, вероятно, перевалился через бортик и упал головой в ванну. А потом труп сразу перетащили в коридор.

– Здоровый должен быть мужик, – поднял голову от протокола старший опер Миша Сичкин, – такого бугая поднять, из ванной вытащить – это ж силищу надо иметь!

– Слушай, Серенький, – хитро подмигнул Рубен, – это часом не твоя женщина?

– Конечно, моя! – кивнул Кротов.

– Можно сказать, в рубашке она родилась. Кто-то за нее очень здорово заступился… – тихо и задумчиво произнес Данаян.

– Ну что, труп выносим? – услышала Лена в коридоре чей-то голос.

– Подождите, – она подняла голову, – можно, я еще раз посмотрю?

Двадцать минут назад, тупо глядя на лицо покойника, она сказала:

– Нет. Я не знаю этого человека. Было в нем нечто пугающе-знакомое, но тогда у нее еще сильно кружилась голова и перед глазами плавали светящиеся зеленые мухи. Но главное, что-то в глубине души сопротивлялось узнаванию. Именно за это чувство внутреннего сопротивления она и ухватилась сейчас: «Я не хотела узнавать его. Слишком страшно было бы…» – мелькнуло у нее в голове.

Труп уже лежал на носилках. Когда откинули с лица покойника угол черного полиэтилена, ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы спокойно произнести:

– Простите. Я была не в себе. Я знаю этого человека.

Стало очень тихо. Все молча уставились на Лену.

– Это Бубенцов Юрий Изяславович, пятидесятого года рождения, русский. Родился в Тюмени, с 1972 года живет… жил в Москве. Член Союза писателей. Мой бывший муж.

– Выносите, что встали? – тихо сказал Кротов санитарам.

– Мы развелись восемь лет назад, – продолжала Лена, уже сидя на кухне напротив Миши Сичкина, который торопливо писал под ее диктовку, – его теперешнего адреса я не знаю. После нашего развода у него сменилось две или три семьи.

– Вы с ним встречались после развода? – спросил Сичкин.

– Да. Лет пять назад он принес несколько своих рассказов ко мне в редакцию. Но я ни одного из них не опубликовала..

– Из личных соображений? Были обижены на него после развода?

– Что вы, – мягко улыбнулась Лена, – мы расстались мирно. Просто рассказы были слабые. Потом мы встретились летом этого года на конференции в Канаде, совсем случайно. А сегодня утром он позвонил мне сюда и попросил о встрече, хотел, чтобы я вышла к нему в маленький дворик, здесь неподалеку. Я сказала, что приду, но идти не собиралась. Просто согласилась, чтобы не продолжать разговор.

– В котором часу это было?

– Не знаю. Я не посмотрела на часы. Звонок меня разбудил, я была сонная.

– Потом вы опять легли спать?

– Да. Но заснуть не смогла и пошла в ванную. Ну а потом – я уже рассказывала, что было потом.

– Елена Николаевна, можно немного конкретнее: почему вы, не собираясь идти, сказали, что придете, и почему не хотели встречаться с Бубенцовым?

– После нашей встречи в Канаде этим летом он какое-то время пытался возобновить со мной отношения. Мне этого не хотелось. Мы были совершенно чужими людьми, к тому же я узнала, что у него жена и маленький сын.

– Он скрывал это от вас?

– Да.

– Вы выясняли это специально или узнали случайно?

– Совершенно случайно. Я ничего про него специально не узнавала, мне это было неинтересно.

– И тем не менее это повлияло на ваш отказ продолжать отношения?

– А как вы думаете? Конечно, повлияло.

– И все-таки, почему вы не сказали ему по телефону, что не придете?

– Месяца три назад я пыталась объяснить ему, что не хочу с ним встречаться. Слов он не понял. Я решила, что поступок поймет. Пообещать и не прийти – это, конечно, нехорошо, но убедительно.

– Как вам кажется, он тяжело переживал ваш отказ продолжать отношения?

– Юрий всегда пользовался потрясающим успехом у женщин. Он привык, что все от него без ума. Мой отказ ударил по его самолюбию.

– Когда вы были женаты, он ревновал вас к кому-нибудь?

– Ко всем подряд.

– Вы давали ему поводы?

– Нет. Я ему не изменяла. Он мне – да.

– Как он выражал свою ревность?

– Очень красноречиво.

– То есть?

– Бранился, устраивал сцены.

– Он не пытался вас ударить, не грозил убить?

– Вы клоните к тому, что Бубенцов пытался застрелить меня из ревности? Простите, но, мне кажется, вы ошибаетесь. Дон Жуан и Отелло с глушителем в одном лице – это слишком литературно.

– Елена Николаевна, давайте пока оставим литературные аналогии. Вы не ответили на мой вопрос.

– Хорошо. Я отвечу. Ударить он меня пытался пару раз. Один раз ударил-таки, после чего я ушла. Но убить не грозил никогда.

– Значит, инициатором развода были вы?

– В общем, да. Но Юрий сделал все возможное, чтобы у меня такая инициатива возникла..

– Он пытался вас вернуть?

– Нет. У него был роман с какой-то манекенщицей.

– Но при этом он устраивал вам сцены ревности? А говорили, что мирно расстались.

– Как ни странно, да. Он не считал, что, ударив, обидел меня. Для него это было в порядке вещей. А я считала, что обижаться надо только на себя – ведь могла уйти и раньше. Мы расстались мирно в том смысле, что, перестав быть мужем и женой, не сделались врагами.

Кротов слушал все это молча и думал о том, что сам бы он не смог задать Лене вопросы, которые задавал Сичкин. Между тем они, конечно, были необходимы. В то, что Бубенцов пытался застрелить Лену из ревности, он не верил ни секунды. Но версия, стремительно обрастая подробностями, становилась все весомей. Легко можно было предположить, что на квартире у Лены побывал именно Бубенцов, прихватил ключи, телефонную книжку и фотографию, которую нашли в кармане его куртки. Потом зашел еще раз и оставил страшную картинку. Были еще кассеты. Однако из разговора с практиканткой можно лишь сделать вывод о простой медицинской халатности, а доктор Курочкин своих слов уже не подтвердит. Личность Зои Генриховны, конечно, будет идентифицирована, но к данному делу привязать это невозможно. Остается только некто третий, вошедший в квартиру вслед за Бубенцовым и выстреливший ему в затылок. Кто бы он ни был, Кротову хотелось сказать ему большое спасибо – не только за то, что спас Лене жизнь, но и за то, что фактом своего существования опровергал тупиковую версию. Предположить, что некий тайный воздыхатель, неизвестный даже самой Лене, заранее предвидел намерения ревнивца Бубенцова, следил за ним, дал войти в квартиру и пристрелил в самый последний момент, – это было уже слишком.

И все-таки представить, что бывший муж, пусть даже мерзавец и бабник, согласится прийти к бывшей жене в качестве наемного убийцы, Кротову было пока сложно. Если только этим он не пытался спасти свою жизнь…

Вконец измотанную Лену Кротов отвез к себе домой. Он решил, что оставшиеся до отлета в Нью-Йорк три дня ей лучше пожить у него. Она ,не возражала, согласилась с благодарностью. Пиню взяли с собой. Квартиру Зои Генриховны опечатали. Оперативная группа отправилась во дворик, о котором говорила Лена.