ГЛАВА 9

Они проспали несколько часов, день клонился к вечеру, в окна проникали закатные солнечные лучи. Алешка проснулся первым. Лина лежала на самом краешке широкой родительской кровати, свернувшись калачиком, напоминая маленького несмышленого котенка, и Алешка невольно залюбовался ею. Хотелось протянуть руку, погладить ее и услышать в ответ: «мур-р-р». Но он не хотел ее будить. Как можно тише поднялся с кровати, подобрал с пола джинсы и стал их натягивать. И тут из кармана на пол выпала маленькая цепочка с «ангелом», со звоном стукнувшись об пол.

Лина вздрогнула и проснулась, открыв глаза и сонно спросив:

— Что это было?

Алешка поднял цепочку с пола и протянул Лине:

— Вот, нашел вчера во дворе. Не твоя случайно?

Лина села в кровати, натягивая одеяло и стараясь прикрыть обнаженное тело, взяла протянутую Алешкой цепочку, с недоумением несколько секунд рассматривала ее и потом сказала:

— Нет, не моя, но я ее явно где-то видела.

— Где?

— Не помню.

— Ну и ладно, а пока я предлагаю что-нибудь перекусить.

Лина тоже поднялась и начала одеваться. Алешка не сводил с нее глаз. Он еще ни у одной женщины не встречал такой совершенной фигуры… талия, линия плеч, руки, грудь. Она была как статуэтка. Ноги тоже безупречной формы, но обезображенные множеством послеоперационных шрамов. Хотя они Алешку совсем не отпугивали.

Лина заметила, что Алешка разглядывает ее. Она опять смутилась, но справилась, спокойно застегнула рубашку и сказала:

— Это крайне неприлично — так нахально разглядывать человека.

Алешка обнял ее, улыбнулся, поцеловал в висок и прошептал:

— Я не разглядывал, я любовался. Откуда у тебя такая изящная фигура?

Лина улыбнулась и ответила:

— Природа от рождения не дала мне способности передвигаться, но дала красивую линию тела; это, во-первых, а во-вторых, я большую часть жизни провела на ортопедическом щите и на вытяжках. Так что отчасти — от бога, отчасти — от врачей. Вот откуда!

Лина вырвалась из Алешкиных объятий и выбежала из спальни.

Через минуту они уже сидели на кухне, поглощая мамины припасы и запивая все это горячим чаем с вареньем. Они смотрели телевизор. Шла комедия «Иван Васильевич меняет профессию». Молодость не знает горя, тем более чужого. Все пережитое утром словно ушло, отодвинулось куда-то. Они были счастливы и от души смеялись.

Зазвонил телефон. Алешка поднял трубку:

— Алле!

— Алешка, привет, — услышал он голос Славки Королькова.

— Привет, рад тебя слышать! — Он действительно был рад услышать Славку.

— Ну а если рад, то жди в гости, сейчас подъедем.

Алешка не успел еще ничего ответить, как в трубке зазвучали короткие гудки. Он повернулся к Лине и сказал:

— Сейчас я познакомлю тебя с потрясающим человеком.

— И кто же этот потрясающий человек?

— Славка Корольков, мой одноклассник.

— Вячеслав Александрович?

— Да?! А ты откуда его знаешь?

— Мы же не в Москве живем, а у нас в городе он личность известная. Талантливый преподаватель, активный общественник. Он возглавляет городской общественный комитет по работе с трудными подростками. Ты знаешь, как он пришел работать в гимназию — самое престижное учебное заведение нашего города?

— Он говорил… что его туда сосватал Татурин.

— Нет, это не так. Не сосватал, а долго уговаривал как член родительского комитета и один из учредителей гимназии. Уговаривала его и директриса. А он поставил условие, что будет работать только вместе со своей женой Ларисой. Она у него филолог. И теперь в ее классе все поголовно пишут стихи, у них поэтический театр. Там полшколы физиков, полшколы лириков.

