Часть IV
Черная кошка в темной комнате

Настя вплотную занялась деятельностью таинственного палача и тут же начала делать маленькие открытия. Во-первых, убийство депутата, хотя и находилось на контроле в министерстве, но не входило в число тех преступлений, для раскрытия которых была создана группа, ибо не относилось к категории серийных. Во-вторых, количество приказов по личному составу в некоторых областях было на порядок выше, чем в других, где тоже имели место серийные убийства. И в-третьих, все три жертвы палача были казнены как раз в тех регионах, где наблюдалось чрезмерно большое количество приказов по кадрам.

Работа была невероятно трудоемкая, требовавшая внимания, тщательности, скрупулезности и хорошей памяти. Все вечера, не говоря уж о выходных днях, Настя проводила за компьютером, составляя списки, схемы, таблицы и программы обработки данных. В конце концов ей стало казаться, что она знает наизусть поименно весь личный состав органов внутренних дел в десятке областей России. Она постоянно требовала у Коновалова все новые и новые данные и получала от него толстые папки и длинные рулоны распечаток. Прошло почти две недели, пока она не сделала свое четвертое маленькое открытие, которое оказалось самым важным.

Настя пришла в министерство к Коновалову, неся в сумке дискету: она помнила, что в кабинете у генерала стоит компьютер, правда, ни разу не видела, чтобы Александр Семенович им пользовался. На этот раз долго ждать ей не пришлось, генерал принял ее почти сразу.

– Вот смотрите, – говорила Настя, включив компьютер и вставляя в него принесенную с собой дискету, – это карта России. Синими кружочками обозначены области, в которых есть нераскрытые серийные преступления. Красными кружочками – области, в которых в 1993 году шла интенсивная смена кадров органов внутренних дел.

– А черными кружочками что обозначено? – поинтересовался Александр Семенович.

– Подождите, до них я еще дойду. Давайте все по порядку. В той папке, с которой, собственно, все и началось, лежали материалы по двенадцати сериям убийств, верно?

– Верно, – подтвердил начальник главка.

– Вот они, двенадцать синих кружочков. Из этих двенадцати синих кружочков пять имеют рядом с собой кружочки красного цвета. Вам это ничего не напоминает?

– Пока нет. А что должно напоминать?

– Всемирную историю, – пошутила Настя. – Поджог рейхстага, например, или отдельные эпизоды борьбы против зарождающегося христианства.

– Нельзя ли попроще? – поморщился Коновалов.

– Можно и попроще, – покладисто согласилась она. – В пяти регионах происходит серия жестоких убийств, после чего начинаются интенсивные кадровые перестановки в системе органов внутренних дел. Еще в семи регионах, где происходят такие же жестокие убийства, бурных кадровых перемен нет. Вы как руководитель можете дать этому объяснение?

– Тут не нужны никакие объяснения, – пожал плечами Коновалов. – Одно с другим не связано.

– Да ну? Прямо так и не связано? Вы уже забыли, как ровно год тому назад в связи с убийством известного тележурналиста в Москве ни с того ни с сего сменили начальника ГУВД и прокурора, а нашему министру даже недоверие высказали в парламенте? Забыли?

– Ну хорошо, допустим, одно с другим связано. Я хочу выслушать ваши объяснения и предположения.

– Пожалуйста, только наберитесь терпения, Александр Семенович. Значит, мы с вами установили, что в пяти регионах, где имели место преступления, совершенные маньяками, поменяли руководство УВД, а следом за этим примерно семьдесят процентов личного состава. Далее, обратите внимание на красные кружочки. Из десяти регионов, где шла интенсивная смена кадров, в пяти, как мы только что установили, были совершены серийные убийства. А еще в пяти? Там-то что такое произошло, из-за чего милицейские кадры поменялись? И выяснилось, что из оставшихся пяти регионов в двух тоже есть нераскрытые преступления, которые в серии не попали, но которые вызвали в свое время большой общественный резонанс. И только в трех регионах в период, предшествовавший смене кадров, ничего эдакого не происходило. Вот эти регионы и обозначены черными кружочками. Теперь смотрите, что получается. Есть два различных фактора: смена милицейских кадров и наличие тяжких нераскрытых преступлений, о которых известно всему населению области. И есть семь регионов страны, где наличествуют оба фактора. В пяти областях – серийные убийства, в двух – не серийные, но тоже очень громкие, и во всех семи – почти полная смена кадров на ключевых постах в нашей системе. Я понятно рассказываю?

– Вполне, – усмехнулся Коновалов.

– Пойдем дальше. В трех из этих семи регионов уже отметился некто, кого мы условно называем «палач». И вопрос состоит в том, чтобы понять: связана ли деятельность палача с теми двумя факторами, о которых я только что вам сказала. Если связана, то следующие жертвы будут в оставшихся четырех регионах, стало быть, искать и отлавливать палача надо именно там. Понимаете? В следующий раз он должен появиться не в любом из регионов, где есть нераскрытое тяжкое преступление, а только в одном из вот этих четырех, – Настя несколько раз дотронулась концом карандаша до экрана компьютера. – И если мы сумеем поднять все оперативные материалы и взять под наблюдение всех, кто так или иначе подозревался в этих преступлениях, но чья вина не нашла подтверждения, то мы таким нехитрым образом обязательно найдем палача, потому что он, следуя своей логике, должен объявиться возле хотя бы одного из этих людей.

