Глава 12
Дома никого не было, на столе она нашла записку от Наташи: «Я у Холодковой дома, помогаю готовить поминальный обед. Похороны послезавтра. Шубин простыл, он у себя дома. Звонил Крымов, обещал перезвонить. Если я понадоблюсь, звони по телефону…»
Как это у Холодковой? Она позвонила, Наташа взяла трубку.
– А где Женя? – спросила она, чувствуя, как начинает болеть голова. А как же запах жареного мяса у Бобрищева? Ну не приснилась же она ей!
– Только что приехала, – прошептала Наташа. – Злая, как черт… Она сейчас в ванной, поэтому я могу пока говорить… По-моему, они с Бобрищевым собираются что-то сделать с Зоиными картинами, кажется, выставку, но тогда зачем они приглашают из Москвы этого… Майера, из галереи?..
«Зоя умерла, теперь на ее картинах можно нагреть руки… А злая она потому, что у них так ничего и не вышло с Бобрищевым, и они не то что не сошлись вместе, но и не поужинали, вероятно… И все это из-за картин Зои, что-то не поделили… деловые люди, черт бы их побрал…»
– Бог с ними… А почему она злая?
– Не знаю, они поскандалили с Бобрищевым… Она тут рвала и метала. А потом угомонилась в ванной. Ты бы слышала, как она его крыла…
– Они – свои люди, разберутся… А выставку наверняка организуют в Москве, и уже оттуда Зоины картины разлетятся по всему миру… Я не удивлюсь, если вскоре после похорон в прессе начнут появляться статьи о «трагически погибшей талантливой художнице»… Знаешь, все это противно. Я – не деловой человек. Что поделать…
– У тебя настроение тоже неважнецкое, да? Ты бы навестила Игоря… – сказала Наташа осторожно.
– Сама навести. – Юля этими двумя словами подарила ей Шубина, как вещь, и даже сама ужаснулась своему поступку. – Ты понимаешь, о чем я?
Зима на другом конце провода долго молчала, а потом прошептала:
– А я уже навестила…
Они поняли друг друга. Вот и хорошо. Они с Игорем будут отличной парой.
– Что ты готовишь? – слишком уж бодрым голосом спросила Юля, смахивая слезу и изо всех сил стараясь держаться. «Мне нужен и Крымов, и Шубин… – клокотало внутри нее. – Оба!»
– Щи, – коротко ответила Наташа. – Мне обещали хорошо заплатить. Люди Бобрищева привезли продукты… Он оплатил и бальзамирование…
– Ладно, Наташа… я устала и не готова все это слушать… Ты приедешь завтра?
– Не знаю, как получится…
– Тогда спокойной ночи…
– Спокойной ночи…
Она положила трубку и прислушалась к тишине. Пожалуй, впервые за последние несколько недель она была дома совершенно одна и не изнывала от сонма загадок, зацепок и версий, которыми постоянно была забита ее голова. Теперь, когда кошмар, связанный с расследованием убийств, отступил, было самое время подумать о себе. Но необходимо было утрясти все финансовые дела. Она достала несколько конвертов, надписала их («Нора», «Чайкин»…), вложила туда деньги, запечатала их и, позвонив каждому адресату, пригласила их к себе на завтра к десяти часам утра «на чашку чая».
Вот теперь можно было приготовить себе ванну, включить музыку, выпить мартини, разведенного с виноградным соком, и расслабиться… Но только телефонный звонок разрушил все ее планы…
– Юлия Земцова? – услышала она показавшийся ей знакомым мужской голос.
– Да, а кто это?
– Моя фамилия Сулима, вы меня, наверное, не помните… Мы летели с вами в одном самолете… Моя сестра…
– Я вспомнила, ваша сестра Нина Сулима живет в Париже и работает у… Крымова… С ним что-нибудь случилось?
– Нет же, не волнуйтесь… Разве он вам еще не звонил?
– Может, и звонил, но меня не было дома. Да не тяните вы, говорите!
