В начале марта за городом было удивительно хорошо. Морозы ослабели, ртуть в уличных термометрах ночью не опускалась ниже минус восьми градусов, а днем поднималась до нуля, но снег, в городе превращавшийся в коричневую грязь, в Подмосковье еще радовал если и не девственностью, то, во всяком случае, чистотой. Сегодня Григорию Валентиновичу Чинцову предстояла очередная встреча с новыми хозяевами. В тот раз, когда Сергей увидел на улице женщину – родственницу Павла и Чинцов из-за этого вынужден был добираться до места встречи на такси, были оговорены лишь общие намерения и условия сотрудничества. Услуги Голубцова требовались на этот раз не для того, чтобы выбить из игры соперников, а для того, чтобы привлечь на свою сторону отдельные политические группировки и, соответственно, поддерживающий их электорат. Таким образом, лозунг, под которым Григорий Валентинович должен был отныне плести свои любимые интриги, звучал так: «Иди под наши знамена, а то хуже будет».

Информация о том, что «убойное» интервью Александра Ратникова было организовано именно Чинцовым, просочилась к его новым хозяевам, и Григорий Валентинович понимал, что его считают человеком достаточно могущественным и изворотливым. На него очень рассчитывают. А что он может реально предложить? Увы, ничего. То есть ничего такого, чего не могут и другие опытные в подобных делах люди.

Сережа и Николай выследили родственницу Павла сначала только до ее дома. Когда на другой день она куда-то отправилась, они ее потеряли в метро. Идиоты! Привыкли в последние годы только на машинах разъезжать, забыли уже, что такое московское метро в «часы пик». А близко к ней подходить нельзя было, она же их в лицо знает, в Уральске чуть не полчаса за их столиком просидела, разговоры пьяные разговаривала. Потом-то они ее, конечно, достали, от дома до здания ГУВД на Петровке довели и в тот же день выяснилось, что она встречается с Павлом. Но Сауляк, прохвост эдакий, их заметил и попытался сбежать. Ночь провел у Анастасии, или как там ее зовут на самом деле, а утром все-таки оторвался от наблюдения. И скрылся неизвестно куда. Почти две недели Сережа и Коля за женщиной ходили, но к Павлу она их так и не привела. Теперь Чинцову понятно, что Сауляк спрятался далеко и надолго. Не найти его. И надежду на эту женщину пришлось оставить. Судя по тому, куда она каждое утро отправляется, она работает в Главном управлении внутренних дел Москвы. Что общего у нее с Павлом? Впрочем, родственница – она и есть родственница, и никакого значения не имеет, где она работает. Все равно понятно, почему она с ним встречается. Плохо только, что задействовать ее нельзя, даже если она такая же, как и сам Сауляк.

Но раз в распоряжении Чинцова нет ни Павла, ни этой женщины, то что же он может предложить своим новым нанимателям? Как ни грустно это признавать, ничего экстраординарного. Самый обычный набор услуг. А они-то рассчитывают на то, что он умеет и может гораздо больше. В этом его ценность. Интервью Ратникова – его визитная карточка. Ах ты черт возьми, какая незадача!

Машина свернула с шоссе на проселочную дорогу и вскоре остановилась у высокого глухого забора. Сидевший за рулем Сережа коротко просигналил, и почти сразу же из калитки вышел здоровенный парень в пятнистой униформе. Взяв протянутый Чинцовым документ, удостоверяющий его принадлежность к Думе, он отошел на несколько шагов и что-то проговорил в переговорное устройство, после чего широкие ворота распахнулись, позволяя автомобилю проехать на территорию охраняемого участка.

На крыльце Григорий Валентинович увидел еще одного охранника, такого же накачанного и в такой же униформе. Судя по стоявшим возле дома машинам, он приехал не первым. Этот охранник тоже посмотрел его документы, прежде чем впустить в дом. Наконец Чинцов смог войти. Он торопливо разделся, чувствуя неприятное посасывание где-то в желудке. В первый-то раз он держался с новым хозяином куда более уверенно, потому что Сережа в этот момент отслеживал женщину, которая могла вывести на Павла, а то и сама стала бы работать на них. А сегодня что он будет говорить? Какие обещания сможет дать? За какие поручения сможет взяться? Отступить бы, да некуда. Деньги обещаны хорошие, от них отказываться жаль. Да и чем оправдываться? Рассказывать про Павла? Нельзя. Павел – ниточка к другим преступлениям и грязным делишкам, о которые Григорий Валентинович ручки замарал. И потом, признайся он, что главный его козырь – Павел Сауляк, так им проще Павла разыскать и себе на службу поставить, а Григорий Валентинович им и нужен не будет. Нет, про Павла и заикаться нельзя. А если не заикаться, то как объяснить, что еще недавно он мог организовать невозможное, а сегодня не может?

Приглашенных было немного, всего трое, вместе с Чинцовым – четверо. Хозяин представил Григория Валентиновича, познакомил его с остальными гостями. По выражению их лиц Чинцов понял, что они тоже знают про Ратникова, и ему стало совсем кисло.

– Нам известно, что все попытки Президента разрешить чеченский конфликт блокируются теми силами, которые заинтересованы в продолжении войны. Таких сил много, у каждой группировки свой интерес. Основных – три. Первая группа извлекает доходы из торговли оружием. Вторая обращает в свою пользу деньги, выделяемые из бюджета России на восстановление Чечни. Третья контролирует нефтеперерабатывающие заводы на территории Чечни и гонит нефтепродукты за рубеж. Все эти силы консолидировались и делают все для того, чтобы война продолжалась. Сегодня нам стало известно, что Дудаев в ближайшие дни собирается штурмовать Грозный. В это время там будет находиться крупный военачальник. Если штурм Грозного произойдет в присутствии этого военачальника, у него не будет другого выхода, кроме как принять на себя командование и показать, на что он способен как стратег и полководец. Разумеется, ничего толкового он сделать не сможет, и его репутация будет погублена. За ним – армия, и это очень важно. Если нам удастся спасти его репутацию, он будет нам обязан. Для этого, совершенно очевидно, нужно только одно: сделать так, чтобы он уехал из Грозного хотя бы за несколько часов до начала штурма. При этом мы не должны ни в коем случае ссылаться на то, что у нас есть точная информация о времени начала штурма. Военачальник – человек непредсказуемый, он может начать разбираться, откуда у нас эта информация.

