Вы, конечно, уже успели заметить, что общение с Порфирием трудно назвать приятным и познавательным. Даже на самые нейтральные темы. Уж не знаю, на какие темы с ним Жанка воркует? И в этот раз все было, как обычно. С ветерком добравшись до Новостройки на «мерсе» Новейшего, мы застали Порфирия лежащим на диване. Правда, уже не ничком, как в прошлый раз, когда к нему «Скорую» пришлось вызывать, а на спине. Верная Жанка тут же устроилась у него в ногах и до самого конца нашей беседы не сводила влюбленных глаз с его обрюзгшей заспанной рожи.

— О, Маринка! — приветствовал он меня с дивана со всей своей нахальной непосредственностью. — Пивка случайно не захватила, а то Жанка мне не покупает?

— Марина Владимировна! — решительно пресекла я его наглую фамильярность.

— Ну, извини, — сказал Порфирий и почесал босую левую ступню. — Просто я на трезвую голову ни хрена не соображаю. Как человека прошу Жанну Аркадьевну за пивком сбегать, а она ни в какую. Говорит, что я от пива окочурюсь.

— Запросто окочуришься, — подтвердила я, — не дождешься славы и бешеных бабок. Организм-то у тебя теперь подорван. Водка с клофелином — это же почти коктейль Молотова.

— С клофелином? — Порфирий снова поскреб голую ступню. — Это вы серьезно или сговорились?

— Да я же тебе говорю, так доктор сказал! — встряла Жанка.

— Так кто же это такую отраву в магазине продает, а? Это ж подсудное дело! — Порфирий наморщил свой низкий малообещающий лоб. — Хотя… Должен признать, по шарам хорошо бьет…

— Вот тебя и ударило по шарам! — напомнила Жанка. — Так ударило, что еле откачали!

Меня же совсем другое занимало:

— Так ты что, сам бутылку покупал?

— Сам, — кивнул Порфирий и повернулся на бок, — клиент у меня «Вид на морскую гавань» купил, а потом мы это дело спрыснули…

— Какую еще гавань?

— Морскую, темнота! Картина так называется. Ну и дикая же ты все-таки, а еще имя имеешь — Марина, что означает — морская, — популярно разъяснил мне Порфирий и повернулся к Жанке: — Слышь, Жанна Аркадьевна, сбегала бы ты все-таки за пивком, а? Сделала бы милость…

Но Жанка проигнорировала эту слезную просьбу, зайдясь в восторженных стенаниях:

— Порфирий, ты продал картину? Ты ее правда продал?

— Я что, похож на брехуна? — обиделся Порфирий. — И вообще, большое дело — картину у художника купили! На то она и картина! Как говорится, не продается вдохновенье, но можно это самое… живопись продать!

— Ага, налетай — не скупись, покупай живопись, — подсказала я.

— Ну что-то типа того. — Порфирию все-таки надоело валяться, и он уселся на диване, по-турецки скрестив ноги. Бросил тоскливый взгляд на все еще неприбранные остатки клофелинового пиршества на хромоногом столе и нежно погладил впалый живот. — Сожрал бы я что-нибудь, девки. Ну сбегали бы вы, право слово… Тут палатка за углом… В трех шагах… Купили бы колбаски, пивка… Любую картину отдаю за одну бутылку пива!

— Будет тебе пиво, — пообещала я, не обращая внимания на свирепую Жанкину физиономию. — Только сначала расскажи-ка поподробнее про клиента, который на твою замечательную гавань раскошелился. Какой он из себя? Такой маленький, плюгавенький, с острым носом и бородавкой на подбородке? — Я подробнейшим образом описала Порфирию Мелкого Пакостника.

— Какой плюгавенький! — фыркнул Порфирий. — Мужик был видный, высокий, в кожане, в норковой шапке. И бумажник — вот такущий, — Порфирий расставил большой и указательный пальцы на толщину кирпича. — Первый раз его видел. Не из тех, что часто на Краюхе ошиваются. Может, даже не из местных. Да точно не из местных. Наше-то быдло в искусстве ни бэ ни мэ, картины под цвет обоев подбирают, а этот, чувствуется, знает толк в полутонах… Ох, и жрать же хочется, прямо кишки подводит!

— И правда, Жанка, сбегала бы ты, купила ему чего-нибудь. Нужно же ему подкрепиться. — Я поняла, что Порфирия нужно срочно накормить, а то, пока он думает только о жратве, ничего путного от него не добьешься.

