— Если говорить откровенно, босс, то я всегда полагала, что совместная работа мужчины и женщины в спайке редко идет на пользу и тому и другому.

Родион Потапович, развалившийся в мягком кресле, смотрел на меня с откровенной снисходительностью. Эта снисходительность объяснялась, во-первых, прекрасной погодой, установившейся в последнее время, во-вторых, прекрасным микроклиматом в нашей «башенке», в которой проживали и работали деятели фирмы «Частный сыск», то бишь Родион Потапович Шульгин и ваша покорная слуга, Мария. Прекрасный микроклимат проистекал оттого, что благоверная супруга Родиона, по совместительству моя ближайшая подруга Валентина, уехала с малолетним чадом к тетке в Тверь. Это обстоятельство давало Родиону Потаповичу возможность взирать на мир куда более благодушно, нежели обычно, и не так остро ощущать его несовершенство.

Была и третья причина, по которой босс был так мирно настроен. Это его любимый коньяк, которым он иногда позволял себе побаловаться, и не так чтобы уж совсем умеренно. Особенно в отсутствие Валентины.

Впрочем, была одна причина, по которой я все же смотрела на потребление боссом любимого напитка косо. Нет, я вовсе не боялась, что в Родионе Потаповиче разовьется самый распространенный российский порок — пьянство, — вовсе нет, для потенциального пьяницы Родион слишком целеустремлен, а большинство пьяниц поначалу потому и пьет, что не знает, куда себя приложить. Нет, опасалась я совсем другого. Дело в том, что я человек, конечно, не совсем суеверный. Даже больше скажу: совсем не суеверный. Но в последний год нашей с Шульгиным работы я приметила: стоит ему отбросить все дела, расслабиться совершенно, вынуть из бара бутылочку хорошего коньячку, который всегда выпить приятно даже человеку, который ничего крепче кефира по принципиальным соображениям не употребляет, — так тут же возникает аврал, засада, завал!! Не успеет босс толком опьянеть, как обрушивается что-то из ряда вон выходящее. Поначалу даже может показаться, что ничего страшного, что событие, следующее за распитием коньяка, — так, сущий пустяк. Так нет же! Да что далеко ходить за примерами? В последний раз Родион позволил себе расслабиться в сентябре, и в тот же день его обременили делом, едва не стоившим жизни нам обоим. В предпоследний раз Родион Потапович дегустировал «Мартель», собираясь уезжать на Украину к друзьям, бывшим сокурсникам. И что же?.. Да ничего хорошего. Одного из друзей, Колю Кудрявцева, убили, сам босс пропал, пришлось мне ехать на Украину, к морю, и эту поездку едва ли можно было назвать отдыхом. Достаточно сказать, что там меня два раза едва не убили. Вот такие у босса удачные распития коньячка!.. На молоко бы переходил, что ли.

Тем не менее Родион Потапович нисколько не смущался подобными совпадениями, а когда я прямо указала ему на это, назвал все это «сущими домыслами» и «сугубо единичными случаями», исключениями, подтверждающими правило. А непреложным жизненным правилом он считал свое мудрое руководство. Народ в таких случаях выражается куда проще: что хочу, то и ворочу.

Родион Потапович, конечно, от народа был страшно далек. Еще дальше, чем в свое время от народных масс дворяне-декабристы, за что и поплатились. Родиону Потаповичу тоже иногда попадало, но до вечного поселения в Сибирь дело еще не дошло. Впрочем, какие его годы.

А теперь мы сидели в офисе и пили. То есть выпивали. То есть выпивал Родион Потапович, а я пила молочный коктейль. Если говорить откровенно, то я только что пришла из бассейна, а назавтра у меня намечался поход в фитнесс-клуб: я решительно взялась за свою спортивную форму, несколько подрастерянную летом и осенью. Родион Потапович о своей спортивной форме нисколько не тревожился, потому что у него ее отродясь не было; а мускулы у него, по выражению Валентины, были «как у пожилого таракана». Не знаю. Никогда не интересовалась тараканьим возрастом. Никогда не видела Родиона Потаповича раздетым (во как!). Так что определить справедливость слов Валентины для меня не представлялось возможным.

