5
При виде своего бывшего одноклассника, так ловко зазвавшего его в «Золотые ворота», Сережа изумленно поднял брови, и на лбу его образовались горизонтальные складки, которые немедленно трансформировались в вертикальные: Воронов нахмурился.
— Что ты делаешь в моей квартире?
— В твоей? — с гаденькой вежливой улыбочкой проговорил Корнеев, со школы носивший прозвище Юджин. — Ты, наверное, что-то запамятовал… ведь тут просто какое-то недоразумение?
— Совершенно верно, недоразумение, — сказал Сергей. — И я надеюсь, что мы изживем это недоразумение как можно скорее. Так вот — убирайся из моей квартиры, драгоценный господин Корнеев. И поживее.
При последних словах Воронова из комнат вышли четверо здоровенных парней мрачного вида. По крайней мере двое из этих нежданных гостей были вооружены.
Сережа даже не почувствовал страха, настолько он был поражен. Он сжал зубы.
— А это что за почетный караул? И где дедушка? — сумрачно сказал Сережа Воронов — спокойно и почти безмятежно, хотя позвоночник прошила ледяная искра тревоги и нехорошего, щемящего предчувствия.
…Неужели у этого Корнеева в самом деле есть законные основания здесь находиться?
— Караул не караул, Сережа, но эти парни здесь на случай, если ты и твой дружок будут вести себя плохо.
— Не понимаю…
— А что тут понимать? — выговорил Корнеев, поганенько улыбаясь, и Сережа почему-то тут же припомнил, что точно такая же отвратительная ухмылочка поигрывала на физиономии Корнеева в тот знаменательный день, когда он купил себе в бутике трусы за сорок долларов. — Тут и понимать нечего. Просто у тебя немного не сложилось с игрой. Верно, зря я порекомендовал тебе коктейль «Ариозо». Я забыл тебе сказать, что он содержит небольшой процент психостимуляторов, взвинчивающих, так сказать, нервную систему. — Юджин говорил неторопливо, с отвратительной расстановочкой, поигрывая дорогушей зажигалкой, которую, помнится, привез ему отец откуда-то из Парижей — Брюсселей. — Есть у этого коктейльчика два примечательных свойства: ты ничего не воспринимаешь всерьез и даже самое серьезное недоразумение — из разряда тех, что произошло вчера с тобой, — воспринимаешь как забавную шуточку или просто несерьезную игру. А игра-то у тебя вчера была серьезная, Сережа. Ты прямо как с цепи сорвался, а вот «ройял флэш» так и не пришел к тебе. Не обессудь. «Ройял флэш» вообще редчайший набор карт, и на моей памяти был только дважды.
— Ты мне эту лекцию по теории вероятностей брось, — пробормотал Сережа. — В чем дело-то? Я вчера, значит, проиграл? Крупно проиграл?
— Вот это верно, — сказал Юджин. — Крупно. Почти тридцать штук баксов ты вчера проиграл.
Воронов попятился и уперся спиной в стену.
— Неужели… три… тридцать тысяч? Ми…ллион деревянных, что ли? Да как я мог… как я мог проиграть-то, если… если у меня… если я отродясь таких денег в руках-то не держал. Да ты что… ты в своем уме, Юджин?!
— Шучу. Шучу. Не тридцать. Тридцать не тридцать, а пятнадцать тысяч как один центик.
— Пятнадцать тысяч!! — взвился Сережа Воронов, которого ничуть не обрадовало урезывание виртуального долга вдвое. И, не найдя ничего лучшего, снова завел: — Даты в своем…
— Я-то в своем, — сквозь зубы произнес Юджин, и маска напускного добродушия слетела с него, как одуванчиковый пух под резким порывом ветра, — а вот ты, по всей видимости, не в своем. По крайней мере, был вчера. И все бы кончилось не так плохо, если бы не этот пьяный дурак Мышкин. Ну да он со школы страдал умственным недержанием. Одним словом, вчера с Аликом вы сделали доброе дело: обеспечили жилплощадью кого-то из тех, кто нуждается в ней больше, чем вы. Проще говоря, Сережа… ты проиграл дедову квартиру. Вот эту самую квартиру, в которой мы сейчас находимся. Квартирка-то на тебя оформлена, ты ее владелец. И ты еще спрашиваешь, с чего, собственно, мы тут находимся?