В ворота позвонили. Алешка с Линой вышли на крыльцо. Отворилась калитка, и во дворе появилось белокурое создание с огромными голубыми бантами на тонюсеньких косичках.

— Аеська, Анечка пьисья, встесяй. — Анечка бежала со всех ног. Алешка поймал ее и поднял высоко над головой.

— Ну, все, стрекоза, попалась!

Анечка прижалась к его щеке и зашептала в ухо, чтобы не услышали родители:

— Аеська, у тебя кофетьки есть?

Но как она ни старалась скрыть от родителей свою любовь к сладкому, родители ее услышали.

— Вот я тебе сейчас дам кофетьки, — строго сказал Славка, пожимая руку Алешке. — Замучила прямо: «Поедем к Аеське кусять кофетьки».

Алешка все еще держал Анечку на руках. Женщины, не дожидаясь представления друг другу, поздоровались, поздоровался с Линой и Славка.

— Алеш, мы там мяса привезли, может, быстренько шашлычишки соорудим?

— С удовольствием.

Работа закипела, в мангале запылали дрова, в изобилии запасенные заботливыми руками покойного Павла Николаевича. Появился столик с закусками, бутылка сухого вина из запасов Леонида Ивановича. Женщины быстро нашли общий язык и беседовали, раскладывая на столе бутерброды, салаты, чистя овощи и зелень. Мужчины возились с огнем. Анечка, стараясь не привлекать к себе внимания, тихо обследовала двор: улучив момент, когда родители ослабили к ней внимание, забежала в дом. Но Славка опытным оком педагога все же заметил этот маневр.

— Где у тебя лежат конфеты? — спросил он у Алешки.

— В холодильнике.

— Ну ладно, минут пять у нас еще есть.

— В каком смысле?

— Она боится холодильника — закрылась там однажды, поэтому в него полезет в последнюю очередь.

— Слава, — подошла к мужу Лариса, — Лина сказала, что конфеты стоят на столе.

— Точно, на столе, — спохватился Алешка, — я забыл, что мы пили чай.

Они сорвались с места, мгновенно влетели в кухню, но было поздно: Анечка уже опустошила вазочку с конфетами, на столе валялись только пустые фантики. Озорная мордашка была измазана шоколадом, а сама виновница переполоха громко смеялась, сидя прямо на столе. Взрослым ничего не оставалось, как смириться с обстоятельствами. Лариса умыла Анечку, по ходу дела ласково журя ее.

— Безобразница, как тебе не стыдно, взяла и съела все Алешины конфеты.

Анечка подмигнула Алешке, но одним глазом у нее не получилось, и она подмигнула обоими, смешно сморщив при этом носик, и проговорила:

— А мене Аеська язьисил, пьявдя, пьявдя?

— Конечно, язьисил, — подтвердил Алешка.

— Эх вы, заговорщики, — проворчала Лариса и унесла Анечку на улицу.

Лина прибрала на столе и спросила:

— А что такого страшного в том, что ребенок наелся конфет?

— Да, действительно, пускай наестся до отвала, зато больше просить не будет, — поддержал ее Алешка.

— Нельзя ей, — с горечью проговорил Слава, — у нее бронхиальная астма, но аллерген пока не выявлен: на сладкое она реагирует. Как переест, так приступ. Задыхается.

— Бедный ребенок, — покачала головой Лина.

— Я не знал, — чувствовал себя виноватым Алешка. Он вспомнил, как недавно позавидовал Славке, но, видно, счастье безоблачным не бывает.

Первые шашлыки призывно запахли, все уселись за стол, Алешка разлил вино по бокалам, однако Славка тут же прикрыл свой ладонью.

— Я за рулем!

— Вы разве не останетесь? Может, переночуете у нас? Думал, посидим, поговорим, — обиделся Алешка.

— Мы не рассчитывали на это, — ответил Славка.

— А на что ты рассчитывал, что я вас с ребенком выкину на улицу ночью? Короче, я и слушать ничего не желаю! — кипятился Алешка.