– А у нас она действительно есть? – подал голос полный человек в несколько мятом костюме.

– Будет, – тонко улыбнулся Хозяин. – Но афишировать это мы не должны. Нужен другой предлог. А после того, как все случится, военачальник узнает, кому он обязан счастливым избавлением от позора. Как знать, может быть, и от смерти, если штурм затянется и станет серьезным. Это очень тонкая интрига, господа. В ней, пожалуй, больше психологии, нежели всего остального. Военачальники – люди гордые, они никому не прощают подозрений в собственной профессиональной несостоятельности. У него даже и мыслей таких быть не должно.

– Я предложил бы другой вариант, – вступил в разговор стройный красивый мужчина лет пятидесяти. Представляя его Чинцову, Хозяин назвал его имя – Антон Андреевич. – Принадлежность этого военачальника к команде Президента известна всем. Если нам удастся раздуть конфликт между ним и другими руководителями Министерства обороны, обиженные на него военные отвернутся от Президента. И, естественно, примкнут к нам, ибо именно мы олицетворяем тот режим, при котором армия в чести и почете. Но я согласен, что для этого конфликта очень продуктивно было бы использовать ситуацию вокруг штурма Грозного.

– У вас уже есть готовая комбинация? – осведомился Хозяин.

– В целом есть задумки, – кивнул Антон Андреевич. – Но для этого нужен человек из штаба войск Дудаева. Есть у нас такой?

– Найдем. Излагайте свой вариант, Антон Андреевич.

– Спецслужбы российской стороны получили, как вам известно, информацию о том, что штурм Грозного планируется на 23 февраля. Войска были приведены в готовность, но штурм не состоялся. Из стана Дудаева просочилась информация о том, что штурм перенесен на 10 марта. Эту информацию спецслужбы и доложили руководству армии. Нужно договориться с Дудаевым о том, чтобы начать штурм раньше. Мы должны будем точно знать о времени его начала. И это должен быть день, когда наш военачальник будет в Чечне. За несколько часов до начала штурма он оттуда уедет, и это надо будет устроить очень тонко. Я полагаю, здесь неоценимую помощь нам окажет господин Чинцов. Вторым этапом комбинации будет публичное высказывание кого-нибудь из крупных руководителей о том, что спецслужбы в этой ситуации не сработали. Тут надо будет понагнетать немножко, заявить, что в Министерстве обороны разведработа в провале. А после этого намекнуть через прессу, что спецслужбы, напротив, сработали на совесть и точно установили время начала штурма. Дескать, именно поэтому наш военачальник и удрал из Грозного, чтобы не принимать на себя командование и не демонстрировать всему миру свою профессиональную несостоятельность. После этого ему ничего не останется, кроме как сдать ГРУ на съедение общественности со всеми потрохами. У него ведь будет только два выхода: либо признаться в своей трусости, либо подтвердить, что разведка работает плохо. Первое, как вы правильно заметили, исключается. Остается второе. Он обрушится с критикой на разведку, и свою, и нашу, то есть ФСБ. Будет добиваться снятия руководителей и коренной перестройки работы спецслужб. Он начнет сдавать своих друзей и соратников. И после этого они отвернутся от него и примкнут к нам.

– Заманчиво, – покачал головой Хозяин. – Но почему вы исключаете третий вариант? Он может признать, что спецслужбы сработали так, как нужно, но он обязательно должен был уехать из Грозного. И причину приведет очень вескую. Вполне уважительную. Ведь на самом-то деле без такой причины он оттуда и не уедет в спешном порядке. И никакого конфликта не получится. И разведка хорошая, и военачальник не трус. Тогда как?

– А вот тут мы и должны постараться сделать так, чтобы причины спешного отъезда из Грозного не могли быть оглашены. Впрочем, насколько я знаю, наш друг Григорий Валентинович в этих делах большой дока. Пусть это будет его частью нашей общей операции. Резкую критику в адрес спецслужб из уст крупных руководителей я обеспечу. Гадкие намеки в желтой прессе возьмет на себя господин Турышев, – Антон Андреевич кивнул в сторону полного человека в мятом костюме. – Это его епархия. А отъезд военачальника из Чечни – это ваша задача, Григорий Валентинович. Сможете? Впрочем, и спрашивать незачем, всем известны ваши способности в таких тонких делах. Разумеется, сможете. Но надо действовать оперативно, господа. Времени осталось очень мало, поездка военачальника в Чечню начинается послезавтра и, по предварительным расчетам, продлится дня четыре.

Дверь в комнату приоткрылась, на пороге возник очередной верзила, но уже не в униформе, а в самых обычных брюках и обтягивающей тугие мускулы трикотажной водолазке. Следом за ним в открывшуюся дверь просочились волнующие запахи жареного мяса и острых маринадов.

– Стол готов, – сообщил он, вопросительно глядя на Хозяина в ожидании дальнейших указаний.

– Ну что ж, – Хозяин легко, несмотря на грузность фигуры, поднялся с кресла. – Прошу к ужину. Если предложение Антона Андреевича мы принимаем, как было модно когда-то говорить, за основу, то детали мы обсудим за столом. Прошу!

Он элегантным и одновременно властным жестом указал на дверь, ведущую в соседнюю комнату. За столом Чинцов оказался рядом с Антоном Андреевичем. Турышев и еще один гость уселись по другую сторону стола, Хозяин – во главе. Чинцов несколько успокоился. То задание, которое на него возложили, представлялось ему вполне посильным, и он уже начал прокручивать в голове разные варианты его выполнения. Но внезапно обстановка накалилась.