Сережа Воронов широко раскрыл глаза и недоверчиво глянул прямо в лицо Юджину: спокойное, наглое, холодное, оно выражало подавляющую любое противодействие уверенность в своей правоте.
— Как ты сюда попал? — глухо спросил он.
— Проще простого. Ты сам дал мне ключи. При этом смеялся, пил коктейль и извинялся за то, что у тебя тут бардак, что дед время от времени ходит под себя и что до сих пор не сняли с антресолей сапоги дворника Малинки-на-Мефтахудына, которые пол-Сибири, верно, протоптали. Сапоги в самом деле еще те. У Вани аж татуировка на затылке помутнела от духана, — кивнул он в сторону питбулевидного хлопца с одеревенелым личиком воспитанника исправительно-трудовой колонии имени Кинг-Конга.
— Сколько же я проиграл точно? — выдавил Сережа.
— А это я тебе сейчас скажу. Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят долларов. Точность, как в банке.
Четырнадцать тысяч… но ты же говорил — пятнадцать! Четырнадцать и пятнадцать тысяч — это же, знаешь, не одно и то же!!
— Ну вот, — разочарованно выговорил Женя, — ты уже и начинаешь торговаться. Ну какие могут быть счеты между старыми друзьями? Ты понимаешь, Серега, вот у этих ребят в детстве было плохо с арифметикой. Макс вот до сих пор из математики знает только счет до двадцати и номер 326. Просто его в колонии именно под таким номером содержали. Так, Макс? Верно я говорю?
— Э… бля, — отозвался тот. По всей видимости, этот лексически богатый ответ обозначал утверждение.
До этого момента Сережа Воронов думал, что такие реликты эпохи первоначального накопления капитала, такие гоблинарии-ортодоксы, как данный индивидуум Макс, давно уже вымерли или мутировали в более-менее цивильную бизнес-прослойку теневой экономики. Оказалось, что он до обидного сильно заблуждался.
Корнеев явно чувствовал замешательство Сережи. Более того, он прекрасно понял, что Воронов раздавлен и ошеломлен, поэтому тоном гостеприимного хозяина, зазывающего гостя на рюмочку чая, произнес:
— Ладно, Сережа, поговорили, и будет. Давай, нечего торчать в дверях. Проходи, присаживайся. Только не шуми, а то у тебя дедушка спит. Он, кажется, вчера тоже употреблял внутрь горячительное. Разит от него, как из канализации. Закусывал не иначе перегнившими картофельными очистками. Сегодня подпишем всю документацию и оформим твою замечательную хату как надо: в собственность казино. Если не веришь, могу показать твои же расписки и все такое. Все как надо.
— Так только моя подпись будет недействительной, — сказал Сережа. — Квартира у нас на двоих приватизирована… на меня и на деда.
— И дед подпишет.
— Плохо ты моего деда знаешь…
Юджин иронически хмыкнул, приглашая своих амбалов к веселью: дескать, как не подпишет, куда он денется? Тоже мне, нашелся герой-панфиловец на пенсии! Сережа Воронов же вытер губы ребром ладони и произнес:
— Значит, я проиграл квартиру? Значит… но ведь она стоит гораздо больше, чем твои четырнадцать с половиной штук, которые ты мне тут предъявил.
Юджин даже подпрыгнул от усердия, на мгновение забыв всю свою великосветскую величавость, и воскликнул:
— Вот именно, вот именно! Ты, между прочим, когда закладную подписывал и веселился при этом, как будто я не я, а просто Петросян со Жванецким какой-то… так вот, ты вообще хотел заложить ее за пятнашку штук. А я настоял на том, чтобы ты оформил сумму в тридцать тысяч. Хотя квартира, положим, действительно стоит больше.
— Я так думаю, около пятидесяти тысяч, — на автопилоте пробормотал Сережа, прихватываясь немеющей рукой за стену. — А то и больше.
— Вот-вот. Что-то около того. Мне вроде так риелтор и говорил.
Сережа, сжав кулаки, подавил в себе дикий всхлип животного бешенства.