Славка вопросительно посмотрел на Ларису и Анечку, без слов понял их желание и сказал:

— Ну ладно, уломал, красноречивый!

Радостный возглас вырвался у всех присутствующих, Анечка тут же перебралась к Алешке на колени и, обняв его за шею, прошептала:

— А у тебя есть маенькая коватька?

— Мы тебя на большую положим, — ответил Алешка.

— Уя! Я босяя, будю спать на босей коватьке. Покази мне ее.

— Анна, не надоедай, — строго сказал папа Слава.

Анечка мгновенно присмирела, села, положив ручки на коленочки, но от Алешки не ушла.

Уже вторая порция шашлыков ароматно потрескивала на мангале, когда Славка вспомнил:

— Надо позвонить матери, а то волноваться будет.

— Телефон в доме, — сказал Алешка, — пошли, покажу. Пошли, Анна Вячеславовна, покажу тебе твою «коватьку».

— Поси, поси, Аеська. — Этого маленького человечка не надо было уговаривать, она мигом соскочила на землю и побежала впереди взрослых.

Огонь в мангале погас, Лариса ушла укладывать Анечку спать, Лина потихоньку убирала со стола. Славка перебирал гитарные струны, тихонько напевая старую туристскую песню. Лариса вышла из дома, присела рядом с мужем, тихонечко стала подпевать ему.

— Уснула? — спросил Славка.

— Конечно, сразу, на свежем воздухе да на «босей коватьке», счастливый ребенок! Слава, давай нашу.

— Угу. — Славка заиграл и запел после проигрыша:

Эту песню пели в походах их родители, собираясь в туристических лагерях. Эту песню пели и они со своими сверстниками. Будут ли петь эти песни их дети?

Вечерние сумерки окутали ближайшие окрестности. Стало заметно прохладней, Славка отложил гитару и предложил:

— Пойдемте прогуляемся.

— А как Анечка одна в чужом доме? — забеспокоилась Лина.

— Ее теперь до утра пушками не разбудишь, — успокоила Лариса.

— Тогда пойдемте, — отозвался Алешка, — я только двери запру.

Он быстро обежал весь дом, в очередной раз проверил, все ли выключено, заперто, и присоединился к друзьям. Потом вспомнил о квартире Орловых, сбегал на хозяйственный двор, проверил двери там, в довершение запер калитку, и все отправились к озеру.

Мягко светила луна, по озеру от нее расплескались блики. Народу почти не было видно: отдыхающие уже разбрелись по своим коттеджам, городские уехали домой, и только одинокие рыбаки виднелись на берегу озера.

— Это то самое Круглое озеро? — спросила Лариса.

— Да, — ответил Алешка. — Вон там утес — на той стороне.

— Жалко девочку, как ей, наверное, было страшно, — поежилась Лариса.

— Она умерла прежде, чем попала в воду, — жестко проговорила Лина.

— Как это понять? А где же она в таком случае умерла? — переспросил Славка.

Лина вопросительно посмотрела на Алешку, как бы молча советуясь с ним. Тот неопределенно пожал плечами. Лина объяснила:

— Ксении Татуриной сломали шею, в озеро она попала уже мертвой.

— Но… — недоумевая, начал было Славка.

— Поэтому Лина больше и не занимается этим делом, ее отстранили от ведения его, — прервал Алешка.

— Я уволилась, — проговорила Лина.

— Когда? — удивился Алешка.

— Вчера. Хотела сообщить тебе позже.

— Почему? — спросил Славка.

— Я отказалась закрыть дело и написала докладную в генпрокуратуру о фальсификации материалов дела.

— Тебя уволили? — поинтересовался Алешка.

— Нет, вежливо попросили.

— Круто! Это кто же у нас такой вежливый? — допытывался Славка.