– Разумно, – согласился Коновалов. – А по персоналиям у вас есть соображения? Удалось вам очертить круг людей из числа наших сотрудников, кто мог бы оказаться этим палачом?

– Кое-что удалось сделать, – сказала Настя, нажимая кнопки на клавиатуре компьютера, – но очень приблизительно. Вот список номер один, здесь перечень сотрудников, работавших начиная с 1992 года и по настоящее время во всех трех регионах, где уже объявлялся палач. Перечень, как видите, очень маленький, всего три человека, но это и понятно. За четыре года можно сменить пять-шесть мест работы, это случается, но чтобы при этом переезжать из области в область? Для этого нужен совсем особый характер и совсем особые обстоятельства. Далее, список номер два. Сотрудники по каждому из трех регионов, уволенные в интересующий нас период за различные нарушения законности, в основном за рукоприкладство в отношении задержанных и арестованных, за заведомо незаконный арест и так далее. Эти списки очень большие, но вы должны иметь в виду, что по таким основаниям очень часто увольняют в период массовых чисток, что, собственно, и имело место во время интенсивных кадровых перестановок. Поэтому я сделала два дополнительных списка уже с соблюдением хронологии. Список номер три – это те, кто был уволен в период после совершения первого из серийных преступлений и до назначения нового начальника УВД. Список номер четыре – уволенные после назначения нового руководства, то есть уже непосредственно в период чистки.

– И какому из списков следует уделить больше внимания? – спросил Александр Семенович.

– Если твердо следовать нашей с вами логике, то первому и третьему. Но я ни в чем не уверена, Александр Семенович. Это же я сидя здесь, в вашем теплом кабинете, придумала, что палач – наш сотрудник, бывший или действующий, располагающий оперативной информацией по этим преступлениям. Ему, дескать, дали по рукам, когда он уже почти схватил маньяка. И он, видя беспомощность официальной правоохранительной системы, решил расправиться с убийцами. Откуда он черпает информацию по другим преступлениям? От своих друзей, которые работают в милиции в других областях России. Может, он раньше учился с ними вместе или работал. Но поймите, Александр Семенович, это только одна версия. Есть и вторая, но она по сути близка к первой. Палач не является нашим сотрудником, ни бывшим, ни действующим, но тем не менее друзья в милиции у него есть, и их много. Во всех трех регионах. Так может быть, если они вместе где-то учились, заканчивали один и тот же вуз. Вот вам список номер пять, где сотрудники всех регионов сгруппированы в зависимости от вуза, который они заканчивали. Но толку от этого списка не очень много, я его на всякий случай сделала. И вот, наконец, список номер шесть. Это перечень сотрудников, имеющих одновременно несколько из интересующих нас признаков. Например, уволен еще до наступления кадровых чисток и имеет однокашников в других УВД. Или до сих пор работает, имеет товарищей по институту в других УВД и непосредственно занимается интересующими нас преступлениями. И так далее. Список не крошечный, но вполне доступный для отработки.

– Итак, подведем итог, – кивнул Коновалов. – Вы предлагаете взять под наблюдение две группы людей: всех фигурантов, проходивших по делам о нераскрытых тяжких преступлениях, и всех лиц из вашего шестого списка. Я правильно вас понял?

– Правильно. Поняли вы меня правильно.

– А почему так уныло? – удивился генерал. – Устали?

– Нет, не в этом дело. Поняли вы меня правильно, только я не уверена, что придумала все правильно.

– Не волнуйтесь, ваша версия не единственная, мы и другие отрабатываем.

– Тогда нужно сделать еще одну вещь: посмотреть, попадали ли жертвы палача в сферу внимания сотрудников милиции, занимавшихся раскрытием этих преступлений. У меня нет этих данных, а без них невозможно понять, в правильном ли направлении я двигаюсь.

– Хорошо, я дам указание, завтра вам сообщат.

Из министерства Настя поехала домой. В метро она попыталась почитать книгу, но в голове непрерывно крутились фамилии, фамилии, фамилии… Как навязчивая песенка. Она старалась выбросить их из головы и думать о других делах, но ничего не получалось. Вместо этого то и дело возникали все новые идеи о том, что еще нужно проверить, что сопоставить, что выяснить. Она никак не могла отключиться от деятельности таинственного «палача», очень уж необычной была ситуация.

Дома ее ждал Алексей, и это вселяло надежду на то, что отвлечься все-таки удастся.

– Что-то ты рано сегодня, – удивился Леша. – На дворе еще не ночь, а ты уже дома. Забастовку объявила? Работать отказываешься?

Она с удовольствием съела приготовленный им ужин и даже не стала возникать по поводу включенного в комнате телевизора – Алексей любил слушать новости, находясь на кухне и раскладывая пасьянс, потому и включал телевизор на полную громкость. Настя терпеть не могла громких звуков, но сегодня пребывала в благодушном настроении и смирилась.

Она уже вымыла посуду и с удовольствием подумывала о горячем душе и мягкой постели, когда раздался звонок в дверь. На пороге возник Михаил Доценко, и при всем его обаянии и внешней привлекательности нельзя было сказать, что синяк под глазом и царапина на щеке его сильно украшают.

– Ничего себе! – присвистнула Настя, оглядывая Мишу с головы до ног. – Где это вы так, Мишенька? Впрочем, погодите, сначала вам надо умыться и привести лицо в порядок, потом расскажете.