— Сука ты, — с неожиданной для самого себя спокойной холодностью выговорил он, — сука и гнида. Развел, как педального лоха. Тебе что, больше некого было на хату обуть? Ты что, с ними в доле, да, Корнеев? А не боишься, что в соответствии с твоей замечательной фамилией тебе ножки пообкорнают? Не боишься, нет? Нет?!
Ваня из ИТУ имени Кинг-Конга синхронно клацнул зубами и снял пистолет с предохранителя.
Макс, владеющий счетом до двадцати и внеочередным номером 326, шагнул вперед.
Юджин открыл было рот, чтобы отвечать, но в этот момент дверь распахнулась, и ввалился Алик Мышкин, оборачиваясь на каждом шагу, он заорал:
— Серый… ты где? Там этот водила кипешует насчет бабеуса… говорит, мне план накручивать надо… Сука! Он за мной по лестнице… э-э-э, Юджин? Ты чего тут… это самое… тусуешься? А это еще что за выставка приматов?
Алик окинул недоуменным взглядом неподвижных амбалов, настороженного Юджина и повернулся к Сереже Воронову:
— Это… что такое?
— Ничего, — ответил тот. — Ничего смертельного, Алик. Просто сегодня ночью мы с тобой проиграли вот эту квартирку. Дедушка Воронов, как проснется и опохмелится, кажется, будет немножко сердит.
— В натуре-е-е? — широко распахнул рот Алик. — Тыва-аю мать!! Ну… чер-рт! Серега, ну-ка быстро говори, что ты неудачно пошутил! Вот… твою мать!
Кажется, иных языковых средств для выражения обуревающей его экспрессии Алик не находил.
При сакраментальном словосочетании «твою мать» многострадальная дверь снова распахнулась, и решительной походкой вошел водитель.
— Гы, — сказал Сережа Воронов, оглядываясь на таксиста, — кажется, дяденька хочет денег. Злой дяденька, да? Ой… только рубашку в счет долгов не описывайте, пожалста-а-а!
Злой дяденька таксист, кажется, в самом деле был склонен в точности последовать пессимистичному прогнозу Сережи.
Однако, увидев столько сосредоточенных граждан далеко не самой пацифистской внешности, вздрогнул всем телом и быстро проговорил:
— Э… ребята, я, кажется, не туда попал… я пошел, да?
— Погоди, — остановил его Сережа Воронов, — Юджин, вот что… деньги у тебя есть?
— У меня? А ты что, еще призанять хочешь? — насмешливо спросил тот. — Ну… сотню дам… на хлеб. Деревянными, конечно.
— А мне больше сотни и не надо, — сказал Сережа. — Дай этому мужику стольник, и пусть он идет… нечего ему глядеть на твоих горилл-счетоводов. Давай сюда! — проговорил он, протягивая руку. — Давай, Юджин, сочтемся! На том свете угольками, — иронично повысил он голос. — Дяденька… подайте сто рублей бездомному дегенерату!
Юджин покачал головой: ему невольно внушила уважение эта издевательская, но тем не менее полная чувства собственного достоинства манера Сережи Воронова держать себя.
Рука крупье скользнула в карман и выудила оттуда пятисотрублевую купюру.
— На.
— Благодарствую, барин, — ответил Сережа, перехватывая руку Юджина, и в то же мгновение крупье взвыл от дикой боли, потому как сильные постдембельские пальцы Сергея впились ему в запястье, словно губки тисков, — хрустнули кости, и Юджин, раскрученный вокруг собственной оси, с изрядно попорченной рукой полетел в кучку приведенных с собой амбалов.
Это вышло столь ловко, удачно и в принципе неожиданно, что двое из них были тут же сбиты с ног, а двое других бросились к Воронову, на ходу выхватывая оружие.
Шофер такси охнул и, выскочив из прихожей, бросился сломя голову вниз по лестнице, позабыв о причитающихся ему ста рублях.
Алик Мышкин, увидев, что дело не так уж плохо, с криком, какой испускают дикари племени маори в сезон охоты на вкусных откормленных белых людей, бросился на вышибал, наповал дыша перегаром, и встретил набегающего на него громилу таким увесистым апперкотом — неожиданно сильным для его сухощавой комплекции, — что тот по незамысловатой траектории отлетел в угол и с хрустом впечатался башкой в стену.