— Тот, кому не нужны неприятности: майор Гребешков и подполковник Кунгурцев. Они предложили мне покинуть службу «по-хорошему», а то бы они квалифицировали мою докладную как безосновательную и бездоказательную, а стало быть, это не что иное, как клевета. И тогда уголовное преследование в отношении меня было бы обеспечено. А я, к сожалению, не борец. Вот и написала прошение об отставке, которое сразу же удовлетворили. Видимо, все это заранее согласовано. Теперь я безработный юрист с высшим университетским образованием. Нет ли где вакансии подходящей? Да подоходней?

— Это не шутки, — серьезно проговорил Славка, — с этим надо разобраться. Я постараюсь по своим каналам все проверить.

— Не надо, Слава. Я в милицию не вернусь.

— Почему? Обиделась?

— Да нет. Просто противно там работать. Когда милиция из органа правосудия превращается в орган махинаций… Когда раскрываются только те преступления, которые раскрыть выгодно, а виновными становятся люди неугодные… Предпочитаю в этом не участвовать.

— А вот это уже пораженчество! Ты уйдешь, я уйду… А кто останется? Кунгурцевы и Гребешковы? К чему мы тогда придем? — парировал Славка.

— Мне все равно, — тихо ответила Лина.

— А мне нет, — сказал Алешка. — И я докажу, что ты была права. — Он обнял Лину. — Ты мне поможешь?

— Угу. — Лина снова смутилась. Ей всегда приходилось оставаться со своими «болячками» один на один, и, пожалуй, впервые в жизни рядом с ней был человек, который хотел ей помочь решить ее проблемы.

— И я помогу, — с готовностью вызвался Славка. — Хочешь ты работать в милиции или нет, но убийца Татуриных, если он существует, должен быть наказан. Хотя непонятно, почему так поспешили закрыть дело? Татурин-старший должен был бы, наоборот, заставить их землю носом рыть. Если только он не…

— Что — «не»? Не замешан в этом сам? — спросил Алешка.

— Нет, если он не боится, что вылезет попутно что-то другое, — закончил свою мысль Славка.

— Вполне возможно! Каждое уголовное дело, как спутанный комок ниток: потянешь одну, следом потянутся другие. А уж у кого-кого, а у Татурина наверняка таких ниточек не счесть. А может, Сергей Ильич хотел задействовать какие-то иные силы для расследования этого дела, более могущественные, чем районная милиция, которая к тому же и не очень стремится отыскать убийцу его сына и внучки, ведь он наверняка отправил на тот свет и Орловых… В том, что это не несчастные случаи, я теперь уверена на все сто, — убежденно сказала Лина.

— У тебя есть какие-то факты? — спросил Алешка.

— Нет, я чувствую. И хорошо, что я теперь не работаю в милиции. Предчувствия не надо подшивать к протоколу; к тому же еще один момент меня тревожит. В обоих случаях погибли две женщины и двое мужчин. Я, конечно, не эксперт, но и у Ксении, и у Ольги Степановны… у обеих сломана шея. Если Ксюша могла сломать шею в машине, как пожилая женщина получила такую же травму дома? — Лина помолчала. — А еще, возможно, он просто не знал всех подробностей.

— Лариса, — обратился к жене Славка, которая до сих пор не проронила ни слова, но все время вслушивалась в разговор. — Что-то ты мне рассказывала вчера про Ксению, повтори, пожалуйста.

Они все еще стояли на берегу озера. Лариса чувствовала себя здесь не совсем уютно; поежившись, она сказала:

— Я расскажу, только давайте пойдем домой, что-то стало прохладно.

— Да, идемте, — поддержала ее Лина. Она уже давно заметила, что Ларису пробирает мелкая дрожь. Мужчины были одеты теплее, чем Лариса. Даже Лина, как всегда, в джинсах и рубашке, слегка продрогла, а что уж говорить о Ларисе, на которой было короткое платье без рукавов.

— Замерзла? — Славка попытался согреть жену, крепко обняв, но она, поежившись, отстранилась.

