Книга: Реквием
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Зотов любил обедать в дорогих ресторанах, причем именно обедать, а не ужинать. Днем всегда было мало народу, и от этого у него возникало ощущение изысканности и привилегированности, которое всегда исчезало, когда вокруг было много посетителей. Какая же это привилегия, если она доступна такому числу людей? Ужинал он обычно дома, а вот обедать предпочитал в «Англетере» или в другом ресторане такого же класса.
Подъезжая к угловому зданию на Лубянке, он быстро оглядел припаркованные машины и увидел темно-зеленый «Сааб». Левченко уже здесь, притащился раньше времени, не терпится ему. Договорились же на два часа, а сейчас еще только без двадцати. Зотов с досадой сорвал с рук тонкие «водительские» перчатки и швырнул ни в чем не повинные кусочки кожи на пассажирское сиденье. Этот сукин сын Левченко в жизни никуда вовремя не пришел, и не потому, что не умеет быть точным, а потому, что любит, чтобы его ждали. Тот факт, что он заявился почти на полчаса раньше назначенного времени, говорит только о том, что дело, о котором пойдет разговор, для него сегодня важнее всего на свете, даже важнее его собственной значимости. Зотов многое отдал бы, чтобы и сегодня прождать своего знакомого лишние минут сорок, а то и час. Ему нечего ответить Левченко, пока нечего.
Закрыв машину, он неторопливым шагом двинулся к ресторану. Подтянутый швейцар, он же гардеробщик, с вежливой улыбкой принял у Зотова роскошную дубленку от Версаче, которую тот купил в Париже и придирчиво оглядывал каждый день в поисках пятнышка или хотя бы малюсенькой дырочки. Главное – не запускать процесс, считал Зотов, главное – вовремя среагировать, не дожидаясь, пока пятнышко уже нельзя будет вывести, а дырочка разрастется до размеров кулака.
Левченко, конечно, занял стол, который нравился Зотову меньше всего, да еще вдобавок сидел за ним спиной к стене, оставляя Зотову единственную возможность занять место спиной к залу. Ну не сукин ли сын! Ведь они уже трижды за последние месяцы обедали здесь, и каждый раз Зотов приходил первым и занимал один и тот же столик, за который садился всегда. И все три раза к слову упоминал, что это его любимое место, оно слегка на отшибе и в углу, так что оба собеседника имеют возможность сидеть спиной к стене и одновременно видеть весь зал. Это было важно для Зотова, очень важно, он не мог находиться спиной к двери и тем более к просторному залу, ибо был нервным и тревожным. Левченко, конечно, его слова мимо ушей не пропустил, потому сегодня приперся пораньше и занял такое место, чтобы Зотову уж и вовсе не по себе стало. «Глупо, право слово, – сердито подумал Вячеслав Олегович, двигаясь в сторону Левченко с сияющей улыбкой. – Если ты хочешь, чтобы человек для тебя что-то сделал, заставь его любить тебя, и он в лепешку расшибется. А ты заставляешь меня нервничать, как будто, если я распсихуюсь, дело пойдет быстрее. Не пойдет оно быстрее. Оно вообще никак не идет».
– Вы сегодня рано, – заметил он вместо приветствия, делая над собой усилие, чтобы не дать прорваться раздражению. – Прошу прощения, что заставил вас ждать, я был уверен, что приду первым.
– Ничего страшного, – снисходительно откликнулся Левченко. – Присаживайтесь.
Вот так всегда, с ненавистью подумал Зотов. Я пришел на двадцать минут раньше и в результате вынужден оправдываться, словно нашкодивший пацан. Господи, Левченко, как же мне от тебя отделаться? Не отделаться, видно, никак, я завяз по уши. Утешает только то, что и ты в том же дерьме плаваешь.
По установившемуся много лет назад порядку деловые разговоры не начинались, пока официант не примет заказ. Однако сегодня Левченко, кажется, решил нарушить все возможные и невозможные правила, к которым сам же и приучил своих партнеров. Сначала явился без опоздания, а теперь и разговор начал сразу же, с места в карьер.
– Чем порадуете, Славочка? Когда я могу ожидать материал?
– Порадовать нечем, Николай Степанович, – вздохнул Зотов. – Идет сбой за сбоем, у меня ничего не получается. Честно говоря, я исчерпал все свои возможности выяснить судьбу материала. Мне горько вам это говорить, но, похоже, я вообще никогда не сумею это сделать. Нельзя ли решить вашу проблему как-нибудь иначе?
