Глава 12
— Ну, как вы, Дэзи? Успокоились после вчерашнего? — заботливо поинтересовалась Анна на следующий день за завтраком.
Девушка только махнула рукой.
— А-а… Неприятно, конечно. Но я уже постаралась забыть. Не знаю, что на меня вчера нашло… Раскричалась, как истеричка. Жалко, конечно, этого парня… Этого Мартина… — Она вдруг еле заметно усмехнулась. — Право, жаль… Он больше не увидит фейерверков.
В это время подал голос ее телефон, лежащий рядом на столе.
— А, это вы… — промурлыкала она в трубку. — Хорошо, хорошо… Я уже иду. Раз обещала, приду! — Дэзи опять положила трубку на стол. — Руслан! — объяснила она Светловой. — Художник.
— Руслан? Это что-то новенькое в нашей.., вернее, вашей.., жизни! — заметила Анна.
— Ничего новенького. Во всяком случае, в том смысле, в каком вы это поняли. Просто я с некоторых пор позирую ему для портрета.
— Какого такого портрета?
— Ну, моего, конечно! — Дэзи с удовольствием оглянулась на себя в зеркало.
— Вот как?
— Да. Сейчас я иду в сад. Он говорит, что сеансы должны проходить в саду. Понимаете, зацветающее дерево, утренний свет… Ну, так он меня видит! «Весеннее утро»! Это как бы мой образ.
— Какое-какое утро? Весеннее? — хмыкнула Светлова.
— Ну да… Вам нравится идея?
— Не очень. «Весеннее утро»? Похоже на название карамели. Во всяком случае, так же сладко и….
Светлова хотела сказать «пошло», но решила не обострять ситуацию. Все равно это уже ничего не изменит.
Крючок был безотказный. Прием беспроигрышный. В юности люди вообще крайне неравнодушны к своему изображению, мнительны и одновременно исполнены неоправданного в отношении своей внешности энтузиазма… А тут такой случай — портрет.
Возможность увидеть себя со стороны чужими и, как надеется эта девушка, восхищенными глазами.
Сняться в кино, сфотографироваться для журнала… Какая девушка перед этим устоит?! А тут художник предлагает написать портрет. И не за сто крон, как на бульваре, а настоящий. Настоящий художник, настоящий портрет.
Из окна Анна видела, как они удаляются по тропинке в глубину сада. Длинноволосый с мольбертом и Дэзи. Девушка, как всегда, на ходу о чем-то оживленно рассказывала…
«Бедный ребенок… Готова из-за своего одиночества прислониться даже к фонарному столбу, если он ее не отталкивает… Впрочем, такой ли уж бедный этот ребенок?»
Анна вспомнила зажигалку в ее руке и как она собиралась закурить тогда в гараже, где был убит Мартин… Хотя, разумеется, не могла не чувствовать запаха горючего — слишком он был резкий… Откуда такая неосторожность?
А вдруг она и не собиралась курить?
И вообще… Пока все думали, что она, обидевшись на весь мир, сидит закрывшись в своем номере, она, могла запросто покинуть отель «Королевский сад», а потом вернуться и снова разыграть перед ними сценку под названием «Девочка и грусть». Только вот следы, оставшиеся на ковре, ее выдали — такие же темные, как те лужи подозрительной жидкости в гараже…
Устроить поджог фуникулера, а потом убрать бедолагу Мартина, маньяка-пиромана… Кто бы это ни сделал, скорее всего это сделал один и тот же человек.
Логика у этого типа такова: после пожара фуникулера если кого и заподозрят, то сразу, конечно, Мартина…
А потом убрать и его, чтобы некому было оправдаться. И тоже вполне естественная смерть получается: пироман играл с огнем и доигрался.
Все в гараже Мартина было подготовлено для пожара. Если бы гараж вместе с убитым сгорел, все бы подумали, что это он сам поджег. Правда, пожар не случился. Не хватило зажженной спички, щелчка зажигалки… Что-то случилось? Преступник не успел?