– Он заказал для вас билет в Париж, он ждет вас послезавтра и встретит в аэропорту Орли. Я в Москве, вы должны сегодня же ночью вылететь сюда, чтобы успеть оформить все документы… Запишите мои телефоны в Москве и на всякий случай адрес… Еще он сказал, если у вас возникнут трудности, вы должны связаться с вашим бывшим мужем, Дмитрием Хабыровым…
– Харыбиным, – поправила машинально Юля, не сразу сообразив, что речь идет о двух, казалось бы, заклятых врагах – ее бывшем муже Харыбине и Крымове. Выходит, они где-то пересекаются, там, высоко, где нет места мелким обидам и таким ничтожным чувствам, как ревность, и где делается большая политика…
– Да, извините, Харыбиным… У вас могут возникнуть проблемы, поэтому позвоните вот по этим телефонам, и вас посадят на самолет… Вы слышите меня?
Да, она все слышала.
– Хорошо, я сейчас же звоню в аэропорт, и если есть билет на ночной рейс, вылечу… Вам перезвонить?
– Обязательно. Я вас встречу…
Крымов все продумал, устроил, удивил и в очередной раз подавил ее волю…
– Аэропорт? Девушка, я смогу улететь сегодня в Москву? Хорошо, спасибо…
Ну вот и все. У нее было полчаса на сборы. И на звонок Наташе. Или все-таки Шубину?
– Игорь? Это я. Как ты себя чувствуешь?
– Да ничего…
– Игорь, я все знаю про тебя и Наташу. Я рада за вас. Рано или поздно это все равно бы случилось. Надеюсь, ты не держишь на меня зла? Я бы приехала к тебе, нам есть о чем поговорить, но у меня через два часа самолет в Москву… Не буду врать, я лечу к нему… И это уже не розыгрыш… Хотя все равно, – голос ее дрогнул, и она на самом деле увидела себя собакой, сидящей на сене, – не торопись вычеркивать меня из своей жизни. Скорее всего я вернусь… Все, целую тебя… Ключи от моей квартиры у тебя есть. Я оставляю здесь конверты, увидишь – поймешь… Мои координаты ты знаешь.
В самолете, летевшем в Париж, куда ее сопровождали незнакомые молчаливые люди, среди которых был и ее бывший муж Харыбин, она долго не могла прийти в себя от всех тех немыслимых процедур, которым ее подвергли, прежде чем позволили вылететь. Понятно, что все произошло неожиданно, все делалось в последний момент, но зачем было осматривать ее одежду, багаж? Зачем было пропускать ее через непонятное устройство, наподобие сквозного белого пластикового шкафа с прозрачными окнами (раньше, когда она выезжала из страны, ей достаточно было пройти лишь сквозь «пищалку» да через таможенный контроль)?
Множество лиц, шум аэропорта и нервное напряжение, не покидающее ее с того момента, как ей позвонил Сулима (который, встретив ее и перепоручив заботам бывшего мужа, сразу же исчез), и теперь вот эта неожиданная встреча с глазу на глаз с Харыбиным – все это не могло пройти бесследно. Ее колотило, когда она, наконец, села в глубокое желтое кресло и замерла в ожидании того, что ей скажет перед полетом бывший муж. Но он, почти за руку проведя ее через все препятствия и усадив в кресло, только молча смотрел на нее и качал головой.
– Послушай, какого черта?! – вырвалось у нее, когда она поняла, что в салоне, кроме них двоих, никого нет. Ее посадили в самолет раньше остальных пассажиров, которые спустя несколько минут должны были прибыть на специальном автобусе. – Что это за цирк, который ты устроил за счет ФСБ? Что за эскорт? Кто эти люди? Ты что, хотел в очередной раз произвести на меня впечатление? Зачем тебе это понадобилось? Мы же взрослые люди… Ты молчишь? Тебе по штату положено молчать? Да тебе просто сказать нечего, несносный ты человек! И тебе незачем было, я повторяю, устраивать этот спектакль… Я бы спокойно улетела и сама… через неделю или когда там… Не понимаю, зачем Крымову понадобилось просить у тебя помощи… Что за спешка такая? Вы что, работаете с ним? И что общего, я не понимаю, может быть у него с таким человеком, как ты?!
Но Харыбин по-прежнему молчал, таинственно улыбаясь. Его рука ласково теребила воротник ее пальто.