Миша долго возился в ванной, смывая с лица грязь и засохшую кровь и прижигая царапины перекисью водорода, но зато когда вышел, то вид у него был куда лучше. Настя тут же поставила перед ним тарелку с едой и чашку с дымящимся чаем.

– Поешьте, Миша, потом будете рассказывать. Вы по-прежнему возитесь с этим автомобилем?

– Уже не вожусь, – сообщил Доценко, жадно поглощая отбивные с цветной капустой. – Я его номер выяснил. Только что.

– И за это вас побили?

– Как посмотреть, – улыбнулся Миша. – Били-то, конечно, меня, а вот с места драки удирали они, а не я. Господи, Анастасия Павловна, сколько же дураков в преступном мире развелось! Я иногда даже удивляюсь: почему же мы их всех повыловить не можем, если среди них столько идиотов?

– Объясняю, Мишенька, – усмехнулась Настя. – Потому что среди нас дураков тоже много. Вы когда-нибудь задумывались над тем, чем преступники отличаются от всех остальных?

– Ну… – Доценко даже поперхнулся. – Это же очевидно.

– Нет, Миша, не очевидно. И мне очень жаль, что вы все забыли. Работа вас испортила.

– Вы о чем?

Он положил вилку и удивленно уставился на Настю.

– Вы помните, при каких обстоятельствах мы с вами познакомились?

– Вы были в командировке в Омске и пришли в нашу высшую школу милиции. А наша группа как раз экзамен сдавала.

– Верно. И когда подошла ваша очередь отвечать, вы стали рассказывать экзаменатору свой вопрос «Личность преступника». Хорошо отвечали, гладко, по учебнику и разным монографиям. Экзаменатор вас слушал, слушал, а потом и спрашивает: «Так все-таки чем отличается личность преступника от личности непреступника, если в двух словах?» Я поняла, что он вас провоцирует на то, чтобы вы снова начали рассказывать ему про дефекты воспитания, отсутствие моральных ориентиров, узость интересов, корыстную направленность и так далее. А вы, Мишенька, улыбнулись, плечами пожали и просто так ему отвечаете: «Ну если в двух словах, то разница только в том, что один совершил преступление, а другой – нет». И тогда я поняла, что вы должны работать в нашей команде. Потому что мыслите четко и не даете сбить себя с толку даже крупным авторитетам. А сейчас вы меня разочаровываете.

– Почему?

– Потому что удивляетесь тому, чему удивляться не следует. Преступники – часть населения, причем не худшая его часть, а просто ЧАСТЬ. А милиция – не лучшая часть населения, не элита. И если в населении выросло количество малообразованных и не особо умных людей, то эти люди с равной частотой проникают как в ряды преступников, так и в ряды милиции. Что же касается людей одаренных, способных и имеющих высококачественную профессиональную подготовку, то они, совершенно естественно, стремятся прилагать свои знания и силы там, где за это больше заплатят, то есть в коммерческой деятельности, в бизнесе, а отнюдь не в наших низкооплачиваемых органах. Вот и получается, что среди преступников людей недалеких и глуповатых столько же, сколько и среди нас, милиционеров, то есть интеллектуального преимущества мы перед ними не имеем. А людей умных и способных среди них больше, и в связи с этим интеллектуальное преимущество неуклонно сползает на их сторону. Вот вам и вся арифметика. Ладно, проехали. Так что с автомобилем?

– Вы велели мне поискать людей, которые могли видеть под вашими окнами серебристую «Ауди». Таких людей я нашел множество, но номер никто не запомнил, а вам же номер нужен был. Ну вот, я и подумал, что надо мне поискать свидетеля среди автомобильных воров. В районе, где много иномарок, у группы автомобильных воров обязательно должен быть наводчик из местных, который присматривался бы к машинам, к хозяевам, к сигнализации, к гаражам и так далее. Вы же сами меня учили, помните?

Настя улыбнулась и кивнула. Она действительно как-то говорила Михаилу, что статистика – великая вещь, потому что помогает за общими огромными цифрами видеть маленькие смешные частности, и в пример приводила именно кражи автомобилей. «Смотрите, – говорила она, раскрывая перед Мишей статистические таблицы, – вот в этих частях города автомобильные кражи раскрываются и похищенные автомобили находят примерно в шестидесяти процентах случаев, и это для автомобильных дел очень хороший процент, высокий. А вот в этих частях города удается раскрыть только каждую десятую кражу машины, то есть раскрываемость составляет десять процентов. Откуда такое различие? Вы должны сразу выдвинуть как минимум две версии. Первая: там, где раскрываемость выше, милиция взяла на вооружение какую-то очень эффективную технологию реагирования на эти преступления. Вторая: там, где раскрываемость ниже, преступники действуют более продуманно и организованно, не лезут в машины, поставленные на хорошую сигнализацию, не пытаются вскрыть гаражи, находящиеся под охраной, не угоняют машины, если хозяин еще бодрствует и периодически поглядывает в окно. Иными словами, в этих группах есть наводчик из числа жителей района, который предварительно обнюхает и осмотрит каждую машину и изучит привычки ее владельца».

– И вы, конечно, поинтересовались положением дел с кражами автомобилей в районе Щелковского шоссе, – предположила Настя.

