Уже через минуту Мажор пожалел о том, что проговорился, но было поздно, я насела на него и довольно плотно:

— Ну-ка, Петя, выкладывай мне все. Причем подробно и по порядку.

— Да что рассказывать. Ну был я у нее… Но я же не знал тогда, что ее убьют, а то бы и на порог не сунулся…

— Ну само собой, — поддакнула я. — Кому же охота быть свидетелем, а то и того хуже — подозреваемым. Потому-то ты, Петенька, и не побежал, задрав штаны, в прокуратуру. Зачем тебе лишний геморрой? Пусть другие отдуваются. К примеру, Марина Владимировна и Жанна Аркадьевна, эти провинциальные тетки с местечковым кругозором.

— Заметьте, я этого не говорил! — Петька поднял вверх указательный палец правой руки с заметной ученической мозолью от ручки. Небось круглый отличник был, воспитанный мальчик — надежда школы, а что получилось в результате? Типичный постсоветский выскочка! Впрочем, не он первый, не он последний. — Лично к вам, Марина Владимировна, я всегда с уважением относился, вы крепкий профессионал и многому меня научили.

Я чуть не прослезилась:

— Ну, спасибо на добром слове. Можешь же, когда захочешь, и язык вроде бы не отсох. Да ты проверь, проверь на всякий случай. Только сейчас не обо мне речь, а о твоем последнем посещении Пахомихи.

— Ой, опять вы об этом, — сразу загрустил Мажор, — и кто меня за язык тянул! Я ж уже сказал. Заехал я к ней в тот день часов около десяти вечера. Она была жива-здорова и даже в приподнятом настроении. Боюсь, вам будет это неприятно, но веселилась она из-за вашего ток-шоу. Ну, того самого… Вам сейчас опять будет неприятно, но она еще все время повторяла: никогда не забуду, какое у нее, то есть у вас, было глупое выражение лица.

Обидно, не обидно, но мое самолюбие получило очередной удар ниже пояса, хотя я и сама предполагала, что физиономия у меня тогда была, как бы сказать помягче… Сильно перекошенная. Я ведь по сей день видеозапись той злополучной передачи посмотреть так и не решилась. Из опасения заработать инфаркт.

— Ну ладно, ладно, — сказала я сухо. — С этим мы более или менее разобрались. Одного я не понимаю, за каким чертом ты к ней вообще в тот вечер заявился? В десять часов… Некоторые в это время уже спать укладываются.

— Да как вам сказать. — Мажор соскочил с табурета и запрыгал по комнате, пытаясь согреться. — Заглянул на огонек…

— А серьезно? — Я и сама уже начинала мерзнуть, но вида не подавала.

— У-ой! — Мажор широко зевнул, и изо рта у него повалил пар. — Черт! Как холодно! Я тут насквозь промерз! Может, где-нибудь в другом месте поговорим, чего мне тут окоченевать, раз затея все равно провалилась? И… Может, мы все-таки сговоримся? — Он снова стал торговаться, как на базаре. — Ну что вам за выгода от этой истории, а? А то бы сделали вид, что ничего не знаете, ничего не ведаете, а я бы вечером вышел к народу простуженный, в изорванной одежде и с подбитым глазом и сказал, что сбежал от похитителей, которые держали меня в темном подвале… Ложь, конечно, не спорю, но ведь безобиднейшая! Почти святая!

— Да-а! — выдохнула я с невольным восхищением. — Было поколение лириков, потом — физиков, а теперь, значит, циников. Далеко вы пойдете, ребята, ох далеко, если глотки друг дружке не перегрызете!

— Ну что вам стоит, Марина Владимировна?.. — как ни в чем не бывало канючил Мажор.

— Хорошо, по рукам, — кивнула я. — Но при одном условии: ты выкладываешь мне все, что знаешь о Пахомихе и о том, что было в тот вечер.

Мажор почесал за ухом:

— Заманчивое предложение. Только… Нельзя ли придать ему немного конструктивности? Давайте внесем в наш джентльменский договор еще один пункт: все это останется между нами. Используйте сведения, как хотите, но без ссылок на меня, лады?

— Лады! — усмехнулась я.

— Тогда поехали. — Мажор снова оседлал табурет. — Сначала: что я знаю о Пахомихе. Ну прежде всего, что она была предельно деловым человеком. Ничего не делала просто так. Никаких идей и принципов за ней сроду не водилось, да вы сами это знаете. Ну… У нас с ней было что-то вроде обоюдовыгодного сотрудничества. Короче, это она меня вывела на нужных людей, познакомила с кем надо, отрекомендовала…

— И ты пролез в собкоры! — подсказала я.

— Все-то вы знаете, Марина Владимировна! — расплылся в самодовольной ухмылке Мажор. — Даже скучно с вами! Так вот, Ольга имела такие связи, я бы даже сказал, рычаги давления… Мне кажется, если бы она захотела, так в два счета в Москве оказалась, но у нее какие-то другие планы были. Я тут как-то на досуге прикинул и пришел к выводу, что ее основной целью было манипулирование людьми, упоение собственной властью. Ну знаете, как у этих маньяков в дурацких книжках. Поймают они себе жертву и начинают, сначала руку отпилят, потом ногу…

Это Мажорово сравнение Пахомихи с маньяком сильно подействовало на меня.