– Что ты молчишь? Нечего сказать? Облапали меня, перетрясли все мои вещи… Я что – преступница какая? Или везу наркотики? Думаешь, приятно? Все, иди, я не хочу тебя видеть… И знай, если бы я только знала, что все это организовал ты и твоя организация, я бы ни за что не полетела… Вот так.
И она отвернулась от него.
– Кстати, чуть не забыл… – словно очнулся Харыбин и достал откуда-то из недр своего необъятного пальто довольно внушительный и явно тяжелый пакет из плотной желтой бумаги. – Расшумелась тут, заставила меня все вспомнить… Я прямо заслушался… Ты, конечно, не права, но тебе видней… Значит, так, моя хорошая, передай Крымову вот этот пакет, – лицо его слегка порозовело, а на губах замерцала лукавая улыбка. – И жди своего любовника в Орли до конца, поняла? До самого победного конца и никуда не уезжай… Это деловые бумаги, очень важные, которые он ждет… Ты поняла? Не зная языка, можешь заблудиться, так что не стоит рисковать… Ну вот и все, моя рыбка… Будь осторожной…
Он ласково провел рукой по ее волосам. Она, словно его рука была заразная, резко отстранилась от него, вспыхнув:
– Вы что, снова решили использовать меня, только теперь в качестве дешевого курьера?
Она не на шутку разозлилась, отбиваясь от его неожиданных объятий:
– Оставь меня, я устала и ничего не хочу…
– Если бы нам нужен был курьер, мы нашли бы кого-нибудь поближе, согласись? – ответил он, беря себя в руки и выпрямляясь.
Широкий в плечах и напоминающий в своем квадратном пальто каменную глыбу, Харыбин как мужчина не волновал ее давно. Она и сама не могла понять, как ее в свое время угораздило выйти замуж за этого человека-робота, за бесчувственного, жесткого и крайне самолюбивого фээсбэшника, готового ради «дела» на любые подлости. Она допускала, конечно, что многое из того, что он делает для государства, может оправдывать его кажущиеся со стороны некрасивыми поступки. Но простить ему историю с «убийством» отца Кирилла, где ей была уготована роль наживки, которую должен был проглотить Крымов, не могла. Хотя так до сих пор и не поняла, действовал ли Харыбин заодно с Крымовым или нет.
Она приняла из его рук увесистый пакет и пожала плечами:
– Как мне его прикажешь везти? На коленях?
– Можешь положить в сумку, но только не своди с него глаз…
– А это не бомба?
– Если на борту сейчас и есть бомба, так это ты… – Он все-таки сорвал с ее губ поцелуй и, счастливо улыбнувшись, словно это было пределом его мечтаний, быстрым шагом покинул салон. После его ухода начали прибывать остальные пассажиры.
…Самолет поднялся в воздух, и Юля, для которой последние сутки оказались сущим адом, быстро уснула. Ей снилось море, которое качает ее на своих теплых, упругих волнах. Ее тело и мозг отдыхали, погрузившись в сладкий, спасительный сон.
Ее разбудил женский голос. Она открыла глаза и увидела стюардессу: мило улыбаясь, та показала ей сползшую на пол сумку, в которой лежал толстый, желтый, перевязанный бечевкой пакет.
– Спасибо, – она подняла сумку и снова устроила ее на коленях. Но потом, оглянувшись и убедившись в том, что стюардесса удалилась, а все пассажиры спят, при помощи ногтя вскрыла и разорвала «драгоценный» пакет. Пакет – не документ, его всегда можно заменить. Только так она могла узнать, что связывает Харыбина с Крымовым.
Под желтой плотной бумагой оказалась коричневая грязноватая папка. В некоторых местах она была забрызгана чем-то бурым, напоминавшим кровь. Или йод? Развязав тесемки папки, Юля увидела пачку исписанных пожелтевших страниц: машинописные строки перемежались какими-то формулами, цифрами, рисунками… Однако между страницами был заложен небольшой сверток из темно-коричневой бумаги. Она развернула и его. Маленький стеклянный аптечный пузырек с резиновой пробочкой, наподобие тех, в которых продается сухой пенициллин. А в пузырьке – что-то серо-зеленое, напоминающее раскрошенный мох.