– Конечно. И поскольку машины у вас тут угоняют довольно часто, а находят их довольно редко, я и рискнул заявиться в ваше отделение и с ясными глазами попросить устроить мне встречу с этим наводчиком. Сначала они, конечно, сопротивлялись, делали вид, что не понимают, о чем речь, но это нормально, это в порядке вещей. Потом я их все-таки уговорил. Свели меня с этим парнем, только умоляли не говорить ему, что в местной милиции знают о его подвигах. Они его, оказывается, как раз в разработку взяли, хотят потихоньку через него всю группу выявить, а тут я со своими глупостями.

Михаил улыбнулся так обаятельно и светло, что сразу стало понятно, каким образом ему удалось уговорить работников милиции устроить ему встречу с наводчиком.

– В общем, прогибался я перед ним в три погибели, дескать, вы такой важный свидетель, а те дядьки в машине серебристого цвета марки «Ауди» – такие страшные преступники, что просто совершенно необходимо их немедленно разыскать и запереть в камеру, а иначе мир перевернется. Он ломался, как свинья на веревке, ни в какую не хотел признаваться, что присматривался и к этой «Ауди», и к черному «Саабу», который рядом стоял. «Сааб», кстати, ему понравился больше, он более новый, но главное – пустой. А в «Ауди» пассажиры всю ночь сидели, да и выпуска она 1991 года. Так что если бы не люди из «Ауди», они «Сааб» вашего знакомого в ту же ночь оприходовали бы.

– А номер? Миша, не вынимайте из меня душу, – взмолилась Настя.

– Номер он запомнил. Вернее, сделал вид, что запомнил. Ой, Анастасия Павловна, – Миша не выдержал и расхохотался, правда, тут же болезненно поморщился: свежая царапина на щеке давала себя знать при каждом движении лицевых мышц. – Вы бы видели эту сцену! Детский сад, ни больше – ни меньше. Номер, спрашиваю, запомнил? Он мнется, жмется, по сторонам глядит и блеет что-то невнятное, вроде того, что запомнил, но не уверен, в общем, для освежения памяти ему бы в кусты отойти на минуточку, малую нужду справить. Ну иди, говорю, справляй. Он отошел в сторонку, спиной ко мне повернулся, а я смотрю внимательно на него и понимаю, что не нужду он справляет, а блокнот из кармана вытащил и листает его. Вы понимаете? Он каждую машину вносит в реестр, записывает номер, марку, цвет, адрес хозяина и все остальные данные, необходимые его группе. Но он же не может этот блокнот при мне доставать. Без блокнота он просто удачно найденный свидетель, который запомнил номер припаркованной машины. А с блокнотом он сразу превращается в сообщника, наводчика. Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, номер с его слов записал, попрощался с ним и пошел звонить в ГАИ. А тут какие-то придурки на меня налетели. Видно, его дружки, только я не понял, по автомобильным делам или по каким другим. Наводчик этот еще ста метров от меня отойти не успел. Они – в драку, он бежит обратно и орет, чтобы не трогали меня. Короче, все быстро кончилось, но некоторый ущерб все-таки они успели мне нанести.

Настя забрала у него пустую тарелку и подвинула поближе к Михаилу корзиночку с печеньем и нарезанным кексом.

– Ешьте, Мишенька, не стесняйтесь. Вы молодец. Так вы успели в ГАИ позвонить?

– Нет. Куда я с битой физиономией могу сунуться? В отделение? Засмеют. Хотел, правда, из автомата позвонить, но у меня жетона не оказалось, а ваш дом совсем рядом был. Ничего, что я к вам ввалился?

– Правильно сделали. Давайте номер и пейте чай, я сама позвоню.

Через полчаса Доценко ушел. Как только дверь за ним закрылась, с лица Алексея тут же сползла гостеприимная улыбка радушного хозяина.

– Как это понимать? – спросил он Настю. – Что это за машина, которая всю ночь стояла под твоими окнами?

– Ну ты же слышал, – попыталась вывернуться она. – «Ауди» 1991 года выпуска, серебристого цвета.

– Ася, прекрати, – сердито сказал Алексей. – Ты что, опять вляпалась в какую-то историю? Что происходит?

– Да ничего не происходит, успокойся ты, ради Бога, – ответила она, с трудом скрывая досаду. – Это было почти две недели назад, и за эти две недели ничего со мной не случилось. Значит, все обошлось.

– Тогда зачем ты пытаешься их разыскать?

– Ну а как же? – искренне удивилась Настя. – Мне же интересно, что это за люди и почему они целую ночь провели под моими окнами.

– Ася, ты опять врешь, – устало махнул рукой муж. – Каждый вечер какая-нибудь машина паркуется под твоими окнами, но ты никогда не проявляла к ним интерес. Они что, следят за тобой?

– Сейчас уже нет. Во всяком случае, я их не вижу.

– А раньше?

– Раньше следили. Но не очень навязчиво. И потом, я вообще не уверена, что они следили именно за мной.

– Тогда за кем же?

– За человеком, вместе с которым я возвращалась из командировки в начале февраля.

Алексей замолчал, сосредоточенно тасуя колоду карт. Он готовился раскладывать пасьянс, потому что любил это занятие, оно помогало ему думать и в то же время отвлекало от неприятных мыслей. При помощи пасьянса Чистяков снимал раздражение и стресс, поэтому хватался за карты каждый раз, как только начинал нервничать, точно так же, как его жена хваталась за сигарету. Настя внимательно наблюдала, как он отложил четыре кучки по одиннадцать карт в каждой и положил их «колодцем», то есть перпендикулярно друг другу. Затем открыл верхние карты в каждой кучке и положил их рядом, открыл следующую карту и оставил на месте, никуда не перекладывая. Как-то он объяснял ей, что кучки называются «стенами», а лежащие рядом карты – «пристенными». На «пристенные» карты можно собирать масть в восходящем порядке, а на «стены» ничего собирать нельзя, карты со «стены» можно только снимать и перекладывать. На углы между «стенами» можно класть только королей и собирать на них масть в нисходящем порядке… Настя не понимала, как во всем этом можно не запутаться, но Алексей предавался раскладыванию пасьянсов с увлечением и даже покупал специальные книги в надежде найти какой-нибудь очень сложный и очень долгий пасьянс, который бы к тому же крайне редко сходился.