Кто-то помешал ему?
И вообще… С тех пор как главный Анин подозреваемый оказался «всего-навсего» сыщиком Интерпола — абсолютно позорный для Светловой облом! — а убийство! Мартина не оставляет сомнений в том, что и предыдущие смерти были убийствами, вопрос: «Кто же помог „дяде Косте“ отправиться на тот свет?» — стал довольно актуальным.
Все-таки почему преступник, подменивший Кубоцкому таблетки, не положил потом вместо них обычное лекарство? Такой неопытный?
Но неопытный преступник не придумал бы такую хитроумную комбинацию…
Тогда что же ему помешало осуществить свой замысел до конца? Преступник слишком волновался?
Может быть… Скажем, если это была не очень уравновешенная, взволнованная и плохо владеющая собой.., девушка? Злополучная не возвращенная на прежнее место коробочка с лекарствами — довольно весомый аргумент в пользу такой версии. Ведь понятно, что все заранее рассчитавший и продумавший хладнокровный киллер — профессионал! — не допустил бы такого ляпа. Вот и выходит: нельзя сбрасывать со счетов никого: ни хладнокровного киллера, ни взволнованную, плохо владеющую собой девушку…
Мотив? А какой нужен мотив человеку, которому даже родной папа предлагает полечиться в клинике для душевнобольных? Что, если эта девушка вообще откуда-нибудь сбежала? А «дядя Костя» приехал за ней, с тем чтобы снова определить ее туда, где она «обретет душевный покой»? А она его опередила — сумасшедшие хитры и мстительны! — и сама отправила «дядю» на вечный покой?
Светлова прошла по второму этажу мимо номера Дэзи. В нем, мурлыкая себе под нос песенку, убирала молодая горничная. Дверь была приоткрыта. Светлова заглянула внутрь.
Любопытно, что с той поры, как Аня была здесь в последний раз, обстановка номера несколько изменилась.
— А где же ковер? — удивленно спросила она у горничной.
— Ковер? — Девушка немного говорила по-русски. — Ковер отдали чистка. Так просила пани.
Так… Светлова была потрясена. Не допустила ли она ошибку, когда решила поделиться с Дэзи своими соображениями насчет этого бедолаги Мартина? И тем, что ей рассказала пани Черникова?
Надо же… Стоило Анне пооткровенничать, сказать лишнее — и вот уже еще один труп.
То ли из-за холодного ветра, вновь накинувшегося ни с того ни с сего на город, то ли по иной причине, но это был вечер, когда в гостиной отеля у камина собралось народу больше обычного.
В общем, почти все, кого Светлова знала. Кроме, пожалуй. Сыщика и мадам Гоцци… Любопытное явление, которому Анна не могла найти абсолютно никакого приемлемого объяснения: эти двое если отсутствовали, то непременно оба сразу.
Камин в гостиной уютно потрескивал. Над чашечками кофе вился пар. И мадам Вронская, пыхая сигареткой и окутывая окружающих своими духами с запахом дорогих тропических цветов, завела разговор о линии судьбы.
— В Индии есть поговорка: «Это написано на ладонях моих рук», — важно объясняла она окружающим. — По-вашему, по-русски, это означает: «От судьбы не уйдешь!» Предначертания судьбы, запечатленные в линиях ладони, неотвратимы, неизбежны…
— Звучит ужасно, — заметила Дэзи. — Неужели от нас совсем ничего не зависит? Все определяют какие-то линии?
— Не хотите показать мне ладонь? — обратилась к ней полька. — Те же древние индийцы утверждали, что хиромантия находит, например, причину несчастья в пересечении линий на Сатурновой горке.
— А это еще что такое?
— И предвещает печаль и смерть по пятнам на ногтях!
— Не слишком ли самонадеянно давать такие прогнозы? — поинтересовалась Дэзи. — По каким-то пятнам и закорючкам!