– Кстати, – произнес сидящий напротив Чинцова Турышев, – я полагаю, что мы с вами собираемся совершенно непродуктивно использовать такого человека, как наш Григорий Валентинович. Я думаю, он мог бы сделать гораздо больше.

– Да? – Хозяин опустил вилку, которую уже подносил ко рту вместе с сочным куском свинины.

– Я полагаю, – продолжал Турышев, – что грязные намеки в желтой прессе – это не совсем то, что нужно для такого мощного удара, который мы хотим нанести. Было бы куда эффектнее, если бы кто-нибудь из руководителей спецслужб дал интервью, в котором вполне недвусмысленно заявил бы, что точное время начала штурма Грозного было доложено нашему военачальнику буквально утром того дня, когда он так поспешно покинул Чечню. То есть он вроде бы ни на что не намекает и в трусости никого не обвиняет, он просто защищается от тех публичных нападок, которые нам пообещал организовать уважаемый Антон Андреевич. А уж выводы граждане сами сделают. А не сделают – так средства массовой информации им помогут. Одно дело – пустые домыслы газетчиков, и совсем, совсем другое – сопоставление и анализ высказываний нескольких руководителей, причем высказываний публичных, а не кулуарных сплетен. Это выглядит куда убедительнее, смею вас заверить. И потом, такого рода ситуация обязательно станет достоянием общественности не только в нашей стране, но и за рубежом. Резонанс будет очень большим. Вспомните, господа, сколько криков было вокруг интервью Ратникова.

«Ну началось! – в ужасе подумал Чинцов. – Только этого мне не хватало. Ратникова сделал Павел, чтоб его черти на куски разорвали. Мне такое дело не потянуть».

– А что? – заметно оживился Хозяин. – Это очень хорошая мысль. Давайте ее обсудим.

Чинцов уткнулся в тарелку, изо всех сил делая вид, что ход обсуждения его не особенно интересует. Вместе с тем каждое произнесенное слово отдавалось в нем похоронным звоном.

– По-моему, вам не очень нравится эта идея, – тихо произнес сидящий рядом Антон Андреевич.

– Вы правы, – с готовностью откликнулся Григорий Валентинович.

– Отчего же? Вы не верите в эффективность такого поворота событий? Или видите какие-то подводные камни, которые пока недоступны взору всех здесь присутствующих?

– Я не уверен, что смогу организовать то, что нужно, – уклончиво ответил Чинцов. – Я не привык работать наспех. Для подготовки такого интервью требуется очень много времени. Вы меня понимаете?

– Отчасти, – кивнул Антон Андреевич. – Вы хотите сказать, что для того, чтобы заставить человека из спецслужб сказать все нужные нам слова, его надо предварительно очень долго готовить. Я правильно вас понял?

– Совершенно верно, – обрадованно согласился Григорий Валентинович. – Нужно присмотреться к этому человеку, не говоря уже о том, чтобы его выбрать из множества других. Нужно изучить его жизнь и изготовить оружие, при помощи которого его можно заставить делать то, что мы хотим. Это вопрос месяцев, а не десяти дней.

– Позвольте спросить, а сколько времени у вас ушло на подготовку Ратникова?

– Четыре месяца, – солгал Чинцов, не моргнув глазом.

– Неужели?

Антон Андреевич повернул голову и с интересом глянул на соседа по столу. От этого взгляда Григорию Валентиновичу стало не по себе. Не верит, что ли? С чего бы ему сомневаться? Неужели знает правду? Откуда?

– Да, представьте себе, четыре месяца, – мужественно подтвердил Чинцов. – И это при том, что у меня были очень хорошие помощники.

– А теперь что же? Где ваши помощники?

– Их нет, – Григорий Валентинович многозначительно улыбнулся. – Вы же знаете, вероятно, о том, как распалась та команда, в интересах которой я работал до недавнего времени. Мои помощники были людьми членов этой команды. Мне они не подчиняются, к сожалению, и сейчас у меня доступа к ним нет. – А наши помощники вас не устроят?

– Трудно сказать, – неопределенно ответил Чинцов. – Я пока не знаю их возможностей и способностей. Да и в любом случае, за десять дней такую сложную работу проделать никому не удастся. Нет, Антон Андреевич, это нереально. Видите, я не хочу вводить вас в заблуждение и делать вид, что я могу все, даже то, чего на самом деле не могу. Мы с вами делаем серьезное дело и должны работать с открытыми глазами. Убедите, пожалуйста, ваших друзей в том, что они строят напрасные иллюзии насчет этого интервью. Времени слишком мало.

– Хорошо, я готов с вами согласиться. Но, если я найду вам толкового помощника, вы возьметесь за организацию этого интервью?

– Я же сказал вам, Антон Андреевич: даже с самыми лучшими помощниками для этой работы требуется не один месяц.

– Ну что ж, вернемся к этому разговору попозже, – улыбнулся Антон Андреевич. – Воздадим должное искусству повара.

Общий разговор тем временем перешел на проблемы финансирования. Григорий Валентинович краем уха прислушивался к ходу беседы и понимал, что речь идет о нем и о том задании, которое на него собираются возложить.

– Григорий Валентинович, – обратился к нему Хозяин, – мы все здесь люди здравые и не требуем от вас, чтобы вы разделяли наши политические позиции. Мы пригласили вас как специалиста, эксперта, и ваши услуги будут соответствующим образом оплачены. Мы готовы обсудить сейчас ваши условия.

– Речь идет об организации отъезда военачальника из Чечни? – с невинным видом поинтересовался Чинцов.

– Нет, речь идет об организации интервью одного из руководителей спецслужб.