Левченко сверкнул глазами из-под кустистых бровей и нахмурился. Зотову стало страшно от собственной смелости. Никогда, никогда за все годы, что они знакомы, он не смел так разговаривать с могущественным Николаем Степановичем. С самого начала все было поставлено так, что Левченко формулировал задание, а Зотов из-под себя выпрыгивал, чтобы его выполнить. И выполнял. За что получал благодарность как на словах, так и в весьма овеществленной форме, поддающейся устному счету. Правда, их сотрудничество, начавшееся много лет назад и хорошо отлаженное, в последние годы замерло. То ли Зотов перестал его устраивать, то ли задания стали другими и их поручали другим исполнителям. Какое-то время Вячеслав Олегович даже тешил себя иллюзией, что Левченко больше нет на свете. Умер, например, или еще что нехорошее случилось. Ничего, однако, нехорошего с Николаем Степановичем не случилось, и вот он снова возник и требует достать материал, который ему нужен для каких-то политических козней.
– Вам горько говорить, Славочка, а мне горько слышать, что деньги, которые я в вас вкладывал, ухнули в пропасть. Вы что, забыли…
Ему пришлось прерваться, так как подошел официант, держа наготове блокнот и ручку. Зотов быстро сделал заказ, не глядя в меню, он наизусть знал все, что там написано. Левченко же, по обыкновению, возился, перелистывая страницы и без конца что-то уточняя у официанта. Наконец они остались одни, и Николай Степанович продолжил свою тираду точно с той же буквы, на которой остановился. Это была еще одна его особенность: никто и ничто не могло сбить его с мысли или с фразы.
– …как пришли ко мне юным, нищим и глупым и попросились на работу? Вы ничего не умели, даже петь, хотя вас этому учили долгие годы хорошие учителя. Я нашел возможность вас использовать, да еще так, чтобы вы получали хорошую зарплату. Я учил вас работать и зарабатывать, я ввел вас в круг людей, благодаря которым вы и тогда жили безбедно, и сейчас имеете возможность пропихивать всюду своего бездарного протеже Вильданова. И что же в благодарность? Что я слышу от вас? Жалкие, беспомощные слова о том, что вам горько, но вы чего-то там не можете. Это не разговор, дорогой мой. Для беседы со мной вам следует тщательно проработать свой лексикон, чтобы я больше этих слов не слышал. Теперь к делу. Меня торопят, и потому я тороплю вас. Ситуация, к вашему счастью, не пожарная, еще три дня назад правительственный кризис казался неизбежным, и, если бы он разразился, материал понадобился бы срочно, но на этот раз все обошлось. Мои аналитики считают, что теперь наступит затишье до начала весны. Так что время у вас есть, но немного, не обольщайтесь. Я люблю запасаться оружием заранее и стараюсь ничего не откладывать на последнюю минуту. Вы меня поняли, Славочка?
– Я вас понял, – как можно тише произнес Зотов, чтобы не дать выплеснуться ненависти и злости. – Сделаю все возможное.
Принесли закуски, и некоторое время они молча поглощали изысканные деликатесы.
– О вас говорят забавные вещи, – вновь заговорил Николай Степанович, ловко кромсая щипцами клешни и хвост огромного лобстера. – Вы в курсе, Славочка?
– О чем вы?
– О вас и вашем мальчике, с которым вы не расстаетесь ни на минуту. Это правда?
Зотову стало противно, но он сделал над собой усилие, чтобы не дать лицу исказиться в гримасе отвращения. Что он понимает, этот грязный хитрый старик?! Для него существует только два вида близости между людьми: секс и деловое партнерство. Если двое мужчин не являются партнерами по бизнесу, но много времени проводят вместе, значит, тут секс, и никакие другие варианты даже не рассматриваются. Дружба, привязанность, уважение – все это недоступно пониманию Николая Степановича Левченко. И объяснять бессмысленно. Но и не ответить нельзя.
– Это глупости, – с деланным равнодушием сказал Зотов. – Мы действительно видимся ежедневно, иногда проводим вместе весь день с утра до вечера, иногда встречаемся всего на полчаса, это обусловлено графиком его репетиций, выступлений, записей и деловых встреч. Сколько нужно по графику, столько я и провожу времени с Игорем. Не говоря уж о том, что я просто с ним занимаюсь как педагог, и занимаюсь с самого детства, вы же это прекрасно знаете. Кроме того, вы точно так же прекрасно знаете, что в плане секса я люблю женщин, а вовсе не мужчин. Я ответил на ваш вопрос?
– Славочка! – Левченко мерзко захихикал и погрозил ему зажатыми в руке щипцами. – Я знаю и другое. Когда вы начали возиться с этим юным дарованием, у вас была какая-то жена. И где она теперь? Более того, вы потом женились еще раз, и ваша вторая супруга тоже растворилась в тумане. Женщины уходят, а мальчик остается. Согласитесь, картинка красноречивая. Кстати, дружочек мой, как поживают ваши дети? Или вы изгнали их из своей жизни вместе с очаровательной супругой?
– Дети здоровы, спасибо, – сдержанно ответил Вячеслав Олегович.