Впрочем, надо отметить, что справедливость слова Родиона Потаповича была относительной, как теория Эйнштейна подразумевает относительность всякого времени и пространства. Он мог говорить серьезные вещи смеясь и шутить с каменной миной.

Итак, мы беседовали, как это и было сказано выше, о совместной трудовой деятельности мужчины и женщины. Босс стоял на том, что лица противоположного пола, в определенной степени дополняя друг друга, тем не менее порой мешают коллеге самим фактом противоположности своего пола. Это он удачно сказал. Особенно если учесть, что мы уже несколько лет работали бок о бок, и признать нашу работу неудачной и обременительной друг для друга нельзя было даже при очень значительной натяжке.

— Много есть различных свидетельств, даже из криминальной практики, что, работая в спайке, существа противоположного пола действуют друг на друга… оглупляюще, что ли. У меня есть один знакомый молодой человек, у которого была оглушающе глупая подруга. История, достойная включения в хрестоматию глупости. В жизни, наверное, любого человека бывают периоды, по прошествии которых он самому себе задает недоуменный вопрос: «Что это со мною было?» Правда, Мария? Ну скажем, три месяца назад мозги совершенно отчетливо работали и сейчас в полной норме, а все это время… Наваждение какое-то, заскок, проще говоря. Встречаются, конечно, прагматики с отточенными компьютерными реакциями на все происходящее…

— Как вы, Родион Потапович, — не удержалась я от колкой ремарки. — Особенно когда ведете какую-нибудь тонкую напряженную нить следствия. Помнится, когда вы разбирались с делом об убийстве хакера Борисова, то так углубились в тонкости компьютерного дела, что предлагали Валентине апгрейдить бутерброд.

Да это просто рассеянность, — отмахнулся Шульгин. — И ничего больше. Но даже если ты права… Люди с холодной логикой и отточенной, адекватной реакцией — вот именно такие-то холодные головы с наибольшим ухарством и срываются в прорву бессмысленных и немотивированных поступков, и заходят они дальше, и выбираются труднее. Понимаешь? При этом в трех случаях из четырех речь идет о женщине.

— Ну конечно. Так вот, этого парня, о котором пойдет речь, я считал — да в принципе и считаю — очень перспективным. И ведь угораздило же его познакомиться с одной милой девушкой. Девушку звали Катя. Очень милое, совершенно бездумное создание, которое не совсем ориентировалось в том, что ей светит в будущем, но зато очень хваткое в настоящем. Правда, хватка бессмысленная, бульдожья. Лет ей тогда было двадцать. В этом цветущем возрасте она, как говорится, жила-была, но нигде не работала и не училась. Да и не собиралась. Жить и быть между тем хотелось как можно лучше. Резонное соображение, — сказал Родион, поднимая палец кверху. — Ждать принца на белом коне, а лучше на белом «мерине», представлялось, очевидно, делом бесперспективным, но и вовсе без принца было совсем кисло, потому как собственные способности были близки к нулю. Чего нельзя было сказать о потребностях. Оставалось вылепить благодетеля собственными руками. «Я его слепила из того, что было, а потом что было, то и полюбила», — вот это и являлось инструкцией к поступкам для этой милой Катеньки. А мой знакомый, Дима Денисов, учился тогда на четвертом курсе ярославского вуза и считался очень хорошим компьютерщиком. Они, эти компьютерщики, всегда немного от мира виртуального, то есть не от мира сего. Это я уж знаю по собственным связям в этой среде.

— Не сомневаюсь, — откликнулась я.