– Правильно ли я понял, что тот человек, с которым ты возвращалась из командировки, ночевал здесь две недели назад? – внезапно спросил он.

Настя вздрогнула. Откуда он узнал? Впрочем, он мог и догадаться. Ведь она только что сказала, что пассажиры из «Ауди» следили не столько за ней, сколько за Павлом. И если они проторчали рядом с ее домом всю ночь, стало быть, тот, за кем они следили, всю ночь здесь и находился. Интеллект у Лешки мощный, недаром же доктор наук, профессор. Настя вдруг подумала о том, что у нее никогда не возникало соблазна обмануть Лешку. Они были знакомы с девятого класса, и с первого же дня она твердо решила, что Алеша Чистяков намного умнее и способнее нее. С тех пор прошло двадцать лет, ей уже тридцать пять, Лешке недавно исполнилось тридцать шесть, и ей ни разу не пришло в голову усомниться в его интеллектуальном превосходстве. А стало быть, и попытки обмануть его не возникали. Любой обман строится изначально на допущении, что тот, кого ты хочешь обмануть, глупее тебя самого.

– Да, – ответила она ровным голосом, не отрывая глаз от его длинных сильных пальцев, перекладывающих карты на столе. – Ты понял правильно. Он здесь ночевал.

– И если бы сегодня к нам случайно не зашел Миша и не завел разговор о машине, которая стояла всю ночь под твоими окнами, ты бы ничего мне не сказала?

– Скорее всего нет. Это мои служебные дела, и незачем забивать ими твою голову.

– Ты хочешь сказать, что посторонний мужчина в твоей квартире ночью – это твои служебные дела?

– Да, именно так я и хочу сказать.

– Он твой коллега?

– Почти. Но не совсем.

– Нельзя ли поточнее?

– Он два года отсидел за хулиганство. И в этом смысле он, конечно, никак не может считаться моим коллегой. Но до этого он много лет занимался чем-то вроде оперативной работы.

– Ася, я не спрашиваю, почему он провел ночь у тебя дома. Ты взрослая разумная женщина, и если ты что-то делаешь, то, видимо, считаешь это правильным. И если ты вдруг захочешь мне изменить, то ты сделаешь это, и никакие сцены, уговоры и угрозы тут не помогут. Один раз мы с тобой через это уже прошли, так что некоторый опыт у меня имеется. Ты привела этого человека сюда на ночь, значит, так было нужно. Но я не понимаю, почему я должен узнавать об этом случайно и от совершенно постороннего человека, от Миши Доценко. Тот факт, что ты пыталась от меня это скрыть, заставляет меня думать, что здесь наличествует нечто большее, чем просто твои служебные дела.

– Леша…

– Подожди, дай мне сказать. Мне этот разговор так же неприятен, как и тебе, поэтому давай закончим его как можно быстрее. Я прошу тебя, Ася, не заставляй меня сомневаться. Я не знаю, понимаешь ли ты, что такое муки ревности. Думаю, что не понимаешь. А я знаю это очень хорошо. И если я молчу и не говорю тебе ничего, то это не означает, что я ничего не замечаю и ничего не чувствую. Я прекрасно видел, что за два месяца до нашей свадьбы с тобой что-то произошло. И точно так же я видел, что примерно через месяц это прошло бесследно. Но что я пережил за этот месяц, ты и не догадываешься. Поэтому я прошу тебя, пожалуйста, не заставляй меня переживать все это вновь, особенно если для этого нет никаких оснований. Я верю, что тот человек, о котором идет речь, не является твоим любовником. Просто верю, и все. Потому что ты так сказала. Но я видел, какая перевернутая ты была после этой поездки, и я хорошо помню разговоры, которые мы с тобой вели на этой самой кухне. Не совершила ли ты ошибку, не расплачиваешься ли ты за последствия этой ошибки? А ведь ты так и не сказала мне, в чем суть, заставляя меня догадываться, о какой ошибке идет речь. Он здесь ночевал, и если бы ты сказала мне об этом сама, мне бы и в голову не пришло волноваться по этому поводу. А ты хотела от меня это скрыть, и мне это неприятно. Пойми, Ася, я не требую от тебя никаких объяснений. Я просто прошу, чтобы ты так не делала. Не скрывай от меня ничего, что можно не скрывать. Не заставляй меня сходить с ума от подозрений и ревности, если для этого нет реальных оснований.

– Хорошо, не буду, – покорно сказала Настя, понимая, что муж прав. И возразить тут нечего.

На следующее утро, едва Настя переступила порог своего кабинета, ее вызвал Гордеев. Она скинула куртку, бросив ее прямо на письменный стол, быстро пригладила щеткой волосы, растрепавшиеся на сквозняке в метро, и пошла к начальнику.