– Прелестные были ангелочки. – Левченко прикончил-таки лобстера-гиганта и тщательно вытер пальцы салфеткой. – Я вам всегда слегка завидовал, ибо мои сыновья приносят мне, увы, мало радости. Даже когда они были еще в нежном возрасте, от них были одни неприятности. Не успевал вытаскивать их из милиции за разные шалости. А уж когда выросли… Впрочем, неизвестно еще, что из ваших ангелочков получится. Сколько вашей старшей девочке? Насколько я помню, должно быть лет пятнадцать?
– Весной будет шестнадцать, – кивнул Зотов.
– А мальчику?
– Одиннадцать.
– Смотрите не упустите, – назидательно произнес Николай Степанович. – Возраст опасный, всякое может случиться. Да что я вам рассказываю, будто сами не знаете.
Слова прозвучали для Зотова как пощечина, нанесенная вымазанной в дерьме ладонью. Интересно, может ли он вообще о чем-нибудь разговаривать с Левченко, не испытывая отвращения и брезгливости? Казалось бы, нейтральная тема – дети, ан нет, и тут мерзкий старикашка ухитрился сказать нечто такое, от чего Зотова аж передергивает.
В целом обед прошел достаточно мирно, Левченко не давил и не запугивал, но, впрочем, справедливости ради следует сказать, что он этого, как правило, никогда и не делал. Он был непоколебим в уверенности, что его никто не осмелится ослушаться, а если кто-то чего-то не делает, то не по нахальству или бесстрашию, а лишь по нерадивости и забывчивости. Ну напомнить, ну пожурить – и достаточно. И что самое неприятное – он был прав. Его действительно не смели ослушаться.
Под конец, когда подали кофе, Зотов все-таки спросил:
– Николай Степанович, вы настаиваете, чтобы материал был именно этот, или вам подойдет любой, с помощью которого можно достичь той же цели?
Левченко зыркнул недоверчиво из-под кустистых бровей и хмыкнул:
– Меня устроит любой материал, лишь бы он был действенным. Не предполагал, Славочка, что вы обладаете столь обширными возможностями и связями, чтобы доставать разноплановый материал. Вы меня приятно удивили. Значит, мои уроки много лет назад не прошли даром. Дерзайте, мой нежный любвеобильный друг, ищите и несите мне в клювике. Я приму все. Но в первую очередь я хочу знать, где ТОТ материал и что с ним случилось, ибо деньги можно зарабатывать, как вам известно, не только на использовании материалов, но и на их неиспользовании. Многие обеспеченные люди сегодня много заплатили бы за достоверное знание о том, что материала больше нет на этом свете. А что касается других материалов, то, пожалуйста, проявляйте инициативу, работайте. Я вам в этом направлении рук не связываю. Вы довольны?
– В известном смысле. Если я не буду ограничен жесткими рамками, то, надеюсь, смогу вам помочь.
Левченко медленно поставил на блюдце миниатюрную чашечку, с трудом выдернув толстый палец из маленького фигурного отверстия изящной ручки. Глаза его перестали сверкать, словно перед лицом поставили матовый экран, гасящий блеск.
– Славочка, не надо себя обманывать, – сказал он с недоброй улыбкой. – Не надо надеяться, что вы сможете мне помочь. Это я вам помог когда-то, причем помогал неоднократно и серьезно, а теперь вы просто возвращаете мне долг. И вам не следует задаваться никчемным вопросом, сможете ли вы это сделать. Вы просто должны помнить, что вы должны. Вот и все. Вы должны сделать то, что я велю. Спасибо, голубчик, обед был восхитительным.
Он легко, несмотря на грузную фигуру, поднялся из-за стола и направился через зал к выходу. Зотов обернулся ему вслед, с неудовольствием поймав себя на мысли, что ведет себя как маленький нашкодивший пацаненок, который смотрит на отчитавшего его взрослого дядю в надежде, что тот сейчас улыбнется и приветливо махнет рукой, мол, все в порядке, забыли и проехали. Но Левченко ушел, не оглянувшись.
***
Лера Немчинова лежала на диване в своей комнате, слушая записи Игоря Вильданова, когда зазвонил телефон. Она торопливо схватила трубку. А вдруг это Игорь?
Это действительно был он.
– Привет, Киска! Все в порядке?
– Конечно, – счастливо улыбнулась она. – А у тебя?
– А у меня бардак, – весело сообщил Игорь. – Приходи, надо прибраться, у меня вечером гости.
– Конечно, – повторила Лера, – сейчас приеду.
– Значит, так, – голос его стал деловым, – я через десять минут убегаю, ты придешь, наведешь здесь порядок. И купи там чего-нибудь, чтобы было чем гостей кормить. Закуски, салатики, ну сама знаешь. Все, Киска, пока, я помчался.
– Подожди! – торопливо воскликнула девушка. – А ключи? У меня же нет ключей, а ты уходишь…
– Ах да, забыл. Но я не могу тебя ждать, у меня дела. Позвони Церберу-Славке, договорись с ним, лады, Киска? Целую страстно.