— Пойдемте, пожалуйста. Я что-то за Аннушку беспокоюсь.

Они двинулись по знакомой уже тропинке в обратный путь, к даче Корниловых. Шли они не спеша, но каждому почему-то хотелось бежать бегом. Слава, чтобы разрядить атмосферу возникшей вдруг общей нервозности, попросил жену:

— Лара, ну, расскажи.

— А, да… — Ларису слова мужа вывели из задумчивости. — Зимой, на новогодней дискотеке, к нам в школу пришел молодой человек, его провел кто-то из ребят. Он пригласил танцевать Ксению. Она пошла, но потом, видно, он ей сказал что-то неприятное и она больше с ним не танцевала. Но он не унимался, стал грубо приставать. У нас ОМОН дежурит на таких мероприятиях, ребята хотели вывести его, а он вдруг выхватил пистолет. Все оторопели на мгновение, и он выскочил из зала. Тогда Ксения позвонила отцу, рассказала о случившемся. За ней приехали охранники, и тогда все закончилось благополучно… Примерно через месяц после этого случилось еще происшествие. Ксения вечером одна возвращалась домой. Тот же парень встретил ее на улице — прямо на оживленной улице подошел к ней и сказал: «Я тебя, сучка, все равно отымею! Подожди, только потеплее станет». Ксюша говорила, что ее отец разыскал этого подонка. Он оказался «шестеркой» из московской братвы, какая-то там группировка, не то солнцевская, не то еще какая-то, я уже не помню. Илья Сергеевич принял меры, парень больше не появлялся.

Лариса закончила свой рассказ как раз на подходе к дому. Здесь их опять ждал сюрприз: калитка опять была открыта. И не просто отперта — распахнута настежь.

— Люди, у меня что-то происходит с головой, — удивился Алешка. — Или что-то с этими ненормальными замками: я их запираю, а они сами открываются. Мне это уже начинает надоедать!

— Да, пора менять замки, — кивнул Славка.

Едва увидев открытую калитку, Лариса, не обращая ни на кого внимания, бросилась на крыльцо и изо всех сил стала дергать за ручку двери. Дверь не поддавалась: замок был цел.

— Лара, постой, я открою, — отстранил ее Алешка.

После того как дверь была отперта, Лариса бросилась в комнату, где спала Анечка. Тревоги ее оказались напрасными: девочка крепко спала на прежнем месте.

Лина подергала дверь, ведущую в квартиру Орловых, она тоже была заперта, и Лина попросила Алешку:

— Проверь, пожалуйста, все остальные двери и помещения.

— Да, непременно!

— Я с тобой, — окликнул Алексея Славка.

Они вышли во двор и в ту же минуту услышали, как хлопнула калитка. Мгновенно бросившись на звук, ничего не увидели. На освещенной дорожке — ни души, в даче напротив никто не жил. Они еще раз осмотрели все вокруг, но ничего подозрительного не обнаружили. Решили, что это ветер и их богатое воображение сыграли с ними и на этот раз злую шутку.

— После милиции и Татурина здесь брать больше нечего, нечего искать. Значит, нечего и бояться, — заключил Алешка, запирая калитку. — Пошли домой, а то жутковато как-то становится от всего этого.

Утром Алешка проснулся от телефонного звонка. Он схватил трубку:

— Алле, я слушаю!

— Алешенька, — услышал он мамин голос, — я тебя разбудила, извини, пожалуйста.

— Ничего, мам, я уже проснулся. — Алешка посмотрел на часы: 7.30. — Что случилось?

— Все в порядке, мы звонили вчера вечером, трубку никто не брал.

— Я ходил на озеро гулять.

— Опять? Ну и как? — усмехнулась мама. — Ничего не нашел?

— Нет, хватит и того, что уже найдено.