– У меня для тебя четыре новости, – сказал Виктор Алексеевич. – Одна плохая, одна очень плохая, но с оттенком приятности, одна нейтральная, а четвертая – просто отличная. Выбирай, в каком порядке блюда подавать.

– Давайте сначала очень плохую, – вздохнула Настя. – Пока с утра силы есть, постараюсь выдержать ее с мужеством и достоинством.

– Звонил Семеныч с утра пораньше. Палач опять отметился.

– Черт! – вырвалось у Насти. – Не успели подстроиться. Где на этот раз?

– А там, где ты и предсказывала. В этом, собственно, и состоит оттенок приятности. Семеныч сказал, что ты наметила еще четыре области, где, по твоим предположениям, должен действовать палач. Так что после обеда он тебя ждет, покажет тебе новые данные.

– Понятно. Теперь давайте плохую новость без приятности.

– Все тот же Семеныч, который теперь жить без тебя не может, – не удержался Гордеев, чтобы не поддеть ее, – просил сказать тебе, что ни одна из жертв палача по оперативным данным не проходила. По делам отрабатывались десятки людей, но ни один из трех потерпевших – ни тот, что с серьгой во рту, ни с крестом на груди, ни с пистолетом – в круг этих людей никогда не попадал. Поняла, деточка? Никогда.

– Значит, я ошиблась, – спокойно подытожила Настя. – Что ж, отрицательный результат – тоже результат, потому что из него тоже можно делать полезные выводы. Стало быть, наш палач скорее всего не из милицейских. Столько работы псу под хвост! Обидно! Дура я, дура. Надо было сразу же это проверить, а я только вчера додумалась.

От злости на саму себя у нее запылали щеки и даже голос задрожал. Но полковник Гордеев сделал вид, что ничего не заметил, и не стал ее утешать. Он слишком хорошо знал Анастасию.

– Дальше что подавать прикажете? – весело спросил он.

– Нейтральное что-нибудь. Зажуем хлебушком вашу горькую еду.

– Машина, которая ночевала под твоим балконом, принадлежит господину Чинцову Григорию Валентиновичу, сотруднику аппарата Думы. Мелкая сошка, большой властью не располагает, а подробности характера и личной жизни будут попозже. Ну что, Стасенька, готова к хорошим новостям? Или, может, еще какого-нибудь дерьмеца подкинуть для контраста?

– Не надо, хватит, – засмеялась она, уже вполне справившись с собой после приступа злости на собственную недогадливость.

– Фотографию Кирилла Базанова, находящегося в данный момент в Институте судебной психиатрии, предъявили свидетелям по давнему убийству шантажиста. Поздравляю тебя, деточка, тут ты попала в центр мишени.

– Опознали? – ахнула Настя. – Не может быть, вы меня разыгрываете. Не бывает такого везенья.

– Здрасте! – развел руками Виктор Алексеевич. – Как это не бывает, когда вот оно, потрогать можно. И потом, насчет везенья я бы не стал утверждать категорически. Ты откуда это убийство шантажиста выкопала?

– Из архивов своих. Вы же знаете, у меня собственный архив на все нераскрытые убийства и изнасилования за десять лет.

– И что ты с ним делаешь, с архивом этим?

– Работаю, – она пожала плечами. – Анализирую данные, которые удалось собрать по делу, группирую все преступления в таблицы в зависимости от разных признаков и характеристик. Да будто вы сами не знаете? После убийства Лученкова и задержания Кирилла Базанова я проверила свои архивы на предмет неустановленного убийцы с внешними данными, похожими на Базанова. Вот у меня и получился шантажист. Тоже убийство на улице, средь бела дня и из пистолета.

– То есть ты хочешь сказать, что работаешь со своим архивом постоянно? – зачем-то уточнил Гордеев.

– Ну да, конечно. Вношу туда данные о каждом новом нераскрытом преступлении, группировки новые придумываю… Знаете, – она засмеялась, – я иногда становлюсь похожа на сумасшедшего филателиста, который каждый вечер открывает свои кляссеры и альбомы, достает лупу и пинцет и начинает любоваться своими сокровищами, перекладывать их, перегруппировывать. Так и я с этими убийствами вожусь каждую свободную минуту. Скупой рыцарь от криминалистики.

– Значит, я прав, и ни о каком везенье речи быть не может, – решительно произнес полковник. – Закономерный результат упорного кропотливого многолетнего труда. Заслужила ты, деточка, свою удачу, и в качестве награды я сообщу тебе самую потрясающую новость на сегодняшнее утро.

– Пятую? – удивилась Настя. – Вы же говорили, их всего четыре.