Второй выхватил было пистолет и вскинул его на Сережу, но тут Женя Корнеев, корчащийся на полу от боли, буквально взвыл:
— Не стрелять… не стрелять, идиоты!!!
Впрочем, даже если бы он не крикнул, все равно его предупреждение не сыграло бы никакой роли: разлапистым ударом правой ноги Сережа Воронов выбил оружие из рук «айвенговского» вышибалы.
И, судя по воплю последнего, сломал ему при этом по меньшей мере два пальца.
Мышкин сосредоточенно лягал упавшего на пол амбала.
Впрочем, подобный пир духа не мог продолжаться долго: уж слишком велик был численный перевес представителей «айвенговской» гвардии. Двое уцелевших от вороновско-мышкинской расправы оказались расторопнее. То ли сыграла свою роль раскоординированность Сережи и Алика после бурной ночи, то ли в самом деле оппоненты оказались не по зубам, только Сереже Воронову не удался следующий выпад, второй амбал наскочил на него и напрямую ударил рукоятью пистолета в основание черепа. Да так, что по всей голове пошел звон, пол рвануло куда-то вверх, к потолку, и все смешалось в гудящем багрово-красном вареве…
Несколько напутственных ударов ногами под ребра прошли для Сережи в каком-то словно задернутом занавесом отдалении. Как будто не его били, а так… кого-то в стороне, всплески чужой боли изредка попадали на Сергея, как брызги с шерсти отряхивающейся собаки.
…Как оказалось спустя некоторое — вероятно, чрезвычайно небольшое — время, когда Воронов пришел в себя и приоткрыл глаза, били действительно уже не его. Били Алика Мышкина, который лежал, скорчившись от боли, а его длинное сухощавое жилистое тело охаживали ногами сразу трое громил.
Причем один из них, тот, которому Сережа так удачно сломал пальцы, при этом громко стонал и матерился, а четвертый, тот, к которому приложился Мышкин, тот лежал ничком в углу и не шевелился.
Чуть в стороне на диване полулежал Юджин. Его пепельно-бледное лицо было искажено гримасой боли, рука была неестественно вывернута и безжизненно покоилась на коленях крупье.
— Хватит его метелить… — наконец выговорил он. — Еще убьете… идиоты.
Но гоблинарии, вошедшие в раж, не унимались и не слышали Корнеева. Мышкин уже даже не охал, и один из ублюдков — кажется, это был Макс номер 326 — подскочил тогда к Сереже и сунул носок своей туфли в бок Воронова. Раздирающая боль распустилась в теле, словно проснулся и зашевелил острыми бритвенными лапками огромный паук. Воронов полубессознательно изогнулся, пытаясь уйти от удара… и тут — непонятно откуда — вдруг раздался грохот, какой-то скрежещущий визг… и на голову Воронова обрушился целый водопад. Он встрепенулся, распахнул глаза, и его взгляд уткнулся в бьющуюся на полу маленькую алую рыбку. Аквариум. Влипли по полной программе. В следующую секунду на тельце рыбки грохнулся триста двадцать шестой Макс… И тут… — как гром с небес:
— Эт-та что тут такое? Сережка, ты шовшем, что ли? Мы вчера с Митрофанычем так дербалызнули, прошпаться надобно, фтоб мне сгореть!.. А ты фумишь. Да ишшо всяческого броду понатаффил!! Нет, ты фстань, кад-ды с тобой дед говорит!!
В дверях дальней комнаты, тряся головой, стоял дедушка Воронов. Его плешивая голова негодующе тряслась, тощие кривые ноги, обвитые синими венами, как чулками в полосочку, подрагивали. Непомерные трусы-семейки, в которые влезло бы три такие тощие задницы, сползли почти до колен.
Сережа даже не удивился. Крутой нрав деда был хорошо известен и ему самому, и всему двору. К примеру, на днях дедушка Воронов запустил мусорным ведром с балкона в пенсионерку Сидорову, торгующую самогоном и в связи с этим фактом биографии вытаптывающую палисадник под окном старика. Сережа не удивился и не обрадовался. Он только поднял голову с пола и с усилием выговорил:
— Ты челюсть вставь, дедушка… ничего не понятно.