— Вот именно! — поддержал ее художник. — Чем это лучше китайского гадания по треску панциря черепахи? Или обычая североамериканцев гадать по плоской кости дикобраза?
— А что, есть и такие гадания? — удивилась Светлова.
— А как же! Еще был когда-то в Европе широко распространен обычай гадать по лопаточной кости барана. Хиромантия? Ну-ну… — рассмеялся художник. — Что касается меня, я бы все-таки предпочел гадание по костям животных. Вернее! И принцип почти тот же, что и в вашей хиромантии.
— Да что вы?
— Точно… Лопаточную кость держат на огне, пока она растрескается, а потом начинают эти линии изучать. Длинная трещина вдоль кости называется «путь жизни», а поперечные трещины в правую и левую стороны означают хорошие или дурные предзнаменования.
— Любопытно…
— В английском языке даже есть выражение, которое буквально означает «читать по лопаточной кости»! Можно еще посоветовать особо любознательным посмотреть сквозь нее, чтобы отыскать черное пятно, которое означает смерть…
— Ну надо же! — удивилась пани Черникова.
— — Как писал поэт: «Будущее они узнают при помощи плеча барана, отделенного от правой стороны…» Э-э.., как там дальше? А… «Когда колдун смотрит на нее, он провидит вещи, которые должны случиться в далеком будущем, так же как и вещи давно прошедшие». Увы, мы стали жить вдали от баранов, и этот обычай ушел. А хиромантия ваша осталась! Вот и все.
— О-о… Вы, конечно же, не верите! — осуждающе заметила Вронская. — И напрасно…
— Не верю! — Художник иронически хмыкнул. — Что же тут можно любопытного разглядеть?
Он протянул руку к огню и стал рассматривать свою ладонь.
Светлова загляделась. Это была очень большая и очень красивая мужская рука с длинными, прекрасно вылепленными природой пальцами. Почти совершенной формы. Подсвеченная огненными бликами на фоне темно-синего, чуть ли не черного, бархатистого ворса ковра ладонь выглядела как произведение искусства.
За спиной раздался легкий восхищенный вздох.
Аня оглянулась: маленькая Дэзи — само внимание! — смотрела на эту мужскую ладонь как зачарованная.
— Можно? — Вронская взяла прекрасную тяжелую ладонь художника своими крошечными ручками — несмотря на громоздкость и полноту, у нее самой были маленькие, — почти как лапки у Чучу, ручки — и принялась ее изучать..
— Ну что ж… Попробуйте-попробуйте, угадайте… — Художник усмехнулся. — Пожалуй, можно отважиться и заглянуть в будущее. Немножко лапши на уши не помешает, не так ли, мадам Вронская? Чтобы приятно скоротать вечер у камина?
На мгновение Светловой показалось, что по лицу мадам Вронской пробежала тень.
Полька начала говорить.
— По-моему, это обыкновенное мошенничество, — шепнула на ухо внимательно слушающей Анне Дэзи. — То, что она говорит, сущая ерунда, которую можно прочесть на предпоследней странице любого журнала: линия судьбы, линия сердца, линия жизни…
Чушь какая-то! По всей видимости, мадам Вронская из тех, что напускают вокруг себя мистического тумана, чтобы возбудить к себе интерес окружающих.
Светлова в ответ промолчала. У нее почему-то было ощущение, что полька растерянна и говорит все эти банальности для отвода глаза, для того, чтобы скрыть то, о чем она думает на самом деле. Позже, когда публика стала понемногу расходиться и гостиная почти опустела, Светлова воспользовалась моментом.
— Мне показалось, что вас что-то смутило, когда вы рассматривали линии на руке Руслана? — Аня задала наконец Вронской мучивший ее вопрос.
— Да нет, нисколько. — Полька неожиданно как-то слишком демонстративно отвернулась и уткнулась носом в свою большую кофейную чашку.
— Мне даже показалось, что вы говорили совсем не то, что думали на самом деле, — уточнила Светлова.