– Григорий Валентинович не считает это возможным, – вступил в разговор Антон Андреевич. – И я склонен с ним согласиться. Такая работа требует очень долгой и тщательной предварительной подготовки и за десять дней вряд ли может быть выполнена эффективно.

– Это не разговор, – поморщился Хозяин. – Чем сложнее работа – тем выше оплата, и это мы готовы обсудить. Григорий Валентинович, сколько будет стоить, по вашим оценкам, эта работа?

– Если бы у меня было достаточно времени и квалифицированные помощники, – осторожно ответил Чинцов, – я оценил бы ее… Ну, скажем, в пятьсот тысяч долларов.

– То есть за интервью Ратникова вы получили именно столько? – уточнил еще один гость, имени которого Чинцов не запомнил.

– Да, – уверенно сказал он и снова солгал. За Ратникова Мальков заплатил ему всего двести тысяч. Но Малькова нет больше, и уличить Чинцова во лжи теперь некому.

– Стало быть, с учетом сжатых сроков мы предлагаем вам в два раза больше. Вас это устраивает?

Миллион! Целый миллион замечательных шершавых зелененьких долларов! У Чинцова даже дух захватило. Он-то ожидал, что они начнут торговаться, будут снижать размер гонорара, и собирался упираться на цифре «пятьсот тысяч», нажимая на сложности, связанные с недостатком времени. Он очень надеялся на то, что сумма их испугает, и они сами откажутся от идеи с интервью. А они… Миллион! Боже мой! Да как же тут отступать?

– Да, меня это устраивает, – произнес его речевой аппарат раньше, чем Чинцов успел сообразить, в какую петлю лезет.

– И вы гарантируете выполнение задания?

– Да, гарантирую, – сказал Григорий Валентинович, чувствуя, как все вокруг поплыло и закружилось в сумасшедшем танце.

Что он делает! Зачем он соглашается? Идиот! Но разве можно устоять перед миллионом долларов…

– А если что-то не получится? – продолжал допытываться гость, сидящий по другую сторону стола рядом с Турышевым.

– Стало быть, я не получу гонорар, – вымученно улыбнулся Чинцов, всем своим видом показывая, что это само собой разумеется.

– Нет, так не годится. Мы приложим большие усилия к проведению предыдущих этапов нашей комбинации, вгрохаем в это солидные деньги, а на последнем этапе окажется, что все было напрасно, потому что у Григория Валентиновича что-то не получилось. Мы не можем на это пойти, – возразил Антон Андреевич. – Мы только что обсуждали с Григорием Валентиновичем эту проблему, и он сказал мне, что на подготовку Ратникова у него ушло четыре месяца. Согласитесь, мы не можем ожидать, что он сумеет сделать такую же работу всего за десять дней. Это с нашей стороны было бы опрометчиво. Я предлагаю вернуться к нашему первому варианту и использовать прессу при помощи господина Турышева. И пусть Григорий Валентинович занимается организацией отъезда нашего военачальника из Грозного.

– Да, между прочим, – встрял Турышев, – а кто будет этим заниматься, если господин Чинцов возьмет на себя интервью? Об этом-то мы с вами не подумали.

– Господин Чинцов будет делать то, что ему поручат, – жестко произнес Хозяин. – И за каждую выполненную работу будет получать гонорар. Вы, кажется, забыли, господа, что господин Чинцов приглашен сюда именно как исполнитель. Наша задача – определить цели, разработать комбинацию и найти деньги на ее реализацию, его задача – выполнять. Не так ли, Григорий Валентинович? И если уважаемый Григорий Валентинович думает, что мы не знаем, из каких источников пришли те деньги, которыми оплачивал его услуги покойный губернатор Мальков, то он сильно ошибается. Мы это знаем и при необходимости сможем доказать. Итак, во сколько вы оцениваете работу по отзыву военачальника из Чечни?

Такой оборот напугал Чинцова. Они приперли его к стенке, и пути назад у него теперь нет.

– Двести тысяч, – пробормотал он вмиг одеревеневшими губами.

– Прекрасно. Будем считать, что мы договорились. И имейте в виду, Григорий Валентинович, если вы не отработаете эти деньги, то все, что за последние полгода вы положили себе в карман, будет у вас конфисковано правоохранительными органами. Мы об этом позаботимся. Трудно представить себе деньги более грязные, чем деньги Малькова и Юрцева, а то, что они платили эти деньги именно вам, доказать труда не составит. Я надеюсь, никаких неясностей между нами не осталось?

– Разумеется. Я полагаю, что проблем не будет, – ответил Чинцов, понимая, что делает очередной шаг на эшафот. И шаг огромный.

Машина Антона Андреевича шла впереди, и Чинцов велел сидящему за рулем Сереже не обгонять ее. Когда расходились, Антон Андреевич вполголоса сказал:

– Держитесь за мной. Нам надо поговорить.

Машины Турышева и другого гостя умчались далеко вперед, а Антон Андреевич и следовавший за ним Чинцов ехали со средней скоростью, хотя пустое вечернее шоссе позволяло двигаться намного быстрее.

Идущая впереди машина свернула вправо и съехала с шоссе на грунтовую дорогу.

– За ним, – скомандовал Чинцов.

Метров через двести после поворота они остановились. Антон Андреевич вышел из машины, приглашая Чинцова сделать то же самое. Мужчины отошли от автомобилей и стали неторопливо прохаживаться взад-вперед.

– Мне кажется, вы попали в не очень приятную ситуацию, – начал Антон Андреевич.

– Да, – уныло согласился Чинцов. – И это еще мягко сказано.

– Значит, шансов на выполнение задания никаких?

– Очень мало. Я же вам объяснял…

– Да, я помню, – перебил его Антон Андреевич. – Время, помощники и так далее. Я могу попробовать вас выручить, если хотите.

– Каким образом? – вскинулся Чинцов.

– Я могу организовать это интервью.