Лера сбросила теплую пижаму, в которой ходила дома, и начала одеваться. Конечно, можно особенно не напрягаться, выбирая туалеты, ее ведь позвали не на свидание, а для уборки. Игоря не будет дома, придет он, вероятно, не скоро и не один, ее на вечеринку не пригласили даже в качестве прислуги, поэтому сгодится одежда попроще. Джинсы и свитер, например. И макияж можно не делать. Но вдруг… Вдруг он забежит домой среди дня или позвонит, пока она будет приводить его квартиру в божеский вид, и попросит остаться, чтобы помочь с приемом гостей. Надо быть в форме, для Игоря надо всегда быть привлекательной и соблазнительной.
Она достала из шкафа узкие кожаные брюки и ярко-алую шифоновую блузку с удлиненными полами, которые завязывались на животе, оставляя неприкрытой полоску кожи на талии. Лера знала, ее возлюбленному такой наряд нравится. Сочетание черного и красного, кусочек обнаженного тела, тонкая ткань, облегающая высокую грудь. И перед гостями появиться не стыдно. Уборку делать, правда, в таком виде не очень-то здорово, но она может снять все это и надеть какую-нибудь старую майку Игоря.
Тщательно накрасившись, Лера вышла в прихожую и стала надевать сапоги. Тут же из своей комнаты выполз ненавистный дед.
– Ты скоро вернешься? – спросил он.
– Не твое дело, – буркнула девушка, застегивая «молнию».
– Я спрашиваю, чтобы насчет обеда… Ты будешь дома обедать?
– Нет.
– А ужинать?
– Не знаю.
– Так ты хотя бы позвони, чтобы я знал, когда ужин готовить.
– Посмотрим, – неопределенно ответила она, запахнула шубку, схватила сумку и захлопнула дверь.
Шел мелкий мокрый снег, и Лера сразу же пожалела, что не выглянула в окно, прежде чем выходить из дома. Надо было взять очки, чтобы защитить глаза, вся косметика сейчас поплывет от снега. На такой случай у Леры были специально заказанные очки со слегка тонированными стеклами без диоптрий. Но не возвращаться же… Опять этот дед пристанет: почему вернулась да что случилось. И вообще, возвращаться нельзя – дороги не будет. Правда, говорят, эта примета не срабатывает, если посмотреть в зеркало, когда вернешься. Но она не будет рисковать.
Продукты она решила купить в своем районе. Как-то раз полгода назад она привозила Игорю закуски из магазина, расположенного неподалеку от ее дома, он тогда тоже ждал гостей и поручил ей всю подготовительную работу. Всем очень понравились крабовый салат, коктейль из креветок и сациви, никто не поверил, что это куплено в магазине, а не приготовлено опытной хозяйкой. Игорь тоже похвалил еду, и с тех пор каждый раз, когда он просил купить продукты, Лера заходила в этот магазин и потом тащила тяжелые сумки через весь город. Брать машину она боялась, очень уж много было разговоров о беспечных пассажирах, которых злые водители увозили в тихие темные места, грабили, насиловали, а то и убивали.
Она методично обходила огромный универсам, складывая в корзину все необходимое. Расплатившись, взяла у кассирши несколько больших пакетов и, отойдя в сторонку, уложила покупки. Получилось, конечно, многовато, пять мест, три в одну руку, два в другую. Ну ничего, ей не привыкать, довезет как-нибудь. Главное – чеки не потерять, Игорь, когда будет отдавать ей деньги, потраченные на продукты, проверит все до копейки. Это не потому, что он скупой, нет, Игорь очень щедрый и добрый, просто он терпеть не может, когда его обманывают и берут лишний рубль. Всегда проверяет и чеки, и счета. Денег ему не жалко, но лишнего никогда не даст.
Лера прошла уже полпути до ближайшего метро, когда услышала:
– Девушка, вы не уделите мне несколько минут?
Перед ней стоял привлекательный молодой человек с блокнотом и ручкой в руках. Высокий, синеглазый, с серьезным лицом. Несколько минут? Почему бы и нет, можно поставить сумки на тротуар и немного передохнуть, а то пальцы уже совсем онемели. Опасности никакой, двенадцать часов дня и оживленная улица.
– Я слушаю вас, – с милой улыбкой ответила Лера.
– Мне нужно задать вам всего один вопрос, но он может показаться вам настолько странным и даже пугающим, что я должен сделать предварительные пояснения.
«Ну вот, – с внезапным ужасом подумала она, – я так и знала. Странный и пугающий вопрос. Наверное, маньяк какой-нибудь, сейчас спросит, как я отношусь к групповому сексу или садомазохизму. Ничего, народу кругом много, выкручусь как-нибудь».
– Я провожу исследование о влиянии на человека разного рода излучений, – продолжал между тем синеглазый. – Уже давно установлено, что разного рода геометрические конфигурации излучают по-разному. Вы что-нибудь об этом слышали?
– Нет, – покачала головой Лера, слегка успокаиваясь.
– А о том, что в свое время было принято ставить на комод семь слоников, расположенных по росту? Считалось, что это приносит счастье.