Родион пригубил еще коньяку и продолжал с видимым увлечением:

— Я так полагаю, что этой Кате Дима Денисов показался чрезвычайной находкой. У него были способности, оставалось пробудить потребности, которых в изобилии водилось у милой девушки. Сама она, кстати, была еще та штучка. Я про нее наводил кое-какие справки, когда пришлось вытягивать Диму из последовавшей неприятной истории. Впрочем, как она жила до этой встречи, мы можем лишь догадываться по некоторым деталям. Например, в мае прошлого года она была в Ярославле «на квартире у знакомых мужчин», как сама позднее изволила выразиться. Об этой встрече, вероятнее всего, куда как мало романтичной, нам доподлинно известна одна деталь: у «знакомых мужчин» Катя взяла поносить, что называется, печать из ящика письменного стола. Это была давно вышедшая из употребления печать спецкомендатуры. Отсюда уже вытекает, что девица была изначально настроена на какое-нибудь «мошенство», как она сама выразилась на суде, и что все дальнейшее в ее судьбе отнюдь не было случайным, чего не скажешь про судьбу Денисова.

— Этот Дима Денисов, очевидно, ваш близкий знакомый, раз вы так за него ратовали? — осведомилась я.

— Не торопись. Все по порядку. Так вот о Кате. Вряд ли до встречи с Димой этой чрезвычайно развитой даме было известно слово «принтер», но, видимо, живо заинтересовавшись компьютерными технологиями, она вскоре предложила своему другу этот самый принтер купить. Позже на суде сказала, что «для подделки проездных билетов», хотя это заведомая чушь. А что? Они действительно подделали с помощью принтера четыре проездных (для чего пригодилась та печать, которую девушка экспроприировала у знакомых мужчин в Ярославле), но на билетах принтер вовек не окупился бы. Между тем следует отметить, — важно проговорил босс, явно любуясь самим собой в огромном трюмо, — купили они это, так сказать, периферийное устройство в складчину, а поскольку у Катюши своих денег не было, она выпросила у подруги золотые вещи для сдачи в залог. Вот такая приятная девушка. Понятно, что на принтер возлагались надежды, как на кормильца. Затем она предложила Денисову заняться изготовлением фальшивых денег. Что характерно, он не отказался. Хотя отказался бы в сто одном случае из ста, если бы подобное предложение внес мужчина.

Я улыбнулась.

— Это «не отказался», — лродолжал Родион Потапович, — было окончательным его переходом на ту территорию, где царят полный бред и абсолютная бессмыслица. Уж кто-кто, а Дима Денисов, прекрасный компьютерщик и вообще здравомыслящий человек, прекрасно понимал, что на принтере, даже самом лучшем, сколько-нибудь качественных фальшивых денег не изготовить. В противном случае цветных принтеров не было бы в свободной продаже, либо мы давно бы уже перешли на стопроцентно безналичные расчеты, а в нале — на металлические деньги. И все-таки Дима добросовестно отсканировал в вузе сторублевку, а дома на принтере изготовил двадцать пять фальшивых банкнот. С какого перепугу?! Да очень просто. Она попросила, и он сделал. Видимо, не мог отказать ей ни в какой самой бредовой и самой опасной просьбе. Это следует диагностировать как паралич воли, смешанный с временным помешательством в той или иной пропорции.

— А Катя?..

— А Катя, чье безрассудство отнюдь не было временным, бросилась обогащаться. В первом же киоске фальшивую сторублевку завернули безо всякой экспертизы. Еще бы! Ей бы врубиться наконец, что «деньги»-то не очень похожи на настоящие, да поблагодарить судьбу, что не повязали сразу же, но ее способности анализировать действительность на это не хватило. Она привлекла к распространению подделок своего несовершеннолетнего брата и его товарища. Имея столь надежную «агентуру», даже опытный фальшивомонетчик обязательно завалился бы, но она и этого не понимала. К тому же у брата одну фальшивку все-таки приняли в хлебном магазине, хотя из этого следовало лишь то, что подслеповатым кассирам надо работать в очках. Катерина предложила Диме изготовить еще купюры, но улучшить качество. Он опять согласился. Думаю, что после этого милый ярославский студент уже вполне отчетливо видел себя на нарах. Он изготовил двести сторублевок. Потом Денисов сам заявил, что полсотни этих фантиков — ну очень плохого качества, он передал своей подруге. Всю пачку. Как будто сам торопил криминальную развязку. Бывает, что мужчина не может отказать женщине, хотя подспудно надеется любым способом вырваться из этого сумасшествия.