— Ну хорошо, — Жанка поднялась с продавленного дивана под аккомпанемент скрипучих пружин. — Только не позволяй ему вставать, он еще очень слаб.

Я торжественно поклялась Жанке, что не позволю ему и шевельнуться, а Порфирий крикнул ей вслед:

— Пивка, пивка не забудь!

Только за Жанкой захлопнулась дверь, как Порфирий резво подскочил со своего смертного одра и молниеносно скрылся в направлении сортира. Возвратился же он оттуда, слегка пошатываясь, под заунывное завывание сливного бачка, потянулся, сощурившись, выглянул в окно и доверительно поведал:

— Пока с утра пивка не хряпну, не человек.

Это уж точно, на человека Порфирий походил весьма отдаленно, хоть бы даже и после пивка. Такое ощущение, что он — представитель тупиковой побочной ветви на тернистом эволюционном пути от макаки к гомо сапиенсу. Впрочем, на данном историческом отрезке эта малозначительная деталь не играет практически никакой роли.

— Э-э… Значит, картину ты продал на Краюхе? — вернулась я к главному.

Порфирий наморщил лоб, силясь то ли вспомнить, то ли сообразить, и впал в состояние, близкое трансу. Я даже подумала, может, у него опять приступ какой, или, того хуже, агония. Но, слава богу, все обошлось.

— Ну так… — известил он меня наконец о благополучном завершении трудоемкого мыслительного процесса. — На Краюхе…

— Этот деятель. Ну покупатель. Он что, сразу к тебе подошел или ходил выбирал?

— Черт его знает! — Порфирий, громко покряхтывая, снова с ногами взобрался на диван. — Натурально как из-под земли вырос. Посмотрел мои работы, похвалил технику… Еще сказал, что хотел бы что-нибудь такое купить… Э, на даче, дескать, повесить, над камином… Да где же эта Жанна Аркадьевна запропастилась, тудыть ее? Кони тут бросишь, покуда ее дождешься!

И правда, где она там застряла? До тех пор пока этот троглодит не набьет свою требуху, ничего я из него не выужу!

Но тут — чу! — в замке повернулся ключ. Жанка на всех парах влетела в комнату и, взгромоздив на колченогий стол свой туго набитый картофельный мешок, стала выгружать из него невиданные яства в виде сосисок, батона и связки бананов.

У Порфирия хищно заблестели глазенки, Жанка только рот открыла, а он уже сжевал одну сосиску прямо с целлофановой оболочкой и жадно протягивал руку за другой.

— Да их же варить надо! — вскрикнула она.

— Не бойсь, у меня там, как в операционной, сплошная антисептика. — Порфирий красноречиво постучал по своей урчащей утробе.

Ну, с этим уж точно не поспоришь. Ведь так, паршивец, проспиртовался, что, когда наступит срок, его и черви глодать не станут, от одного духа закосеют.

— А где пиво? — отрыгнул он, управившись с сосисками.

— Тебе нельзя! — неуверенно пискнула Жанка и попыталась прикрыть своей тыльной частью полуразгруженную сумку.

Да где там! Порфирий налетел на нее, аки коршун, и выцарапал заветную бутылку «Жигулевского» местного розлива.

— Самое дешевое купила, — неодобрительно отозвался он о пиве, но гордо отказываться не стал, откупорил бутылку о край хромоногого стола, покрытого зазубринами, и, запрокинув голову, выхлестал до дна за один прием. — Уф-ф, а вот теперь я человек!

Лично я в последнем сильно сомневалась, но виду не подала.

— Ну хорошо, он купил у тебя картину, и что дальше? — продолжила я ровно с того самого места, на котором мне пришлось прерваться из-за того, что Порфирий набивал свое пузо.

— Нет, он ее не купил, — замотал головой этот забулдыга.

— Как не купил?! — вскричали мы с Жанкой одновременно.

— Он не купил ее на Краюхе, — невозмутимо ответствовал Порфирий, — я пригласил его сюда, — он обвел руками свою захламленную берлогу, — чтобы он смог выбрать, потому что на Краюхе у меня только три пейзажа было. Он и выбрал «Вид на морскую гавань», сказал, это именно то, что ему нужно. И заплатил хорошо.

— А бутылка откуда взялась?