Дедушка не отличался обилием зубов, но слышал для своего возраста хорошо:
— Фто? Фто ты там бормочешь? Непонятно тебе? А вот мне все понятно! А ну, геть отседова… шантррррапа!!
Последний возглас был определенно обращен к Юджину со товарищи. И, кажется, произвел на них впечатление. Здоровяк со сломанными пальцами тупо выпучил на явление дедушки Воронова народу свои мутные глазки, а единственный уцелевший, Ваня с лицом воспитанника исправительно-трудового учреждения, ткнул пистолетом в направлении пенсионера и выговорил:
— Ну ты, бля, пердун…
Больше он ничего выговорить не успел, потому что дедушка Воронов швырнул в него своим ночным горшком. Надо заметить, что дедушка был стар, и справление естественных нужд по ночам для него было делом утомительным. Поэтому он всегда оставлял у дверей комнаты ночную вазу с ручкой. Мытьем же оной старик себя не утруждал.
Горшок с суточным содержимым поразил цель — Ивана — так же точно, как аквариум с рыбкой, который дедушка сорвал со стены и метнул в Макса, произвел с последним крайне болезненную череподробительную операцию. Ваня вскинул руки, но горшок разминулся с блоком из двух составленных вместе ладоней и угодил в живот. Ваня густо икнул и перегнулся вперед; горшок разбился, многострадальный амбал едва ли не ткнулся носом в открывшееся широкой аудитории содержимое ночной вазы — и тут его, сами понимаете, скрутило.
Дедушка хладнокровно вставил в рот челюсть.
— Безобразие! — уже четко выговорил он. — Ты, Сергей, совсем распоясался. Думал, ты после армии поумнеешь, ан нет. Надо тебя отправить на перевоспитание к родителям. Да… наверное, я так и сделаю. — Дедушка втянул воздух ноздрями, и его перекосило. — Хто это тут так?.. Вонь-то, не продохнешь!
— Ты ж сам, дед, горшок со своим добром расквасил, — окоченело выговорил Юджин, уронив голову на плечо. Кажется, от миазмов, загребших пространство комнаты в свои удушливые лапы, ему стало дурно.
— Ах, ну да! — сказал дедушка Воронов. — О чем я, стало быть? Ну да. — На его мутное лицо, подернутое сетью морщин, словно накинули частый невод. — Правильно. Ладно… пошел я отсюдова досыпать. А если проснусь, Сережка, и увижу всю эту кодлу… я вам такое… такое… такое…
Дедушка зевнул, как старый гиппопотам, и провалился в темную клоаку своей спальни.
Юджин поднялся с дивана и, заткнув нос пальцами неповрежденной руки, выговорил:
— Пойдем, мужики-и… я, чувствуется, долго после этого… э… э…
— А как же документы оформлять? — не в силах отказать себе в сарказме, ядовито спросил Сережа. — Или дашь мне время раздобыть деньги на долг… а, Юджин?
Юджин, не оглядываясь и ничего не отвечая, прошел в прихожую. За ним двинулась скорбная процессия, которая еще недавно представляла собой мини-орду из четырех боеспособных бритоголовых единиц.
У стены поднимался с пола Алик.
Юджин заглянул в комнату через минуту. Истекшая эта минута была наполнена глухой матерщиной, жалобами, шорохом и упругим пульсом безжалостно истязаемой тишины в барабанных перепонках.
Юджин придерживался рукой за косяк.
— Найдете деньги… позвоните в казино, — с трудом выговорил он. — Сроку вам неделя.
За визитерами из казино «Айвенго» хлопнула дверь. Алик взглянул на часы и сказал:
— Двенадцать часов дня. А я спать хочу жутко.
Воронов втянул воздух ноздрями и страдальчески сморщился:
— Я тоже. Но тут я спать не буду. Я лучше в газовой камере перекантуюсь. Устроил дедушка биологическую атаку.
— Да если бы не он…
— Ладно, — перебил Алика Сережа, — я знаю один хороший скверик… помнишь, мы еще там ночевали… нажрались, когда нас исключили из института, помнишь, нет?
— А то, — мрачно отозвался Алик.