– Так почему же вы не сказали об этом всем остальным? Задание поручили бы вам. И деньги вы заработали бы большие. Я вас не понимаю.

– А я объясню, – снисходительно улыбнулся Антон Андреевич. – Я считаюсь политическим соратником и, как предполагается, должен работать за идею, а не за деньги. А вы, напротив, специалист и работаете как раз за деньги, а не за идею. И если бы я сказал, что могу выполнить эту работу, то никакого гонорара мне не полагалось бы. Улавливаете?

– Да, конечно.

– Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы мои друзья знали о моих возможностях. Это примерно так же, как сказать всем, что у тебя есть прекрасный дантист, твой близкий друг, который работает исключительно хорошо, а берет со своих знакомых исключительно недорого. И тут же все начинают тебя просить, чтобы ты составил протекцию, устроив им хорошего врача и за маленькую плату, представив их как твоих знакомых. Понимаете? Ты вынужден соглашаться, потому что тебе неудобно отказывать, и при этом ты лишаешь своего друга-врача нормальных заработков, вынуждая его тратить время на твоих знакомых, которые платят мало. Он бы вместо этого лечил других клиентов, которые платят куда больше. Люди, как вам известно, довольно бесцеремонны и имеют приятное обыкновение вцепляться в глотку, требуя услуг и одолжений. Одним словом, возможность сделать интервью у меня есть, но афишировать ее я не хочу. И работать бесплатно тоже не хочу. Так мы сможем с вами договориться?

– Каковы ваши условия? – спросил Чинцов, чувствуя, как забрезжившая надежда вливает в него живительные силы.

– Организацией выезда военачальника из Чечни вы занимаетесь сами, и гонорар в размере двухсот тысяч долларов тоже получаете сами. Интерью буду организовывать я, но это будет подано как ваша личная работа, вы получите свой гонорар и передадите его мне. Вот и все.

Миллион уплывал, плавно покачиваясь на волнах и махая ручкой в прощальном жесте. Григорий Валентинович представил себе эту картину очень живо и даже в красках.

– Что, весь миллион отдать вам? – на всякий случай переспросил он, втайне надеясь, что хотя бы небольшая кучка восхитительных зеленых бумажек одумается, повернется и поплывет обратно к берегу.

– А вас это не устраивает? – удивился Антон Андреевич. – Пожалуйста, я готов выслушать ваши соображения.

– Мне казалось, что сохранение вашего секрета имеет некоторую цену, – заметил Чинцов.

– А сохранение ваших секретов, выходит, цены не имеет? Вы согласны с тем, что происхождение ваших денег, полученных от Малькова, будет предано огласке и уголовному преследованию? Григорий Валентинович, мы оба будем молчать и таким образом расплатимся друг с другом. А миллион вы отдадите мне. Если вас это не устраивает, просто не принимайте мою помощь. Я же не навязываюсь вам. И обид никаких не будет, честное слово.

– Нет-нет, я согласен, – вздохнул Чинцов. – Меня все устраивает. Мы договорились.

– Ну вот и славно, – улыбнулся Антон Андреевич. – В таком случае – по машинам?

Чинцов вернулся в машину. Ему стало легче. Конечно, с миллионом придется проститься, но, глядя правде в глаза, он и не смог бы его отработать без Павла. А надеяться на то, что за десять дней удастся его разыскать и уговорить работать, никаких оснований не было. Зато двести тысяч за отъезд военачальника из Грозного он уж как-нибудь сделает!

Виктор Алексеевич Гордеев задумчиво глядел на Юру Короткова, обдумывая ту информацию, которую только что услышал. Короткову было поручено выяснить, кто такой Григорий Валентинович Чинцов, чем живет и дышит и почему двое мужчин, разъезжающих на его машине, упорно попадаются на пути Анастасии Каменской. Юра узнал, что Чинцов работает в аппарате Государственной думы, а двое мужчин, ездящих на его серебристом автомобиле марки «Ауди» 1991 года выпуска, это Сергей Яковлев и Николай Обидин. Коротков тоже их узнал, именно они были в Самаре и Уральске. Стало быть, изначально им нужен был Сауляк, а вовсе не Анастасия. По всей вероятности, как раз Чинцова и его парней имел в виду Антон Андреевич Минаев, когда говорил своему другу генералу Коновалову о том, что за Сауляком начнется охота. До этого момента все сходилось.

А потом Коротков сообщил, что Чинцов ездил за город и посетил дом весьма известной в политических кругах личности. И все бы ничего, но среди гостей этого политика в те же часы был и сам Антон Андреевич Минаев. Более того, на обратной дороге в Москву Минаев и Чинцов делали остановку и о чем-то говорили. И это полковнику Гордееву очень не понравилось. Если с самого начала генерал Минаев заявил себя противником Чинцова, то почему сейчас они оказались в одной упряжке? Виктор Алексеевич терпеть не мог политических интриг, но ему очень не хотелось, чтобы в результате этих игр пострадала Настя. Ведь камнем преткновения с самого начала был Сауляк. А Настя помогла его вывезти прямо из-под носа у людей Чинцова. И если Минаев и Чинцов сумели договориться, то как знать, не скажется ли это на Каменской?

– Но ведь Настасья выполняла просьбу Минаева, – говорил Коротков. – Неужели вы думаете, что он отплатит ей черной неблагодарностью?

– А кто его знает, – задумчиво качал головой Виктор Алексеевич. – Нынче вошло в моду сдавать своих друзей и помощников. Я вот думаю, говорить Настасье про Минаева или не надо пока. Как ты считаешь?

– Я бы сказал. Глядишь, она что-нибудь и придумает.

– Придумает, – передразнил его полковник. – Конечно, тебе только это в голову и приходит. Привык относиться к ней как к аппарату для производства идей. А о том, что она испугается, ты не подумал? У нее, между прочим, тоже нервы есть. Как бы ты себя почувствовал, если бы узнал, что тебя могут использовать как разменную карту в игре между Думой и ФСБ?