В носу у нее защипало. «Не-ет!» Но она уже знала, чью фамилию тщательно вытравили с тех листов, где она только могла встретиться… Значит, теперь папка с трудами профессора Аркадия Мефодьевича Озе летела в Париж? И кто же, как не Крымов, владеющий информацией об этой работе из первых (ее, Юлиных!) рук, через своих доверенных лиц в С. добыл эти рукописи в Багаевке и организовал их доставку, используя ее? Значит, он нашел и покупателя? И чем же он тогда лучше Аристарха Озе? Чем? А при чем здесь Харыбин? Это частная сделка двух аферистов – Крымова и Харыбина – или все-таки дело государственного масштаба?
Она была оглушена, раздавлена, уничтожена. Ею снова воспользовались, и началась эта двойная игра Крымова с того самого момента, как она по телефону впервые произнесла фамилию профессора Озе. Тем более что про Интернет, где можно почерпнуть информацию об Озе, ему сообщила тоже Юля, взахлеб рассказывая о Рыскине и о том, как журналист заинтересовался звонком из С., приняв голос Аристарха за голос самого профессора Озе.
Все остальное, что с ней случилось в тот день, она помнила смутно… Да, не так представляла она себе встречу с Крымовым в Париже, не так… Он тряс ее возле трапа, как куклу, что-то кричал ей в ухо, стараясь перекричать рев турбин, но она ничего не слышала, находясь в тумане своего разочарования… Стараясь в самолете не плакать, чтобы он не увидел ее опухшее лицо, она подавила в себе рвущиеся наружу рыдания. Единственно, что она могла себе позволить, это прошептать, давясь слезами: «Я хочу сегодня же вернуться в Москву… Пожалуйста, помоги мне, прошу тебя…»
Ничего не говорила она и в машине, глядя на раскинувшийся вокруг нее сверкающий вечерними огнями Париж. Да, она ожидала, что Париж станет для нее сном, но сном прекрасным, а не кошмарным.
Уже в квартире, где был накрыт стол на двоих, в вазах томились красные розы, а свечи ждали, чтобы хозяин их зажег, она дала волю своим чувствам и в сердцах швырнула злосчастный желтый пакет Крымову под ноги… Он только широко раскрыл свои синие глаза, тряхнул головой, приводя в движение копну черных блестящих волос, и беспомощно развел руками: он делал вид, что ничего не понимает.
Но она не собиралась ничего ему объяснять. Все было и без того предельно ясно. И тогда Крымов поднял с ковра пакет, достал папку с рукописями и свертком, положил все это на стол и внимательно осмотрел.
– Вот скотина Харыбин, – часто задышал он, как человек, только что узнавший, что его предали. – Вот урод!
«Второго представления я не выдержу…» – подумала она, вскакивая с кресла и направляясь к выходу. Она уже для себя решила, что проведет эту ночь в какой-нибудь гостинице, где закажет билет на первый же самолет в Москву.
– Да подожди ты! Сядь и успокойся… Действительно, мы иногда проворачиваем кое-какие дела с твоим бывшим мужем, но история с профессором Озе – целиком его инициатива. Я рассказал ему о фузариусе, поскольку он был знаком с Рыскиным, и ему небезынтересно было узнать, за каким дьяволом тот полетел в С. и кто его там убил. Но уже тогда по его тону я понял, как сильно это его заинтересовало. Он перезвонил мне сюда спустя каких-нибудь пару часов и попросил найти покупателя, но я сразу отказался. Сказал, что это глупо, потому что лаборатория Озе хоть и развалилась, но люди, работавшие рядом с ним, наверняка живы и здоровы. И что, кроме его брата, мечтавшего погреть руки на разработках Озе, где-то живут и работают его последователи, у которых тоже имеется материал по этому грибку… Я был уверен, что это открытие давно кем-то запатентовано и, может быть, даже реализовано…
– Это все слова… Я тебе не верю.
– В таком случае у меня появился шанс все же накормить тебя ужином…
Она, ничего не понимая, следила за тем, как он метнулся в соседнюю комнату и затих там. Она подошла к двери и увидела, что он включил компьютер.