– Конечно, – она рассмеялась, – это жуткое мещанство. Сейчас, по-моему, этого уже никто не делает. Это было модно во времена кружевных салфеточек.
– Вы правы, – кивнул синеглазый, – сегодня этого не делают, и совершенно напрасно. Учеными установлено, что такой ансамбль слоников излучает, и излучение это уходит очень далеко. Причем даже необязательно, чтобы это были именно слоники. Годятся любые фигурки, а если их нет, можно сделать просто контуры, изготовленные из проволоки. Главное – соблюдать основное правило: фигурки выстраиваются в один ряд по ранжиру, то есть по мере увеличения их размеров, и их должно быть три, пять, семь, девять или больше тринадцати. Вам интересно?
Интересно ли ей? Господи, еще как! Кажется, этот синеглазый красивый парень знает что-то особенное, и если она, Лера, тоже будет это знать, она сможет помочь Игорю. Сможет сделать его счастливым и удачливым, и если она это сумеет, то и сама станет для своего кумира талисманом счастья и удачи, и он уже никогда с ней не расстанется.
Она с готовностью кивнула.
– Продолжайте, пожалуйста, это довольно любопытно.
– Так вот, в ходе исследований выяснилось, что обладают излучением также многие эмблемы религиозных и политических движений. Например, звезды Соломона и Давида, католический и православный кресты. Они обладают излучением, которое направлено перпендикулярно их плоскости. То есть человек, который носит крест или звезду или просто видит их перед собой, испытывает на себе воздействие излучения, хотя крайне редко встречаются люди, которые его реально ощущают. Для этого надо быть человеком особо чувствительным, а их на земле не так уж много. Но если мы чего-то не ощущаем, это еще не значит, что этого нет. Понимаете?
– Понимаю, – снова кивнула Лера. – А какой пугающий вопрос вы хотели задать?
– Вот теперь мы подошли к нему вплотную.
Они стояли прямо посередине тротуара и явно мешали многочисленным прохожим, торопившимся к метро. Синеглазый оглянулся.
– Может быть, мы отойдем в сторонку? – предложил он. – Боюсь, вас тут затолкают.
Не дожидаясь ее согласия, он легко подхватил стоявшие на тротуаре объемистые пакеты, отнес их на три шага в сторону и прислонил к стене дома. Лера послушно двинулась за ним.
– Я жду ваш вопрос, – напомнила она.
– Есть данные о том, что свастика тоже излучает. Причем излучение у нее особенное, она с лицевой стороны излучает отрицательно, а с обратной – положительно. Тот, кто носит этот значок, облучает себя положительным излучением, а всех остальных – отрицательным. Эти данные пока еще не очень крепко подтверждены эмпирическим материалом, и я, собственно, этот материал и собираю.
– Зачем? Для чего вам это нужно?
– Потому что мою бабушку и еще четверых членов моей семьи сожгли в Освенциме. Конечно, меня тогда еще на свете не было, но мне это небезразлично. И я хочу понять, в чем притягательность, магнетическая сила фашизма.
– Я политикой не занимаюсь, – быстро ответила Лера, наклоняясь, чтобы взять сумки.
Как жаль! Она-то думала, что этот синеглазый даст ей в руки ключ к полному и бесповоротному завоеванию Игоря, а он какой-то политикой дурацкой занимается. Ладно, слава Богу, что хоть не сексуальный маньяк.
– Это не политика, милая девушка, это чистая наука. Я не изучаю политические движения, я занимаюсь только проблемами излучения. И потом, я даже не задал еще вам свой главный вопрос, а вы уже уходите.
«Сейчас телефон попросит или предложит поужинать сегодня вечером, – со скукой подумала она. – Сплошное разочарование».
– Ну задавайте, – вяло произнесла Лера. – Задавайте свой вопрос.
Синеглазый несколько секунд помолчал, потом выпалил:
– Вы в детстве рисовали свастику?
Краска бросилась ей в лицо, щеки запылали. Она явственно вспомнила, как будучи девятилетней девочкой нарисовала свастику на школьной доске. Ей отчего-то ужасно хотелось это сделать, она и сделала. Учительница вызвала в школу тетю Зину, потом тетя Зина долго вела с Лерой воспитательную работу, объясняя ей, как много горя причинил людям фашизм, доставала с полки тяжеленные тома «Нюрнбергского процесса» и показывала фотографии повешенных и расстрелянных. Массовые казни ужаснули девочку, раньше она ничего этого не знала. Но хуже всего было другое: даже после этих рассказов ей все равно хотелось рисовать свастику, и с этим ничего нельзя было поделать. И она рисовала. Только старалась, чтобы никто не видел ее художеств. Возьмет мел, улучит момент, когда в классе никого нет, нарисует и тут же тряпкой сотрет. Оглянется воровато, снова нарисует и моментально сотрет. Ей было стыдно, но она не могла справиться с собой, потому что испытывала чувство какого-то необъяснимого восторга и одновременно ужаса, когда рисовала. Через некоторое время это прошло, наступили летние каникулы, и целых три месяца под рукой не было доски и мела. Лера пробовала рисовать свастику на бумаге, но чувство восторга и удовлетворения не появлялось, и она оставила это занятие, а к сентябрю и само приятное ощущение как-то забылось. Больше девочка к этому не возвращалась.