– Наверное, плохо, – согласился Коротков. – Но вы Аську со мной не равняйте, она другая. Ей чем труднее – тем интереснее. У нее голова по-другому устроена.

– Да речь идет не о том, что труднее, а о том, что опаснее, – с досадой ответил Гордеев. – Ладно, я принял решение. Настасье пока ни слова. Где Селуянов?

– Бегает, – пожал плечами Коротков. – Где же ему быть? На задании.

– Как появится – сразу ко мне. Оба. И молчи, ради Бога, Коротков. Я знаю, ты с Настасьей дружишь много лет, и у тебя появилась отвратительная привычка все ей рассказывать и всем сразу же делиться. Хоть слово ей вымолвишь про Минаева и Чинцова – башку оторву вместе с ногами и уволю к чертовой матери. Уяснил?

После ухода Короткова Виктор Алексеевич еще какое-то время посидел в задумчивости, потом решительно поднялся, надел пальто, запер кабинет и покинул здание на Петровке.

– Как тебе моя Анастасия? – спросил Виктор Алексеевич. – Жалоб нет на ее работу?

– А ты, можно подумать, приехал для того, чтобы об этом спросить, – отпарировал Коновалов. – Не темни, Виктор. Какая нужда у тебя?

– Нет, Александр Семенович, это у тебя нужда, не у меня. Но я, памятуя нашу с тобой старую дружбу, а также тот факт, что ты все-таки являешься моим начальником, хоть и не прямым, сам к тебе приехал.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно проговорил Коновалов. – Послушаем.

– Ты зачем же, Александр Семенович, девочку мою подставляешь, а? Я разве для этого ей твое задание поручил? Неблагородно ты поступаешь.

– А попонятней можно? – насторожился начальник главка.

– Нельзя попонятней, – сердито откликнулся Гордеев. – Сам ничего не понимаю. Кто такой этот твой Минаев?

– Как это – кто такой? Я же вас знакомил.

– И давно ты его знаешь?

– Сто лет. Или девяносто. В общем, давно. В чем дело-то, Виктор?

– А в том дело, Александр Семенович, что твой Минаев просил защитить Павла Сауляка и ссылался на происки неких врагов. Мы ему поверили, Анастасию отрядили Павла спасать, она успешно твое поручение выполнила и привезла его прямо в жаркие объятия генерала Минаева, при этом отметив, что Павла действительно выпасали какие-то люди, причем весьма настойчиво. Более того, эти люди до сих пор интереса с нему не утратили и продолжают настойчиво его искать и преследовать. И вдруг я узнаю, что эти люди работают на одного гражданина, с которым Минаев очень даже хорошо знаком. Более того, они вместе посещают некие политические посиделки и ведут, прячась от посторонних глаз, тайные приватные беседы наедине. И складывается у меня, Александр Семенович, нехорошее такое впечатление, что твой дружок из ФСБ водит тебя за нос. А вместе с тобой – и меня. А девочку мою просто подставил.

– Погоди, Виктор, погоди. Ты точно уверен в том, что сказал?

– На все сто.

– И кто этот гражданин, с которым Минаев ведет тайные беседы?

– Некто Чинцов из Госдумы. Не слыхал о таком?

– Нет, – покачал головой Коновалов.

– Смотри, что у нас получается. Если Минаев и Чинцов – одна компания, то зачем нужна была ложь о том, что Павла будут искать? Искали-то его люди Чинцова, которые для Минаева никакой опасности не представляют. И коль Минаев хотел увести Сауляка именно от Чинцова, то, стало быть, между ними идет какая-то игра. И мою девчонку в эту игру впутывают. Возьмем другой вариант. Минаев и Чинцов снюхались только сейчас. В тот момент, когда Сауляк выходил из колонии, они действительно играли в разных командах. Тогда почему люди Чинцова продолжают ее преследовать? Почему сидят всю ночь в машине под ее окнами?

Тут Виктор Алексеевич, конечно, передернул. Он знал, что люди Чинцова, Яковлев и Обидин, в последнее время интерес к Анастасии потеряли. Но он умышленно сгущал краски, надеясь растормошить Коновалова. Ему очень не нравился сам факт тесного общения генерала Минаева с человеком, которого он совсем недавно выставлял своим врагом.

– Ты пойми, Александр Семенович, я послал Анастасию в Самару, потому что ты, лично ты представил дело таким образом, будто Сауляка непременно постараются убрать. Иными словами, мы с тобой, а вернее – я под твою дудку отреагировал, как нормальный милиционер: если готовится убийство и я об этом знаю, мой долг – его предотвратить. Или хотя бы постараться это сделать. Но если все это ложь, если никакое убийство и не планировалось, то зачем мы старались? Мы что же, втемную работали на чужого дядю? Позволили себя обмануть, как несмышленые малыши? Зачем, ответь мне, Анастасия ездила в Самару? Ради какой такой цели, если на самом деле Павлу Сауляку ничего не угрожало? Что за всем этим стоит?

– А если все-таки угроза была?

– А если была, то почему Минаев теперь играет за команду противника? Ты же знаешь, какие в этой игре правила. Когда бывшие враги начинают договариваться, они в знак примирения идут на взаимные уступки. Не слыхал, Александр Семенович, как это бывает? Так я тебе расскажу, как. Один другому говорит: твой человек мне в свое время гадость сделал или иным каким образом помешал. Ущерб мне нанес. Ты мне его отдай, я его накажу себе на радость и другим на устрашение. И отдают, можешь мне поверить. И я очень не хочу, чтобы таким человеком оказалась моя Анастасия.

– Виктор, я знаю Минаева как человека порядочного и крепкого профессионала. Не верю я, чтобы он затеял какую-то нечистую комбинацию. Вот хоть режь меня – не верю. Может, ты ошибаешься? Ты уверен в своей информации?