— А бутылка, это уже потом… Я сам за ней в палатку за углом сбегал. И мы с ним обмыли это дело. Он покупку, а я продажу, а дальше… — Порфирий растерянно посмотрел на Жанку.

— Что было дальше, ты, конечно, не помнишь, — со вздохом довела я его мысль до конца.

— Нет, дальше было то, что я проснулся и увидел многоуважаемую Жанну Аркадьевну.

Да, немного же я добилась от этого обалдуя, прямо скажем, немного.

— Ну а белых лилий у этого щедрого покупателя в норковой шапке случайно с собой не было? — поинтересовалась я, ни на что особенно не надеясь, попутно перехватив встревоженный взгляд Жанны Аркадьевны.

— Лилий? — Порфирий почесал темечко. — Это в каком смысле?

— В прямом! — Так и въехала бы по этой пропитой роже.

— Нет, лилий я при нем не видел, — покачал головой доморощенный Айвазовский, — а вот мобильник у него был.

Я присмотрелась к Порфирию повнимательнее: так врет он все-таки или нет? Пожалуй, что не врет, слишком уж тупое у него выражение лица.

— Я же тебе говорила! — тут же активизировалась Жанка. — Он здесь совершенно ни при чем!

Ну, допустим, я тоже так думаю. Вопрос в другом: а кто этот благодетель в норковой шапке и при мобильнике, что купил у Порфирия его морскую дребедень?

— Жанна Аркадьевна, а у тебя случаем второй бутылочки не завалялось? — Порфирий сделал шаг в сторону безразмерной Жанкиной сумки.

— Тебе нельзя! — Жанка подхватила свой картофельный мешок и отскочила к стене.

Порфирий рванул было за ней и вдруг завис в прыжке:

— Да вот же, вот же он!

— Кто?! — дружно завопили мы с Жанкой.

— «Вид на морскую гавань»! Он не взял картину! А деньги, деньги где? — Порфирий буквально грохнулся на пузо и просунул ладонь под диван.

— Фу, слава богу, — Порфирий вытащил из-под дивана две смятые пятидесятирублевки, все в пыли, и утер со лба холодный пот. — А то я уже испугался, может, думаю, приснилось?

А я подошла поближе к срисованной с речки Вонючки «морской гавани» и склонила голову набок. Сто рублей за блекло-голубую даль и два утлых суденышка? Неведомый клиент в норковой шапке явно польстил нашему Айвазовскому.

Ладно, шутки шутками, а история, рассказанная Порфирием, выглядит все более и более правдоподобной. А также таинственной. Кто этот некто, щедрой рукой отваливший Порфирию сотню и той же щедрой рукой подмешавший ему клофелину в водку? Конечно, при условии, что это и в самом деле был клофелин, ведь экспертизы никто не проводил.

Я даже подошла к хромоногому столу и обнюхала пустую водочную бутылку, от которой банально разило дешевой спиртягой и только. Может, все-таки следователю Кошмарову свистнуть, заколебалась было я, но очень скоро отбросила эту идею по причине ее полной утопичности. И в самом деле, разве можно рассчитывать на Кошмарова после того «класса», который он показал на предыдущих стадиях расследования? К тому же у него теперь снова есть главный подозреваемый. Так что самое большее, что он сделает, так это засадит Порфирия в кутузку, чтобы он составил компанию Пакостнику.

«На что и рассчитывал неизвестный злоумышленник в норковой шапке», — шепнул мне кто-то на ухо. Я растерялась и уставилась на Жанку, а это, оказывается, был мой внутренний голос.

— Так, данный вещдок я реквизирую, — объявила я Порфирию, засовывая в пакет бутылку с хромоногого стола.

— Да бери, не жалко, — равнодушно отмахнулся он, — винтовые у нас все равно не принимают.

— И последнее, — добавила я многозначительно, — если вспомнишь про этого клиента что-нибудь интересное, немедленно свяжешься со мной. Через небезызвестную тебе Жанну Аркадьевну, — зыркнула я на Жанку. — А теперь — адью!

Жанка понеслась за мной в прихожую и повисла на плече:

— Ты не расскажешь Кошмарову?

— И не подумаю. Я же не такая предательница, как некоторые.

Жанка густо покраснела и виновато потупилась, а я помчалась разыскивать палатку, в которой Порфирий покупал водку, чтобы обмыть подвалившее ему счастье, сверхвыгодную реализацию срисованной с речки Вонючки морской гавани.