– Вы молчите, – констатировал синеглазый, – значит, мой вопрос попал в цель. Вам сейчас неловко, и вы не знаете, что мне ответить. Не нужно смущаться, огромное количество детей и подростков через это прошли. Я сам тоже рисовал свастику, когда мне было двенадцать или тринадцать. И испытывал от этого просто неземную радость, хотя про фашизм как таковой мало что знал. Немного по книгам, немного по фильмам, но ведь в этом возрасте плохо понимаешь чужое горе. Вы рисовали на стенках подъездов или на заборах?
– На доске в классе, – тихо призналась Лера. – А вы?
– А я в подъезде. На бумаге рисовать пробовали?
Она вздрогнула. Он что, ясновидящий? Как он догадался?
– Пробовала.
– И как? Не понравилось?
– Послушайте, откуда вы…
– Но это же только подтверждает теорию. – Он весело улыбнулся. – Я тоже прошел через попытки рисовать в тетради, но у меня ничего не вышло. Ощущение было не то. А знаете почему? Излучение идет в направлении, перпендикулярном плоскости линий. Я вам уже говорил об этом, но вы, наверное, не поняли. Когда рисуешь на вертикальной поверхности – на стене, заборе, на классной доске, – излучение идет на вас и вы подвергаетесь его воздействию. Если же рисовать в тетради, которая лежит на столе, то есть на горизонтальной плоскости, то излучение идет вверх и вниз и вас не задевает. Вы только вдумайтесь, сегодня в Москве трудно найти дом, где стены подъезда или кабина лифта не были бы разукрашены свастикой. И так было всегда, сколько я себя помню. Глупо же объяснять это тем, что у нас такое огромное количество последователей идеологии фашизма, тем более что это дети и подростки, а не взрослые люди. Значит, должно быть другое объяснение. Вы согласны?
Лера молча кивнула, слушая его как завороженная. Ей было понятно все, что он говорил, потому что она сама прошла через это. Неужели она зря стыдилась и у ее детских поступков было такое любопытное объяснение? С ума сойти!
– Вместе с тем эта теория объясняет и тот факт, что люди, носившие на груди свастику, испытывали чувство психологического комфорта, а те, кто ее не носил, общаясь с человеком со свастикой, ощущали разные негативные эмоции, в частности, необъяснимый страх. Я ведь упоминал уже об особенностях свастики: она излучает отрицательно с лицевой стороны, то есть с той, которая повернута к собеседнику, и положительно – в сторону того, кто ее носит. Вот я и собираю материал, хожу по улицам и спрашиваю разных людей, рисовали ли они в детстве свастику, а если у них есть дети – рисуют ли они и как это объясняют.
– А у самих подростков вы спрашиваете?
– Конечно. Простите, я вас задержал, вы, наверное, торопитесь. Но в качестве компенсации за потраченное на меня время я хотел бы сделать вам подарок.
– Подарок? – удивленно-недоверчиво переспросила Лера. – Вы мне подарите брошюру про излучение или купите цветы?
– Ну зачем же, это банально, – рассмеялся синеглазый. – Цветы и брошюры дарят обыкновенным девушкам, а вы – необыкновенная, и вас ждет совсем особый подарок.
– С чего вы взяли, что я необыкновенная? – спросила она, стараясь не показать, что польщена.
– А я, видите ли, отношусь как раз к той немногочисленной категории людей, которые обладают особой чувствительностью к излучениям и некоторым другим вещам. Я, конечно, не экстрасенс, врать не стану, но что-то близкое к этому. И я чувствую, что у вас излучение не такое, как у других. Вы очень особенная, вы совершенно ни на кого не похожи. Вам это говорили?
Нет, этот синеглазый парень ей определенно нравился. Всю жизнь ей приходилось самой подчеркивать свою необыкновенность, чтобы привлечь внимание тех, кто ей нравился или на кого хотелось произвести впечатление. А этот красивый стройный молодой человек сразу понял, что она не такая, как все. Она решила пококетничать, тем более время есть, еще только полдень, а гости к Игорю придут, как обычно, не раньше десяти вечера. Она еще сто раз успеет убраться в его квартире, приготовить еду и накрыть стол. Если ей удастся очаровать этого исследователя, то, глядишь, и сумки поможет довезти.
– Мне иногда говорили, что я особенная, но я не верила. А что вы видите во мне необыкновенного?