— Не всегда нужно болтать языком… — нехотя заметила Вронская. — Предсказания — опасный род забавы.
— Вас что-то поразило в линиях на его ладони?
Вронская хмыкнула и снова уткнулась носом в чашку. Но ее явно распирало. Она выглядела, как человек, сделавший открытие. И теперь у нее был выбор: либо поделиться и разболтать узнанную тайну, либо лопнуть от переполняющих ее чувств.
— Неужели ничего? — подогрела ситуацию Светлова.
— Понимаете, — Вронская понизила голос, — судя по всему, этот молодой человек страшно талантлив.
— Вот как?
— Несомненно! Знак таланта так отчетливо и необычно проявлен на его руке… Никогда не видела ничего подобного!
— Ну так это ведь прекрасно! Что вас смущает?
Если у человека талант, надо радоваться.
— Так-то оно так… — пробормотала Вронская и вздохнула.
— Все-таки в чем же дело?
— Да в том! — Вронская раздраженно отодвинула чашку:
— Я не понимаю!
— Не понимаете?
— Да, не понимаю.
— Но что же вам непонятно?
— Я не понимаю, в чем его талант!
— Как? — удивилась Аня. — Да он ведь художник — по-моему, все ясно?
— То-то и оно!
— Теперь я вас не понимаю…
— Вы никогда не видели его работы?
— Нет.
— А вы взгляните!
— Что — интересные?
— В том-то и дело, что сущая мазня! Как художник он абсолютно бездарен, даже намека на одаренность нет.
— Ах вот оно что… — пробормотала Светлова.
— Сообразили наконец! — вздохнула Вронская. — Вот я и думаю: в чем же заключается его дар?
— Так, так… — пробормотала Анна. — Любопытно. Печать таланта… Но вы не понимаете, в чем заключается этот талант?
— Вот именно. Я вот думаю, может быть, этот дар заключен в его руках?
— В руках?
— Да… Вы, например, замечали, как он бережет свои прекрасные руки?
— Что ж тут удивляться. Сами же и сказали «прекрасные». Вот он их и бережет… Кстати, вы не предлагали ему поиграть на рояле? — Светлова кивнула на рояль, украшавший гостиную пани Черниковой.
— С чего бы вдруг?
— Ну, вдруг он музыкант?
— Да?
— Ведь если он, по-вашему, не художник, то кто же он, спрашивается?
Светлова подошла к дверям Дэзиного номера и в нерешительности остановилась. За этой дверью сейчас яростно спорили два хорошо знакомых ей голоса:
— Убирайтесь!
— Но, детка, почему?
— Потому что я не детка!
— Ну хорошо, пусть не детка. Но почему я должен убираться?
— Потому что вы — темная личность!
— Что значит — темная личность?
— О-о, не прикидывайтесь… Неужели вы не понимаете, что меня от всего этого просто тошнит?
— От чего от всего этого, детка? То есть извини…
Дэзи?
— От того! Ну неужели нельзя жить ясно, честно?..
— Ну почему же… Говорят, если иметь в хорошем надежном банке несколько миллионов, то это получается.
— Не правда! Некоторым и это не помогает. Я читала: это врожденное! Ген преступности… Или он есть или его нет! Понимаете?!
— Ну хорошо, хорошо…
— Ничего хорошего! Вам с вашей врожденной склонностью к темным делишкам этого, увы, уже не понять. Сознайтесь, кто вы такой? Мастер мокрых дел? Душим, грабим, убиваем?
— Но-но! Вы все-таки полегче…
— Откуда у вас пистолет?
— Пистолет? Э-э.., понимаешь…
— Впрочем, можете не сознаваться. Я не собираюсь обращаться в полицию! Просто убирайтесь, и все!
— Но, Дэзи, я совсем не хочу убираться.