Генерал Коновалов знал, как и о чем надо спрашивать. Уверенным можно быть только в той информации, которую сам добыл. Только в том, что видел своими глазами, слышал своими ушами, трогал собственными руками. Все остальное – вопрос доверия к тому, кто приносит информацию. Мог ли полковник Гордеев быть абсолютно уверенным в Короткове? Мог ли он голову дать на отсечение, что Юра нигде и ни в чем не ошибся? Можно ли было поклясться в том, что наводчик автомобильных воров, с которым разговаривал Миша Доценко, дал правильный номер машины? Да, с номером машины, пожалуй, можно быть уверенным, потому что Юра Коротков своими глазами видел людей, которые на ней ездят, и узнал их. Таких совпадений не бывает. А если он обознался? Ведь Анастасия-то их в Москве не видела и правоту Короткова подтвердить не может. И потом, действительно ли была эта встреча за городом у известного политика, с которой Минаев и владелец этой машины уезжали вместе? Действительно ли это Минаев и Чинцов останавливались поздним вечером на дороге и о чем-то разговаривали? А может быть, Юра ошибся, и это были совсем другие люди? Ах, если бы Гордеев видел все это сам, своими глазами! Тогда он говорил бы с Коноваловым куда увереннее.

– Считай, что это обыкновенная оперативная информация, – сухо сказал Гордеев. – И, оценивая ее достоверность, делай те же скидки и допущения, что и обычно. Она что, кажется тебе абсолютно невероятной?

– Я думаю, все это не более чем недоразумение, – уклонился от ответа Коновалов. – Люди могут случайно встретиться в одном кругу и даже подружиться, не подозревая, что являются давними противниками. Сам знаешь, такое случается. Я бы не хотел, чтобы ты подозревал Минаева в чем-то неблаговидном.

– Ты можешь за него поручиться?

– Да… Пожалуй, да, – твердо ответил Александр Семенович.

Виктор Алексеевич вернулся на Петровку вполне удовлетворенный итогами беседы с генералом. Он был уверен, что не позже сегодняшнего вечера Александр Семенович Коновалов свяжется с Антоном Андреевичем Минаевым и проинформирует его о разговоре с полковником из МУРа. Нет, Гордеев вовсе не подозревал начальника главка в двурушничестве. Но он предполагал, что разговор встревожит генерала, и тот непременно захочет переговорить с Минаевым хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что Гордеев ошибается. А заодно и для того, чтобы предупредить Антона Андреевича насчет Чинцова. Дескать, это тот самый человек, люди которого собирались разделаться с Павлом в Самаре. Старая дружба…

Ближе к вечеру появился Коля Селуянов. Вместе с Коротковым они зашли к Гордееву.

– Значит так, дети мои, – начал полковник, опуская длинные предисловия. – С этого часа все внимание – генералу Минаеву. Посмотрите, как он будет себя вести, с кем встречаться. Этот человек мне не нравится, и я хочу знать о нем все. Анастасии – ни слова. Убью, если проболтаетесь. Наружное наблюдение не подключаем. О факте разработки генерала из ФСБ они обязаны доложить по инстанции и получить разрешение. Информация уйдет, а нам с вами этого не надо. Никакого реального уголовного дела под всем этим нет, действуем на свой страх и риск, нелегально и по-партизански. Речь идет о нашей Анастасии, поэтому, ребятки, надо постараться. Коротков, введи Колю в курс дела. Все, отправляйтесь.

Около восьми часов Гордеев разобрался с неотложными делами и хотел было вызвать к себе Каменскую с докладом по текущим делам, но передумал и зашел к ней сам. Она сидела за столом, заваленным горами бумаг, бледная, с синяками под глазами. Но сами глаза блестели, и Гордеев понял, что она не больна, а просто устала.

– Чем порадуешь? – спросил он бодро.

– Всяким разным, – улыбнулась Настя, распрямляясь и потирая затекшую от долгого сидения поясницу.

Она подробно рассказала Гордееву все, что сумела наработать за день, и он в который уже раз подивился тому, как много она успевает. Он, наверное, никогда не смог бы с таким упорством сидеть над бумагами, справками, цифрами, схемами. Энергия всегда била в нем ключом, и долгие кабинетные посиделки были совсем не для него. А Анастасия могла сутками не подниматься из-за стола, занимаясь работой, требующей кропотливости и внимания.

– Как движется дело в бригаде у Коновалова? Ты уже перестала огорчаться?

– А что, неужели было заметно, что я огорчаюсь?

– Еще как, – усмехнулся Гордеев. – Но не всем, конечно, только мне. Я ж тебя знаю как облупленную. Если ты говоришь ровным веселым голосом, а руки дрожат, значит, в ближайшие минуты ты начнешь бить посуду или рвать черновики. Признавайся, била чашки?

– Нет, – улыбнулась Настя. – У меня их мало, я их берегу.

– Значит, бумажки свои рвала на мелкие кусочки.

– На крупные, – уточнила она. – Это было.

– Но теперь-то успокоилась?

– Конечно. Теперь я вынашиваю новые идеи. Хочу пойти не от биографии, а от характера. Знаете, нынче это модно: реконструкция личности преступника по особенностям совершения им преступлений. Особенно эффективно бывает, если преступлений несколько.

– За модой погналась? Раньше за тобой этого не водилось, – заметил Виктор Алексеевич.

– Ну так от безвыходности, – развела она руками. – Меня прямо злость берет при мысли, что этот палач ходит где-то у нас под носом. Ведь я почти уверена, что с областями не ошиблась. Следующая его жертва, если она вообще будет, – обязательно в одной из трех оставшихся областей. Знаете, как обидно, когда понимаешь, где он объявится, и ничего сделать не можешь. С кругом потенциальных потерпевших я промахнулась, с кругом потенциальных преступников – судя по всему, тоже. Но хоть с местом-то!