– Я не вижу, я чувствую, – поправил ее собеседник. – А необыкновенное в вас все. Абсолютно все, начиная с имени и заканчивая судьбой. У вас должно быть редкое, малораспространенное имя. И судьба у вас совершенно необычная. Боюсь накликать беду, но мне кажется, что ваша жизнь полна трагедий. Я прав?
Кажется, он все делает правильно, девушка не спешит от него отделаться, хотя шла с сумками в сторону от дома к метро, то есть собиралась куда-то ехать. Ему удалось ее заинтересовать.
– Меня зовут Валерия, – сказала она. – Это имя действительно встречается не так уж часто, тут вы правы. А что касается моей судьбы, то моих родителей убили, когда мне было восемь лет, а недавно убили моего жениха. Кажется, надо мной висит какое-то родовое проклятие, потому что погибают все, кого я люблю.
Голос ее дрогнул, на глазах появились слезы.
– Если хотите, мы можем попробовать разобраться в этом, – предложил Дюжин. – Меня зовут Павлом, и, если у вас есть время, давайте поговорим о вашей судьбе более подробно. Если же вы торопитесь, то я просто сделаю вам обещанный подарок и не буду больше занимать ваше время.
Лера взглянула на часы и улыбнулась.
– Пожалуй, какое-то время у меня есть. Мы можем с вами поговорить, только не очень долго, потому что мне сегодня надо еще многое сделать.
Павел спрятал блокнот и ручку и поднял ее многочисленные сумки, тихо изумляясь тому, как эта девочка сумела повернуть дело. Как будто не она в нем заинтересована, а он в ней, и она всего лишь милостиво делает ему одолжение, уделяя толику своего драгоценного времени. Наверное, этим талантом обладают все красавицы.
Через несколько минут они уже сидели в небольшом зале уютного бара. Музыка звучала, пожалуй, излишне громко, но Павлу это было даже на руку: можно было вполне оправданно сидеть поближе к своей новой знакомой, почти касаясь головой ее пышных волос. Пока все было несложно, знакомиться с девушками он умел, поддерживать беседу – тоже, но ведь задача его не только в том, чтобы познакомиться с Лерой Немчиновой. Нужно заставить ее снять кольцо и показать ему, чтобы он мог взглянуть, нет ли на внутренней стороне надписи. Впрочем, он уже придумал, как это сделать. Главное – не потерять ее интереса к проблеме излучения.
Они пили кофе, и Лера рассказывала ему о своей несчастной судьбе. Рассказ произвел на Дюжина впечатление, но он все время помнил о главной цели, ради которой было затеяно это знакомство.
– Я не могу изменить вашу жизнь, то, что случилось, – уже случилось, – сказал он, – но я могу попробовать дать вам совет.
– Какой?
– Вы неправильно носите кольцо. Его надо носить по-другому, и вам станет легче.
– Как это? – изумилась Лера. – Почему? При чем здесь кольцо?
– Видите ли, – принялся объяснять Павел, – кольцо – это замкнутый контур, он испускает сильное излучение. Если контур имеет выступ или подвеску, направленную вниз, то этот выступ излучает всегда отрицательно, и это очень плохо для здоровья и вообще для эмоциональной жизни того, кто носит такую конструкцию на себе. А когда выступ или подвеска направлены вверх, то излучение всегда положительное. На вашем кольце камень в оправе расположен не в центре ободка, по замыслу ювелира это цветок, поднимающийся вверх над самим кольцом. Так почему вы носите его камнем вниз?
– Не знаю, – девушка пожала плечами. – Мне так больше нравится.
– А напрасно. Я вам сейчас покажу, о чем идет речь.
Он достал из кармана кусок медной проволоки и маленький рулончик изоляционной ленты. Изогнул проволоку так, что получилась петля с двумя ручками. Открыв блокнот, Павел вырвал листок и оторвал от него две тонкие полоски.
– У вас есть спички? – обратился он к Лере.
– Нет, я не курю.
– Я тоже, но спички все равно нужны. Сейчас я достану.
Он отошел к стойке бара и через минуту вернулся со спичечным коробком в руках.
– Что вы делаете? Вы хоть объясняйте, чтобы я понимала, – попросила Лера.
– Я делаю петлевидный индикатор излучения. Вот сама петля, я сделал ее из куска медной проволоки. Можно пользоваться стальной проволокой или алюминиевой, это все равно. Теперь мне нужно подзарядить индикатор допингом, для этого требуется фосфор от коробка спичек. Вот эти тонкие полоски бумаги я натираю фосфором, видите? Потом обматываю пропитанную бумагу вокруг ручек индикатора и сверху накладываю изоленту.
– А зачем?
– Чтобы изолировать свои руки от излучения. Я ведь говорил вам, я очень чувствителен, и если я буду держаться незащищенными пальцами за индикатор, то наберу все измеряемое излучение. Будет голова кружиться, и вообще буду плохо себя чувствовать. Ну вот, готово. Снимите кольцо, пожалуйста.
Лера послушно сняла кольцо и протянула ему.