— А у вас такое было? — спросила я.

Босс начисто проигнорировал мой провокационный вопрос. Он только хитро улыбнулся и продолжал свою занимательную историю:

— Так вот, Мария, свежеизготовленные «деньги» пахли такой чудовищной липой, что их боялись распространять даже несовершеннолетние брат Кати и его товарищ. Они нашли дружка дурнее себя, совершенно безбашенного, ему и спихнули фальшивки. Этого чудного пацана гнали с фальшивыми сторублевками из всех магазинов и киосков Ярославля подряд, но он упорно не унимался, и в очередной торговой точке его наконец повязали. Раскрутили всю цепочку, без особого труда вышли на Катю и Дениса. На суде наши доморощенные ярославские Бонни и Клайд друг друга и не топили, и не отмазывали, но вели себя совершенно по-разному. Я был на этом суде, видел. Денисов был безнадежно откровенен, полностью признал свою вину, хотя теоретически он мог вообще не знать, что делает с «деньгами» Катенька. Последняя изворачивалась и юлила, сколько могла, хотя ее дурноголовые отмазки могли только насмешить. Будто и не было у нее цели купюры сбывать, сразу же брату сказала, что их можно использовать только на закладки. Приобретение принтера, конечно, стоило того, чтобы порадовать брата необычными закладками, а он, шельмец неоперившийся, недоброе замыслил. Вот какой нехороший брат!! Кстати, несколько купюр им все-таки удалось сбыть.

— Не похоже на то, чтобы этой парочке большой срок накрутили, — сказала я. — Скорее всего, условно дали лет пять, правильно?

Босс передернул плечами:

— Катю эту освободили из-под стражи в зале Ярославского районного суда. Шесть месяцев она обитала в СИЗО, и только будущее покажет, чем это ее обогатило. Ей дали пять с половиной лет условно с испытательным сроком три года. А Диму Денисова, к счастью, даже под стражу не брали. Он получил условно четыре года с испытательным сроком два года. Теперь он будет двадцать четыре месяца подряд каждого первого числа приходить в милицию для регистрации. Сейчас он живет в Москве, так что проблем себе нажил прилично. Уверен, что дурь с него уже схлынула и он еще не раз себя спросит: «Что за наваждение со мною приключилось?..»

Занимательная история, — сказала я. — Только почему, Родион Потапович, вас так заинтересовало это, в общем-то, ничем не примечательное, будничное, рутинное дело? Таких балбесов, как этот Дима Денисов, полна Россия. И не на женщин надо кивать — дескать, сбила меня с панталыку, стерва! — а прежде всего в своих мозгах покопаться. Так чем вас заинтересовал этот самый Дима Денисов?

Босс недоуменно пожал плечами.

— А я и сам не знаю, — сказал он без видимого интереса. — Признаться, мне тогда просто делать нечего было. И не спрашивай.

Это было вполне в духе Родиона Потаповича — приоткрыть краешек какой-нибудь тайны или хотя бы просто загадочной и занимательной истории, не углубляясь в мотивы и подоплеку, раздразнить любопытство… а потом преспокойно захлопнуть двери на пороге разгадки. Господин Шульгин вообще отличался такой манерой себя вести, хотя и нечасто.

Впрочем, и коньяк он пил нечасто. А проблем тем временем накликал немало.

Я открыла было рот, чтобы сказать… но не успела не только сформулировать, но даже окончательно оформить в мозгу предназначенную для озвучивания мысль. Потому что в дверь нашего офиса позвонили.

Если учесть, что был дождливый летний вечер, а температура всего-навсего плюс тринадцать, то едва ли тот, кто звонил, приехал к нам из праздного любопытства. Опять же это была не Валентина. Она бы предварительно связалась по телефону.

Я вышла из кабинета босса и, оказавшись в приемной перед своим рабочим столом, включила видеофон.