— Алеша, а мы отыскали новых консьержей. Они выехали сегодня ночью, значит, жди, с минуты на минуту будут у тебя. Встреть их, прими и все покажи. Их зовут Алла Георгиевна и Станислав Янович Григорьевы. Они вынужденные переселенцы из Прибалтики. Нам их порекомендовали как очень порядочных людей. Будь с ними, пожалуйста, вежлив.

— Хорошо…

— Лина еще спит? Передай ей привет.

— Мама… — удивился Алешка.

— Ну что мама, будто я тебя не знаю. Да, ее мама беспокоится, что она будет много ходить пешком или еще, чего доброго, полезет в огород. Ограничивай ее, пожалуйста, ей все это вредно.

Алешка снисходительно выслушал родительский совет.

— Я ее на руках носить буду.

— Дай бог, благословляю вас. На выходные мы к вам приедем, встречайте, с нами будут и Брахмановы, передай это Лине. Береги ее, у нее только характер сильный, а сама она очень слабенькая. Шутка ли, полжизни на ортопедическом щите!

— Я все знаю, мама. И я все понял. Все сделаю.

— Надеюсь на тебя, сынок. Как у вас с продуктами?

— У нас все есть.

Раздался звонок — звонили в ворота. Алешка закричал в трубку:

— Мама, все, приехали твои консьержи! Пошел встречать. Пока. Целую.

Он положил трубку, быстренько натянул штаны и вышел во двор. Отпер калитку и увидел стоящих на улице мужчину и женщину, сразу решив, что прибывшие — люди интеллигентные. Оба строго и со вкусом одетые. В семь утра, после ночи в поезде у Аллы Георгиевны была безупречная прическа, а Станислав Янович — при галстуке и в шляпе. С собой всего два чемодана и небольшая сумка.

Алешка приветливо поздоровался с ними и пригласил в дом. Но мужчина с еле заметным прибалтийским акцентом сказал:

— Спасибо, Алексей Леонидович, но, если позволите, мы бы хотели сразу расположиться в своем жилье.

— Там не прибрано, там как было… — Алешка осекся.

— Мы все знаем, не волнуйтесь. Мы приберемся, — мягким грудным голосом проговорила Алла Георгиевна.

— Как скажете! — Алешка провел супругов через двор, на ходу показывая и объясняя, что где находится. Подведя к двери бывшей квартиры Орловых, вспомнил, что запер дверь изнутри. — Простите, вам придется подождать. Я пройду через дом и открою.

Алешка для верности толкнул дверь, но она не поддавалась: запор на этот раз оказался надежным. Значит, до этого доступным был только вход снаружи. Он забежал в дом и обнаружил, что вся компания уже на ногах — утренний звонок разбудил всех. Ничего не объясняя, Алексей кинулся к дверям, все пошли за ним. Он открыл их, впустил в квартиру супругов Григорьевых, которые прибыли заменить супругов Орловых.

Григорьевы вошли и в недоумении остановились, увидев незнакомых людей.

— Извините, — сказал Алешка, — это мои друзья, Слава и Лара Корольковы, их дочка Анна, моя невеста Лина Шевченко. А это наши новые…

— Не стесняйтесь молодой человек, — сказал Григорьев, — называйте все своим именем. Мы консьержи. Я Станислав Янович, — произнося имя, он сделал ударение на букву «и», — а это моя супруга, Алла Георгиевна. А вы, вероятно, дочь прелестной Веры Юрьевны? — спросил он у Лины.

— Вы знаете мою маму? — в свою очередь удивилась Лина.

— Скорее вашего отчима: доктор Брахманов когда-то был нашим соседом.

— Да, он жил одно время в Латвии.

— И мы там жили. Но пришлось уехать. Нет, нас не притесняли. Нам… — Он задумался, подбирая слова. — Нам просто жить не давали.

— Стаси, ту летыи лиелы рунат латвиски, — проговорила Алла Георгиевна, обращаясь к мужу, и тут же — молодому хозяину, настойчиво меняя тему: — Алеша, в наши обязанности входит приготовление пищи, поэтому скажите, во сколько вы обычно обедаете, завтракаете и ужинаете?