– Теперь смотрите. Если излучение положительное, индикатор упадет в мою сторону, то есть в сторону того, кто держит ручки. Если же отрицательное – то в сторону кольца.
Лера внимательно наблюдала за его манипуляциями, но выражение недоверия так и не сошло с ее красивого личика.
– Видите? Кольцо в положении камнем вверх излучает положительно, а когда камень направлен вниз – отрицательно.
– Слабо верится, – покачала она головой. – А вдруг это просто фокус? Может, вы сами этот индикатор поворачиваете, куда нужно.
– Пожалуйста, – Павел с готовностью протянул ей самодельный приборчик, – попробуйте сами. Только помните, когда вы проводите опыт над кольцом с камнем, направленным вверх, вам нужно смотреть на верхнюю точку петли, а когда камень будет направлен вниз, смотрите в сторону.
– В какую?
– Все равно в какую, только не на индикатор.
– А почему?
– Это сложно, Валерия, мне придется потратить несколько часов на дополнительные объяснения. Поверьте мне на слово. Есть определенные правила измерения положительных и отрицательных излучений.
Девушка повторила эксперимент, теперь на ее лице недоверие уступило место растерянности.
– Ничего не понимаю, он действительно падает в разные стороны, – сказала она, недоуменно разглядывая индикатор. – Так вы считаете, что мне нужно носить кольцо камнем вверх?
– Непременно, – твердо ответил Дюжин. – От несчастий с вашими близкими это, конечно, не убережет, но вам лично прибавит и здоровья, и чувства уверенности в себе, и радости жизни. Кстати, обратите внимание, мужчины, которые постоянно носят костюмы и сорочки с галстуками, гораздо менее здоровы и гораздо более нервозны, чем те, кто галстуков не носит и одевается демократично. Просто присмотритесь к людям, которых вы знаете, и поймете, что я прав.
– А почему? – снова спросила Лера совсем по-детски.
– А потому, что завязанный галстук есть не что иное, как замкнутый контур с отвеской, направленной вниз.
– Да, действительно, – пробормотала она, широко раскрыв глаза. – А еще что-нибудь расскажите про это.
Павел от души рассмеялся, настолько непосредственной и естественной была реакция этой девушки, которая еще полчаса назад старалась выглядеть взрослой и значительной.
– Ладно, еще одну вещь скажу. Когда человек складывает вместе и поднимает вверх ладони, образуются положительные излучатели. Это ведь тоже замкнутый контур с выступом, направленным вверх. Ну-ка попробуйте.
Лера послушно сомкнула ладони перед собой.
– И что дальше?
– Дальше ничего, читайте молитвы. Это же традиционная молитвенная поза католиков и магометан.
– Ой, и в самом деле… Надо же, никогда не подозревала, что у вашей теории есть столько подтверждений.
– Это не моя теория, проблемой излучений занималось и занимается великое множество ученых. А я так, дилетант-любитель, меня в основном свастика интересует. Хотя, конечно, знаю я про эти излучения немало. Ну а теперь обещанный подарок. Возьмите этот рисунок.
Дюжин снова открыл блокнот, вырвал из него еще один листок и стал рисовать несложный орнамент, состоящий из перпендикулярных друг другу линий.
– Что это?
– Это древнегреческий меандр. Такие орнаменты применялись при отделке помещений. Этот рисунок излучает перпендикулярно плоскости, в которой он расположен. Если из такого узора сделать бордюр на стенах, то всю комнату можно прикрыть сверху горизонтальным излучением. Получится что-то вроде зонтика, который защитит комнату от биопатогенных полос. В такой комнате у вас намного реже будет плохое настроение и самочувствие.
Лера взяла листок, покрутила в руках.
– И что мне с этим делать?
– Что хотите. Но я вам советую попробовать использовать это в помещении, в котором у вас чаще всего возникают конфликты. Подумайте как следует, вспомните, ссоритесь ли вы со своими близкими и где чаще всего это происходит. Или в каком месте квартиры у вас чаще всего болит голова, падает настроение. Если хотите, предложите поэкспериментировать своим друзьям. Одним словом, я вам сделал подарок, открыл маленький, но очень важный секрет, а уж как им распорядиться – решайте сами.
Он расплатился и помог Лере одеться.
– Куда же вы с такими сумками собрались? – сочувственно спросил Дюжин, глядя на тяжелые пакеты. – Далеко?
– Далеко.
– Донесете сами или хотите, чтобы я вам помог?
– Ну только если до метро, – разрешила Лера. – Дальше я сама поеду.
– Может, поймать вам такси?
– Нет, я поеду на метро, – повторила она.
– Как скажете.
Дюжин взял сумки, испытывая облегчение от того, что девушка не попросила проводить ее до места назначения. Это совершенно не входило в его планы, ему хотелось как можно скорее вернуться на работу или хотя бы позвонить Каменской и сообщить, что усилия даром не пропали. На внутренней стороне кольца с крупным бриллиантом было выгравировано: «Моей любимой».
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6