– Тебе что же, жалко этих потерпевших? И того урода, который одиннадцать детишек загубил, и того, который молодых девушек убивал? Деточка, я тебя не узнаю. Да пусть этот палач их всех перебьет, воздух чище станет.

Глаза у Гордеева хитро поблескивали, он нарочно провоцировал Настю, говоря очевидные и непростительные для профессионала глупости. Нельзя перекладывать карательную функцию на самозваных палачей, как и нельзя допускать, чтобы они присваивали ее себе сами. Настя ни минуты не сомневалась, что Гордеев шутит, но игру приняла.

– Да пусть, конечно, кто бы спорил, – сказала она. – Но потом-то нам надо его поймать или нет? Надо. Хотя бы для того, чтобы спросить: а откуда ты, мил человек, узнал то, чего милиция семи областей плюс российское министерство три года узнать не могли? Слушайте, – она вдруг посерьезнела и глянула на начальника уже совсем другими глазами, – я ведь умную мысль сказала, сама того не заметив.

– И какую же? Я что-то не услышал пока ничего умного.

– А почему палач убивает их именно сейчас и именно подряд? Все преступления совершены от трех до двух с половиной лет назад. Ну примерно. Когда он узнал, кто является преступником? Я непонятно говорю, да?

– Не очень, – кивнул Гордеев. – Ты волнуешься, деточка. Ну-ка успокойся и излагай с самого начала.

Он видел, как задрожали ее пальцы, нервно сжимающие сигарету. Гордеев знал, что неожиданная мысль, внезапная догадка всегда заставляют Анастасию волноваться. Действительно, для нее не было на свете ничего важнее и интереснее ее работы.

– Ладно, пошли с самого начала. После совершения последнего из преступлений, если, конечно, я все вычислила правильно, прошло два с половиной года. Вопрос: когда палачу стало известно, кто является виновником всех этих преступлений? Почему он убивает-то их одновременно? Такое впечатление, что он узнал об этом только сейчас, причем про всех сразу. Если же он узнавал и находил преступников постепенно, то почему не расправлялся с ними тогда же, по мере выяснения их личностей? Почему тянул столько времени? А если не тянул, значит, кто-то другой, не палач, эти сведения собирал и в копилку складывал, а теперь выложил палачу все скопом. Может быть, даже нанял его для расправы с подонками. Но я не понимаю, почему эти сведения не были переданы в милицию. Неужели этот палач или его наниматель так люто нас ненавидит?

– Может быть, он пытался, но ему сказали, что его улик недостаточно.

– А он, стало быть, считал, что их достаточно. И не ошибся, судя по всему. Следы всех жертв палача совпадают со следами, обнаруженными на местах соответствующих преступлений. Есть и другой вариант: палач нанял человека, чтобы тот нашел ему всех убийц, всех семерых. И когда тот закончил работу и сдал отчет, палач отправился исполнять свой замысел. Нет, Виктор Алексеевич, тут надо покопаться. В том, что палач убивает свои жертвы практически одновременно, есть какое-то зерно. Если я пойму, почему он это делает, я его вычислю.

– Ну, давай Бог, – ободряюще сказал Гордеев. – Да, забыл сказать, Семеныч звонил, он просит тебя завтра к десяти часам появиться у него.

– Зачем, не сказал?

– Ты же у него какие сведения очередные просила.

– Ах, да, я и забыла, – спохватилась Настя, – совсем в бумагах закопалась. Конечно, я просила у него все материалы по тем сериям. Не обобщенные меморандумы, а первоначальные документы. И по жертвам палача – тоже. Лучше, знаете ли, своими глазами прочитать, чем полагаться на перепевы с чужих слов.

– Оно конечно, – согласился Виктор Алексеевич. – Собирайся, пошли по домам. Поздно уже.

– Пошли, – она послушно стала собирать бумаги и раскладывать их по папкам и ящикам. – Кстати, вы Короткова никуда не отсылали?

– А что? – насторожился Гордеев. – Он, поганец, обещал меня сегодня домой отвезти, у меня сумка тяжелая. А сам сбежал куда-то. Может, мне имеет смысл подождать? А вдруг он вернется?

– Не вернется он, – буркнул полковник. – Точно тебе говорю, не вернется. Не жди его.

– Жалко, – вздохнула Настя. – Придется на своем горбу тащить.

– Почему ты на машине не ездишь? У вас же есть машина, и ты ее отлично водишь.

– Во-первых, она Лешке нужнее, он же то и дело в Жуковский мотается, то на работу, то к родителям.

– А во-вторых?

– А во-вторых, я ее не люблю и боюсь. Нервы у меня не те. И потом, я в ней ничего не понимаю. Я даже не знаю, как она устроена, и если сломается, я починить ее не смогу. Я уж лучше так, на муниципальном транспорте. Он везет себе потихоньку, а я думаю, всякие глупые мысли жую, а если повезет – то и читаю.

– Знаешь что я тебе скажу, дорогая моя? Ты валяешь дурака и прикрываешь красивыми словами собственную лень. Водить машину и возиться с ней – это труд, я согласен. А ты трудиться не хочешь, ты хочешь сесть в метро, и пусть оно тебя везет.

– Пусть везет, – покладисто согласилась Настя. – На то оно и метро. А вам лишь бы меня покритиковать.

Они вместе вышли на улицу и пошли в сторону метро. Мысли Гордеева то и дело возвращались к генералу Минаеву и его связи с Чинцовым. Только бы Коротков и Селуянов сработали аккуратно. У Минаева солидный опыт оперативной работы, следить за ним не так-то просто, он любой «хвост» в момент углядит. Тут и до скандала недалеко. Ребят Виктор Алексеевич, конечно, в обиду не даст, вину на себя возьмет, удар примет. Только бы Анастасия не пострадала в этой непонятной, но дурно пахнущей игре.