— А я хочу, чтобы вы убрались. Просто добирайте ваши вещички и гуд бай… Вон из этого отеля. Чтоб глаза мои вас не видели. И кстати, не забудьте заплатить за номер пани Черниковой… С вас станет смыться, не заплатив! Проходимец!
— Дэзи, ну если честно… Я, конечно, проходимец!
Но не в том смысле, в каком вы думаете…
— Ха-ха… Не в том?! Интересно, в каком же именно смысле вы проходимец?
— Ну, в том смысле, что это некоторая особенность моей профессии — иногда приходится морочить людям голову.
— Слышала! Так говорят все мошенники!
— Но я не мошенник. Напротив, это моя профессия — ловить мошенников и вообще преступников.
— Господи, вы — легавый?! Час от часу не легче…
— Кто же говорил, детка, что будет легко? — Он вздохнул:
— Дэзи… Мне можно остаться?
— Нет.
— Почему?
— Я не верю ни одному вашему слову.
Очевидно, Светлова поспела уже к финалу.
Дверь распахнулась, и прямо на Анну, едва не сбив ее с ног, вылетел Сыщик.
— Ваша работа?! — заорал он.
— О чем это вы?
— А то вы не догадываетесь!
— Не догадываюсь…
— Все-таки вы настучали ей на меня?
— На вас? Настучала?!
— А кто ей рассказал про то, что я был на этом пожарище?
— Не я…
— Не вы?! И эту чудесную историю о том, как Вронская меня застукала выходящим из чужого номера, — тоже не вы?
— Нет.
— А про то, что случилось на дороге?
— Извините, не поняла?
— Да что уж там… Стоит ли извиняться! Ну поделились с Дэзи впечатлениями о том, как в нас немного попалили тогда из пистолета! Так ведь?
— Да нет же!
— А кто это сделал?
— Но, Никита, это правда не я… Там же две дырочки остались на капоте вашей машины… Может, кто-то заметил?
— Эх вы! Дырочки… — передразнил он, махнул рукой и умчался по коридору.
Нельзя сказать, что противоположная сторона пережила этот разрыв легко… Дэзи сидела вся в слезах.
— Можно?
Девушка только кивнула, горько всхлипывая.
Светлова в задумчивости остановилась на пороге. Ясно было, что кто-то рассказал Дэзи о Сыщике, представив его, что называется, не с самой лучшей стороны. И вот результат.
— Откуда вы все это узнали? — спросила Анна.
Девушка отвела глаза:
— Ниоткуда.
— Ну кто-то же вам все это доложил?
— Поймите, Аня, я не могу вам ничего сказать, это не моя тайна… Я обещала тому человеку, что никому о нем не расскажу.
Светлова слушала ее всхлипывания и пыталась разгадать новую загадку.
«Тому человеку»… Кто же это? Она сама ничего Дэзи не рассказывала… Тогда кто? Мадам Вронская?
Да, допустим, полька могла сказать Дэзи, что видела, как Сыщик выходил из чужой комнаты. Очень даже могла.
Про куртку, испачканную сажей, знает еще пани Черникова. Она тоже вполне могла поделиться с Дэзи своими соображениями о визите Никиты на пожарище.
А вот про стрельбу на дороге? Ведь их было только двое, тех, кто в курсе, — Сыщик и сама Светлова. Ну, если, конечно, не считать того.., третьего… А вдруг Дэзин тайный наперсник — это тот, кто стрелял?
Впрочем, может быть, дело объясняется проще…
Кто-то очень наблюдательный заметил следы от выстрелов на капоте машины и сделал очень профессиональные выводы. Неужели кто-то из соседей по отелю эксперт по огнестрельному оружию?
Почему бы и нет? И откуда в самом деле уверенность, что мадам Гоцци, например, не в состоянии отличить по отверстиям, оставшимся в капоте, пистолет от автомата?
Ну допустим…
Однако, чтобы этот человек знал и о том, и о другом, и о третьем! Выходило, что тот, кто проинформировал Дэзи, явно и сам был необычайно информирован!