– А это продолжение четвертой. Так что приготовься и в обморок не падай. У нашего Кирилла Базанова, как ты догадываешься, есть родители, которые до сих пор пребывают в полном изумлении от того, что натворило их дитя. Как говорится, ничто не предвещало. Тихий послушный молодой человек, дурных компаний не водил, спиртное потреблял весьма умеренно. А то, что взрывной был и раздражительный, так это, во-первых, не каждый день, а во-вторых, быстро проходило. Родителей Базанова попросили припомнить то время, когда было совершено убийство шантажиста, то есть апрель девяносто третьего года. Почти три года прошло, конечно, многовато, но вдруг… Не появились ли у Кирилла в то время новые знакомые, не завелись ли у него деньги – короче, стандартный набор вопросов. Базанов у нас семьдесят второго года рождения, стало быть, в осенний призыв девяностого года он в аккурат служить отправился, в ноябре девяносто второго вернулся, весной девяносто третьего находился в Москве. И вот тут, Стасенька, начинаются всякие непонятные невероятности, или невероятные непонятности, не знаю, как лучше выразиться. Матушка нашего Базанова припоминает, что двенадцатого апреля девяносто третьего года Кирилл дома разбил стакан, да так неудачно, что порезал всю ладонь на правой руке. Вроде бы нес стакан с чаем из кухни к себе в комнату, споткнулся и растянулся прямо в прихожей, со всей силой собственного веса вдавив ладонь в осколки. Мать точно помнит, что это было двенадцатого апреля, потому что раньше в этот день вся страна праздновала День космонавтики, а Кирюша, когда совсем маленький был, очень трепетно относился ко всему, что связано с космосом. Ну, впрочем, как и все мальчишки. Только почти у всех это с возрастом проходит, а он задержался в развитии. И когда мать ему руку-то йодом поливала, он чуть не визжал от боли, а она приговаривала: «Что ж ты, Кирочка, боль-то терпеть не умеешь. Не по-мужски это. Вон космонавты твои ничего небось не боятся, видишь, храбрые какие, а ты потерпеть немножко не можешь. Ну ты уж потерпи в честь праздника, это же твой любимый праздник». При этой сцене присутствовали отец Базанова, его младшая сестра и соседка, которую попросили прийти посмотреть порезы, не осталось ли в них стекла. Соседка у них медсестрой работает. Приходит твой друг Юра Коротков в институт психиатрии, просит Базанова показать ладони, видит следы порезов, заметные такие следы, потому что порезы были глубокие. И спрашивает, мол, как же ты так, братец? Догадайся, что ему Базанов отвечает.

– И что?

– А ничего, Стасенька. Не помнит он.

– То есть как это не помнит? – нахмурилась Настя. – Как можно этого не помнить?

– А вот так и не помнит. Коротков ему: а как из армии пришел – помнишь? Помнит, рассказывает, как до Москвы добирались, как родители его встретили, даже помнит, в каком его мать была платье и какая прическа у сестры. Как Новый 1993 год встречали – помнит. Как 8 Марта в том году праздновали – помнит. Как руку порезал в середине апреля – не помнит. А что на Майские праздники делали – снова помнит. Как у Винокура: здесь играем, здесь не играем, здесь рыбу заворачивали, а тут опять играем. Между прочим, мне кто-то из специалистов говорил, что у олигофренов зачастую бывает великолепная память, они книжки могут целыми страницами наизусть заучивать без всякого труда, и это им иногда помогает и школу нормально закончить, и даже институт. У Базанова, похоже, с памятью все хорошо. А в середине апреля – провал. Когда шантажиста-то прикончили, помнишь?

– Да, – вмиг онемевшими губами произнесла Настя. – Его убили двенадцатого апреля. Утром, около одиннадцати часов. Что же получается? Вспышка острого психоза, убийство человека – и потом амнезия?

– А что, не может быть?

– Может. Но не получается. Если это болезнь, то и после убийства Лученкова у него должна развиться амнезия, Базанов должен забыть все события, связанные с убийством. А он все помнит. Все в деталях. Причем помнит настолько ясно и отчетливо, что совершенно не путается в показаниях.

– Ладно, погоди делать выводы, послушай меня. Я тебе еще не все рассказал. Если бы ты не так увлеченно работала в бригаде у Семеныча, ты бы все это и раньше узнала. Коротков, между прочим, пить-есть забыл, не говоря уже о поспать, носится по всему городу, добывает информацию, а ты не проявляешь к ней никакого интереса и вообще как будто забыла, что, кроме твоего палача, и другие преступления есть. И их тоже раскрывать надо. Так вот, недели примерно три назад или чуть больше матушка нашего Кирочки Базанова видела сына в обществе мужчины приятной наружности. Мужчина этот был ей незнаком, в том смысле, что их не знакомили и имени его она не знала. Но лицо показалось ей знакомым. Она напрягла память и припомнила, что видела этого товарища однажды, и тоже вместе с Кирочкой. Точнее, не столько вместе, сколько в одном и том же месте. И было это довольно давно, незадолго до того, как Кирочка руку поранил.

– Незадолго – это как? – уточнила Настя.

– Ну совсем незадолго. Накануне. Так вот мама Кирюше и говорит, дескать, кто это твой знакомый? Симпатичный такой. А он не понимает, о ком идет речь. Мама ему напоминает, мол, тот, с которым ты шел от магазина в сторону парка, да ты его давно знаешь, я вас почти три года назад вместе видела. А у сына любимого в глазах пустота и одно сплошное непонимание. Так ничего она от него и не добилась, но, надо сказать, не сильно и старалась, потому как, во-первых, никакого принципиального значения это для нее не имело, а во-вторых, она все время помнит, что сын у нее олигофрен, хоть и в степени легкой дебильности, но все-таки не нормально развитый, и требовать у него точных и четких объяснений глупо. Наш Коротков, конечно, и об этом Базанова спросил. Ну, у него принципиальности-то и терпения побольше будет, чем у Кирочкиной мамы, и он насел на беднягу со всем своим оперативным мастерством и энтузиазмом. Да, вспомнил Кирочка этого приятного во всех отношениях дядечку. Но с трудом. Подошел, говорит, попросил стотысячную купюру разменять. Базанов в это время как раз с работы шел, а на улице человек этот к нему подходит. Кирилл в карманах порылся, денег наскреб, пересчитал их, купюры, как назло, были мелкие, он все время со счета сбивался. В конце концов выяснилось, что до ста тысяч ему не хватает около пятнадцати тысяч рублей, дяденька извинился, стотысячную купюру спрятал. Какое-то время они шли рядом, им было по пути. Вот и все. Видел его Кирилл в первый раз в жизни, никогда раньше с ним не общался и почему мама говорит, что это его старый знакомый, он не понимает. Но это, деточка, еще цветочки. Самая ягодка-то знаешь в чем? Вот в этом.