Все присутствующие переглянулись, не поняв начала фразы, сказанного по-латышски, поэтому в комнате возникла неловкая пауза. Станислав Янович заметил недоумевающие взгляды молодых людей, усмехнулся и перевел:

— Она сказала, что я слишком много разговариваю. Извините, рижская привычка — путать русскую и латышскую речь. Так в котором часу вы завтракаете, обедаете и ужинаете?

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — ответила за Алешку Лина. — Устраивайтесь, отдыхайте, а мы пока сами управимся.

— Спасибо, деточка, — поблагодарила Алла Георгиевна.

Компания удалилась, закрывая за собой дверь, а Алешка пояснил:

— Отдыхайте! Если что-то понадобится, эта дверь ведет в нашу половину и на кухню. Продукты в подвале, в подвал ваша дверь вот эта, — он указал на вход слева от двери со двора, — пользуйтесь всем, что потребуется.

Алешка вышел на кухню. Здесь уже все кипело и шипело на плите. Славка кормил манной кашей Анечку, она активно сопротивлялась:

— Не касю касю, дяй касетьку. — Увидав Алешку, она еще громче закричала: — Аеська, Аеська, дяй касетьку!

Алешка присел перед девочкой на корточки.

— Съешь кашу, получишь конфетку, договорились?

Анечка размашисто кивнула.

— Дававаиись, ти меня покойми. — Она ткнула в него указательным пальцем.

— Ну что, досюсюкался? — засмеялся отец. — Теперь корми.

Славка пересадил дочку на колени к Алешке, а сам, воспользовавшись заминкой, быстренько сбежал. Алешка сел на освободившийся стул, зачерпнул ложечкой немного каши и попытался засунуть в рот Анечке, но девочка отчаянно закрутила головой.

— Не касю!

Алешка попробовал кашу, ему понравился давно забытый вкус детства.

— Анна, каша-то вкусная, — он снова почерпнул каши, теперь почти целую ложку.

Анечка внимательно смотрела на него. Он поднес ложку ко рту девочки. Она обеими ручками отодвинула ложку поближе к Алешкиному рту и сказала:

— Поплебуй, голясе.

Алешка опять съел ложку каши. Дальше маленькая хитрюга придумала еще несколько отговорок. Каша у нее была то горькая, то кислая, то соленая, то просто невкусная. И так, пока она не кончилась. Как только на тарелке ничего не осталось, она закричала:

— Мама, каська койсилась, дай касетьку.

Лариса, наблюдавшая за процессом, сказала:

— Хитренькая ты, Анечка, кашку кушал Алеша, придется и конфетки ему есть.

Анечка надула губки, зашмыгала носиком, повернулась к Алешке, обхватила его шею ручонками и зашептала:

— Аеська, миенький, ты зе не хосесь касетьку, пьявда?

Алешка вопреки всем педагогическим канонам сказал:

— Не хочу, кушай ты. — Потом, обращаясь к Ларисе, добавил: — Мама Лара, мы съели «каську», дай нам «касетьку, пизяустя».

Лина поставила на стол вазочку с конфетами и дала одну Анечке. Лариса строгим голосом сказала:

— Аня, только одну!

— Угу, — согласилась Анечка, быстро запихивая в рот вожделенную сладость.

Потом ее посадили на отдельный стул, вручили чашку молока, и взрослые наконец-то смогли позавтракать сами.

Встав из-за стола, Лина сообщила Алешке, что уезжает в город, Корольковы ее довезут.

— Я поеду с тобой, — сказал Алешка.

— Нет, ты останься дома. У тебя гости, вдруг им что-нибудь понадобится. Я навещу бабушку, возьму кое-что из одежды и вечером приеду.

— На автобусе?

— Да, а что?

— Устанешь.

— Ничего, не беспокойся, здесь не очень далеко.

— Позвони перед выездом. Встречу, — сдался Алешка.