— Ну, а тобой она как манипулировала? — поинтересовалась я.

— Мной? — Мажор осклабился. — Большею частию по основному назначению. Тоже была, знаете ли, охоча до упругого комиссарского тела. Но с меня-то не убудет. А вот кого-то из вышестоящего начальства она шантажировала, то ли из мэрии, то ли подымай повыше. За что, почему, не знаю, но факт остается фактом.

«Вице?» — чуть не заорала я, да вовремя прикусила язык.

— А уж на вас она зуб имела ну просто неимоверных размеров! До сих пор удивляюсь, по какой причине, — Мажор напустил на себя озабоченности. — Прямо ненависть какая-то, честное слово. Но вы ей, насколько я знаю, взаимностью отвечали? — Он подмигнул панибратски. — А в тот вечер она сама меня позвала, и как раз из-за вас. Позвонила на мобильник, срочно, говорит, приезжай, дело есть. Приезжаю: она вся из себя в пеньюаре, но настроена решительно. Спросила, видел ли я это ваше ток-шоу. Я сказал, что нет. Тогда она мне запись показала. Пока я смотрел, ухохатывалась, а потом велела помочь ей устроить из этой истории небольшую шумиху на каком-нибудь из центральных каналов. Необязательно на том, на котором я работаю, на любом. Есть же такие передачи, которые на скандалах специализируются.

— Да сколько угодно! — вырвалось у меня.

— Ну вот, — продрогший до костей Мажор стал громко хлопать валенком о валенок, — а потом она меня выставила… Я хотел остаться, у нее виски отличное было, а она: отваливай, сейчас, говорит, ко мне явится кролик…

— Кролик? — переспросила я. — Это в каком смысле?

— А кто ж ее знает? — застучал зубами Мажор. — Она вообще мастерица была прозвища придумывать… Ой, чувствую, пора отсюда сваливать, а то я скоро к этим валенкам примерзну, придется их потом ампутировать вместе с ногами!

— Да постой ты, не мельтеши! — прикрикнула я на него. — Я одного только не пойму, с чего ты взял, что это был не Па… то есть ну не тот, которого ты шибздиком назвал?

— Да потому что я его видел! Ну не в лицо, конечно, а в спину. В арке. Ну знаете, Ольга жила в таком доме сталинской постройки, с аркой. Как сейчас помню, я услышал шаги и обернулся. Вижу силуэт, высокий такой мужик, крепкий, а Ольга — в окне, на свету, с бокалом, ну прямо царица!

— Ага, Шамаханская, — пробормотала я и снова сосредоточилась на Мажоровом рассказе. — Но как ты узнал, что это тот, кого она ждала? На нем же не написано? Мало ли, может, кто-то другой. Да жилец из того же дома!

— Ну теоретически это возможно, — внял моим доводам Мажор, — но тут какая-то мистика. Глаза закрою и вижу: силуэт в арке и Ольгу в окне. — И тут же запричитал, как профессиональная плакальщица над гробом: — Ой, не могу! Ой, околею! Да холод же собачий! Ой, мои рученьки! Ой, мои ноженьки!

— Ну так выходи из подполья, или ты еще не созрел? — Я тоже медленно, но верно примерзала к табурету, несмотря на подушку-сидушку.

— Да созрел я, созрел… — прогнусавил Мажор. — Мне бы только это… Пару синяков… Может, поспособствуете, а, Марина Владимировна?

— Да я бы с удовольствием, только боюсь, силу не рассчитаю, сделаю тебя на всю жизнь инвалидом. Ты вон лучше сам… Стукнись башкой о косяк, фонари получатся — первый класс!

— Думаете? — тяжко вздохнул Мажор и, вы не поверите, на полном серьезе треснулся головой о дверной косяк, а потом еще и повторил с унылым бормотанием: — И чего только не сделаешь ради рейтинга?.. — После чего со стоном испросил у меня зеркало.

Я достала из сумки пудреницу, а Мажор полюбовался плодами своих трудов и саданулся о косяк еще разок. Для верности.

Я прониклась уважением к Мажорову мужеству и предложила в меру своих сил поспособствовать его дальнейшему преображению, для чего вызвалась почикать маникюрными ножницами элегантное Мажорово пальто.

— А вот этого не надо! — решительно запротестовал Мажор. — Зачем же портить дорогую вещь? У меня же все предусмотрено. — И припер откуда-то дорожную сумку с драными лохмотьями, не иначе с бомжа снятыми. Быстренько переоблачился и довольно похлопал себя по бокам. — Что, хорош? А вы пальто хотели портить!

И то верно, пальто — это вам не морда.

— Да, чуть не забыла, — я приготовила еще один сюрприз Мажору, — там меня такси ждет. Так вот, дорога за твой счет.