Гордеев протянул Насте листок.

– На, прочти. Заодно и свою память проверь. Считай, я тебе экзамен устроил на внимательность.

– Что это? – спросила она, беря протянутый листок.

– Выписка из протокола допроса матери Базанова. Читай, читай.

Настя быстро пробежала глазами по строчкам. Она сразу узнала почерк Короткова – крупный, некрасивый, но очень разборчивый. «Мужчина лет около сорока, смугловатый, волосы длинные, кудрявые, как у певца, который из «Машины времени». Да, правильно, Макаревич его фамилия, спасибо, что подсказали. Только залысины большие. И в очках с затемненными стеклами. Роста невысокого, ниже Кирочки, а у Кирюши рост метр семьдесят три. Одет хорошо, дорого, но не броско. Кавказец? Нет, не похоже, что он с Кавказа. Кавказцы – они, знаете, вычурные такие, все пиджаки бордовые носят или зеленые, пальто у них длинные, как из журнала мод. В общем… нет, у них очень особенная манера одеваться, а этот мужчина, хоть и смуглый и темноволосый, но не кавказец».

– Вот это номер, – тихо выдохнула она, опуская лист бумаги на колени. – Вы меня наповал сразили. Это же тот самый мужчина, которого видели в «России» во время смерти Юрцева.

– Ну, не надо так уж категорически судить, – осторожно заметил Гордеев. – Тот самый или не тот – нам пока неизвестно, но описания их очень похожи. Сегодня после обеда сюда придут мать Базанова и некоторые участники нефтяной презентации, попробуем сделать комбинационный портрет, потом покажем его Базанову вместе с несколькими другими и попросим указать нам мужчину, который у него деньги пытался разменять. Это пока не твоя забота, этим занимается Доценко. А ты, деточка, подумай вот над чем: Базанов, конечно, не гигант мысли, совсем даже напротив, но какая-то элементарная логика в его поступках и словах быть должна. Ну самая элементарная, на уровне здравого смысла. Прикинь-ка, в чем он может лгать, а в чем говорить правду, и подумай, что из этого вытекает и как проверять. К трем часам тебя вызывает Семеныч, значит, до ухода зайдешь ко мне и доложишь.

Настя вернулась к себе в комнату, повесила небрежно брошенную на стол куртку в шкаф, включила кипятильник, чтобы сделать кофе, и стала задумчиво вытаскивать из своей необъятной сумки те бумаги, которые вчера брала с собой, когда ездила в министерство к генералу Коновалову, которого Виктор Алексеевич Гордеев за глаза именовал не иначе как просто Семенычем. Внезапная вспышка ярости ослепила ее, и Настя принялась с ожесточением рвать и выбрасывать в корзину длинные листы распечаток с разными списками и таблицами, которые она так старательно и любовно составляла дома на компьютере. «Дура! Безмозглая идиотка! – шептала она исступленно, раздирая пополам очередной свернутый в рулон длинный лист. – Почему ты об этом подумала только вчера? Ты должна была догадаться, что это нужно проверить в первую очередь. В первую очередь ты должна была убедиться, что жертвы палача – из числа фигурантов, которых отрабатывали по делу, но что-то не срослось, не связалось. А ты сочла, что это наверняка так и есть, и уже на этом выстроила свою версию о работнике милиции, который решил сам вершить свой суд. Самонадеянная кретинка! Две недели ушли впустую, две недели выкинуты на помойку. За это время можно было сделать массу полезной работы, а ты потратила две недели черт знает на что. Гнать тебя надо с этой работы поганой метлой!»

Гневные слова закончились одновременно с подлежащими уничтожению бумагами. К этому времени закипела вода в высокой керамической кружке, Настя сделала себе крепкий кофе, закурила и стала успокаиваться. Руки, правда, еще сильно дрожали и сердце колотилось как бешеное, но злость на саму себя прошла, уступив место поискам рационального. В конце концов, сказала себе Настя Каменская, если бы я не занялась списками личного состава, я бы никогда не узнала, что в ряде областей шла интенсивная смена кадров, которая началась примерно через три-четыре месяца после тех преступлений, виновных в которых сейчас методично уничтожает палач. И если бы я этого не узнала, я не смогла бы определить те области, в которых скорее всего будет действовать этот палач в ближайшем будущем. Новая жертва палача говорит о том, что закономерность я выявила правильно. Но, с другой стороны, это означает, что впереди как минимум еще три жертвы. Их надо защитить. Палача надо найти. И каждый из них должен быть наказан по заслугам. Жаль, конечно, что жертва не из числа фигурантов, потому что это сильно затрудняет ее поиск и охрану. И жаль, что палач может оказаться кем угодно, не обязательно нашим сотрудником, потому что «кого угодно» намного труднее отследить. Но по крайней мере понятно, на какой территории он будет действовать. Конечно, не наверняка, но с большой степенью вероятности…