– Посиди пару минут и подожди, я прочитаю тебе кое-что интересное… Между прочим, это русский сайт, и этот журнал тебе хорошо известен… Просто я тоже времени не терял и искал этот фузариус по всей сети… Но твои знакомые из института «Микроб» неправильно назвали этот грибок. Это не фузариус, подожди…
На экране стали появляться какие-то цветные рамки, рисунки, а Крымов между тем, водя «мышкой» по коврику, тихо матерился, отпуская в адрес Харыбина немыслимые словосочетания, словно забыв, что рядом с ним находится женщина.
– Он сделал это нарочно, чтобы нас поссорить… Или же он, как всегда, пролетел со своими бредовыми идеями… Что он, что Рыскин – два сапога пара! Вот, читай внимательно…
Юля села на вертящийся стул и стала читать постепенно всплывающий на экране русский текст:
«На экспериментальной агрономической станции на Гавайских островах найдена разновидность грибка фузариум, поражающая кусты коки, из листвы которых получают кокаин. Фузариум печально известен владельцам дачных участков, он паразитирует на корнях многих культурных растений и может полностью погубить урожай. Споры грибка способны годами выживать в почве. Сейчас рассматривается возможность рассеивания их с самолетов над теми районами Колумбии, где население живет за счет выращивания коки. Опыт в теплицах показал, что 50 других видов растений не поддаются этому штамму фузариума. Но специалисты считают, что крестьяне, для которых выращивание коки – единственный и не очень трудоемкий источник дохода, перенесут свои плантации глубже, в непроходимый тропический лес…»
Где-то она уже все это слышала. От Наташи Зимы, кажется. Возможно даже, именно этот текст из популярного научного журнала и прочитала в свое время ее знакомая из института «Микроб», когда искала материал о фузариуме. Не исключено также, что именно Зима и перепутала название грибка. Но теперь это уже не имело никакого значения. Аристарха Озе опередили. И если даже не российские ученые привезли фузариум на Гавайи, все равно кто-то, американец или француз, немец или англичанин, объявил себя автором этого научного открытия, запатентовав его на свое имя. И даже если бы схема Аристарха сработала и Рыскин вышел на Ромироса с тем, чтобы тот заинтересовал колумбийские власти фузариумом, они бы опоздали.
Столько загубленных человеческих жизней!.. Столько потраченных сил и времени! А попадись Аристарху в свое время на глаза эта заметка, ничего бы и не было… Он продолжал бы клепать из жести ведра, крыши, фляжки… Или спился. Но не стал бы убийцей!
И еще. Она поняла, кто побывал в Багаевке в доме Озе – люди Харыбина. Это они выкрали папку с рукописями и вытоптали в теплице коку. Он, этот проныра Харыбин, снова воспользовался результатом ее труда, и если бы все это случилось раньше эксперимента на Гавайях, мог бы нажиться на этом… И за этого человека она в свое время вышла замуж? Да уж, только женитьба Крымова на Щукиной могла толкнуть ее на столь отчаянный шаг…
Крымов, вернувшись в комнату, схватил желтый пакет, отнес его на кухню и сунул в мусорную корзину.
– Все? Ты успокоилась? – спросил он, подходя к ней и сгребая в объятия. – Ну надо же, так испортить первые минуты встречи! Харыбин… Да его убить мало – так подставить меня! Нет, Земцова, когда ты в следующий раз будешь выбирать себе мужа, не забудь посоветоваться со мной…
– Я обязательно… обязательно посоветуюсь… – ответила она, все еще не веря, что все ее страхи и сомнения позади. – Тебе бы тоже не помешало иногда прислушиваться к моим советам…
Проснувшись глубокой ночью, она подошла к окну и взглянула в него, чтобы проверить, на месте ли небо, дождь со снегом и ночь… Да, все было на месте: и черное парижское небо, и дождь со снегом, и ночь…
Она медленно повернула голову, чтобы проверить, не обманывает ли ее зрение и действительно ли на постели, раскинувшись, лежит мужчина, одна улыбка которого стоила того, чтобы она все бросила и распрощалась с прежней жизнью? Мужчина-отрава, мужчина-сладость, мужчина-боль?.. «Крымов», – позвала она его мысленно, содрогаясь от охватившей ее истомы, поскольку тело все еще находилось во власти его нежных прикосновений, и тут же услышала, как он, в каком-то исступленном порыве, откинувшись на подушки и застонав, ловя руками воздух, позвал кого-то во сне… по-французски…
notes