— О чем речь, Марина Владимировна! — И глазом не моргнул Мажор. Может, потому что с фингалами моргать не очень-то и сподручно. — У нас же с вами джентльменский договор!

Последнее замечание мне особенно понравилось, потому что прозвучало из уст «джентльмена до кончиков ногтей».

— А если я передумаю? — лукаво прищурилась я.

— Побойтесь бога, Марина Владимировна, — Мажор молитвенно сложил на груди руки. — Не заставляйте меня думать, будто на свете нет ничего святого!

Примерно через час я была уже на работе. С кассетой, отснятой накануне на Северном кладбище. Она была у Мажора дома, и, чтобы, не дай бог, снова чего не перепутать, я ее даже просмотрела на Мажоровом видаке, пока он обзванивал местные СМИ, взволнованно сообщая, с каким трудом он вырвался из лап неизвестных, но очень кровожадных бандитов.

Когда я посоветовала Жанке не слишком распространяться насчет Мажоровых проделок, она чуть с ума не сошла. Накинулась на меня, как бешеная, чуть в клочья не разорвала:

— Ты что? Ты сговорилась с этим пронырой? С ума сошла!

— Так нужно, — твердила я одно и то же, хотя сама не очень хорошо понимала, а почему, собственно. Ведь Мажор не сообщил мне ничего принципиально нового. Во-первых, что касается шантажа. Ясно, что речь идет о Вице. Пахомиха знала о его нетрадиционной ориентации. Во-вторых, о силуэте в арке. Тут вообще все очень зыбко. Даже если он и направлялся к Пахомихе, то не факт, что он ее убил. Если учесть, что Пакостник взял это злодейство на себя. Правда, сие лично мне неизвестно, а у Кошмарова хрен узнаешь. У него на все про все один ответ: тайна следствия.

Однако заноза в моей голове все же засела. И свербела, свербела… Я мысленно раскладывала версии, как пасьянс, и ни одна из них у меня не сходилась. Ну кто, к примеру, мне скажет, от кого были «подарки» под моей дверью? Вдруг Пакостник тут ни при чем? Тем более что и повод для сомнения имеется. Это последний случай с лилиями. Следы-то тогда привели к Порфирию, пребывающему в клофелиновой отключке. И если не Порфирий собственноручно стащил их с Гириной могилки, то некто, побывавший в тот день в его квартире. И угостивший нашего мариниста божественным нектаром из водки и клофелина.

Что ж, может, стоит все-таки попытать нашего Айвазовского, хотя шансов, сдается мне, практически никаких. Наверняка ведь ничего не помнит, пропил, барбос, и мозги, и память.

— Эй, Хвостова, — позвала я Жанку. — Твой Леонардо все еще в больнице прохлаждается?

— Да где там! — отозвалась она взволнованно. — Убег! Надоело, говорит. А у самого сердце больное! А что?

— А то, что не мешало бы с ним поговорить…

— О чем? — беспокойно задергалась Жанка. — Опять о всех этих ужасах? Мало, что ли, он пережил? Нет, ты уймешься когда-нибудь или нет? Пойми ты, поймали маньяка, поймали! Я сама чуть жизни не лишилась, а этого гада замордовала!

— Уверена, ты получишь за это медаль, — подсластила я пилюлю. — Но с Порфирием мне так и так нужно покалякать.

— А если я против? — набычилась Жанка.

— А если ты против, то говорить с ним будет Кошмаров, — пригрозила я ей.

Суровые меры возымели на Жанку нужное действие.

— Ну, доканывай его, доканывай, если тебе так хочется, — пробормотала Жанка и добавила не без злорадства: — Только как ты будешь до Новостройки добираться, сначала туда, а потом обратно, без машины-то?

А вот это действительно вопрос на засыпку. Хотя чисто теоретически, конечно, можно допилить до дому на автобусе, а там раскопать из-под снега «Варвару», потом завести ее путем дерганья за проводки… Как раз к завтрашнему утру и поспею на Новостройку. Придется разориться на такси или на левака, а их всегда немало ошивается внизу. Народу-то в Доме радио толчется будь здоров сколько.

Я подошла к окну, взглянула на стоянку и — надо же, какое совпадение — увидела знакомый «Мерседес» и Новейшего рядом с ним. Кажется, он раздумывал, подняться ли ему наверх или подождать, когда я спущусь.

— Все в порядке, — объявила я Жанке. — «Мерседес» урчит у подъезда.

— Ну да, — выглянула она из-за моего плеча, — я так и знала. Ты все-таки связалась с этим типом. Только учти, я с ним не поеду.

— А ты мне и не нужна, — преспокойно парировала я. — Мне Порфирий нужен. — И пошла одеваться.

— Ну нет, — засопела, спешно накидывая кацавейку, Жанка. — Я тебе его на растерзание не отдам!

С грустью приходится констатировать, что наши с Жанкой отношения заметно ухудшились с тех пор, как она открыла для себя Порфирия. Честное слово, открыла бы лучше мыло или шампунь какой — два в одном. Или что-нибудь с крылышками, на самый худой конец.